За Дунаем

ВАСИЛИЙ ЦАГОЛОВ

ЗА ДУНАЕМ

РОМАН

ИЗДАТЕЛЬСТВО „ИР" ОРДЖОНИКИДЗЕ * 1968

Василий Цаголов принадлежит к поколению молодых осетинских писателей.

В 1962 г. вышел его первый сборник рассказов «Мой друг Бибо», а через три года он выступил в жанре исторического романа. Его книга «Послы гор» повествует о драматических событиях середины XVIII века, связанных с присоединением Осетии к России.

«За Дунаем» переносит читателя в 70-е годы XIX в. Осетия, Россия, Болгария... Русско-турецкая война. Широкие картины жизни горцев, колоритные обычаи и нравы.

Герои романа — люди смелые, они не умеют лицемерить и не прощают обмана. Для них свобода и честь превыше всего, ради них они идут на смерть.

ПРОЩАЙТЕ, ГОРЫ.

1

Бабу сидел под низким навесом и, зажав коленями недоплетенную корзину, срезал острым ножом концы тонких ивовых прутьев. Это было для него настолько привычным занятием, что он плел не глядя. Вдруг внимание Бабу привлекло причитание женщины, и он перестал работать. Он напряг слух, но все же не мог определить, в чей дом пришло горе. Видно, оно велико, если женщина забыла стыд и голосит на людях.

Плач приближался к дому Бабу. Упругие бока корзины сильно сплюснулись. Так и хотелось встать и выглянуть на улицу, но он боялся: а ну, кто заметит его любопытство, что тогда подумают о нем?

— Бабу!

Это позвала мать. Он оглянулся, но прежде чем подняться с места, тяжело вздохнул и отбросил корзину в дальний угол. Мать, сложив руки на груди под короткими концами черной шали, смотрела на него снизу вверх, затем провела ладонью по глазам. Сколько помнил ее Бабу, она беспрестанно терла слезившиеся глаза, оттого веки ее были красные и припухшие.

— Бабу, помощник старшины сейчас придет к

нам,— тоскливо проговорила мать,— а нам платить нечем...

Ее маленькое с крупными, глубокими морщинами лицо, как земля в знойную пору. Сын редко смотрел на нее и сейчас удивился тому, как она постарела. У него больно защемило сердце.

— Боюсь, заберут сегодня нашу корову,— продолжала мать.

— Корову? Зачем им эта коза? Им нужны деньги, нана...

— У соседей тоже не лучше корова, а все же они лишились ее. Пристав не пожалел больных детей,— не унималась встревоженная мать; она то и дело поглядывала на калитку.— Шел бы ты в дом, Бабу!

Но сын не слышал ее, думал о своем: придется опять унижаться перед помощником старшины, просить его повременить, пока заведутся деньги и он рассчитается с долгами.

— Слышишь? — мать дотронулась до его локтя.— Уходи! Он постесняется меня... Старуха я, он в сыновья мне годится,— упрашивала она, хотя в эту минуту была твердо убеждена, что помощник старшины не пощадит их и уведет корову, не тронут его слезы и мольбы, не поверит он обещаниям.

Поэтому хотела, чтобы ушел сын: боялась, не сдержится он, и тогда не миновать беды. Чувствовало ее сердце, как несчастье вползало через порог, но она не могла отвратить его. Оно приближалось вместе с помощником старшины и сопровождавшим его стражником.

— Именем твоего отца прошу тебя, Бабу, уходи! — снова взмолилась мать.

Сын хотел возразить ей, сказать, что мужчине не пристало прятаться в минуту опасности, да еще за спиной у женщины, но с улицы донесся знакомый голос:

— О, Бабу, если ты дома, то выйди ко мне!

— Сдержи свой гнев,— успела прошептать мать.

Бабу бросил на нее короткий взгляд, и несчастной

женщине показалось, что сын улыбнулся ей. Про себя же она прочла молитву, прося бога отвести беду от ее очага.

Помощник старшины спешился у ворот. «Хотя бы задержался в поле Знаур. Боюсь, потеряем мы сегодня волов»,— мелькнула у Бабу тревожная мысль, и он шагнул к выходу. Однако не успел взяться за ручку калитки, как она распахнулась настежь. Это помощник старшины нетерпеливо пнул ее ногой. «Ах ты, собачий сын. Как- будто пришел в свой дом»,— возмутился Бабу, но промолчал. Как-никак за порогом стоял гость.

