Хозяйка Судьба

— Ну, если Ракона находилась здесь, то где же и стоять замку Кершгерида, если не здесь, на землях его княжества? — чувствовалось, что Гавриель готов засмеяться, и Карл на секунду даже поддался надежде, что так и случится. Но маршал не засмеялся. — Мертвый Волшебник… Стало быть, вы, Карл, тоже слышали это прозвище? Знаете, что оно означает?

— Нет, — покачал головой Карл, которому было известно лишь это прозвище, вычитанное когда-то давно в одной из старых флорианских хроник. — А вы, Гавриель? Вы знаете?

— И я не знаю, — равнодушным тоном ответил Гавриель. — Но мы, кажется, говорили о замке Кершгерида. Он сохранился. Во всяком случае, шестьдесят лет назад, его руины все еще стояли на том же самом месте, где он был когда-то построен, на скале над Второй Ступенью. Будете проходить Три Ступени, Карл, посмотрите налево по ходу движения.

— Только делайте это ночью, — предупредил Гавриель. — При луне. Иначе ничего не увидите.

Вторая ступень. Карл это место помнил хорошо. Долгий подъем к седлу перевала начинался чуть выше долины Пенистой и условно делился на три неравных отрезка, которые из-за резкого перепада высот издавна звались в этих краях «тремя ступенями». Вторая ступень — узкое ущелье с высокими обрывистыми стенами — предстала сейчас перед его мысленным взором во всем множестве мельчайших деталей, сбереженных безукоризненной памятью художника, но посмотрел ли он, проходя Второй ступенью, хотя бы раз вверх, Карл припомнить не смог.

— Как вы туда забрались? — спросил он, рассматривая внутренним взором левую, вертикально уходящую к далекому небу («Выходит, я все-таки смотрел вверх?») стену ущелья.

— Увидите, Карл, — рассеянно ответил Гавриель. — Ночью. При луне.

— Хорошо, — не стал настаивать Карл. — Так что же написал в своих записках князь Раконы?

— Много интересного, — возможно, маршал Меч не был уверен в том, о чем он говорит, но все-таки он говорил, и теперь его речь была похожа на движение несчастного путника, пересекающего замерзшую реку по тонкому льду. — Много любопытного, но главное, он не был чернокнижником, Карл. Да и великим магом, по большому счету, я бы его не назвал. Все его темное могущество выражалось в том, что он умел смотреть сквозь тьму. Только и всего, Карл. Немало, конечно, но, согласитесь, и не много.

— Уль смотрел сквозь тьму, — Карл почувствовал, что обязан произнести это вслух. Знание было слишком большим, чтобы сразу найти ему место в своей душе.

— Вас это ужасает, Карл? — без тени удивления в голосе, спросил Гавриель. — Напрасно. Не спорю, это темное искусство, но не черное. Вы же художник, мой друг, вы должны чувствовать разницу.

— Рукопись все еще там? — странно, но то, что он открыл даме Виктории, рассказать сейчас Гавриелю, Карл не смог. И Деборе он об этом не рассказал тоже. Во всяком случае, пока.

— Я думаю, что да, — Гавриель снова стал задумчив. Неуверенность из его голоса исчезла, но зато он, по-видимому, снова вернулся к каким-то своим мыслям, занимавшим его во все время разговора, и делиться которыми с Карлом маршал не спешил. — Во всяком случае, я их оставил там, где они пролежали предыдущие четыре столетия. Такие вещи… Впрочем, вернемся к вам, Карл. Вы сказали, что теперь вы герцог. Цезарь получил право жаловать своих подданных высшими титулами принципата?

— Нет, Гавриель, — покачал головой Карл. — Великие бояре никогда на это не пойдут. Я получил титул по наследству.

— Вы были женаты на ком-то из этой семьи, — даже теперь голос маршала не дрогнул, и все-таки чувство, глубоко запрятанное за стеной равнодушия, скрыть вовсе не смог. Это была старая история, которая никогда не омрачала их дружбы, но которую, тем не менее, всегда принимали в расчет оба, и Гавриель, и Карл.

— Да, ее звали Стефания, — коротко объяснил Карл. — Она умерла тридцать лет назад.

— Вот, как! Ну что ж, примите мои соболезнования Карл.

— Они приняты, Гавриель, — мягко ответил Карл.

— С кем собирается воевать Флора?

— С нойонами.

— Что ж, цезарь прав. Победить империю нойонов способны только вы. Но нойоны… Я полагаю, что не ошибусь, если предположу, что пала Южная стена?

«Южная стена?»

Несомненно, маршал был необычайно проницателен, и мысль его по-прежнему была стремительна и точна, как стрела, выпущенная умелой и сильной рукой. Все, что не было сказано вслух, он домыслил сам. Впрочем, для того чтобы мыслить таким образом, надо было многое знать и помнить все это многое. Сам Карл вспомнил о пророчествах женевского безумца всего лишь четыре месяца назад, когда ему практически случайно — «А случайно ли?» — попалась в руки копия старинного пергамента. Копия, которую Карл собственноручно сделал, находясь на службе у мемельского герцога Каффы. Но вот, и пророчества нашлись, и странные совпадения не заставили себя ждать, и маршал Меч интерпретировал намек на войну с нойонами одним единственным образом.

— Да, — ответил он вслух. — Южная стена пала.

— А стальные братья?

— Вот, — Карл тронул рукой сначала украшенную алмазами рукоять Убивца, а затем положил ее на кинжал — Синистру. И раз уж разговор затронул эту тему, решил, что имеет право, спросить, наконец, о том, о чем никогда не спрашивал, пока не стало слишком поздно.

— Могу ли я спросить вас, Гавриель, о происхождении вашего меча?

— Меч, — повторил Гавриель. — Меч… Видите ли, Карл, я не вполне уверен, что имею право рассказывать вам об этом. Впрочем, вы получили меч в дар, и Убивец вас принял, и, значит, условия соблюдены… И вы встретились с парным ему кинжалом, который… С другой стороны… — Гавриель был очевидным образом растерян, что было для него не характерно. — Карл, вы читали книгу Августа Шорника?

— «Славные мечи»? Да.

— Вы слышали о ней прежде? Искали ее?

— Нет, — снова покачал головой Карл, вспомнив всю долгую историю своих встреч с этой книгой. — Пожалуй, это она искала меня.

— Тогда, возможно… — казалось, что Гавриель все еще не был уверен. — Я нашел его в Новом Городе,… в трех лигах от столицы Вольхов есть такое место. Оно называется «Облачный клык». Если нету тумана, и облако не сидит на скале, то ночью, при луне…

«Ночью, при луне, — мысленно повторил Карл. — Два разных места… Две скалы. Любопытно».

— На вершине «Облачного клыка» есть развалины замка. Их трудно увидеть, но… Гароссцы называют его «Герстово пепелище». Герст… Как бы вы, Карл, произнесли это имя на загорский лад?

— Хельшт, — не задумываясь, ответил Карл. — Хельшт?

«Бывают ли такие совпадения? — спросил он себя, и мысленно пожал плечами. — У меня бывают».

Хельшт тоже, по слухам, родился под Голубой Странницей. Тоже жил в замке на неприступной скале, и руины его крепости были видны только в лунную ночь. Знать бы еще, кто и когда разрушил эти замки.

— Хельшт?

— Да, я думаю, это была его крепость. Там есть что-то вроде маленького храма. Он тоже разрушен, разумеется, как и все вокруг, но… Несомненно, когда-то это был храм, Карл, вот только, каким богам молился Хельшт, я не знаю. Но зато именно там я нашел Убивца. Случилось это лет за пятьдесят до нашей встречи. Евгений тогда был всего лишь одним из лейтенантов гвардии Рамонов, а я… Я тоже был молод и полон честолюбия. Что это за птица, как вы думаете?

Карл поднял голову и посмотрел в выцветшее от жары небо. Крупная птица неторопливо скользила на широко расправленных крыльях достаточно высоко, чтобы видеть «полмира», но недостаточно, чтобы казаться черной неподвижной точкой.

— Я думаю, это орлан.

— Прощайте, Карл, — неожиданно сказал Гавриель. — Было славно повидать вас вновь, но я чувствую, что время мое истекло.

Карл мучительно хотел повернуть голову и снова — возможно, в последний раз — увидеть маршала Гавриеля, однако интуиция подсказывала, что делать этого не следует, и он продолжал смотреть в небо.

— Эта Стефания… — голос Гавриеля стал глухим и невнятным, как будто между ними возникла и продолжала расти невидимая преграда. — Ваша жена… Она, должно быть,…

Молчание затянулось, и Карл, наконец, повернул голову.

Дорога была пуста.

2

Слева от тракта, за редкой рощицей каких-то невысоких хвойных деревьев, виднелись приземистые строения дворянской усадьбы или, быть может, большого хутора. Туда уводила хорошо утоптанная тропа, петлявшая между придорожным кустарником, по сжатому кукурузному полю и исчезавшая среди деревьев, окружавших постройки. Однако, оценив на глаз расстояние, отделявшее его от человеческого жилья, Карл решил не тратить время на поиски иллюзорного комфорта. Он расседлал коня, стреножил и пустил щипать пожухлую траву чуть в стороне от тракта. А сам уселся в тени старого ореха прямо на землю, съел гречишную лепешку с куском козьего сыра из своих небогатых дорожных запасов, бросил в рот горсть золотистого войянского изюма, запил красным — с запахом дёгтя — вином с северного берега Флорианского моря, и раскурил трубку.

Разговор с Гавриелем оставил у него неприятный осадок. Любой, кто не знал маршала так, как знал его Карл, мог счесть их беседу вполне обычной, и даже более того, весьма содержательной. И в самом деле, Гавриель рассказал Карлу немало интересного, однако, все, что сказал маршал, несло на себе отпечаток недосказанности, фрагментарности, и незаконченности. Как ни посмотри, но и вполне связным этот разговор тоже не выглядел. Во всяком случае, таково было ощущение самого Карла.

За все время, что он сидел под деревом, по тракту прошло лишь несколько местных крестьян, вряд ли направлявшихся дальше, чем в соседнюю деревню, да проехал в ту же сторону, куда двигался и сам Карл, крытый дерюгой фургон. Но преследователь Карла так и не появился.

«Нет, — мысленно покачал головой Карл. — Преследователь — слишком сильное слово».

Он выбил трубку, присыпал пепел сухой землей, сделал еще один — последний — глоток из бурдюка с вином, и хотел уже продолжить свой путь, когда на тракте появилась одинокая всадница. При виде стройной черноволосой наездницы в голубых и синих шелках и ее серой в яблоках кобылы, у Карла болезненно сжалось сердце. Но терпеть боль давным-давно стало для него настолько привычным, что ни один мускул не дрогнул на обращенном к дороге лице, однако отвести глаз от женщины он уже не смог. Так и сидел под деревом, глядя на дорогу и приближающуюся неспешной рысью всадницу.

Наконец, она достигла того места, где ожидал ее Карл, съехала с тракта и направилась прямиком к нему. Он встал и, шагнув ей навстречу, протянул руку, чтобы помочь спуститься из седла.

— Здравствуй, Карл, — сказала Стефания, принимая его руку, и соскальзывая с высокой кобылы на землю. Проделала она это настолько легко и грациозно, что, казалось, будто и не человек она вовсе, а пришедшая из старинных сказаний лесная фея. И так же, как феи осенних лесов, Стефания блистала незнакомой Карлу, изысканной, но несколько холодной красотой.

— Здравствуй, Стефания, — поклонился Карл, приглашая ее жестом в тень.

— Этот человек идет за тобой, или мне показалось? — спросила Стефания. Она не уточнила, кого именно имеет в виду, но Карл ее понял и без этого.

— Да, он идет за мной.

— Странно, — голос Стефании звучал холодно и едва ли не отчужденно. — Он не похож на шпиона и на наемного убийцу он не похож тоже.

— Ты имеешь в виду, что он великоват для того, чтобы быть «тенью»?

— И это тоже, — подобрав пышные юбки, она опустилась на землю, и посмотрела на Карла. — У него нет страха в глазах, Карл. Это важнее.

— Ты права, — кивнул Карл, садясь напротив нее. — Его зовут Март, он аптекарь из Семи Островов, — мозаика сложилась, и он мысленно покачал головой, представляя себе причины, побудившие Марта выступить в путь вместе с ним. — Он мой друг, и таким необычным образом проявляет свою обо мне заботу.

— Почему же он следует за тобой в отдалении?

— Потому что я вышел в дорогу один.

