Крах операции «Эдельвейс»

Я ответил, что военный хирург Центрального госпиталя Петр Васильевич Мандрыка сделал почти невозможное: порванное осколком сухожилие полностью срослось, рана зажила. Хотя мне стоило немалых трудов, войдя в кабинет, не припадать на больную ногу.

— Ну вот и хорошо. Можете ли вы, товарищ Тюленев, немедленно выехать на Урал? — спросил Сталин.

«В тыл! — мелькнула мысль. — Я же в письме просил, чтобы меня снова направили на фронт».

Сталин точно прочитал в моих глазах эту беспокойную мысль. Подойдя ко мне, он тихо, подчеркивая каждое слово, добавил:

— Вы поедете на Урал для выполнения специального задания Государственного Комитета Обороны. Учтите, задание очень срочное и важное.

Беседа была окончена. Сталина ждал прямой телефонный разговор с фронтом, а для меня в приемной был уже заготовлен мандат.

«Мандат. 13 октября 1941 года. № 785. Москва, Кремль.

1. Сим удостоверяется, что генерал армии тов. Тюленев И. В. является Уполномоченным Государственного Комитета Обороны по обучению и сколачиванию вновь формирующихся дивизий на территории Уральского округа.

2. Тов. Тюленеву И. В. ставится задача деформировать 14 стрелковых и 6 кавалерийских дивизий, организовать их обучение современному ведению боя и сколотить их с тем, чтобы в течение 2-х месяцев дивизии представляли вполне боеспособные единицы.

3. Обязать все советские, военные и партийные организации оказывать тов. Тюленеву И. В. всяческое содействие при выполнении возложенной на него задачи.

Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин».[4]

Глубокой ночью меня снова вызвали в Кремль. Кроме Сталина в кабинете находились некоторые члены Политбюро, а также члены Государственного Комитета Обороны.

Заговорили о причинах отхода наших войск на Южном фронте. Спросили мое мнение.

Я старался говорить кратко. В своем рассказе остановился на том, что, видимо, хорошо было известно и присутствующим. Войска Южного фронта оставили значительную территорию Украины потому, что с флангов и в тыл прорвались крупные силы гитлеровцев, поддержанные танками, самолетами. Оборонительные же рубежи, из-за отсутствия резервов, заблаговременно заняты нами не были.

Видно было, как И. В. Сталин переживает неудачи, которые терпят наши войска на Южном направлении. Он перебирал в руках карандаши, постукивал по столу потухшей трубкой, бросал взгляды на географическую карту, расчерченную условными знаками.

Затем разговор зашел о моей поездке на Урал.

— Нам сейчас необходимы очень крепкие резервы, — сказал И. В. Сталин. — От того, насколько быстро и эффективно мы сумеем их подготовить, зависит наше положение на фронтах, особенно под Москвой. Государственный Комитет Обороны поручает вам это неотложное дело.

Развивая в деталях свою мысль, Сталин обратил внимание на то, что при подготовке резервных дивизий на Урале, следует обучить их ведению ближнего боя, в особенности борьбе с танками, мотомехчастями. Необходимо также отработать с командирами вопросы управления боем.

…Приближался 1942 год. В городах Урала было завершено формирование резерва, оснащенного новейшей боевой техникой. По вызову Ставки Верховного Главнокомандования я ехал в Москву с докладом о готовности дивизий к отправке на фронт.

В заснеженную и затемненную Москву прибыли поздно ночью. Я направился прямо в Генеральный штаб, зная, что там ни на минуту не прекращалась работа.

В Генштабе, склонившись над картой, сидел Начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников.

Он расспросил меня о проделанной работе и сказал, что сейчас Сталин занят и принять меня сможет только завтра.

…И вот я снова в Кремле, в кабинете Верховного Главнокомандующего. И. В. Сталин выглядел бодрым, подтянутым, в жестких черных волосах густо проглядывала седина. Чубуком потемневшей трубки он поглаживал усы.

Кратко, зная, что при докладах Сталин не любит лирических отступлений, я доложил о выполнении задания партии и правительства, рассказал о боевой готовности резервных войск.

Иосиф Виссарионович внимательно выслушал меня и, улыбаясь, добавил:

— Тут товарищ Шапошников говорил, что вы добиваетесь срочной отправки на фронт. Что, надоело сидеть в тылу?

— Так точно!

— Ну что ж, ничего не поделаешь, придется удовлетворить вашу просьбу. Вы это заслужили.

19 января 1942 года мне вручили приказ о том, что я назначен заместителем Главнокомандующего Юго-Западным направлением. Не успел я детально ознакомиться в штабе Главкома, который располагался под Воронежем, с дивизиями, действовавшими на юго-западном направлении, как получил директиву Ставки Верховного Главнокомандования о моем назначении командующим Закавказским военным округом.

_{Мандат И. В. Тюленева на право формирования дивизий на территории Уральского военного округа.}

…Вспомнив это, я стал смотреть через иллюминатор на заснеженные горы не как на одно из чудес природы, а так, словно вылетел на рекогносцировку местности.

Через час мы приземлились на тбилисском аэродроме. Тбилисцы встретили меня радушно.

Среди встречавших на аэродроме были заместитель командующего генерал-лейтенант А. И. Ходеев и начальник штаба А. И. Субботин. Они в тот же день ввели меня в курс дела.

В трудные дни 1942 года, когда гитлеровские танковые колонны рвались к предгорьям Главного Кавказского хребта, стремясь овладеть нефтепромыслами Грозного, Баку и через Закавказье проникнуть на Ближний Восток, перед войсками Закавказского военного округа, преобразованного позже в Закавказский фронт, была поставлена сложная и ответственная задача. Оставшись в известной степени изолированным, он должен был вести боевые действия в условиях вражеского окружения. С севера — находились фашистские оккупанты, с юга — проходили границы Турции и Ирана. Со стороны Египта двигались войска генерала Роммеля.

Симпатии турецкого правительства к фашизму были широко известны. В июне 1941 года, за несколько дней до начала Великой Отечественной войны, Турция «скрепила своей подписью» договор о дружбе и сотрудничестве с Германией. Турецкое правительство выжидало лишь благоприятного момента, чтобы направить свои войска через границы Советского Союза и осуществить заветную мечту — отторгнуть от СССР Закавказье и Северный Кавказ.

Эти «настроения» мне были хорошо известны еще в 1938 году, когда я был назначен командующим войсками Закавказского военного округа. Это еще раз подтвердилось в феврале 1942 года, когда Ставка Верховного Главнокомандования снова назначила меня командующим Закавказским военным округом, в который входили войска, расположенные в Дагестане, на территории Грузии, Армении, Азербайджана и Ирана.

Детально знакомясь в штабе округа с размещением войсковых частей, просматривая свежую почту, газеты и журналы, я обратил внимание на один из номеров турецкого журнала «Бозкурт», близкого к правительственным кругам, в котором печаталась красочная карта «Великой Турции». На ней были также Кавказ и республики Средней Азии.

Много беспокойства вызывал Иран. В соответствии с советско-иранским договором 1921 года в Иран были введены Советские войска. Одновременно в Иран вошли английские войска.

Командование округа беспокоил также недостаток вооружения. Требовалось срочно организовать изготовление оружия на базе местной промышленности.

На помощь пришли партийные, советские и профсоюзные организации Закавказья. В короткий срок эта проблема была решена — местные промышленные предприятия наладили выпуск автоматов, минометов, снарядов, мин, гранат, бутылок с горючей смесью.

Вскоре руководство военного округа столкнулось еще с одной проблемой — пополнением войск подготовленным к боевым действиям личным составом. Нельзя сказать, что в республиках Закавказья ощущалась нехватка людских резервов. Но значительная часть призывников слабо владела русским языком, что усложняло процесс их ускоренного военного обучения. Ставка Верховного Главнокомандования в своей директиве разрешила сформировать национальные части и дивизии. Мы имели свежие данные о том, что немецко-фашистское командование усиленно готовится к летнему наступлению на Кавказе.

На совещании в штабе группы армий «Юг», которое состоялось в начале июня 1942 года, Гитлер заявил: «Моя основная мысль — занять область Кавказа, возможно основательнее разбив русские силы… Если я не получу нефть Майкопа и Грозного, я должен ликвидировать войну».[5]

План фашистов по захвату Кавказа получил условное кодовое название «Эдельвейс». Он был изложен в директиве Гитлера № 45 от 23 июля 1942 года.

Еще до вероломного нападения на Советский Союз в лучших типографиях Лейпцига, Берлина, Дрездена выполнялся специальный заказ генерального штаба рейха. На плотной мелованной бумаге печатался с секретным грифом «только для служебного пользования» подробный путеводитель по Кавказу. К нему прилагалось множество красочных карт, фотоснимков, справочных словарей. Предназначался путеводитель для группы армий «А», которая должна была захватить Кавказ.

Первая страница этого «творения» начиналась с подробной карты Северного Кавказа и Закавказья. С пунктуальностью отмечалось расстояние от Ростова до Баку и Орджоникидзе, от Нальчика до Сухуми и Тбилиси, от Пятигорска до Грозного и Махачкалы.

Ряд страниц альбома посвящался подробному плану и описанию городов. Столица Северной Осетии — Орджоникидзе, лежащая у подножья Казбека, была залита двумя цветами: фиолетовым и красным. На схеме города — множество цифр, а внизу — краткое и точное объяснение. Фиолетовый цвет — заводы «Электроцинк», вагоноремонтный, машиностроительный, переходящие в собственность германского государства. Красный цвет — военные учреждения на месте сельскохозяйственного, горнометаллургического и педагогического институтов. Голубая линия — Терек, а черная — Военно-Грузинская дорога.

Эта фанатичная идея возникла в Берлине давно. В Азербайджане — самые богатые нефтяные промыслы. В столице Чечено-Ингушетии — городе Грозном получают высококачественный бензин. На рудниках Грузии добывают марганец, идущий для производства сверхтвердых сталей. В Приэльбрусье, расположенном в горах Кабардино-Балкарии, таятся богатые залежи вольфрама и молибдена. В Северной Осетии вот уже в течение многих десятков лет выплавляют ценное стратегическое сырье — свинец и цинк. В Армении можно получать медь. В Дагестане — отары овец, рыба…

Из Закавказья, с Северного Кавказа Германия рассчитывала пополнять свои ресурсы.

Кавказ привлекал немцев и как ворота на Ближний и Средний Восток, в страны Малой Азии, в Индию. Еще в 1918 году начальник австрийского генерального штаба Арц в своей докладной записке писал, что Германия хочет навсегда закрепить за собой самый безопасный путь на Месопотамию и Аравию через Баку и Персию…

Прусские юнкера были на Кавказе в 1918 году. Страшась своего народа, меньшевистское «правительство» Грузии отдало солнечный край оккупантам. Немецкие промышленники получили тогда монопольное право эксплуатации всех природных богатств Грузии, в их руки перешли железнодорожный транспорт и Черноморские порты.

За то, что жители не внесли в течение трех часов контрибуцию в 150 тысяч рублей, немецкий карательный отряд сжег селение Сарвани. «В целях устрашения кавказских туземцев» немецкие летчики разбомбили и сожгли села Душетского района. В Грузии разрушались древние храмы, взрывались погреба с вековыми коллекциями знаменитых грузинских вин.

В Поти один за другим прибывали суда под немецкими флагами. Они выгружали танки, самолеты, артиллерию, пехотные и кавалерийские полки. Людендорф торопил генерала фон Креса.

Председатель Бакинского Совета Степан Шаумян телеграфировал В. И. Ленину и И. В. Сталину: «Сообщаю, что в Тифлис 11-го вечером прибыл третий эшелон германских войск. 8 июня в Поти высадились на трех транспортах германские войска с артиллерией… Настроение в наших войсках бодрое, порядок образцовый, флот будет геройски отстаивать Советскую власть. Настроение у рабочих, несмотря на почти 3-месячный голод, очень повышенное, будут сражаться до последней возможности. „Живыми не сдадимся и немецким хищникам никакой нефти не оставим“, — говорят рабочие».[6]

В те времена кое-кто не верил, что Кавказ выстоит. Но события развивались вполне закономерно. Вместо Баку — прусским юнкерам пришлось в спешном порядке уходить к Черноморскому побережью, а оттуда — на военных транспортах отступать.

Шли годы. Кавказ вместе со всей страной расправлял богатырские плечи. Благоустраивались города, селения и аулы. В горах прокладывались дороги, строились в долинах санатории, турбазы.

Пользуясь гостеприимством и радушием советских людей, иностранные туристы путешествовали по заоблачным перевалам Грузии и Кабардино-Балкарии, гуляли по аллеям тенистого парка в Орджоникидзе, любовались закатами на Крестовом перевале, не забывая при этом щелкать «лейками».

На прилавках книжных магазинов Германии в широком выборе предлагались путеводители по Кавказу с подробными картами, детальным описанием автомобильных дорог и извилистых чабанских троп.

В Дарьяльском ущелье, в русле реки Терек, лежит исполинских размеров гранитный валун. Объем его около 6 тысяч кубометров, вес — до 15 тысяч тонн. Он известен под названием «Ермоловский камень» и считается одним из величайших ледниковых валунов. По преданию, на этом камне русский генерал Ермолов подписал мирный договор с дагестанским ханом. Так вот, на немецких картах был обозначен и этот гранитный исполин, а на его лысой вершине — крошечный кустик, впившийся своими корнями в каменную расселину.

Известные немецкие исследователи — географы, картографы, топографы составили подробные карты Кавказа, особенно ледниковых областей Центрального хребта. Им помогали альпинисты из Баварии и Тиролии. По нескольку раз совершали они восхождения на вершины Эльбруса и Казбека, делали стереоскопические и панорамные съемки.

Я помню, в особом отделе штаба Закавказского фронта мне рассказали о двух довольно любопытных фактах.

Когда едешь по Баксанскому ущелью — одному из живописных мест Кабардино-Балкарии, то кажется, что попал в мир каменной сказки. Со всех сторон теснятся скалы, сложенные из древних кристаллических пород. Вскоре справа по пути начинает вырастать серая гора и окутанный дымкой город горняков — Тырныауз. Темные вершины, возвышающиеся над ним, как бы перекрывают ущелье, создавая впечатление, что город висит в воздухе.

С вершины горы по канатным дорогам торопятся на обогатительную фабрику вагонетки с рудой, а за облака, урча моторами, взбираются автомашины.

О Тырныаузе стало известно в 1934 году. Геологи искали здесь сурьму, мышьяк, золото, а нашли — молибден.

С этого момента изменилась жизнь Тырныауза. В горах вырос горнометаллургический комбинат.

Однажды сюда забрел тихий худощавый паренек. За кусок хлеба он таскал воду на кухню, колол дрова, подметал мостовую.

Чья-то добрая душа заметила парня.

— Хочешь работать горняком?

— Конечно, да вот неграмотный я и специальности никакой.

— Ничего, было бы желание, научим. У нас каждая пара рабочих рук сейчас на учете.

Зачислили парня в шахтерскую бригаду, через год стал помощником мастера. Аккуратно посещал ликбез, а затем — на вечерние курсы записался, семьей обзавелся…

И вот однажды «скромного» парня поймали с рацией. Он передавал сведения немецким альпинистам, которые шагали с альпенштоками в руках покорять Эльбрус. Оказалось, что «скромный» парень был матерым шпионом. В Германии он закончил горную академию, был крупным инженером по горным разработкам.

…Кто до войны из жителей Орджоникидзе не знал Мурзабека. Говорили про него, что в поисках счастья и золота отправился он со своим отцом Алиханом в Америку. Отец, так и не найдя счастливой доли, остался лежать где-то среди диких камней Аляски, а Мурзабека — потянуло на родину.

Был Мурзабек компанейским парнем: у кого свадьба, поминки — он тут, как тут. Нужны кому-то деньги, он одолжит. Ну, а не вернут — не беда. Он один — семьи нет.

Помнили Мурзабека тихоней, этаким увальнем-несмышленышем, а теперь — погляди… Знает толк в автомашинах, в один миг сможет починить швейную машинку «Зингер», разбирается в радиоприемниках.

— Побывал парень за границей, — говорили старики, — поглаживая седые бороды. — Научился там уму-разуму…

Никто плохого слова не мог сказать о Мурзабеке, да вот стали замечать за ним одну странность: уж больно набожный он стал какой-то, часто ходит на старое осетинское кладбище покойников поминать.

Ребята — народ дотошный. Выследили они однажды Мурзабека. Перемахнув через забор, сложенный из булыжника, он скрылся среди каменных памятников и ажурных решеток. Раздвинули ребята кусты сирени и видят: Мурзабек роется под треснувшей надгробной плитой.

Словно тень, скользнул мимо ребят Мурзабек, а они, заглянув под плиту, ахнули: в склепе лежат какие-то толстые кипы бумаги, рация, завернутые в промасленную бумагу пистолеты.

Мурзабек оказался агентом немецкой разведки.

Захват Кавказа — давняя мечта фашистской Германии. Готовясь к покорению его, гитлеровцы очень рассчитывали на нелояльность кавказских народов к Советской власти. Ставилась задача — натравливать одну нацию на другую. Особенно надеялся захватчик на мусульманские народы. В своей книге «Россия в войне 1941–1945» английский журналист Александр Верт пишет: «Немцы все же установили контакт с некоторыми мусульманскими элементами на Северном Кавказе…».[7]

Забегая вперед, хочу ответить на это утверждение словами самих же горцев: «И в хорошем огороде гнилые тыквы бывают».