— Не вздумай только уговаривать меня, как в прошлый раз,— почти выкрикнул помощник старшины.

— Здравствуй, дорогой гость! — приветствовал Бабу, а сам посмотрел в ту сторону, откуда пришел незваный гость.

Напротив дома Бекмурзы, соседа Бабу, у дороги мычали две коровы, привязанные одна к другой за рога. При коровах находился верховой стражник. Чуть поодаль две женщины били себя кулаками по коленям и причитали охрипшими голосами:

— О да-дай!

— Ох-хо!

Позади них стояли мужчины и смотрели в землю, понуря головы. «Дожили... Скоро и курьер станет погонять нас, как ишаков. Житья нет от этих волков! Э, да от голодных волков можно отбиться».

— Что ты молчишь, Бабу? Может, тебе не известно, почему я пожаловал в твой дом? Или думаешь, я хочу быть твоим гостем? Платить когда будешь?

Ну что мог ответить на это Бабу, если помощник старшины еще в прошлый раз грозился свести со двора волов? Упасть ему в ноги? Не поможет. Сегодня он, как видно, неумолим.

— Денег нет! — неожиданно твердо заявил Бабу.— И не будет! — добавил он и исподлобья посмотрел на помощника старшины.— Веди меня к приставу... Может, скажет, где мне взять деньги? — Бабу заложил большой палец за пояс.— Не вздумай забрать последнюю корову, она только и кормит нас.

Однако помощник старшины, ухмыльнувшись, отстранил от калитки Бабу и перешагнул порог. Он не ответил даже на приветствие старой женщины, поклонившейся ему, и направился прямо к корове.

Коротконогая черная коровенка стояла посреди двора и лениво жевала траву. Бабу неотступно следовал за помощником старшины. Тот на ходу отвязал от пояса веревку с железным кольцом на конце и уже было приготовился накинуть его на перебитый рог коровы. Она перестала жевать и подняла голову.

— Не дам! — глухо произнес Бабу.

Помощник не удивился словам Бабу, даже не вспылил. К такому он был привычен. И угрозы убить не действовали на него, и проклятия не пугали. Он представлял канцелярию пристава и поэтому чувствовал свою силу. Невысокого роста, коренастый, он молча мотнул головой, что означало: «Уйди, не то будет плохо!»

Только один раз взглянул Бабу на мать: прижав руки к груди, она качалась, словно деревце на ветру. Воспользовавшись тем, что Бабу отвлекся, помощник старшины присел, схватил его в охапку, оторвал от земли и бросил в сторону. Бабу не удержался на ногах и упал на спину, а помощник старшины не спеша, с невозмутимым видом накинул кольцо на рог и потянул корову за собой. Чтобы не вскрикнуть, мать зажала рот и с ужасом смотрела на сына, Он медленно поднялся с земли, отряхнул пыль с черкески и, не отрывая взгляда от спины обидчика, бросился вперед. Помощник старшины успел только оглянуться — и тут же тяжелый кулак Бабу прилип к его лицу. Кажется, угодил в толстые губы, потому что помощник старшины сплюнул кровь. Бабу ударил еще раз, потом еще... Но теперь уже в раскрытый рот. Помощник старшины, растерявшийся вначале, наконец, бросил корову и схватился за рукоять кинжала. Вспомнил об оружии и Бабу: «Убью... Нет у меня никаких сил уже! Попасть бы ему в сердце... Сам он виноват. Разве я его оскорбил? Вот и пришел мой конец. А я мечтал жениться, сыновей растить... Теперь начнется кровная месть... У него дрожат ноги. Боится...» Женщина, доселе стоявшая в оцепенении, вскрикнула, обнажив голову, кинулась к мужчинам и упала, успев бросить черный платок. Подбитой вороной лег он у ног мужчин. Помощник старшины первый вогнал кинжал в широкие ножны и тут же выскочил на улицу.

— Стражник! Инал, скорей сюда!

Мать нашла в себе силы оторвать голову от земли:

— Беги! Они убьют тебя!

В сознании Бабу мелькнуло, что оставаться ему действительно нельзя. Пристав как-то на сходе грозился сослать в Сибирь каждого, кто посмеет оказать сопротивление сборщику налогов.

— Прощай, нана! —успел крикнуть сын и тут же перемахнул через плетень. Он бежал огородом, пригнувшись, выставив перед собой кинжал.

Женщина поднялась и пошла навстречу помощнику старшины и стражнику. Они едва не сбили ее с ног, подступили к ней чуть ли не с кулаками.

