Стальная корона

– Их и там немного, – усмехнулась Змейка. – Слуг я не считаю, а в остальном все посланники иных земель меж собой говорят, что двор Хальфдана Мрачного какой-то не такой по их меркам. Нет в нем тех вечных свар и грызни, что и в Царьграде у базилевса Василия, и у Оттона III с его матерью, и у иных прочих.

– Да, пока всего этого нет. И я попробую сделать так, чтобы и потом этого непотребства было куда меньше, чем в иных местах… А то ведь оно как бывает? Сначала все хорошо, а потом лезет всякое и всякие. Тот же Рим взять, который еще дохристианский, имперский. Не доглядели, упустили, и вот на тебе. Вместо силы и чести появились лизоблюдство и низкопоклонство.

– Но мы-то уж точно этого избежим!

– Мы сделаем все, что от нас зависит… Это я могу тебе обещать.

Эх, Змейка… Горячая, искренняя, но местами все еще немного наивная. И это несмотря на то, что теперь, после «курса молодого бойца» от циничного меня во многих случаях даст фору иным моим друзьям по части интриг и коварства. Но вот вера в то, что и пришедшие нам на смену будут ничуть не хуже, она абсолютна и непоколебима. А это еще ба-альшой вопрос. И его надо решать не когда жареный петух в задницу клюнет, а намного раньше. А то видел я…

Да, видел! На страницах исторических книг, но этого более чем достаточно. И избежать деградации выстраиваемой системы очень непросто. Но шансы есть. Особенно учитывая то, что имеется серьезный исторический опыт, по умолчанию больший, чем у остальных. К тому же…

– Присоединюсь?

– Так никто и не мешает, – пожимаю плечами в ответ на слова Магнуса. – Только ты не особо на дела государственные разговор своди. Мы тут как-никак отдыхаем, не стоит такие хорошие и нечастые мгновения портить.

Подтащивший поближе чурбак, на котором сидел, побратим посмотрел на нас со Змейкой до того невинным взглядом, что я невольно воздел глаза к небу, а моя красотка-воительница высказалась крайней ядовито:

– Самые темные замыслы у тебя прячутся под вот таким ла-асковым выражением лица. Надеюсь, что хоть Гудрун, жену свою, ты подобным не «радуешь».

– Конечно, иначе бы она убежала так далеко и быстро, что и вольный ветер остался б позади. Это только для вас.

– Змей. Ядовитый!

– Э, нет, – улыбнулся Магнус. – Это ты у нас Змейка, а я так, всего лишь учусь.

Роксана открыла было рот, чтобы выдать очередную дружескую колкость, но, увидев что-то в глазах побратима, передумала. Точнее оставила на потом, лишь состроив гримаску. Да и сам Магнус это понимал, сказав:

– Ага, оставим пока. А сейчас я все же позволю себе не самые приятные слова. Те самые, что дел касаются. Сначала думал подождать до возвращения, но все же решился сказать сейчас. Вести больно уж… значимые.

– И плохие?

– Что? – на мгновение растерялся Магнус. – Нет-нет, никаких именно что плохих вестей. Но и хорошими их не назвать. Просто вести. А уж что они нам принесут, лишь от нас будет зависеть.

– Не томи.

– Постараюсь, Мрачный. Дело в том, что… в Киев едет Доброга, посланником от Владимира Тмутараканского. Не на долгий срок, а лишь на малое время, везет с собой приглашение.

– Бывший князинька киевский что, с бараном аль осликом головой обменялся? – возмущенно фыркнула Змейка. – Вот больше моему мужу делать нечего, как с этим предателем Руси встречаться! Да и веры ему нет никакой. И в Киев его пускать не след, не достоин! Если только по частям. Ноги в одни ворота, руки в другие, голову вообще отдельно от остального.

В ответ Магнус лишь поднес палец к своим губам, призывая разошедшуюся Змейку сбавить голос, дабы не отвлекать других от отдыха. Оно и верно, а то слишком уж валькирия разошлась, во всю ширину своей души. Сомневаюсь, что все так просто, как могло показаться на первый взгляд. И побратим своими последующими словами лишь подтвердил это.

