Помоги проекту - поделись книгой:
— А то как же! И не пожалею.
— Знаю тебя, сам ешь, а руки дрожат с куском. Ну, ступайте, казачки милые.
Песенники, повеселев, столпились вокруг Ивана, который подносил каждому полную чарку вина.
Вдруг в той стороне, где расположилась пехота, прорвал тишину ружейный выстрел, а вслед за ним чей-то крик «Ур-рра!» бросил людей к козлам. Поднялся топот, послышалась торопливая команда. Но тут же раздался властный голос: «Отставить!», и снова все успокоилось.
Мимо проехал рысцой донской казак. Его узнали по свисавшим чуть ли не до плеч усам.
— Эй, Гаврилыч!
Казак придержал коня, развернул его.
— Вот, я те дам Гаврилыч!
На это владикавказцы загоготали.
— Так мы шутку ем!
— А что, станичник, не слыхал ли ты, скоро мир будет? Надоело уж — все воюем да воюем!
И снова дружный хохот.
— Аль по бабе соскучился? Так сходи на туретчину, там, балакают, красавиц богато,— не остался в долгу проезжий. — Прощевайте, земляки. Вернетесь до дому вперед нас — так кланяйтесь Дону!
Он заметил пирующих офицеров и явно желал обратить на себя их внимание: авось да угостят чаркой вина. Не дождавшись, сверкнул белками глаз и отъехал. Но тут же вернулся и, осадив коня, крикнул:
— Счастливо оставаться, станичники! — и снова он посмотрел в сторону офицеров.
Сотник, наблюдавший за донцом, понял нехитрую уловку и окликнул его:
— Казак, пойди сюда!
Тот вмиг оказался возле и лихо щелкнул каблуками.
— Держи, службу знаешь.
— Рад стараться, ваше блогородие!— и поднес чарку ко рту.— Ваше здоровье!
Казак повеселел, он обтер губы, вскочил в седло и, пришпорив коня, запел:
Выхватив из жара шампур, денщик ловко срезал мясо на плоскую деревянную тарелку. Наполнив, поставил ее перед господами. Гайтов вытащил ножичек, бывший тут же при кинжале, и ткнул им в тарелку. Глубоко вдыхая знакомый с детства запах жареного мяса, он, однако, есть не стал. Это заметил хозяин и забеспокоился: «Не нравится ему. А мне, напротив, кажется, что съел бы всего барана». Обеспокоенный Александр обратился к Гайтову:
— Индрис, почему ты не ешь?
Гость постучал пальцем по пустому ковшу:
— Наливать надо вино... Шашлык и вино — как родные братья.
— Фу, а я не догадался предложить еще по чарке,— засуетился хозяин и приказал денщику: — Вытащи бочонок и разлей господам офицерам!
Второй гость, командир дивизиона, молчавший весь вечер, сразу же оживился:
— Ай, молодец Александр! Хорошее вино сердце веселит.
— «Век живи—век учись», говорят у нас,—Александр нетерпеливо поглядывал, как денщик разливает вино; ему казалось, что делает он это чересчур медленно, и сердился на него, готов был взяться за дело сам.
Дружно чокнувшись, приложились к ковшам, молча выпили и сразу же потянулись к закуске.
— Как вы думаете, господа, когда начнется переправа бригады? — спросил Александр, обтирая губы салфеткой.— Право же, уж надоело ждать. Ехал спешно на войну, а попал на отдых. Слышали, господа, новость? Главнокомандующий Абдул Керим-паша поклялся, что русские не решатся на переправу у Си-стова.
— Почему? — спросил Есиев.
— Укрепление, крепость, крутой берег... Только безумцы решатся на такое.
— Эх, был бы приказ...— вздохнул Гайтов.
— Паша сказал, что скорее у него на ладонях вырастут волосы, чем русские рискнут!
— Он большой шутник,— Есиев погладил рукоятку кинжала.
— А не кажется вам, господа, что это так. Похоже, наши готовятся брать Никополь и Рущук... Уже третий день артиллерия обстреливает эти крепости.
Поручик Гайтов, не переставая есть, молча протянул ковш денщику, и тот проворно схватил бочонок. Подставил посудину и командир дивизиона Есиев.
— Никто ничего не знает, в секрете держат,— проговорил Есиев.— Известно одно: люди рвутся в дело...
