Они закончили войну и дошли до гор, а дальше не пошли – и он ушел из армии, сам не зная почему – то ли понял, что закончил свою войну, то ли грызло что. Но бесхитростные эти рассказы – грызли душу, а разбомбленные дороги, забитые горелым транспортом, селения, забитые трупами – и правых, и виноватых – газ не щадит никого, – являлись по ночам.
Тогда он, чтобы не застрелиться однажды в приступе черного отчаяния и чтобы дожить отпущенное ему в ладу с самим собой, пришел в храм. И очень скоро он пришел к выводу, что должен искупить совершенное… или, по крайней мере, попробовать это сделать. А для этого он должен понести слово Божие туда, где его так давно забыли. И не только слово Божие – но и справедливость, которую там всегда ждали от русских – вместо ракет и бомб с нервно-паралитическим газом…
…
– Ты не хочешь говорить со мной?
…
– Тогда ответь на вопрос – зачем ты сбиваешь людей с пути Аллаха? Тебе заплатили?
…
– Мне всегда было интересно наблюдать за вашей религией. Ведь Пророк Иса – один из почитаемых Пророков и в истинной религии, единственной из достойных. Я читал ваши книги… читал Библию, читал Заветы – и Старый, и Новый. Но мне интересно – почему вы сами нарушаете то, что там написано. Мы читаем Коран и хадисы и делаем в точности так, как там написано. А вы что делаете? Скажите – разве Пророк Иса говорил, что ему надо поклоняться, строя храмы? Вы пьете харам на службе и говорите, что это его кровь, едите хлеб и говорите, что это его плоть. Зачем же вы так делаете, скажи мне?
…
– А зачем вы зимой вырезаете в реках полыньи и макаете туда крест, а потом прыгаете. Разве так написано в Библии?
…
– Почему вы идете путем ширка, скажи мне? И не настало ли время вам принять истинную религию, ту самую, в которой есть спасение, и идти с нами? Мы знаем, русские – достойные воины. Зачем ты лишаешь их спасения?
…
– Зачем ты лишаешь спасения несчастных пуштунов, которые пришли сюда после того, как вы бомбили их горы атомным оружием? У них и так ничего не осталось, кроме их веры, а вы и этого их лишаете. Разве это хорошо? Разве это угодно – что Аллаху, что Пророку Исе…
Нет. Надо ответить?
– Ты – правоверный?
– Да, я принадлежу к истинной вере.
– Тогда оглянись вокруг, – сказал он, – и скажи. Вот все то, что ты видишь. Дети, которые умирают от голода. Люди, которые разрывают одичавших собак, которые не могут даже прокормить себя. Радиация.
…
– Все это, по-твоему, угодно Богу? Он хотел бы, чтобы дети, его люди, верящие в него и нуждающиеся в заступничестве, так и жили?
Проповедник, который на самом деле относился к спецслужбам Халифата, не сразу нашелся что ответить.
– Лучше жить под небом, как жили наши предки, но жить праведно, чем жить в роскоши, но оказаться в огне. Разве ты не учишь тому же самому, разве твоя религия не учит тому же самому?
– Нет.
– А чему же ты учишь?
– Первая заповедь, которой я учу, – не убий…
Амир Асадулла, этнический пуштун и местный валий, вышел из своей комнаты и столкнулся нос к носу с местным алимом, который приехал, чтобы посмотреть на схваченного проповедника.
– Ну, что?
Алим, весь на нервах, отщипнул небольшой кусок темной, пластичной массы и сунул за нижнюю губу.
– Это идейный кяфир, очень опасный, – сказал он, – его надо пытать, чтобы выведать, кого он успел обратить, а потом убить как можно быстрее. Мы его заберем, прямо сейчас.
Амир покачал головой.
– Есть люди, которые заплатят за него деньги.