— У тебя больше нет друзей, Карл? Нет слуг и домочадцев? — казалось, она удивлена, возможно даже, обескуражена.

— Они у меня есть, Стефания, — тихо ответил Карл, не в силах оторвать взгляда от ее лица. — У меня все есть, милая. Нет только тебя.

Стефания подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. Несколько мгновений длилось молчание, потом тень грустной улыбки коснулась ее изысканных губ, но это было единственное выражение чувств, которое он теперь увидел.

— Как ее зовут? — спросила после паузы Стефания.

— Дебора.

— Просто Дебора? — ее голос был ровен, лицо спокойно.

Стефания всегда умела находить то главное, что скрывалось за звуками слов. Не утратила она этой способности и теперь.

— Дебора Вольх, — ответил Карл.

— Кажется, — чуть нахмурилась Стефания, и это было уже второе чувство, которое отразилось на ее лице. — У Гедеона Чалого есть дочь. Ей должно быть теперь год или два.

— Уже тридцать один, — мягко сказал Карл.

— Значит прошло так много лет… — ее лицо снова было безмятежно. — Как ты жил все эти годы?

— Я шел, — сердце снова было полно боли и черной крови. Боль, ненависть… К кому? К чему? И ярость, которую было не на кого обрушить.

— Ты шел, — повторила она за ним. — Куда?

— Никуда.

— Тебе было жаль меня, Карл?

— Жалость неподходящее слово, — возразил Карл. — Мне тебя не хватало.

— Извини, — чуть улыбнулась Стефания, и ее лицо на мгновение ожило, так что Карл едва не задохнулся от чувства узнавания. Прежняя боль становилась новой болью.

— Извини, — сказала Стефания. — Я знаю, но женщины… Ты должен знать, какими мы можем быть.

Карл молчал, ему нечего было сказать.

— Это она? — неожиданно спросила Стефания, поднимая глаза к небу. Вот теперь в ее голосе появилось настоящее чувство.

«Почти настоящее».

— Возможно, — ответил Карл, тоже посмотрев в небо. — Я не могу различить отсюда. Слишком высоко.

На самом деле, он не был уверен, что смог бы отличить настоящую птицу от оборотня, даже летай она много ниже, а на такую удачу, чтобы орлан подлетел к нему совсем близко и оставался рядом так долго, как надо для уверенного узнавания, он и вовсе рассчитывать не мог. И все-таки, сердце говорило, «да», а своему сердцу он привык доверять.

— Слишком высоко, — повторил он.

— Я тоже не могу, — с сожалением в голосе сказала Стефания. — Но хотелось бы думать, что это она.

— Ты знала, — Карл не спрашивал, сомнений после ее слов остаться не могло.

— Да, — не отрывая взгляда от высокого неба, сказала Стефания. Ее голос звучал ровно. — Я хотела тебе рассказать, но, видимо, не успела.

— Жаль, — что еще мог сказать Карл?

«Судьба».

— Не жалей, — Стефания опустила взгляд, и теперь ее синие глаза снова смотрели в глаза Карла. — Что случилось, то и случилось. Ведь так?

— Это мои слова, — признал Карл.

«Судьба».

— Твои, — ее губы чуть дрогнули, намекая на улыбку. — Куда ты направляешься?

— Я иду к Воротам Саграмон.

— Зачем?

Зачем? Отличный вопрос. Зачем он идет к Саграмонским воротам? В чем смысл этого поступка?

Однажды Иннокентий Мальца спросил своих учеников, рассевшихся перед философом на застеленном соломой земляном полу: «Откуда мы знаем, что то, что мы знаем, истинно?» Возник диспут, но профессор в него не вмешивался, позволив студиозусам говорить все, что они хотели и могли сказать. Он лишь сидел молча на скамье, поставленной на невысокий помост, кутался в свой изношенный плащ, едва ли способный согреть немощное тело — стояла зима, и было очень холодно — смотрел и слушал, и, возможно, обдумывал услышанное. Во всяком случае, много времени спустя, кое-что из сказанного в тот день Карл нашел в последней книге Мальца. Впрочем, философ подверг наивные разглагольствования студиозусов столь изощренному анализу и интерпретации, что узнать исходные мысли было совсем не просто, но память не подвела Карла и на этот раз.