Александр взял с тарелки горячий кусок мяса, подкинул на ладони, подул на него и, прежде чем откусить, сказал:
— С такими казаками скоро до Стамбула дойдем!
Сотник ел быстро, обжигаясь с непривычки, а когда покончил с куском, потянулся за другим:
— Бог ты мой, как вкусно! Пожалуй, сейчас нам до Стамбула далеко, надо прежде Дунай перейти...
Сидел Александр, поджав под себя ноги по-восточному. Попав впервые в общество охотников, Верещагин старался во всем подражать им. Но у него еще не все получалось, и он от этого страдал.
— Казак много спать будет — скоро ленивым станет,— Гайтов чокнулся с Есиевым, дождался, когда наполнят ковш Александру, с ним чокнулся.— Пусть бог помогает нам!
— Оммен! — сказал Есиев.
— Дай бог! — поддержал Александр.
Выпил Гайтов и, не закусывая, опрокинулся на спину, задумался.
— Запах пороха щекочет нервы.— Александр оглянулся на денщика, и тот удалился, прихватив полный шампур с недожаренным мясом.
Он двигался по-утиному и боялся выплескать вино из глиняной чашки, которую раздобыл у румына.
Устроившись у входа в палатку, он, не мешкая, приложился к вину. Высокая лохматая папаха его съехала на затылок. Было слышно, как он вздохнул, свободно, глубоко.
— Не к теще ехали, а на войну и вдруг остановились на виду у неприятеля,— Александр последовал примеру Гайтова и тоже опрокинулся навзничь.
Тишина. Бивуак ушел на покой. Мимо проскакал
всадник, и опять стихло вокруг. Есиев оперся на локоть и подбросил в огонь сучьев.
— Государь прибыл, где-то поблизости от Зимниц остановился,— Есиев лениво зевнул.— Ну, что, господа, пора спать, завтра может случиться переправа. Только в каком месте?
— Надо полагать, там, где войска,— Верещагин вытер подбородок.
— Ха-ха! Они по всему берегу Дуная,— весело сказал Есиев.
Смутившийся Александр что-то' пробормотал. Не заметив, однако, смущения сотника, Есиев воскликнул:
— Держу пари, переправа будет против Систова!
— Значит, тебе известно? — обернулся к нему Гайтов.
— Мне так хочется!
— Послушай, Асламурза,— Гайтов понизил голос,— что там натворил Мамуков?
Отодвинув от себя пустую плошку, Есиев сел и подкрутил кончики пышных усов.
— Господам, непременным членам съезда^ мировых судей Владикавказского мирового округа, в просьбе отказано!
Все засмеялись шутке командира дивизиона.
— Нет, правда, как с ним, беднягой, велено поступить? Ему охота воевать, он уж очень просил меня поговорить с тобой. Я обещал ему. Ты же знаешь, что мы с ним из одного аула.
— Эх, Индрис, да разве мы можем сейчас отпускать отсюда всадника? Война начнется, и мы все пойдем в строй. Ты что, никогда в бою не был? Судьи требуют посадить Ебаза Мамукова в тюрьму на шесть месяцев. Бараны, а не люди! Он оскорбил чиновников, но те не успели надеть на него кандалы... А оскорбил за что? Не отпускали его в полк из-за того, что долг у него был перед канцелярией. На вот, читай сам, что они пишут,— Есиев вытащил из внутреннего кармана пакет, передал Гайтову.
Повернувшись спиной к костру, Гайтов протер глаза, откашлялся:
— Ну-ка, посмотрим. «Съезд мировых судей, рассмотрев в распорядительном заседании рапорт...» — Индрис возмутился.— Их бы сюда, законников... «При-
говор не может быть приведен в исполнение за выбытием его в поход с Терско-Горским конно-иррегулярным полком в Дунайскую Армию...» Да ну их к черту,—Гайтов вернул Есиеву письмо и снова улегся на спину.— А что решил генерал?
— Гм! Как и ты, послал их к черту! — засмеялся Есиев.— Генерал просит съезд потерпеть, пока окончится война.
— Которая еще и не начиналась! — отозвался Г айтов.
— А если он погибнет? — Верещагин снова сел.
„ — Тогда его на том свете казнят!