– Речь не о деньгах! – разозлился алим. – Этот человек сбивает людей с пути Аллаха, и, по-видимому, успешно! Это надо прекратить как можно скорее! Пока и меня, и вас не облили бензином и не подожгли те, кого он успел обратить!
– А из каких денег я буду платить закят, – разозлился амир, – откуда у меня деньги? Вам всегда было на это плевать, вам только плати закят, и все! А мне надо не только платить закят, но и содержать людей, и поддерживать тут порядок! Если хочешь – покупай у меня этого человека и делай с ним что хочешь! Я не понимаю, почему я должен отдавать этого человека тебе бесплатно, в то время как другие предлагают за него деньги? Или – я вычту сумму из закята, который я плачу тебе за этот год, договорились?
– В твоих словах нет ни капли веры в Аллаха…
– Зато у тебя ее больше чем достаточно! – усмехнулся амир. – Особенно как посмотришь на твою машину.
Нехороший разговор прервал один из боевиков личного джамаата, амира Асадуллы. Вид у него был откровенно встревоженный и даже испуганный.
– Эфенди, на улице люди!
– Какие еще люди? Гони их отсюда!
– Эфенди, там пришел весь кишлак, старейшины. И из соседних кишлаков люди пришли. Там очень много людей…
– Да проклянет их Аллах…
Когда амир Асадулла вышел из своего дома, который он отстроил совсем недавно, с двухэтажным подвалом, тюрьмой, его люди привычно окружили его, и он почувствовал себя увереннее. К его дому шла только одна дорога, и он приказал срубить все деревья, убрать все камни и валуны, а забор сделать из сетки-рабицы, через которую можно все видеть и стрелять. Люди не перешли этой черты, они стояли, напирая на сетку, а напротив них стояли люди с автоматами, в основном еще американскими, которые американцы оставили им, уходя из Афганистана. Американский автомат имеет скорострельность в полтора раза выше, чем русский, а современная пуля может пробить человека насквозь и убить стоящего за ним человека. И люди, которые пришли к нему, знали это, они знали и его жестокость – еще с Афганистана у него была кличка Мясник. Они не должны были сомневаться, что он прикажет открыть огонь. Как много лет назад он это сделал в Герате.
Но люди молча стояли, в своих теплых душегрейках из овчины, и смотрели на него. И амир почувствовал необъяснимый страх. Он не чувствовал страха, когда сражался на полях джихада, а теперь чувствовал его.
И даже боевики с автоматами теперь не успокаивали его.
– Что надо? – спросил он на пушту, подойдя к забору.
Сначала люди молчали. Потом вперед протиснулся старик.
– В религии нет принуждения, – сказал он, – так говорит священная Книга. Ты украл человека, которому мы дали приют как гостю. Зачем ты это сделал? Отпусти его, не множь грехи, за которые тебе придется ответить в час суда.
– Этот человек – кяфир. Он никакой не гость, он один из тех, кто разносит грязь и мерзость. Он грязен во всем.
– Ты один из нашего народа, Асадулла, и тебе как никому другому должно быть известно правило Пуштун-валай[70] о гостеприимстве.
– Пуштун-валай есть бида’а, ссылаться на него – есть одно из проявлений куфара и джахилии[71]. Для меня нет никакой религии, кроме религии Аллаха, и никакой книги, кроме Къ’урана.
– Пуштун-валай – это книга, по которой жили твой отец, и дед, и прадед, Асадулла. Может, ты и их назовешь джахилями?
Амир почувствовал, как соскальзывает на очень скользкую дорожку. Ведь большинство из его людей тоже были выходцами из пуштунских племен, и кто знает, как они отнесутся к тому, что он сейчас вслух начнет поносить своего отца, называя его джахилем? В афганцах уважение к старшим в крови, того же требует и религия Аллаха. А авторитет, или, как говорят афганцы, намус, трудно заслужить, а теряется он очень и очень легко.
– И мой дед, и мой отец, и мой прадед мертвы, – выкрутился амир, – для них сейчас есть суд Аллаха, выше которого нет, ведь Он – знающий. Кто я такой, чтобы судить их или выносить суждение?
– Ты прав, Асадулла. Но раз ты не судишь своих родственников, почему же ты берешься судить других людей? Разве ты сидел у ученых? Разве у тебя есть степень в фикхе? Почему ты не боишься совершить несправедливость?
Амир почувствовал гнев.
– Моя ученая степень – вот она, – он повел правым плечом, показывая на искалеченную руку, – и это лучшая из степеней, угодная Аллаху.
– Ты прав, Асадулла, – старик в свою очередь показал на свою искалеченную, хромую ногу, – но и я сражался ради религии Аллаха. Но я не нарушаю ни законов своего народа, ни законов Книги. Если тот человек, которого ты схватил, в чем-то виноват, отведи его к шариатскому судье, и пусть он судит его. Пусть заодно он спросит и с тебя, в каком хадисе сказано, что моджахед может сожительствовать с маленькими мальчиками.
Амир выхватил пистолет.
– Ты никакой не моджахед, ты кяфир, который слушал грязные куфарские проповеди! Уходи сейчас же и уводи своих людей, пока я не приказал зачистить поселение! Клянусь Аллахом, я поклялся истреблять куфар везде, где его встречу, и…
Амира с силой толкнуло назад, и он мешком упал под ноги бойцов – уже мертвый…
Оперативная группа – всего десять человек, две усиленные снайперские команды – высадились с конвертоплана типа «Пустельга» этой ночью, когда получили сигнал. Шарк был недоволен тем, что во время боевых действий приходится отрывать подготовленную группу, пусть даже в десять человек, но с Ташкентом спорить не стал и группу отправил. В конце концов, проповедники были хорошими информаторами, и большая часть информации о том, что происходит на беззаконных землях. А за добро следует платить добром…
За зло – справедливостью.
Снайперские команды относились к спецназу созданной частной армии и входили в состав разведбатальона, подчиненного лично Шарку. Разведбатальон имел довольно необычную оргштатную структуру, принятую в Легионе и в некоторых второстепенных армиях до начала Третьей мировой войны – например, в украинской. В морской пехоте США – огневая группа состоит из четырех бойцов, снайперско-разведывательная группа – из шести, в британской армии – патруль 22SAS состоит из четырех человек. У Шарка группа состояла из пяти человек, разведотделение – из трех групп, соответственно – пятнадцать бойцов, разведрота – четыре отделения – соответственно шестьдесят бойцов, плюс группа управления из пяти бойцов и группа разведки и связи, имеющая разведывательные и ретрансляционные беспилотники ротного звена, – итого семьдесят. Четыре роты составляли разведбатальон. Группы действовали самостоятельно либо придавались более крупным подразделениям и шли впереди них, проводя разведку и самостоятельно уничтожая мелкие цели в интересах беспрепятственного продвижения. У каждого бойца такой группы был целеуказатель и спутниковый телефон – и каждый должен был уметь при необходимости наводить огонь высокоточных средств поражения.
В данном случае снайперы обеих групп были вооружены полуавтоматическими винтовками калибра 338 LM[72] чешского производства, современными, с баллистическими вычислителями, позволяющими вести беглый и точный огонь. Снайперы в группах маневра были вооружены винтовками этой же фирмы – но под русский патрон 30 mosin – отличная замена СВД. Еще в группе было два пулемета под кейсовый патрон и по пятнадцать лент к каждому – достаточно, чтобы выдержать атаку исламского батальона…
Две группы высадились около того места, которое, по данным разведки, было последним местом проповеди человека, которого надо было вытащить, и проделали короткий марш по горам. Найдя укрытие, они сделали гнездо и запустили беспилотник для того, чтобы определить, что произошло и где находится священник. Сначала они думали, что он находится в кишлаке, но потом, увидев людей, направляющихся к особняку на взгорье, поняли, что это не так…
Четыре снайпера – более чем достаточно при любом раскладе – заняли позиции. Один из пулеметчиков прикрыл дорогу, второй – пошел вместе с маневренной группой, готовый поддержать их огнем. Адаптивный камуфляж при медленном перемещении скрывал их почти полностью и делал возможным подобраться очень и очень близко…
– Копье один – один, всем доложить.