– Владимир не самоубийца, чтобы даже думать о возвращении в Киев. И не насколько глуп, чтобы надеяться на встречу с Хальфданом там, у себя. Да и не о чем нам между собой разговаривать напрямую, минуя посланников. Он лишь посредник.

– Никак базилевс поговорить желает? – предположил я и по реакции Магнуса понял, что попал в цель. – Странно, что ему понадобилось лишнее звено цепи. Мог бы обратиться и через своего личного посла. Не зря же он в Киеве штаны на пирах просиживает и целую ораву слуг содержит.

– Обратившись к тебе напрямую, ромейский базилевс покажет свою слабость перед своими же приближенными, этим паучьим клубком, – кривоватая усмешка побратима показывала его недовольство происходящим, но вместе с тем и понимание, что никуда от всего этого не деться. – А не обратиться уже нельзя, его государству совсем плохо и с каждым днем это становится заметнее. Мы для него лучший из худших выборов. Война…

Да, война. Та самая, с Болгарией, в которой базилевсу Василию далеко не факт, что светит прозвище Болгаробойцы. Война, которую Византия проигрывала, подточенная изнутри мятежом Варды Фоки. Если по известной мне истории базилевс смог подавить мятеж, опираясь в том числе и на предоставленные Владимиром Киевским войска, то теперь все обстояло несколько иначе.

Почуяв слабость империи, воодушевились не только болгары царя Самуила, но и антиохийские сторонники Варды Фоки. Акела промахнулся! Причем два раза, в битве у Траяновых ворот и в политике, проиграв политическую битву за Киев. А двойной промах редко остается без последствий. Даже для империи. Особенно для империи.

Поскольку немногие свободные войска Владимира Тмутараканского были брошены против слишком активных болгар, то с Вардой пришлось справляться собственными силами. Главное сражение, в отличие от привычной мне реальности, состоялось не при Абидосе, а в провинции Киликия, возле города Тарсос. Только пораньше, не в апреле 989-го, а в ноябре 988-го. И результат был иной. Совсем иной. Столкнувшиеся армии увлеченно перемалывали друг друга, но победу все же выгрыз Варда Фока. Сказалось преимущество в кавалерии, большей частью наемнической.

Результатом битвы при Тарсосе стало… усыхание амбиций поднявшего мятеж военачальника. Уменьшившаяся в числе армия, поистощившаяся казна… Все это, невзирая на одержанную победу, заставило его остановиться, занявшись укреплением уже занятых земель. Мало того, его войска отступили почти из всех земель Киликии, оставив за собой лишь изначально поддержавшие Варду Антиохию с Доличией да взятый под полный контроль Кипр. И базилевс был вынужден если и не смириться с потерями, то временно оставить попытки вернуть отпавшие три провинции, ограничившись их блокадой. Болгары были куда опаснее. Особенно после того, как, опираясь на крепости Салоники, Сервия и Берия, они начали развивать наступление, предварительно разделив территорию Византии на две неравные части.

Я все это знал, а потому спросил у Магнуса, желая кое-что уточнить:

– Неужто царь Самуил так серьезно прижал базилевса? Признаться, я в последнее время не слишком уделял внимание этому направлению.

– Если бы не живой, здоровый и все более опасный Варда Фока, то Василий Второй мог бы еще долго выжидать удобного для себя момента, накапливая силы. Все же Византия и Болгария не равны по силам воинским и иным. Но сейчас, когда предводитель мятежников, почуяв слабость, сразу же ударит… Базилевсу нужен мир с болгарами, он готов дорого за него заплатить. Временный, конечно, как ты понимаешь. Правда болгарам этого говорить никто не станет. А зная воистину змеиную хитрость ромеев, обмануть Самуила у царьградских затейников может и получиться.

– Пусть так. Нам-то что с того? Зачем влезать со своим посредничеством между теми, кто нам либо враг, либо никто, скажи?

Да уж, оживившаяся Роксана просто забросала побратима шквалом вопросов. Ну а я добавил к ее словам.

– Все верно сказано. А тебе есть что ответить, иначе отмахнулся бы от всей этой затеи, как от надоедливой мухи.

Пока Магнус собирался с мыслями, я, не особо и напрягаясь, смотрел на зимний пейзаж вокруг. А еще на своих друзей, использующих не столь часто выпадающую возможность отстраниться от круговорота политики, экономики, интриг и войн. Забавно, что многие еще там, в прошлом мире, считали, будто короли, князья и прочие все из себя такие беззаботные и вечно веселящиеся. Нет, были и такие, но либо за них правили другие, либо они быстро теряли все, а часто и вместе с головой. И я об этом помнил. Всегда. Особенно потому, что высоко ценю то, чего удалось достигнуть. То, что во что бы то ни стало пытаюсь удержать. И не столько из-за известного мне будущего, сколько по куда более простым причинам.

Каким именно? Да хотя бы ради того, чтобы и будущей зимой, и еще через энное количество лет иметь возможность находиться в столь же приятной и не изменившейся в худшую сторону компании. И чтобы все тут присутствующие не были омрачены мыслями о безопасности своей, детей, родичей и той земли, на которой живут. Вот что главное, откровенно говоря.

– О наших друзьях-побратимах задумался, – как нечто само собой разумеющееся отметил ход моих мыслей жрец Локи. – Беспокоишься?

– Не то чтобы сильно, скорее порядку ради… Заодно напоминаю себе, что надо укреплять земли и людей, чтобы вот таких дней было больше и были они спокойные. Не прельщают меня постоянные войны лишь ради защиты имеющегося.

– Понимаю, брат. Потому и эту затею с посредничеством меж Византией и Болгарией сразу не отвергаю. Есть в ней и для нас кое-что полезное, коли на своем настоим. Особенно помня то, что посол Владимира Тмутараканского наш до самых своих гнилых потрохов. Стоит нам только…

– Давай о деле, Магнус.

– О деле, так о деле, – легко согласился тот. – За наше посредничество мы можем получить от Византии два преимущества. Для начала нам нужно спокойное освоение Тавриды. Всей, кроме уже византийского Херсонеса и тмутараканского, то есть вассального Византии Корчева. Иначе нам будут сильно мешать.

– Дальше…

– А дальше твоя любимая торговля, – подмигнул мне жрец Локи. – Ты же видишь, Мрачный, что одна наша бумага и печатные книги уже стали пользоваться большим спросом в лежащих на западе землях. Берут все, что у нас есть лишнего. А если удастся еще и в Византию без препон товары поставлять… Особенно те, о которых ты говорил как о почти завершенных. Сначала у нас, а потом и в иные земли. Понемногу.

Что верно, то верно. Мои идеи насчет торговой экспансии в значимые страны Магнус поддерживал. Понимал, что получаемые от этого прибыли можно пустить не абы на что, а на укрепление городов-крепостей, оснащение войск, на развитие ремесел и особенно очередных новинок.

А новинки были… Правда, большая часть из них так или иначе относилась к военному делу, а потому никак нельзя было выставлять такое на продажу. Поэтому пока дело ограничивалось, помимо традиционных сырьевых товаров, бумагой, книгами и… зеркалами. Да, теми самыми, которых так не хватало в теперешнем веке. Как ни крути, а медные, серебряные или там бронзовые зеркала отличались крайним несовершенством. Ими пользовались исключительно по причине отсутствия лучшего варианта. Как говорится, за неимением гербовой пишут и на клозетной.

Что нужно для зеркала? Стекло и его покрытие отражающим слоем какого-то пригодного для этой цели материала. Эх, до чего же хорошо, что стекла на Руси не то чтобы хватало, но делать его умели. Не то чтобы в больших количествах и не в массовом порядке, но те же стеклянные безделушки для местных модниц присутствовали. Вот потому, поскрипев мозгами в попытках вспомнить технологию изготовления зеркал венецианцами в период средневековья, я и начал восстанавливать процесс шаг за шагом.

