Помоги проекту - поделись книгой:
— Она вон там, Хави! Впереди, видишь? За Парзик.
— Я хочу к Саси!
Взяв девочку за руку, Ануш стала обходить толпу, двигаясь к началу процессии. Ануш видела темные волосы Саси и пыталась привлечь ее внимание, когда мужчина в форме поклонился ей. Капитан стоял позади лейтенанта и улыбался во весь рот, демонстрируя все зубы, как женщина свои жемчуга. Он держал головной убор в руках, его черные волосы блестели на солнце, а пуговицы сверкали, будто бриллианты. Ануш отвернулась, притворяясь, что не заметила его.
— Хави! Вот ты где! — Саси взяла сестру за руку. — Пойдем, Ануш, мы должны войти в церковь вместе.
Дневник доктора Чарльза Стюарта
Любую работу в этот день следовало отложить, чтобы побывать на свадьбе Парзик Шатиян и Вардана Акиняна. Свадьбы здесь большая редкость, и жители деревни, в том числе и работники больницы, не могли пропустить это событие.
Мы вошли в церковь, сняли обувь, оставили ее в большой груде обуви возле входа, затем проследовали внутрь, кивками приветствуя гостей, сидящих по обе стороны прохода. Неф был разделен на море красных фесок и тюрбанов слева, где сидели мужчины, и темную половину справа, где расположились женщины в паранджах и черных платках.
Наши места были впереди, сразу за семьей жениха, и детям ничто не мешало наблюдать за происходящим.
Отец Грегори ждал в трансепте[20], отирая пот со лба и пытаясь надеть головной убор.
Было очень жарко, духота усиливалась от жара свечей, горящих в люстрах, которые висели над хорами, и подсвечниках, расположенных вдоль стен.
Все обмахивались бумажными веерами, или свободными концами занавесей, или всем, что попалось под руку. У меня было такое впечатление, что мой костюм сшит из самого плотного флиса, а жесткий воротничок норовит задушить. Все то и дело поворачивали головы, устремляя взгляды на дверь в надежде, что процессия вот-вот появится.
Сидевшая возле меня Манон обмахивала свое раскрасневшееся лицо; она сообщила мне, что Пол не сможет прийти.
Вдруг запел хор, и все сразу же встали.
Заметно нервничающая невеста шла по проходу под руку с крестным, направляясь к трансепту, где ее ожидал Вардан.
Жена Мераяна, Элспет, связала руки Парзик и Вардана лентой, и церемония началась.
Наконец, когда жара стала уже невыносимой, а капли пота с носа священника катились градом, будто капала вода из не полностью закрытого крана, только что повенчанная пара вышла из церкви на солнечный свет.
Все гости последовали за ними.
— Брак — это воистину ад! — воскликнула Манон, выглядевшая так, будто ее только-только сняли с вертела.
Стоя перед гостями, Парзик подняла фату, поприветствовала мужа, а потом молодые отправились в обход по площади, сопровождаемые оркестром.
— Не правда ли, все выглядит великолепно? — спросила восхищенная Хетти.
Красочные навесы были натянуты среди лимонных деревьев, под ними расставили столы. Стулья были поставлены для молодоженов и важных гостей, остальные должны были сидеть на ковриках и подушках. Бабушка Ануш и еще несколько пожилых женщин заканчивали сервировать столы. Я заметил, как отец Грегори облизывался в предвкушении угощения. Я намеревался ускользнуть и пойти в больницу, но мой живот урчал, и я осознал, что проголодался.
Разносились манящие запахи еды, но никому не разрешалось притрагиваться к блюдам, пока Мераян не произнесет тост.
— За мою крестницу Парзик и ее мужа Вардана! — провозгласил он, подымая бокал. — Да встретите вы старость вдвоем!
Только когда я выпил, заметил жандармов на противоположной стороне площади. Это были не местные, не мои пациенты. В деревне располагался небольшой жандармский участок, из года в год там служили одни и те же люди, и мне стало любопытно, зачем здесь появилось такое количество новых жандармов?
Тут Мераян объявил начало пира, и все увидели кушанья: кебаб, плов, хумус, баба гануш[21], буреки[22]. Также были блюда из анчоусов, приготовленных всеми мыслимыми способами.
Манон принесла вымоченного в ракии голубя, а мои дети приготовили лимонные пирожные, которые всем очень понравились.
Такого обилия еды жители деревни не видели уже много лет, и после празднования многим придется голодать несколько недель. Это был вопрос престижа — принести на стол хотя бы что-то, из небольших порций разных продуктов получалось какое-нибудь блюдо.
После того как подали еду отцу Грегору и молодым, гости принялись угощаться, набивая желудок, насколько это возможно. Я привык есть один, но с энтузиазмом принялся за кушанья, временами поглядывая на жену, которая была особенно красива в большой шляпе, украшенной розами.
Ануш
Ануш не хотелось танцевать. Она рассчитывала, что не останется на ту часть торжества, когда гости разбиваются на пары. Но когда музыкант, игравший на дудуке, выступил вперед и объявил тамзару[23], Саси потянула Ануш за собой на танцевальную площадку. По толпе пронеслись восторженные возгласы. Только во время тамзары неженатые мужчины и женщины могли танцевать вместе, и именно этого момента ждал Хусик. По одну сторону Ануш стояли Саси, Хават и другие незамужние девушки, а по другую — Вардан, два мальчика из семейства Стюарт, Бедрос, работающий в больнице, и Хусик.
— Прекрати хмуриться, Ануш! — прошептала Саси. — Будет весело!
Бедрос застенчиво улыбнулся Ануш, Хусик сердито посмотрел на молодого врача, но Ануш проигнорировала их обоих.
— Правда, Саси! Я не хочу!
Саси схватила Ануш за одну руку, Хават за другую. Заиграли мелодию, и Хусик начал проталкиваться поближе к Ануш. Но его опередили!
— Тебе придется научить меня, — сказал капитан. — И должен предупредить: танцую я не очень хорошо.
Ануш от удивления раскрыла рот, на площадке воцарилась тишина. Музыканты перестали играть, Мераян вцепился в спинку стула. Лицо Парзик застыло, некоторые женщины начали креститься.
Ануш замерла на месте. Нарушало тишину лишь шуршание свадебного платья, раздуваемого ветром, да шум крыльев чаек, слетающихся к еде.
Наконец Ашен Налбадян взял дело в свои руки. Он вновь заиграл на дудуке, музыканты подхватили мелодию, и танцоры стали в круг. Ритм все время повторялся, и танцоры вновь и вновь брались за руки. При каждом ударе барабана они сгибали колени и затем выпрямлялись, наклонялись вперед и снова выпрямлялись, притопывая ногами и резко поворачиваясь на каблуках. Военный крепко держал Ануш, но она упорно отказывалась встречаться с ним взглядом.
Вообще никто ни на кого не смотрел, и казалось, лишь один капитан не замечал напряженности, которую он создал.
Он танцевал неуклюже, как осел, и дурачился, будто он один был на площади. Когда все наклонялись вперед, он откидывался назад, когда все сгибали колени, он выпрямлялся. Хават захихикала, когда капитан попытался повернуться и наткнулся на Саси, потом наступил на ноги танцорам, стоящим сзади. Все заулыбались. Его движения становились все нелепее. Все засмеялись, когда он попытался потянуть хоровод за собой то в одну, то в другую сторону. В конце концов он вышел из круга, выставив себя полнейшим невежей.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем музыка смолкла и танец закончился. Капитан поклонился, Ануш едва кивнула, и они разошлись в противоположные стороны, а музыканты уже заиграли следующий танец.
Этот танец должен был исполняться деревенскими девушками, но Ануш не хотела принимать в нем участия. Она ушла в тень, стала возле бабушки и попыталась прийти в себя после такого испытания.
Танцы были в самом разгаре, когда жандармы внезапно пришли в движение. В одно мгновение площадь оказалась заполнена ими. Они быстро приближались к празднующим. Рассредоточившись, жандармы взялись за ружья и подошли к столу, где сидели новобрачные. Начальник жандармов, невысокого роста рыжеволосый мужчина, указал на отца Вардана:
— Мислав Акинян! Именем Империи и Комитета Единения и прогресса[24] вы арестованы за государственную измену!
Два жандарма подошли к старику и бесцеремонно подняли его со стула.
— Что происходит? Что вы делаете? — вскричал Вардан, вскакивая и пробираясь к отцу. — Это мой отец, и он ничего не сделал!
— Он обвиняется в измене! — сказал жандарм.
— В измене?! Нет!
— Винтовки, штыки и два комплекта боеприпасов были найдены на его ферме.
— У нас нет винтовок. Это какая-то ошибка! У моего отца есть только вилы для сена и лопаты! Он никогда не держал в руках винтовку!
— Отойди, а то я и тебя арестую!
Старик бессильно повис на руках жандармов, его глаза расширились от страха.
— Заберите меня! Арестуйте меня! Это и моя ферма! — не унимался Вардан.
Рыжеволосый мужчина вплотную подошел к нему:
— У тебя есть работа в полицейских казармах, которую нужно закончить! Но не переживай, когда настанет время, мы придем и за тобой!
И жандармы ушли, волоча за собой старика. Вардан бежал за ними.
— Он невиновен! Куда вы его ведете? Я клянусь, он невиновен!
Доктор Стюарт схватил Вардана за рукав:
— Сейчас ты не можешь ничего сделать. Позволь мне с ними поговорить. Мы узнаем, куда его повели, и решим, что делать.
На площади внезапно стало очень тихо. Ануш посмотрела на Парзик. Та стояла возле мужа, ее лицо побелело, так она была потрясена. Вардан упал на стул, уронил голову на руки и застонал. Все пришли в замешательство. Люди беспомощно переглядывались, не зная, что предпринять.
Доктор Стюарт что-то прошептал своей жене и последовал за жандармами по улице.
Ануш увидела, что капитан и лейтенант пересекли площадь и скрылись за углом, направляясь к реке. Не подумав ни секунды, она побежала следом.
— Эфенди![25] — позвала она. — Капитан Орфалеа!
Мужчины обернулись. На этой темной и заросшей улочке неприлично было оставаться девушке наедине с турецкими военными.
— Эфенди! Могу я поговорить с вами?
— Идите, я вас догоню, — сказал капитан лейтенанту.
— Старик Акинян, — начала Ануш, силясь подобрать правильные слова, — отец жениха, они арестовали его!
— Да, я видел.
— Они не сказали, куда повели его, но, должно быть, куда-то за деревню. Это будет очень много значить… для Вардана и его семьи, если вы узнаете, куда его повели.
— Я не могу вмешиваться в дела местной полиции.
— У вас есть на то право, эфенди! Большее, чем у любого армянина!
— Мы не можем повлиять на жандармов. Они независимы от армии.
— Они вас уважают, капитан.
Он покачал головой и вздохнул:
— До нас иногда доносятся слухи, но я ничего не могу обещать. Я просто буду прислушиваться, больше я ничего не смогу сделать.
— Спасибо, эфенди. Я у вас в долгу.
— Что-то я сомневаюсь… Давайте встретимся в разрушенной церкви через два дня. В то же время, что и раньше.
Ануш кивнула и побежала обратно на площадь, надеясь, что никто не заметил ее отсутствия.
Дневник доктора Чарльза Стюарта
Я поехал в Трапезунд на прием к вали. Сегодня Байрам, мусульманский праздник, поэтому в этот день больше шансов застать его в хорошем настроении.
Жандармы, арестовавшие Мислава в день свадьбы, не дали мне никакой информации о старике, говорили только, что он арестован за измену, а такое обвинение не оставляет других вариантов, кроме как подача прошения самому губернатору.
За то время, что прошло с момента нашей первой встречи в гавани Трапезунда, мы с вали подружились. Меня вызывали в особняк в любое время суток, как только у него возникали проблемы с зубами. Каждый раз, едва войдя в дом, я слышал голос губернатора, ревущего как бык, недовольного тем, что неверный так долго добирался. Завидев меня в дверях, он становился кротким как ягненок, широко раскрывал рот и умолял вырвать гнилой зуб. После того как я усмирял зубную боль, приложив гвоздичное масло, меня обычно приглашали разделить с ним обед или завтрак, в зависимости от того, какой трапезой в полной мере не насладился губернатор.
Какими бы ни были внешние проявления, вали умен и хорошо образован, обычно справедлив со своими подданными, но может быть капризным и сварливым. Оставаться в непрочном кругу его благоволения очень важно для управления больницей. Ради этого я готов ехать среди ночи верхом три часа кряду, только чтобы заглянуть ему в рот.
Вали расплачивается щедро, но в основном делая одолжения. Улаживаются споры с жандармами, достаточно быстро выдаются разрешения, и много других благ даруется мне. Пара осторожных фраз — и все проблемы волшебным образом исчезают. Вали стал моей счастливой картой, моим тузом, который бил многие раздражающие неудобства жизни в Империи. Поэтому я ехал в Трапезунд в самом оптимистичном расположении духа.
Я приехал в тот момент, когда раздался пушечный выстрел, оповещающий об окончании намаза — утренней молитвы, а значит, вали был готов принимать посетителей. В великолепном зале меня провели мимо толпы просителей, и вскоре я оказался в личных покоях губернатора. Он сидел за низким столиком и заканчивал завтракать.
— Стиппет, мой друг! Салам алейкум!
— Алейкум ассалам!
— Я посылал за тобой? По-моему, нет. Мой новый зуб в порядке! Смотри!
Я исследовал его новую коронку, которую поставил во время своего предыдущего визита, а после упомянул, что приехал просить об одолжении.
Губернатор погрозил мне пальцем:
— Опять задумал строительство!
Поделиться книгой: