Чужой Траур

Утро она встретила у окна, так и не добравшись до кровати. С восходом солнца, изменившим очертания комнаты, все пугающие тени расползлись. Забрались в щели, надежно затаились в ожидании наступления темноты.

Мимо дома изредка проходили старухи в черных платках, старики в пыльных балахонах, девушки в поношенных траурных нарядах. В этих местах, похоже, не бывает чужой беды. Если траур, то для всех. Или же все дело в том, что несчастье постигло местного владыку и каждый таким образом пытался угодничать?

Неслышно открылась дверь. Заметив это краем глаза, Иволга обернулась. Прислужница все в той же робе с кружевным передником вежливо поклонилась, не поднимая глаз, что-то сказала и вышла. Иволга дождалась стука и выслушала проплывшее по воздуху приглашение спуститься в трапезную.

В коридоре на диванчике, на прежнем месте, сидел молодой хозяин. Поправив очки, задумчиво пригладил кудрявый чуб и положил томик на стол. Встретившись с Иволгой взглядом, кивнул в ответ на приветствие. Неужели он всю ночь сидел здесь и сторожил имущество своего дома? Так и хотелось сказать: «Успокойтесь, воровать здесь нечего!» Вот уж воистину доставили неудобства!

Осторожно спускаясь по скрипучим, местами прогнившим ступеням, Иволга задержалась на лестнице. Хотела вернуться за спутником, не желая оставаться наедине с бородатым господином, но в последний момент передумала. А то еще решит, что она хочет перед ним извиниться! Не дождется. Это его вина и точка.

В трапезной никого не было. Иволга подошла к окну и распахнула ветхие ставни, не в силах терпеть запах древесины. Повеяло сырой пылью: начинал накрапывать дождь. Вдали шумел лес, поскрипывали старые вывески и калитки.

За забором стояла седовласая старуха. Кажется, та самая, что встретилась у реки и просила донести камни. Она смотрела на окна и странно улыбалась, а потом подняла руку и указала куда-то внутрь комнаты. Иволга обернулась на подошедшего господина с бородой, возможно, давно стоявшего у нее за спиной.

–  Простите, можно спросить? – поприветствовав его, осмелилась заговорить Иволга, когда мужчина устроился в кресле. – Почему в ваших краях прощание с усопшими длится так долго? Целых шесть дней…

–  Долго? – похоже, удивил вопрос бородатого господина. – Три дня и три ночи душа умершего не находит покоя. Мечется в агонии, борется с осознанием того, что бренное тело более не является ее частью. В первые сутки душа отмирает, отделяется от плоти и обозревает мир с другой ступени бытия. На второй день рвется обратно в свое естество, достигая наивысшей точки страдания. В третий день смиряется и прощается с былой жизнью. В последующие три дня и три ночи, под святым куполом башни, она ищет путь в заоблачное царство. А дабы она не заплутала, не угодила в кущи мрака, не досталась дьявольским сынам, душу эту дымом трав окутывают, заклинаниями дорогу ей освещают. Долог путь из мира живых в мир мертвых. Потому только на шестой день усопшего хоронят. Ежели схоронить раньше или обряд не соблюсти, то останется душа в теле своем погребенной и никогда покоя не найдет.

–  Как умерла дочь милостивого господина?

–  Как угодно было богам.

Иволга не стала переспрашивать, догадавшись, что господин не желает отвечать на вопрос. Наверное, ему очень тяжело говорить об этом.

Не успев проголодаться, она нехотя выпила горьковатый напиток и откланялась. Ее беспокоило, что на завтрак Ориджин так и не спустился. Неужели всерьез разобиделся и ждет ее извинений? Раньше он не был злопамятным.

На обратном пути она задержалась возле двери его спальни. Собралась постучать, но не отважилась. С какой стати ей перед ним извиняться?

Заметив, что диван под окном пустует, она подошла к стоявшему рядом столику и, созерцая неприглядный двор, бездумно потыкала в оставленный на нем томик. Глянув на потрепанную обложку со стертым названием, перевернула книгу вверх страницами и растерянно уставилась в пустые листы. Что же так увлеченно читал парень, если в ней нет ни строчки?

Положив томик на место, она вернулась в комнату и взяла с полки книгу, скрасившую вечером вынужденное ожидание. Не понимая в чем дело, полистала и здесь чистые листочки, начиная сомневаться в своем зрении. Да, книга была не особо интересной, но ведь что-то в ней было, что увлекло на несколько часов, пока в комнату не ворвался хромой истопник!

Отбросив от себя книгу, Иволга опустилась на стул и зажала ладонями голову. Никак не могла вспомнить ни слова из недочитанной истории.

За забором снова мелькнула темная фигура со светлыми космами. Когда она вошла во двор, Иволга не заметила, но старуха уже сидела у дома на скамье. Поставив перед собой корзину, вытаскивала из нее камни и зашивала их в лоскуты черной материи. И так у нее ловко получалось, точно она этим каждый день занималась. Неужели здесь люди так часто умирают?

Иволга распахнула ставни, села на подоконник и спросила:

–  Зачем вы это делаете?

–  Обычай старый требует, – обернувшись на нее, отозвалась старуха. – Помнишь, я говаривала, что камни эти надобно скорбящим людям раздать? Вот петельки мастерю, чтоб провожатые на шеи себе повесили.

–  А после похорон эти камни выкидывают?

–  Что ты, деточка?! Ни в коем случае! Камни такие в каждом доме хранятся. В особой железной корзине, что в восточном углу приемной залы ставится.

–  А камни обязательно должны быть речными?

–  Нет. Впервые у реки их взяла. До этого никто не утопал.

–  Дочка милостивого господина утонула?

–  Утопилась, поговаривают, – не отвлекаясь от своего занятия, равнодушно пожала мосластыми плечами старуха. – Впрочем, может, и нечаянно утопла.

Отвлекшись на очередной скрип потолка, Иволга снова повернулась к старухе, но ее уже не было на скамье. Куда она успела деться вместе с тяжеленной корзиной, оставалось только гадать. Иволга захлопнула ставни, поежившись от тревожных мурашек, пробежавших по спине. Походила по комнате и решила наведаться к спутнику. Надо убедиться, что с ним все нормально.

В коридоре она снова встретила парня в очках. Он стоял у окна, печально глядя вдаль. Над ржаво-желтым лесом клубились мрачные тучи, изредка мерцали молнии, освещая ветхие крыши домов. Пейзаж не из тех, каким любуются.

–  О чем она, господин? – не удержалась Иволга, кивнув на трепетно зажатый в ладонях томик.

–  Мне бы тоже хотелось это знать, – грустно улыбнулся парень, прижал книгу к груди и неторопливо пошел на третий ярус.

Иволга посмотрела ему вслед, спустилась в приемную залу и отыскала в восточном углу железную корзину, покрытую черным полотном. Убедившись, что поблизости никого нет, заглянула под бархатный отворот старого покрывала.

– Хм. Ни одного камня?

Вернувшись на второй этаж, она врезалась в беззвучно вывернувшую из-за угла прислужницу, едва не выбив у нее из рук поднос с посудой.

–  Почему эти полотна перевернуты? – указав на ряд картин, спросила она, когда девушка собралась спешно удалиться.

–  Портреты покойных родственников принято держать так в течение года, – с большим опозданием пояснила прислужница, равнодушно глянув на стену. – Пожалуйста, не трогайте их, госпожа. Не положено. Примета плохая.

Иволга не послушала ее. Перевернула портрет зеленоглазого парня с кудрявым чубом, с маленькими очками на остром носу и отшатнулась, перегородив дорогу прислужнице. Посмотрев на нее, указала дрожащей рукой на картину.

–  Это полотно случайно перевернулось?

–  Нет, госпожа, – горестно вздохнула девушка. – Это молодой хозяин. Он умер чуть меньше года назад. Простите, мне надо идти.

–  Подожди! – встала на пути Иволга. – Я его только что видела и даже разговаривала с ним! Вы встречались вчера в подвале! Зачем ты врешь?

–  Не понимаю, о чем вы, госпожа. Молодой хозяин был хорошим человеком. Грешно так шутить над его памятью. Боги ведь все видят и слышат.

Девушка засеменила к лестнице, оставив Иволгу в растерянности. Постояв немного посреди коридора, она шагнула к другой картине и осторожно перевернула ее. Это был семейный портрет из двадцати пяти человек. Десять сидели на выстроенных полукругом стульях, остальные стояли сзади.

Иволга всматривалась в чужие лица, пока не наткнулась на одно знакомое. В центре, окруженный родней, сидел пожилой видный человек. Его она узнала без труда, хоть и видела только раз! Это был милостивый господин! За ним стоял курчавый парень в очках – молодой хозяин этого дома. Рядом возвышался и его отец – облаченный в балахон черноглазый мужчина с бородой! На дальнем плане нашлась и скромно потупившаяся прислужница в кружевном переднике, с перекинутой на плечо светлой косой.

–  Простите, уважаемый! – окликнула Иволга хромого истопника, спешившего по своим делам. – Знаете, кто изображен на той картине?

–  А вам зачем? – проворчал старик, недобро глянув на нее. – Помершая дочка милостивого господина. Племянница нашего хозяина. Утопла, бедняжка. Да пребудет с ней покой.

Когда старик ушел, Иволга еще долго стояла в нерешительности, а потом глубоко вздохнула и перевернула интересовавший ее портрет.

– Не может быть!

Попятившись, она развернулась и побежала к объявившемуся спутнику, поднимавшемуся по лестнице в свои покои.

– Там на одном из перевернутых портретов, на которых изображены покойники, дочка милостивого господина, которую завтра понесут в церковь!

–  Удивительно, – усмехнулся Ориджин.

–  Нет, ты не понял! Это та самая девушка, что переправила нас на этот берег! Она сказала, что в городке траур, а сама была в красном платье! Одна из всех жителей! На перевернутом портрете и милостивый господин, и хозяева этого дома, и прислужники! Объясни мне, что здесь происходит?

–  Что-то неладное, – с улыбкой развел руками Ориджин, не утратив своего оптимизма. – Мы не сможем выбраться из капкана этого городка. Когда мне об этом сказали, я поначалу не поверил, но теперь убедился в этом. В какую бы сторону ни шел, а выходил опять к башне.

– Но ведь нам обещали дать проводника.

– Нас выведут отсюда, но при одном условии. Те, кто должен был, отказались провожать покойницу в загробный мир. Так что, это придется сделать нам, если не хотим застрять здесь навсегда. Завтра на закате нас закроют в башне на трое суток, чтобы мы провели обряд прощания.

–  Ни за что! – пораженно глядя на него, помотала головой Иволга. – Зачем ты согласился? А меня спросил? Я не останусь запертой на три дня с покойницей!

Ориджин взял ее за ворот и вытолкнул за дверь. Иволга зло притопнула и вернулась в свою комнату, захлопнув качавшиеся на ветру ставни.

В полночь начался дождь. Тяжелые капли барабанили по деревянной крыше, изломанные молнии расцветали в щелях потолка. Но это не остановило Иволгу: она не поверила Ориджину и захотела удостовериться в его словах. Правда, далеко не ушла, побоявшись заблудиться в темноте. Только зря вымокла и замаралась, продрогла до костей и вернулась ни с чем. А так хотелось избежать необходимости участвовать в успокоении незнакомой им девы!

–  Хорошо прогулялась? Отличная погодка, не правда ли? Так бодрит!

–  Ты хоть иногда бываешь серьезным? – столкнувшись с попутчиком в коридоре, пламенела от злости и стыда Иволга. – Твоими стараниями мы снова угодили в неприятности, а ты все радуешься жизни! Всей душой тебя ненавижу!

– А уж как я тебя люблю! – притянув ее к себе, обнял Ориджин.

– Эти тени, ползающие по стенам, скрип досок, запах гроба, – всхлипывая, ударила его по плечу Иволга и прижалась к груди. – Мне так страшно!

– Ты еще совсем ребенок!

–  Ничего подобного! Из нас двоих ты ведешь себя как глупый юнец.

Они долго стояли в обнимку, покачиваясь из стороны в сторону. За окном незаметно разливался восход, багрянцем пропитывая суетливо бегущие облака. Дом тоже просыпался: хлопали двери, топала прислуга, звякал колокольчик.

–  Мы выпутаемся, ведь нам не привыкать, правда? – прошептал ей в макушку Ориджин, сильнее сжав в объятьях. – Ты вернешься в Дом Науки и будешь ночи напролет болтать с подружками о наших приключениях.

–  Не дождутся, иначе изойдут от зависти.

–  Тебя уже занесли в список?

–  Куда там! Наставник говорит, что мои нераскрытые способности напоминают нездоровое яйцо. Неизвестно когда и что из него вылупится.

–  Тебе нужно поспать. Отдохни хорошенько. Нам понадобятся силы.

Она вернулась в отведенную ей комнату и завалилась на кровать. Стянула с волос еще сырую от дождя ленточку и бережно разгладила помятости. За десять лет, что она провела в Доме Науки, ей лишь трижды присылали подарки. Все три раза, как ни странно, были от Ориджина. Матери она не помнила, так как та умерла пятнадцать лет назад, а отец никогда ее особо не баловал. Видите ли, хотел сына, а тут такой неприятный рыжий сюрприз! Новую супругу сюрприз тоже не порадовал, потому от него поспешили избавиться. Отправили на чужбину, оплатили обучение вперед и благополучно забыли об этом недоразумении. Даже о смерти отца, когда его не стало пять лет назад, никто не удосужился сообщить. Совершенно случайно узнала от посторонних людей спустя пять месяцев!

Помотав головой, Иволга отбросила неуместные сейчас раздумья. Уткнувшись в подушку, не заметила, как покатилась в сон и проспала до вечера.

На закате пожаловала прислужница и сообщила, что их ждут в доме покойницы. От одной мысли, что им предстоит сделать, передергивало.

Минуя лужи, запорошенные рваной листвой, они пришли к жилищу господина. У дома толпилось человек двадцать, погруженных в свое отчаяние. Посторонившись и пропустив чужаков, они выстроились в два ряда, образовав подобие коридора. Иволга нерешительно поднялась на крыльцо и шагнула в приемную. Все картины в ней висели перевернутыми, словно живых людей здесь больше не осталось.

Милостивый господин, постояв над телом дочери, поцеловал ее в висок и удрученно кивнул шестерым провожающим. Те осторожно подняли гроб и понесли его к выходу. Едва ступили на крыльцо, как отовсюду посыпались причитания, женский плач и нечеловеческие завывания.

–  Да зачем же ты нас покинула?! Да как же мы без тебя?!

–  Горе какое, горе нам всем! Смилуйтесь над нами!

Безутешный отец указал на огарок, что стоял в изголовье гроба три дня. Теперь его нужно донести до церкви и зажечь им находившиеся там свечи.

Иволга спешно посторонилась, когда провожатые поравнялись с ней, и задержалась на высоком крыльце. Не могла отвести взгляда от покойницы, облаченной в багряное платье, подпоясанное желтой бечевкой. На фоне светлых прядей, уложенных на плечи, ярко выделялся венок из желтых листьев. Один листок в нем был алым и блестел на пепельном лбу мазком крови.

– Она сама себе сплела венец? – растерянно прошептала Иволга, убедившись, что в гробу лежит та самая дева, встретившая их на другом берегу.

А ведь она предупреждала, что не вовремя они пожаловали! Надо было с большим уважением отнестись к чужому горю и не лезть со своими просьбами!

Провожающие вышли на дорогу и двинулись по траурному коридору горюющих к освещенной закатными лучами башне. Вся округа утонула в жалостных причитаниях. Старухи плакали навзрыд, готовые рвать на себе волосы. Женщины тоже убивались, пытаясь дотянуться до рюшек траурного покрывала. Не прятали слез и мужчины, согбенные под тяжестью не то висевших на груди камней, не то истинного горя от потери всеобщей любимицы.

Иволга посмотрела на врученный ей огарок. Пришлось беречь его беспокойный огонек от ветра и взметавшихся рукавов провожающих. Это оказалось непросто, и она сосредоточила все внимание на нем. С каждым шагом башенка приближалась, надвигалась подобно грозовой тучи.

Яркие лучи, как наточенные иглы, пронзали кроны и до боли слепили, но Иволга заметила, что идущие впереди люди не отбрасывают тень. Казалось, гроб летел по воздуху, волоча по сырой тропе свой размытый абрис.

Она шла все медленнее. Зажатая со всех сторон людьми, порывалась выскочить вперед, но ничего не получалось. Ее пленил этот траурный коридор, неумолимо ведущий к рассохшемуся крыльцу. Чем ближе они подходили к заколоченным ставням и закрытой перекладиной дверью, тем страшнее становилось. Сидеть запертыми в башенке с покойницей, что прогуливалась по лесу, когда в городке уже был траур по ней… А если они не сумеют проводить ее? Или через три дня их не выпустят? Зачем только согласились?!

Со скрипом распахнулись двери. Первой в круглую, тесную зальцу впустили Иволгу, внесшую в непроглядную тьму догоравший огарок. С глубокого потолка свисали цепи, на которые и подвесили принесенный гроб. Под ним, на ковре священной пыли, был выложен круг из свечей. В каждом углу стояли подставки с истлевшими фолиантами, хранившими все нужные заговоры. На стенах, обвитые паутиной, проглядывали масленые росписи. Местами стертые, местами облупившиеся, они все равно навевали ужас. Чего только стоил лохматый старец, державший на подносе кровоточащую голову младенца.

Иволга застряла на пороге, не находя в себе смелости шагнуть внутрь. Возможно, она в последний раз видит небо и солнце! Уж лучше вечность пытаться найти выход из этого городка, чем добровольно ступить в эту жуткую башню!

Заметив, что она начинает пятиться, Ориджин поймал ее за руку. Сжав запястье, заставил войти и встать рядом.

–  Благословлены вы на то, чтобы даровать упокоившейся освобождение от бренной плоти и направить дух ее в мир загробный, – в воцарившейся тишине сказал бородатый господин и нарисовал в воздухе охранительный жест.

Двери поспешно захлопнулись, забрав последний закатный лучик. Следом с глухим стуком опустилась на стальные петли перекладина, наглухо запершая благословленных чужаков в обители скорби. Иволга оттолкнула Ориджина и бросилась к выходу, ударив по стальным завитушкам кулаком. Бродивший поблизости страх настиг, перехватил дыхание, обрушил лавину всхлипов.

Пока она сидела на полу, Ориджин поджигал свечи. Запалил и пучки трав, пылившиеся в подвешенных на окнах чашах. Отовсюду потянулись серые ниточки дыма, опутав воздух ароматом можжевельника и полыни. Похоже, он решил отнестись к возложенной на них обязанности со всей серьезностью. Да, надо попытаться сделать все, чтобы освободить душу покойной от бренного тела! Тогда, возможно, сами они высвободятся из силков этого распроклятого места.

–  Думаешь, они придут за нами? – вытирая слезы, спросила Иволга.

–  Если мы сделаем все, как подобает.

Ориджин сдул с фолианта пыль и открыл его. Подавшись вперед, полистал ветхие страницы, выискивая в них обещанные заговоры. Иволга обнаружила в своей книге ту же пустоту и посмотрела на парня поверх гроба.

– Ни строчки! Как же нам читать заговоры, если мы ни одного не знаем? Что теперь делать? Три дня и три ночи молча переворачивать чистые листы?

Ориджин пожал плечами. Иволга в отчаянии всплеснула руками. Какое-то время они ходили по зале, надеясь найти выход из уготованной ловушки. Потом стояли у подставок, усердно листая фолианты в надежде, что писание в них волшебным образом появится и можно будет приступить к чтению. Ни скамьи, ни табуретов в зале не было. Сидеть здесь, видимо, было не положено. Однако, ближе к ночи Иволга уже не могла стоять, потому опустилась на пол. Несмотря на клубившееся внутри напряжение, начинало клонить в сон. Она поняла, что проваливается в дрему, не в состоянии бороться с усталостью.

– Как, уже выспалась? – невинно заморгал Ориджин, запустив в нее огарком.

Иволга, получив восковым комом по лбу, подобрала свечу и хотела ответить тем же, но вовремя опомнилась. Что они делают? Забыли, где находятся?

Она поднялась, надеясь, что стоя не заснет. Вернувшись к подставке, оперлась на нее и посмотрела в сторону гроба. На пепельно-сером лице покойницы поблескивали влажные полосы, словно она только что плакала. Шевельнулся алый листок на лбу. Неужто и сквозняк, прощаясь с девушкой, поцеловал ее в лоб? Как от горестного вздоха колыхнулись рюши отворота. Откликнувшись на хоровод огоньков, блеснули на пальцах перстеньки.

Иволга зажмурилась и помотала головой, но сбросить с себя тяжесть надвигающегося сна не сумела. Она уже не могла стоять, то и дело хватаясь за подставку, чтобы не упасть. Что толку, если все с самого начала пошло не так?

Опустившись на пол, она привалилась к стене и обняла колени. Спину ломило, шея нестерпимо болела, а виски сдавливало все сильнее. Хотелось плакать, но даже на это не осталось сил. Все кончено, они пропали. Без заговоров им не проводить усопшую, а значит, не получить и проводника. Да что там, их, наверное, отсюда и не выпустят. Надо найти другой способ выбраться.