– Копье два – один. Четыреста метров, медленно приближаемся. Наблюдаю группу около двухсот человек. В задних рядах люди с оружием.
– Копье два – один, уточните по оружию.
– Старые автоматы типа «АК». Один «РПГ», больше ничего не вижу. Заряжен противопехотной.
– Вас понял, продолжайте…
– Копье два – один, что видишь?
– На крыше основного здания установлен крупнокалиберный пулемет. Пять-шесть человек, еще один пулемет и снайперская винтовка.
– Копье два – один, вопрос – куда смотрят.
– На толпу.
– Копье два – два, держу машины.
– Копье два – два, численность?
– Примерно двадцать, два по десять.
– Понял. Что с птицы?
– Месье адъютант, птица показывает до тридцати вооруженных объектов, две автомашины с пулеметами, крупнокалиберный и ротный пулеметы на крыше. Автомашины с пулеметами с тыла здания, с вашей позиции их не достать.
– Тебя понял. Можешь вырубить пулеметчиков на машинах?
– Попробую, месье адъютант.
– Будь готов это сделать. Но только по команде.
– Есть, месье адъютант.
Беспилотник, которым была вооружена поисковая группа, был небольшим, но нес на себе одну небольшую гранату без внешнего управления. Эта граната могла быть осколочной (летальной), светошумовой или электромагнитной, чтобы вырубить двигатели машин. Ударные возможности у БПЛА были небольшие, но они были.
Тем временем у забора шел разговор, и, судя по всему, день переставал быть томным.
– Копье один – один, всем позывным. Начинаем работать. Мои цели – лидер и охрана. Копье два – один, работаешь по верхнему уровню. Копье один – два и два – два, бородатые у дома, справа и слева. При выдвижении вооруженных машин – работаете по ним. Работаем по моему выстрелу, лазеры включаем. Крысам – на месте, не высовываться. Готовность подтвердить тоном…
Под тоновые щелчки старший из снайперов, адъютант Иностранного легиона Дариус Лафар снял винтовку с предохранителя – он всегда это делал в последний момент, как его научили в снайперской школе Легиона на Корсике. Винтовка была знакомой, пристрелянной – хотя в Легионе они использовали либо британскую «AI», либо германскую, очень качественную полуавтоматическую винтовку этого калибра от Альберт Армс. Чешская немного не дотягивала до нее качеством исполнения, но именно что немного, а германских качественных винтовок сейчас и не найти вовсе…
Он замер, пытаясь даже не дышать, но круг вероятного попадания, вычисленный компьютером, упорно задевал верхнюю часть головного убора какого-то старика. Немного, но задевал. Что там? Просто высоко намотанная ткань или черепная коробка? Еще не хватало, чтобы он подстрелил местного старейшину, тут все одним миром мазаны, но делать этого не следует…
Черт…
– Один – один, на связь!
Вызов на связь был как удар грома для него, уже готовившегося к выстрелу. Твою мать, вот именно поэтому нужен второй номер. При нормальных условиях снайпер вообще отключен от радиосвязи, второй номер передаст что нужно и когда нужно. Снайпера же отвлекать нельзя ни при каких обстоятельствах.
Он с трудом подавил гнев.
– Птица, что там?
– Я прослушиваю их разговор. Сейчас начнется стрельба.
– Тебя понял. Теперь заткнись и сообщай о продвижении машин.
– Понял.
– Один – один, всем – готовность. Лазеры.
В конце концов, если начнется беспорядочная стрельба, пострадает и этот старик, и с ним еще многие…