Поговорили и тут же забыли о Мамукове...
На рассвете в бригаду прискакал адъютант штаба, и всему войску стало известно: ночью 14-я дивизия генерала Драгомирова форсировала Дунай. Тут же Тутолмин и Левис в сопровождении Гайтова и Александра проскакали через проснувшийся город.
За Зимницами, на берегу Дуная, собрались офицеры штаба. Среди них выделялась широкая фигура Скобелева-старшего. Его высокая папаха с красным верхом возвышалась над толпой. Генерал был в неизменной синей черкеске, обшитой новыми серебряными галунами.
Подъехав к коновязи, офицеры Кавказской бригады спешились и, стараясь не обращать на себя внимания, примкнули к свите Скобелева. Но генерал заметил их приезд и поманил к себе Тутолмина. За полковником последовал и командир полка Левис. Генерал, по обыкновению, протянул, здороваясь, два пальца;
— Нравится вам, господа, затея вашего командира?
— Нам остается удивляться,— быстро ответил Тутолмин.
— Разве что удивляться,— недовольно буркнул Скобелев-старший.
Он смотрел на противоположный берег, высокий, обрывистый, почти недоступный на всем протяжении. Саперы спешно наводили понтонный мост, а турки временами вели сильный обстрел снарядами и гранатами.
Сын генерала, Скобелев-младший, накануне днем на военном совете предложил, не дожидаясь, когда будет готов мост, переправить на тот берег кавалерию. Однако Тутолмин и Левис возразили; мол, могут случиться большие потери. И тогда Скобелев-сын на-! стоял на том, чтобы с небольшим отрядом в тридцать ‘человек казаков и осетин лично совершить переправу. После некоторого колебания отец разрешил ему «эту затею», но все же был озабочен, хотя и не подавал виду.
На болгарском берегу, на лесистой возвышенности, белел город Систова, а на самом гребне стояла крепость. Чуть левее Систова — крутой спуск к Дунаю. К этому месту и наводили переправу.
Офицеры с восхищением наблюдали, как Скобелев-младший, оставшись в белой нательной рубахе, с Георгием на шее, взобрался на высокую караковую лошадь. Кто-то из офицеров устремился к нему, чтобы помочь, но генерал раздраженно остановил его взмахом руки. В окружении казаков и охотников из осетинского дивизиона Скобелев спустился к берегу.
Очевидно, турки заметили эту возню и выкатили на берег орудие. Они долго наводили ствол. Вспыхнул огонек, а затем над орудием появился дымок, словно легкое облако. Снаряд, не долетев, упал в Дунай. Наши артиллеристы хотели ответить тем же, но последовал приказ: не стрелять. Лицо Скобелева-старшего побледнело. Он дрожащей рукой провел по окладистой бороде. Только один раз генерал улыбнулся, когда лошадь под сыном уперлась и не хотела входить в воду. Она фыркала, водила беспокойно ушами, и тогда у отца появилась слабая надежда, что сын откажется от задуманного.
Но вот лошадь вошла в Дунай, еще мгновение — и вместе с всадником она погрузилась в воду. Отплыв от берега саженей сто, Скобелев, видно, сполз с коня в реку и, вцепившись в седло, поплыл резвей. И тут отец не выдержал:
— Миша, воротись! Миша-а, утонешь!
Голос Скобелева-отца заглушил истошный крик за спиной:
— Ой, убили!
Турецкая граната все же угодила в наше расположение. Она разорвалась во дворе полкового штаба. Писари да резервисты, приписанные к интендантской службе, бросились врассыпную. И только офицеры нетерпеливо поглядывали на Скобелева, не смея ему предложить уйти в безопасное место. Однако генерал не проявил беспокойства и молча направился к своей резиденции, которая как раз и была в штабе полка. За ним последовали адъютанты. На берегу оставались Тутолмин, Левис. Здесь же находились Александр, Гайтов, а также офицеры штаба отряда и пехотного полка.
И тут все стали свидетелями неожиданного поступка Верещагина. Сотник на виду у изумленных офицеров начал проворно раздеваться и вмиг остался в одних штанах и нательной рубахе.
— Ты куда, Александр? — успел крикнуть Гайтов.
Но сотник лишь кивнул. Свернув одежду в тугой
Поделиться книгой: