– Или пан, или пропал, мистер Блинчик, – сказала она. – Выбор за вами.
– Могу я по крайней мере съесть печенье или слегка вздремнуть?
– Возьмите себя в руки, мистер Блинчик. Это не детский сад, а ваша работа.
Я промолчал – и сохранил работу.
Когда в больнице умирала моя бабушка и вся семья собралась у ее смертного одра, я попросил Хильду отпустить меня на час раньше, чтобы провести с бабушкой последние минуты ее жизни.
– Вы хирург?
– Нет.
– Лечите внушением?
– Нет.
– В таком случае вы ничем не поможете.
– Она же умирает!
– Тогда вспоминайте, какой она была в лучшие годы. Постойте… Бабушка когда-нибудь пекла для вас печенье?
Я кивнул.
– Отлично. Вспоминайте об этом до конца рабочего дня. Только не позволяйте воспоминаниям мешать вашей работе.
Я знаю, вы думаете, Хильда не может быть такой плохой.
Вы правы.
Она еще хуже.
Глава 6
Обеденный перерыв. Самая приятная часть дня, вторая после окончания работы офиса.
Если я не развлекаю клиента, то располагаю только сорока пятью минутами, и мне нужно торопиться. Я выскакиваю из двери, запрыгиваю в свой восьмилетний «Таурус» и направляюсь в «Токио Блю», где каждый понедельник предлагается скидка посетителям суши-бара, заказавшим блюда из специального меню. Если удастся найти местечко в баре, то у меня будет полноценный обед. В противном случае придется довольствоваться гамбургером и жареной картошкой за письменным столом.
Мне нужно проехать четыре квартала по Бродвею и два по Восьмой улице, где от соседней парковки рукой подать до ресторана. Естественно, светофоры работают в таком режиме, что я стою на каждом перекрестке, и остается много времени подумать о своем постыдном поведении сегодня утром. Отчаяние вынудило меня сделать то, что никогда себе не позволял: написать письма абсолютно незнакомым людям, используя дружбу их детей с моей племянницей, ученицей «Блюграсс экедеми», самой престижной частной школы города.
У меня есть два часа на принятие другого решения, но письма уже лежали в ящике для почты и ждали отправки в два часа дня. Я чувствовал себя подонком, подписываясь под каждым из шестнадцати жалких писем, персональную информацию для которых я выудил из моей бедной племянницы Рис.
Я поморщился, представив лицо Лисси, когда завтра ее сестра позвонит и расскажет о том, каким отвратительным способом я предлагаю людям ссуды. Прочтет ли сестра одно из этих писем моей жене? Разумеется, прочтет:
Здравствуйте, Джон и Бет!
Моя племянница Рис рассказала тете Лисси и мне, какая у вас «потрясающая» дочь Меган. Вероятно, наши девочки очень дружны! Конечно, Рис не наша дочь, но нам ее регулярно «ссужают». Это обстоятельство натолкнуло меня на мысль: получают ли родители Меган самые выгодные условия для «ссуд»?
На тот случай, если вы захотите воспользоваться лучшими условиями кредитования в городе, я бы хотел позвонить вам в среду и по возможности встретиться в четверг для обзора кредитного портфеля.
С уважением,
Чарльз «Бадди» Блинчик.
Я знаю, что вы думаете: пасть ниже уже невозможно. Оглянитесь вокруг. Вы просто не в курсе.
Конечно, я себя ненавижу, а как же иначе? Но еще больше я ненавижу работу и начальников.
Насколько плоха моя работа? Когда пытаюсь вспомнить хотя бы один приятный момент сегодняшнего дня, на ум приходит только это: мне осталось всего два раза выслушать «Повяжи желтую ленту» и «Пожалуйста, отпусти меня».
В случае если Хильда не заставит меня остаться до половины седьмого.
Тогда я покончу жизнь самоубийством.
Глава 7
«Токио Блю» быстро заполняется посетителями, но в суши-баре обнаруживаются три свободных места. Я занимаю среднее, а через несколько секунд слева от меня устраивается длинноволосый парень в вельветовой куртке и дизайнерских джинсах. Я невольно замечаю мокасины от «Прада» на его ногах и удивляюсь, как чуваку удалось найти работу, позволяющую шикарно одеваться. Я уже собираюсь спросить, чем он зарабатывает на жизнь, когда справа от меня раздается голос:
– Тут подают что-нибудь съедобное?
Я поворачиваю голову и вижу, что сиденье справа заняла пожилая дама в такой нелепой шляпе, что люди за ее спиной показывают на нее пальцами и смеются. Огромная шляпа бежевого цвета с дюжиной торчащих вертикально грязно-коричневых перьев высотой в фут, образующих круг – нечто вроде птичьего Стоунхенджа. Не в силах оторвать взгляда от головного убора я размышляю, не снимает ли кто-нибудь скрытой камерой восторженную реакцию посетителей для показа в телевизионном шоу.
– Тут подают что-нибудь съедобное? – повторяет дама.
– Тут все съедобно, – с легким раздражением отвечаю я. Мысли возвращаются к крутому парню слева; если у него собственное дело, то этому молодому человеку может потребоваться кредит для расширения бизнеса.
– А
Я хмурюсь, так как надеялся спокойно пообедать и, возможно, побаловать себя стаканчиком саке, способным уберечь от мысли, что по возвращении на работу я оторву голову Хильде. Я представляю, как засовываю оторванную окровавленную голову Хильды в ее же колготки, словно колбасу, и незаметно выношу из банка, а затем – как ее жирная голова волейбольным мячом подпрыгивает в быстрых водах реки Огайо.
– Обычно я заказываю ролл «Дерби». Внутри у него темпура из креветок. Не люблю сырую рыбу.
Дама наблюдает, как повар готовит ролл.
– Он трогает всю еду руками? – Голос дамы звучит громче, чем следовало бы.
Повар бросает на нее взгляд поверх стеклянной стойки бара, и мне остается лишь надеяться – он не думает, что мы вместе. Я смотрю на лицо повара, и у меня возникает желание спрятаться под стул. Вероятно, моя соседка не сознает, какое оскорбление нанесла повару, предположив, что у него грязные руки. Я пытаюсь разрядить ситуацию, пока старая перечница снова его не оскорбила.
– Какой вид суши вы обычно предпочитаете? – спрашиваю я.
– Никогда не пробовала – и не попробую, после того как увидела, что здешний повар ощупывает еду, будто ищет опухоль.
– Ради всего святого! – восклицает молодая женщина в дальнем конце бара. Она с ужасом смотрит на кусок тунца и выпускает его из рук. Рыба шлепается на тарелку.
– Ну, если вы не едите суши… – говорю я старой зануде.
– Я пришла сюда на встречу с внучкой.
Ничего не понимаю. Если она пришла ради внучки, то зачем сидит у стойки бара рядом со мною?
– Она вас подвела?
На лице женщины отражается удивление:
– Конечно, нет! Просто опаздывает.
Я киваю. Меня интересует только парень слева. Кто управляет его финансами? Похоже, заткнуть старую даму не удастся. Она выбрала меня в собеседники.
– Так теперь говорят, – продолжает дама, – припозднилась. – Нахмурившись, она берет пластиковое меню; на руках у нее перчатки. – Что значит «припозднилась»? Она просто опаздывает.
Молодой человек слева от меня наконец поворачивает голову. На его лице отражается удивление – кажется, он узнал старуху.
– Миссис Блэнкеншип?
Женщина наклоняет голову, разглядывая парня через бифокальные очки:
– Мы знакомы, молодой человек?
Он встает.
– Лично – нет, мэм, но я помогаю управлять вашим БФЭМ.
– Чем?
– Благотворительным фондом Эли Мэддокс.
– Элисон, – решительно поправляет пожилая дама. – Не Эли.
– Да, конечно. Прошу прощения. Мы часто прибегаем к сокращениям, когда этого делать не следует. Моя ошибка. – Он протягивает руку и представляется: – Я – Роб Кетчел.
Дама кивает.
– Я не пожимаю рук. Ничего личного, но вы похожи на неряшливого бродягу. Наверное, теперь такой стиль. – Она поворачивается ко мне. – Вот ваш вид мне нравится.
Она снова принимается изучать меню.
Роб неловко застывает с протянутой рукой. Помедлив немного, он возвращается на место.
– Внучка хочет занять денег, – сообщает миссис Блэнкеншип. – Могла бы пригласить меня в приличный ресторан и прийти вовремя.
Лицо у меня светлеет:
– Говорите, занять денег?
Глава 8
Даже без шляпы миссис Блэнкеншип была одета слишком нарядно для «Токио Блю». Рыжевато-коричневая льняная юбка, белая шелковая блузка и льняной пиджак, слишком стильный и кокетливый для нее. Украшения на пальцах и запястьях выглядели старомодными – вероятно, фамильные драгоценности.
Наконец до меня дошло: миссис Блэнкеншип, благотворительный фонд Элисон Мэддокс. Рядом сидит и одобряет мою внешность Уитни Блэнкеншип, одна из самых богатых женщин Америки.
Я подзываю официантку и, откашлявшись, произношу:
– Мне ролл «Дерби», а даме – суп мисо и салат. – Прежде чем миссис Блэнкеншип успевает выразить протест, говорю: – Я угощаю. – Потом прибавляю шепотом: – Суп и салат они руками не трогают.
Секунду пожилая дама оценивающе смотрит на меня и произносит:
– Почему бы и нет? Внучка пусть пеняет на себя. Я начну без нее.
– Превосходный урок пунктуальности, – замечаю я и после этого интересуюсь: – Какая именно ссуда нужна вашей внучке?
Миссис Блэнкеншип вскидывает брови, удивленная моей бесцеремонностью:
– Я спрашиваю лишь потому, что, возможно, могу помочь. Я специалист по кредитам.
– Где?
– «Мидвест коммершл».
– Правда?
– Зачем мне вас обманывать?
– Не знаю, но такое возможно.
– Конечно, хотя зачем?
Женщина задумывается на несколько секунд, потом спрашивает:
– Как поживает Джейк?
Она имеет в виду Джексона «Джейка» Робардса, нашего президента и председателя правления. Глаза Уитни Блэнкеншип искрятся смехом. Пожилая женщина заигрывает со мною, и, прежде чем я успеваю ответить, говорит:
– Когда мне нужна ссуда в вашем банке, я звоню лично Джейку. Зачем, черт возьми, мне тратить время на разговоры с вами?
Я слышу, как слева от меня хихикает Роб Кетчел. Он радуется тому, что считает ударом по моему самолюбию. Однако у меня есть идея – блестящий и убедительный аргумент, словно ниспосланный свыше.
– Миссис Блэнкеншип, – спрашиваю я, – в прошлом вы уже ссужали деньги внучке?
– Не понимаю, какое вам до этого дело.
– Пожалуйста, проявите терпение. Я пытаюсь помочь. Как зовут вашу внучку?
– Челси.
– Челси, насколько я могу предположить, похожа на многих внуков, с которыми мне приходилось сталкиваться по работе, и в этом случае у нее есть масса идей в сфере бизнеса, не всегда оказывающихся разумными. Также рискну предположить, что вы – любящая бабушка, дававшая ей деньги, несмотря на этот очевидный факт. По крайней мере, вы подписывали чеки.
– Ну разумеется. Я люблю внучку.
– С другой стороны, когда мы даем молодежи деньги на неудачные идеи, то поощряем безответственное отношение к финансам, не так ли?
– Вы предлагаете, чтобы я ей отказала?
– Да.
– Прошу прощения?