С отщепенцами, трусами, отдельными выродками и удалось гитлеровцам установить контакт. Что касается народов многонационального Кавказа, то они сражались в едином строю против фашистских оккупантов. Животворный советский патриотизм, горячая любовь к своей социалистической Родине и беззаветная преданность делу Коммунистической партии, жгучая ненависть к иноземным завоевателям — вот что характеризовало в годы Великой Отечественной войны все без исключения народы и народности Кавказа.

…Я часто думаю о трудных годах минувшей войны, о героической полосе в жизни советского народа, о колоссальной организаторской работе нашей партии.

С первых же дней войны перед советским народом, перед его боевым авангардом — Коммунистической партией встала первоочередная задача — мобилизовать все силы страны на отпор врагу, перестроить всю жизнь на военный лад.

В первом же обращении к советскому народу, в директиве Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей от 29 июня, в речи И. В. Сталина от 3 июля партия сказала народу о глубине нависшей опасности, откровенно раскрыла предстоящие трудности борьбы и в то же время уверенно заявила, что враг будет разбит, победа будет за нами.

Центральный Комитет указывал: «Вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз продолжается. Целью этого нападения является уничтожение советского строя, захват советских земель, порабощение народов Советского Союза, ограбление нашей страны, захват нашего хлеба, нефти, восстановление власти помещиков и капиталистов… В навязанной нам войне с фашистской Германией решается вопрос о жизни и смерти советского государства, о том, быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение.

Теперь все зависит от нашего умения быстро организоваться и действовать, не теряя ни минуты времени, не упуская ни одной возможности в борьбе с врагом.

Задача большевиков — сплотить весь народ вокруг Коммунистической партии, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии, для победы».[8]

Партия и правительство разъясняли широким массам народа, воинам Советских Вооруженных Сил, что Великая Отечественная война идет за светлое будущее человечества против фашизма, что советскому народу предстоит с оружием в руках защитить самый передовой прогрессивный строй, самую демократическую форму государственной власти, самую передовую культуру, социалистическую идеологию.

Для укрепления партийного руководства вооруженными силами, повышения роли политорганов, армейских парторганизаций Центральный Комитет провел ряд крупных организационных мероприятий. Кроме призыва в армию коммунистов по общей мобилизации ЦК компартий союзных республик, обкомы, крайкомы партии отобрали и отправили на фронт наиболее подготовленных в военном отношении коммунистов.

«За первые шесть месяцев войны в Красную Армию и Военно-Морской Флот пришло около миллиона коммунистов и более двух миллионов комсомольцев. Они были надежной опорой армейских партийных организаций».[9]

В зарубежной политической литературе нередко пишут о коммунистах, партийных работниках как о каком-то «особом», привилегированном слое нашего общества. Как человек военный, я могу сказать одно: я пожелал бы любой стране иметь таких «особых» людей, которые героически и беззаветно сражались на фронтах Великой Отечественной войны.

Мне не раз приходилось разговаривать с прибывавшими в войска Закавказского фронта политбойцами. Эти люди несли в себе непоколебимую уверенность в нашей победе.

Большое значение в укреплении мощи Красной Армии и Военно-Морского Флота, в усилении партийно-политической работы в них имела проведенная Центральным Комитетом партии 16 июля 1941 года реорганизация политических органов в армии и введение института военных комиссаров. Главное управление политической пропаганды Красной Армии было преобразовано в Главное политическое управление. Ранее существовавшие в армии отделы и управления политической пропаганды превращались в политические отделы и управления. Расширились их права, повысилась роль в организации партийно-политической работы в армии, в руководстве боевой деятельностью войск.

Большую роль в укреплении боевого духа, организованности и дисциплины в войсках Закавказского фронта сыграли военные комиссары. Они руководили политической работой, сплачивали личный состав, укрепляли авторитет командиров, помогали им в решении боевых задач. Политические органы и партийные организации воспитывали воинов в духе беззаветной преданности Советской Родине, личной ответственности за судьбу социалистического Отечества, глубокой веры в победу над фашизмом.

…Планируя захват Кавказа, гитлеровское командование преследовало не только военные и экономические цели. В докладе «имперского министра» по делам оккупированных восточных областей Альфреда Розенберга говорилось: «Задача Кавказа прежде всего является политической задачей и означает расширение континентальной Европы, руководимой Германией, от Кавказского перешейка на Ближний Восток».[10]

Во главе гитлеровской администрации на Кавказе должны были стоять «имперский покровитель по Кавказу», или «наместник Кавказа».