Сначала мне вспомнилось, что на ранних этапах освоения зеркальных технологий стеклодувы поступали так: в выдуваемый шар через трубку вливалось расплавленное олово, которое растекалось ровным слоем по поверхности стекла. Потом, когда шар остывал, его разбивали на куски. Так себе технология, откровенно говоря. Ведь потом этот самый зеркальный шар следовало разбить. Да-да, именно разбить! И уже потом из крупных осколков создавались зеркала, имеющие два недостатка. Первый, причем менее существенный, заключался в том, что большое зеркало из осколка не создашь. Лишь небольшое, толком не способное порадовать светских модниц.

Размеры… С ними еще можно было смириться, в отличие от искажений. Ведь обработанные и заключенные в оправу осколки разбитого шара были вогнутыми. Следовательно, они серьезно искажали изображение. Тоже неприятно, не так ли? «Аттракцион кривых зеркал» вряд ли понравится ценительницам собственной красоты. Вот и нечего его изображать.

По этим причинам я и не собирался идти по такому изначально ущербному пути. Несмотря на то, что помнил бешеную популярность даже таких зеркал. Ведь был и второй вариант, реализовать который было лишь немногим сложнее. Да и то большой вопрос, откровенно говоря. Достаточно было взять не стеклянный шар, а стеклянный цилиндр. Не давая ему остыть, разрезать вдоль, после чего раскатать на медном или бронзовом листе. Итогом было листовое зеркальное полотно, отличавшееся блеском, хрустальной прозрачностью и чистотой. И никаких искажений, что особо радовало!

Главная же радость – цена. Та цена, которую готовы были платить представительницы прекрасной половины человечества. Олег Камень, казначей наш несменный, уже заранее потирал руки, представляя, какой поток золота и серебра в скором времени обрушится в его закрома. Почему «в скором времени», а не сейчас? Да просто производство зеркал лишь начинало налаживаться, покамест были готовы менее двух десятков образцов. Кстати, десяток из них уже отправились или готовились к отправке женам и дочерям иноземных правителей. Наиболее значимых правителей, само собой разумеется. Дипломатия, чтоб ей пусто было! Ну а остальные? С ними тоже все было очевидно. Неужели кто-то всерьез думает, что те же Рогнеда или Софья с Еленой отказались бы от подобного? Или жены побратимов… Да и моя Змейка, хоть и ворчала, что она не абы кто, чтобы на саму себя любоваться, а все же порой не могла устоять. Хоть и воительница, а девичья суть, она ведь не просто так, а ее неотъемлемая часть. Вот, кстати…

– А скажи мне, родная, как думаешь, много ли готовы будут красотки из Священной Римской империи или королевства франков выложить за зеркало в полный рост? Да и за те, что в руке уместятся, тоже?

– Много, – мигом ответила Роксана. – Ради своей красоты женщина готова преодолеть любое препятствие. А твои зеркала, Хальфдан, дают возможность видеть собственное отражение без помех, без размытости и искажений. Если еще зеркало златокузнецу хорошему отдать, чтобы оправил подобающе… Не удивлюсь, коли золотом по весу платить станут.

Кхм… Умница она у меня, не поспоришь. Ведь с зеркалами производства Венеции в свое время было именно так. В той же Франции зеркало средних размеров стоило несколько тысяч ливров. За такую сумму можно было снарядить немаленький отряд или же спустить на воду малый фрегат. И эту сумму готовы были потратить на какое-то долбаное зеркало! Мало того, некоторые и вовсе продавали часть земель, лишь бы не отставать от других, уже заполучивших вожделенную диковинку!

Стоп, стоп и еще раз стоп. Что это я так разнервничался? Мне оно только на руку, если и тут начнется нечто похожее. Пусть бесятся, если от этого Руси польза выходит.

– Золотом по весу – это хорошо, но не очень, – криво улыбнулся Магнус, выслушав мнение Змейки. – Хальфдан правильно сделал, что первый десяток зеркал как подарки разослал в дальние и не слишком страны. Пусть подивятся, повосхищаются. Желание обладать усилится, готовность мошну развязать тоже.

– Тогда почему хорошо, но не очень?

– Потому, сестренка, что цену слишком завышать не надо. Вот ту же бумагу и печатные книги мы продаем дорого, но не слишком. Многие купить могут. И покупают. Так и с зеркалами пусть будет. ЗДЕСЬ, то есть у себя, мы купцам заморским продаем по своей цене, а дальше пусть они хоть до небес ее задирают. Ведь это приведет к тому, что…

Тут хитрый лис взял паузу, давая возможность Змейке закончить им сказанное. Однако та, при всех ее достоинствах, в денежных делах разбиралась пока не так чтобы очень. Вот Камень сразу бы ответил, как большой специалист. Ну и я могу, но уже чисто за счет знаний своего времени.

– Шила в мешке не утаить, Рокси, – подмигнул я своей воительнице, которая уже помаленьку привыкла к моей привычке сокращать ее имя. Привычка, однако, она у меня никуда не денется, а имя Роксана по меркам двадцать первого века все же малость тяжеловесно. – Цена, по которой мы продаем, тайной не останется. Об этом наши посланники позаботятся, обронив несколько слов в разговорах. Значит, к нам поедет еще больше купцов, в надежде купить и перепродать, но уже не столь дорого. Пусть торговый люд грызет друг друга, нам от этого лишь польза и никакого вреда. Да и вообще, хватит о товарах, у нас ведь аж целый посол вот-вот появится! Змейка с Магнусом лишь рассмеялись, вспомнив о личности этого самого посла. Ну и выдали несколько весьма оскорбительных слов по адресу Доброги. Что поделать, подобных двурушников у нас сроду не уважали, хотя признавали их пользу. Но о нем еще поговорим, особенно с участием Гуннара. Он ведь у нас олицетворение Тайной Стражи, ему и карты в руки. Лично меня сейчас интересовало другое – место. То самое, в котором в принципе могли бы состояться переговоры базилевса Василия II и царя Самуила.

Эх, отдых, ты явно постепенно заканчиваешься! Жаль. Но в любом случае, сочетать дела и отдых на природе куда лучше, чем заниматься исключительно делами во дворце. Так что…

Первая партия шашлыка была благополучно съедена, вот-вот должна была прийти очередь второй. Той самой, что радостно шкворчала на шампурах. На сей раз вокруг них решили поколдовать Змейка с Рогнедой. Не необходимости ради, а исключительно любопытства для. Захотелось и все тут. Сестрички были временно оттерты в сторону и сейчас крутились то вокруг одного, то вокруг другого из нас. Слегка флиртовали, заигрывали помаленьку. Порой подкалывали, благо язвительны и остроумны были чрезвычайно. Жрицы Лады, однако, что тут еще можно было сказать. Но вся их язвительность и любовь к свое образным шуточкам исчезли, стоило только прозвучать первым словам насчет того самого дела. Ведь именно Софья с Еленой среди нас могли считаться лучшими специалистами по делам болгарским. Кровь, она не вода, да и обе сестры старались не убирать руки с пульса тамошней жизни. Вот нам оно сейчас и пригодится.

– Елена, Софья… Как вы считаете, царь Самуил примет помощь Киева, то есть нашу помощь, при заключении мирного договора с Византией?

– Если увидит смысл вообще заключать мир сейчас, – не задумываясь ни на миг, ответила Софья, а Елена лишь кивнула, соглашаясь со словами сестры. – Он побеждает, хотя понимает, что Византию одному ему на колени не поставить. Даже учитывая мятеж Варды Фоки, до сей поры не подавленный. Он не верит базилевсу, его слово дешевле меди. К тому же тут еще и унижение…

– Точно, сестра, великое унижение. Последний царь из рода Крума, Роман, был не просто взят в плен и казнен, а оскоплен. Из крумида сделали ничтожного евнуха по приказу Василия Второго. Но Роману удалось бежать. Лишившись единоличной власти, передав корону и титул соправителя-наследника Самуилу по доброй воле, он не утратил гнева и ненависти к Византии. Такое нельзя забыть, нельзя простить.

– Но он сможет понять необходимость прекращения войны…

– Если будет уверен в прочности мира.

– Да. И тут слово Киева…

– Будет весомей прочих.

Все, сестры пришли к общему мнению. В той самой своей забавной манере, когда мысли их словно разделяются на две половины, излагаемые вперемежку до одной из них, то другой. Получается, что царя Самуила и даже Романа можно склонить к миру, но перед этим предоставив верные гарантии его крепости на ближайшие годы. И мы действительно можем выступить в качестве посредника. Особенно если вспомнить времена Святослава Великого. Думаю, болгары их тоже хорошо помнят. Были-то они сравнительно недавно, сохранились люди, воочию все это наблюдавшие.

– Мы так и не услышали ничего насчет места переговоров, – вкрадчиво напомнил Гуннар, покачивая кубок и наблюдая за тем, как кроваво-красное вино колышется в нем, словно волны в бушующем море. – Оно должно быть таким, чтобы все три стороны, участвующие в переговорах, чувствовали себя уверенно. Чтобы не боялись одним прекрасным днем или не менее прекрасной ночью оказаться укороченными на голову.

– Болгары никогда не поедут на ромейские земли. Да и нам туда отправляться без большого войска не след, – проворчал Зигфрид. – Только Один с его мудростью мог бы предсказать поведение ромеев насчет посланников. Возьмут да и отравят того же Самуила. И нас заодно, они такие.

Я лишь улыбнулся от такой непосредственности бывшего вольного ярда, а ныне наместника Переяславля. Остальные тоже заулыбались, даже Гуннар Бешеный не удержался, позволив себе легкий намек на ухмылку. Не-ет, травить базилевс никого не станет, просто не осмелится. Недаром же даже Романа из рода крумидов не убил, а лишь оскопил. Всерьез считал, что этим поддерживает еще с давних времен заложенный Юстинианом принцип о «неубиении венценосных особ», что попадают в руки Византии, Рима Восточного, живыми.

Только вот есть вещи и похуже смерти. Роман в этом убедился. Как и некоторые другие. Просто тот был наиболее известной жертвой византийской мерзости, только и всего.

– Никакой Византии, тут с Зигфридом все согласны, – задерживая на доли секунды взгляд на каждом из присутствующих, я видел, что никаких возражений насчет моих слов даже не просматривается. И это было хорошо. – На то мы и посредники, чтобы предоставить надежное место. Но и царю Самуилу вкусный кусочек бросить стоит. Например, проведение переговоров на стыке росских и болгарских земель.

– И как на это посмотрят ромеи?

– Утрутся, Бешеный. Поскрежещут зубами, покричат да постонут, после чего согласятся. Мир не нам нужен, мы лишь посредники. Не болгарам, ведь сила сейчас на их стороне.

– Ну если только так, Мрачный…

– А так и есть, брат. И вообще, я вижу, что очередное угощение доспело. Две прекрасны девицы уже несут. В общем, дела пока в сторону, продолжаем отдыхать…

Тут особо уговаривать не пришлось. Действительно, дела пока были способны подождать. В отличие от шашлыков, которые по такой погоде остывали просто с потрясающей скоростью.

Глава 2

За два месяца до текущих событий (декабрь (студень), 988 год). Византия, неподалеку от Пловдива

Война и так складывалась для империи неудачно, но очередное проигранное сражение ударило по сердцу Василия особой болью. Последний раз нечто похожее он испытывал лишь у Траяновых Врат, когда была уничтожена большая часть собранного войска, а сам он едва успел спастись бегством. Но было и отличие. В той роковой битве войско попало в умело организованную Самуилом засаду, было зажато в ущелье и выбивалось в великолепных для врага условиях. Теперь же…

Проклятая дорога меж Ихтиманом и Пловдивом! Прошло всего два с небольшим года, и она снова стала местом, где империя потерпела новое, не менее серьезное поражение. А сначала у него и его военачальников были такие радующие душу и сердце мысли. Те самые, о наступлении через Констанцу и Софию. Захватив последнюю, можно было думать и о том, что не так давно проделали войска самого Самуила – о рассечении Болгарии на две части. Причем столица, Пре-слав, была бы отсечена от самого Самуила и его армии. А там уж можно было если и не продолжать наступление, так хотя бы договориться о перемирии или даже мире на подходящих условиях. Временном конечно. Ведь Византия не может оказаться побежденной, она есть Рим второй, не чета первому, италийскому, давно уже утратившему былое величие, ставшему лишь придатком германского императора Оттона III.

Все это было, все обдумывалось, но пошло прахом. Самуил, войска которого должны были быть далеко отсюда, чуть ли не у Салоник, оказался слишком хитер. Оставив пехоту, он со всей своей кавалерией делал огромные переходы, по возможности меняя лошадей не всегда на лучших, но на свежих. И сумел добраться. Мало того, подошли войска из Софии, Бояны, Перника и из крепостей помельче. В качестве же последнего груза он бросил на свою чашу весов венгерских наемников. Этим было все равно, за что и за кого сражаться, лишь бы не во вред своим землям и за хорошую плату. А царь болгарский не поскупился, щедрой рукой разбрасывая золото тем, кто не поленится протянуть за ним руку.

Не поленились многие. И все три части войска, соединившись, обрушились на воинов империи, застав их во время марша по той самой проклятой Богом дороге. Никаких особых хитростей, засад, новых тактических ходов Самуил не придумал. Может, не смог, а может, и опасался, что новое окажется менее полезным, чем старое и проверенное временем. Предводитель болгар использовал те сильные стороны, что уже были у его войска: боевой дух, преимущество в кавалерии, а еще в той ее части, которая называлась конными стрелками. Теми самыми, которыми всегда славились славянские народы: русичи, венеды и даже болгары. Сейчас это умение несколько приугасло, но даже затухающее пламя костра оказалось способно доставить большие проблемы.

Император не собирался играть со смертью в кости, ставя на кон свою голову. Именно поэтому, когда стало ясно, что битва проиграна, он, оставив пехоту на съедение, пустился в бегство под прикрытием экскувиторов и катафрактов, этих отборных частей конницы.

К некоторому удивлению, войско Самуила не преследовало бегущих. Зато пехота уничтожалась безжалостно, до последнего человека. Вражеский полководец предпочел целиком уничтожить менее подвижную часть войска, давая уйти более подвижной. Пленные… Они болгар не интересовали.

И все же битва была проиграна. Потери велики, стратегическая инициатива вновь полностью перешла к болгарам, да и недовольство охлоса своим императором могло в скором времени перейти от глухого ропота к череде мелких мятежей. А ведь Варда Фока, засевший в Антиохии и на Кипре, с радостью воспользуется любой возможностью. И с Самуилом заключит мир, легко сбросив как выкуп еще сколько-то провинций вдобавок к уже завоеванным болгарами. Это понятно, сам Василий на его месте поступил бы так же.

Что ж, если империя становится слаба на полях сражений, приходится основную тяжесть противостояния переводить в иные сферы. Так уже не раз было, поэтому император не сомневался относительно того, что ему предстоит делать. Задержавшись в Пловдиве на день, дабы убедиться, что крепость готова к осаде, Василий, окруженный верными людьми и экскувиторами, не щадя коней, направился в Константинополь. Меч временно должен был спрятаться в ножнах, а его место занимало перо. То самое, которым пишутся письма и договоры о мире или перемирии. А помочь в этом ему должен тот, кто был абсолютно верен империи вообще и ему лично, да к тому же знал толк в душах человеческих…

* * *

Византия, Константинополь

Велик и могуч Константинополь – Рим второй, Восточный. Это не оспаривается никем – ни врагами, ни союзниками, ни тем более самими византийцами. Крепкие стены, величественные дворцы, сила и мощь расквартированных в городе войск. Да и множество боевых и торговых кораблей в бухте напоминают о том, что сила империи не только на суше, но и на водяной глади. Причем на воде византийцам почти не приходилось терпеть поражений.

Вот только дыхание войны чувствуется даже здесь, в сердце империи. Опасливый шепот о тяжелых поражениях имперской армии под предводительством самого Василия II, слухи о том, что мятежник Варда Фока в своей Антиохии вот-вот снова сунется в соседние провинции… С разговорами и слухами борются сурово, хватая обладателей чересчур длинных языков, сурово наказывая, чтобы у других и мысли не возникло повторять подобное. Плети, вырывание языков для особо разговорившихся. Крупные денежные штрафы, но это только для тех, кто способен заплатить полновесными золотыми монетами.

И оживившиеся обитатели трущоб, городского дна. В последнее время шайки воров, грабителей, наемных убийц усилились, получив подкрепление, втянув в себя немалую толику дезертиров. В основном из псилов, то есть легкой пехоты, что несла в боях больше всего потерь.

Это пополнение было как нельзя кстати. Ведь к предводителям шаек в последнее время стали наведываться неожиданные гости с востока. Манили будущей богатой добычей, но уже сейчас соблазняли золотыми и серебряными кругляшами. Денег было не так много, чтобы отбросить обычные дела вроде грабежей, но достаточно, чтобы не отмахиваться от слов, чтобы всерьез задуматься. А задумавшись, готовиться к тому, чтобы выступить по получении сигнала. Того сигнала, что дадут посланцы Варды Фоки, метящего на императорский трон.

Знал ли о происходящем в его столице Василий II, император Византии? Пожалуй да. Принимал ли всерьез? Такой же ответ. Но еще он осознавал и то, что пока длится столь несчастливо складывающаяся война с болгарами и не подавлен мятеж Варды Фоки – покоя не видать. Империя слабеет, она не в состоянии вести сразу две серьезные войны, одна из которых еще и внутренняя, с противником, знающим изнутри все твои сильные и слабые стороны. А значит, он прав в своем стремлении выскользнуть из охватывающей его паутины.

Стоящий у окна и смотрящий на город Василий несколько раз глубоко вздохнул, набираясь сил перед не самым приятным для него разговором. С тем человеком, что сейчас сидел, перебирал свои любимые жемчужные четки и смиренно ждал, когда его повелитель выскажет свою волю. А ему, императору, придется хотя бы для самого себя признать, что он ошибся. Ошибся в тот момент, когда посчитал мятеж менее опасным, чем войска болгарского царя. И еще тогда, когда потешил свое самолюбие, приказав оскопить Романа Крумида. Не послушал совета, что одно это известие станет для Самуила не устрашающим, а придающим новые силы и усиливающим ненависть к Византии в целом и к нему особенно.

Собравшись с силами, император повернулся к окну спиной и ласково улыбнулся Николаю Хрисовергу, константинопольскому патриарху, второму по влиянию человеку в империи. Уже почти старик, с пошатнувшимся здоровьем, но все со столь же крепким духом и абсолютной преданностью идеям империи. Той самой, что должна была восстановить свое прежнее влияние, выйти на рубежи, существовавшие еще до великого разделения на Рим Западный и Рим Восточный.

– Все поправимо, порфирородный, – используя это титулование, подчеркивающее законность рождения и соответственно власти над империей, патриарх подбадривал владыку империи. Понимал, что обстановка в Византии далека от желаемой. Да и от сколь-либо приемлемой уже тоже далека. – Желаете отвлечься игрой в шахматы перед беседой? – Нет, не желаю. Мы уже проигрываем партию. Ту, которая не на доске, а в жизни, – отрезал Василий, начиная прохаживаться взад-вперед. Резкие его движения показывали, что он с трудом удерживает себя от того, чтобы не выплеснуть свой гнев на того, кто уж никоим образом непричастен к возникшим бедам. – Империи нужен мир. Мне нужен мир. Всем нам нужен мир, иначе начнется то, чего опасались все мои предшественники. Империя распадется на части, останутся лишь ближние к Константинополю провинции. И те со временем растащат алчные псы-соседи.

– Варда Фока пойдет на такое. Лишь бы самому оказаться на троне. Он уже посылал людей к Самуилу. И те были приняты с почетом и уважением.