— Где он? Куда убежал? Все равно найдем его!

— Эй, Бабу, выходи! Сейчас спалим твой дом!

Но Бабу уже не слышал всего этого; оказавшись во дворе у соседа, он кинулся к выходу. Наперерез рванулась собака, но тут появился хозяин. Он понял, что произошло, и только спросил:

— Помощник старшины?

Запыхавшийся Бабу на ходу кивнул головой и выскочил на улицу, за которой начиналось кукурузное поле.

Не переводя дыхания, он шел, раздвигая высокие стебли. К счастью, быстро надвигались сумерки. Однако, боясь погони, Бабу не думал об отдыхе, он шел и шел, держа путь к горам. Временами, чтобы увидеть их, ему приходилось останавливаться и подниматься на носках, а потом, чтобы наверстать упущенное, он прибавлял шагу. Но вскоре и горы растворились в сумерках.

Была минута, когда он подумал, что люди будут говорить о нем, как о трусе, мол, оставил мать, брата, а сам сбежал, испугался властей. Его бросило в жар, и он даже остановился, но тут же отогнал от себя мысль о возвращении, вспомнив пристава. Успокоившись после долгой ходьбы, Бабу понял, что он натворил: в аул ему нельзя было возвращаться,— схватят, закуют в кандалы и отправят в Сибирь. Так лучше уйти к осетинам, что живут за перевалом, и переждать. Бабу пожалел о свидетельстве, которое осталось дома. Он его получил весной, когда собрался поехать на заработки в Баку. Напрасно Бза не разрешил ему оставить дом на попечение Знаура. Старший брат отца ревниво оберегал мужчин рода Кониевых, во главе которого стоял. «Наше дело сеять хлеб и выращивать скот»,— неизменно говорил старик тем, кто норовил увидеть белый свет и порывался для этого покинуть аул.

Стемнело, и Бабу уже с трудом различал дорогу. Поле осталось позади, и он шел по равнине, поглядывая на звездное небо. Он хорошо знал это место: равнина густо заросла полынью. Бабу не раз слышал, как старики сокрушались, что ее нельзя пахать: под ней был толстый слой гальки. Очевидно, здесь когда-то текла река. Правда, старики об этом ничего не помнили. Значит, это было в далекие времена.

Шел Бабу быстро, хотя погоня уже не была страшна и можно бы отдохнуть. Но Бабу не чувствовал усталости. Его несло вперед, в горы. Идти в Куртатинское ущелье к родственникам он не решался: пристав, наверное, уже послал туда своих людей. Перейти перевал у Мамисона или Зака будет еще трудней. Там расставлена стража. Разве что попытаться через Стур-Дигорию. «Да, пойду туда»,— решил он и пошел быстрее...

Тем временем, не обнаружив Бабу в доме, помощник старшины счел за благоразумное увести корову и доложить о случившемся приставу. «Далеко не уйдет, вернется ночью, а мы его подкараулим»,— сказал стражник. Видно, ему не хотелось рыскать в сумерках. Инал был почти уверен в том, что Бабу найти не удастся.

Вечером вернулся с поля Знаур. Ничего не подозревая, он распахнул ворота и въехал во двор. Мать сидела под развесистым тутовым деревом. Это удивило его. Обычно было так: откуда бы ни возвращались сыновья, как долго бы ни отсутствовали, она встречала их у калитки. Бабу и Знаур — все, что осталось у нее в этой жизни. Она ее провела у дымного очага, склонившись над закопченным котлом, пропиталась дымом и запахом кислой сыворотки, на которой варила опостылевшую похлебку.

Встревоженный Знаур, однако, не поспешил к матери. Закрыв за собой ворота, задвинув засов, выпряг волов, загнал их под навес и тут только обнаружил, что нет коровы. Сразу же мелькнула мысль о брате. В доме не было старшего мужчины, и Знаур всю свою любовь, предназначенную отцу, которого смутно помнил, перенес на брата.

— Нана, что случилось? Где Бабу? — в голосе тревога за брата.— Почему ты сидишь? Кто приходил к нам?

Мать не ответила сыну, только перевела дыхание, подумала: «На Бабу и была вся надежда моя, на нем держался дом. Теперь и хромой Кудаберд может обидеть... Ну почему бог не дал мне смерти до сих пор? Уж так я его всегда прошу осчастливить меня этим! Ну как еще ему молиться? Наложить на себя руки? Но что скажут люди? Сбежала, не дождалась сына...»

Знаур присел возле матери на корточках.

— Ты не хочешь сказать, куда ушел Бабу?

Она смотрела мимо него и, тихо раскачиваясь, кусала губы. Вскочил Знаур, схватился за голову, дернулся в одну сторону, в другую, вбежал в саклю и тут же вернулся, привязывая на ходу кинжал.

— Скажи, что с братом?

— Корову увел помощник старшины,— простонала мать.

— Что?! А где был Бабу?

— Дома. Ох, лучше бы он...

— И Бабу отдал корову?

Всхлипывая, мать рассказала ему о случившемся, и Знаур задумался, соображая, куда мог податься Бабу. Наверное, брату нужна его помощь, а он тут торчит посреди двора. Наконец, Знаур вспомнил о своем друге — соседе Бекмурзе. «Пойду, посоветуюсь с ним, что делать. А может, сбегать к Бза? Нет, пойду к Бекмурзе»,— решил Знаур. Он открыл калитку и увидел соседей. Посреди дороги, по ту сторону канавы, что была у дома, толпились мужчины и разговаривали вполголоса.

— Бабу навлек беду на свой дом!

— Зачем было спорить... Все равно увели корову.

— Да разве царю и приставу перечат?

— Э, так они скоро и нас заберут вместо коров!

— А ты не пойдешь, если погонят?

— Нет! Уйду в абреки!

— В абреки! И будешь рыскать вокруг дома, как волк.

— Не скоро Бабу придет домой.

— Не посмеет. Сразу же схватят его...

Знаур прикрыл калитку и забегал по двору в беспомощном отчаянии. Значит, дороги домой брату нет? Тогда Знаур отомстит и приставу, и старшине и уйдет к Бабу, будут вместе абрековать. Подкралась ночь, а Знаур все еще не решил, что ему делать. Он ходил взад и вперед, пока не вспомнил о волах, и пошел к ним. Но не успел он набрать охапку травы, как за его спиной рявкнул пес. Знаур насторожился. С чего бы это? Вокруг все тихо погружалось в ночь. А может, пес почуял чужого человека? На своего так не залает. «Кажется, новая беда крадется к нам. Эх, было бы у меня ружье. Ну ничего, я и с одним кинжалом расправлюсь хоть с кем, только бы его увидели мои глаза. А если их несколько человек и они ждут, когда я уйду в дом? Но я сегодня не сомкну глаз. И завтра тоже». С этими мыслями Знаур подкатил к мазанке арбу и улегся в ней, бросив под себя овчинный тулуп. Кинжал он вынул из ножен, крепко сжал рукоять. Хлопнула дверь: вышла из сакли мать. Приподнявшись на локте, Знаур прислушался. Мать пошаркала к калитке. Остановилась. Снова зашлепала чувяками через двор. Она ждала, что услышит голос старшего сына. Вдруг ей почудился стон. Женщина перенеслась к плетню. Знаур нервничал оттого, что ничего не видел вокруг себя, и, почувствовав озноб, даже натянул на себя короткую полу тулупа и прижался спиной к арбе.

Яростно залаял пес, и Знаур, откинув тулуп, спрыгнул на землю. Он стоял, выставив левую руку, словно приготовился к прыжку.

— Эй, кто там? — крикнул он в темноту, скорее для того, чтобы подбодрить себя.— Если ты мужчина, то почему крадешься в наш дом, как вор?

Знаур уловил шорох, он донесся с улицы. Потом кто-то нетерпеливо забарабанил в калитку, а вслед за этим раздался требовательный голос:

— Открой!

Но Знаур не спешил: он узнал по голосу помощника старшины. «Что он хочет еще? Убью я его! Какой же я мужчина, если не отомщу за брата? А что скажет мне Бабу? Нет, надо встретиться с Бабу и поговорить с ним». Он перевел дыхание и, переступив с ноги на ногу, вложил кинжал в ножны.

— Кониевы, умерли вы там, что ли?

Понял Знаур, что и в огороде чужой человек: туда рвался пес. С трудом удерживая его, Знаур открыл калитку. Помощник старшины сразу же набросился на него:

— Почему не открывал? Держи собаку! Куда теперь уйдет от нас Бабу? Инал, иди сюда... Пойди позови брата,— приказал Знауру помощник старшины.

Кто-то перелез через плетень и, сердито ворча, приблизился. Знаур разглядел в нем стражника.