Помоги проекту - поделись книгой:
Наконец одна тетка решилась.
– Эй, сеньор…
…
– Не желаете ли комнату? Совсем недорого, десять миллионов в день. А мой сын покажет, где ловится рыба…
Я улыбнулся. Наверное, получилось это плохо, но тем не менее.
– Я ищу капитана Валлардо, почтенная сеньора. Дарио Валлардо.
Надо было видеть, какие у нее стали глаза. Равнодушные и пустые. Эти люди жили не одну сотню лет в обстановке феодальной раздробленности, феодалы менялись один за другим. В этих условиях народ, который, в общем-то, никогда не был единым, научился делить людей на своих и чужих. Своего здесь никогда не выдадут, ни полицейскому, ни чужаку.
– Дарио Валлардо, сеньора.
– Никого не знаю с таким именем…
– Да? А я думаю, знаете…
Я достал бумажку в пять швейцарских франков, написал на ней кое-что.
– Когда вы встретите того, кого не знаете, покажите ему это, и он поймет. Берите, ну же.
Жадность пересилила – и тетка хватанула купюру. Туристов сейчас немного – бандитов намного больше, по всему Средиземному морю. Не время сейчас для туризма.
– А пока, сеньора, я хотел бы перекусить. Не подскажете хорошую тратторию?
– У Массимо вкусная рыба.
– И где это?
– Вы прошли, сеньор. Над входом – висит бочка.
– Премного благодарен…
У Массимо я заказал жареного окуня, обычное блюдо рыбаков. Народ тут собрался темный, у многих оружие. Контрабандисты, переправщики на материк, в общем, те, кому чужая шейка копейка, а своя – рупь. После того как европейское единство приказало долго жить, осколки Европейского союза поплыли каждый своим путем, возвращаясь в то состояние, в каком они были до ЕС. Кстати, это не так и плохо. Италия раскололась на пять частей – отделились Сицилия, север (Падания), Венеция и Тироль – регион, который до Первой мировой принадлежал Австро-Венгрии, и итальянского тут было очень мало. Этого можно было ожидать: когда после Второй мировой был референдум о сохранении монархии – семьдесят процентов в промышленном Милане сказали «нет» монархии, а семьдесят процентов на юге сказали «да». Из всех частей Италии мне больше всего нравился юг… Сицилия, и собственно Италия, оставшаяся без своего промышленного Севера. Неспешная жизнь, виноградники и палящее солнце, разваливающиеся памятники вечного Рима и всепроникающая, возведенная в абсолют коррупция. Красивые женщины – количество красоток в Италии возведено в степень, правда, попытка познакомиться с девушкой может закончиться добрым зарядом дроби в брюхо от отца или брата. Дробовик или (чаще всего) автомат Калашникова, купленный на черном рынке (обычно из Ливии, бывшей итальянской Триполитании), припрятан у каждого фермера, и при необходимости он будет пущен в ход. Чиновники приезжают затем, чтобы откушать вина, получить положенную мзду и отъехать обратно в Рим… а те, кто задерживается, тоже получает положенное. Те, кто в Германии и некоторых частях Франции терроризирует города и пригороды, орет «Аллах Акбар» и выдвигает требования, – здесь это рабы. Рабство в Италии официально не восстанавливалось, но по факту оно есть, особенно много рабов на Сицилии. К исламу здесь относятся с пониманием – религия рабов, предоставляют время на намаз. Рабы пасут скот, работают по хозяйству, бежать особо некуда – куда сбежишь с полуострова, а особенно с острова. В этом смысле итальянцы отличаются здоровой крестьянской сметкой и зубодробительной логикой, переспорить которую просто невозможно. К белым людям – таким, как я, – здесь отнесутся с уважением, накормят, сдадут комнату, если деньги есть. Только за город выходить не надо – пропадешь, а твои туфли потом будет донашивать какой-нибудь крестьянин. Или, поцокав языком и посетовав на бесполезность, отдаст донашивать одному из своих рабов…
Загорелый невысокий человек «к пятидесяти» шагнул через порог, оглянулся, увидел меня. Искоса рассматривавшие меня местные бандерлоги поскучнели и отвернулись: не светит. Если я в гостях у одного из своих – трогать меня нельзя…
– Капитан… – поднялся я навстречу.
Капитан Дарио Валлардо в свое время служил в группе COMSUBIN, полной и законной правопреемнице легендарной Десятой флотилии торпедных катеров, командиром которой (так и не привлеченным к ответственности) был не менее легендарный «Черный князь» – Джунио Валерио Боргезе. Он и в самом деле был князем, и именно его люди в сорок первом утопили в Гибралтаре два британских линкора, тем самым значительно изменив ход войны на Средиземном море. Итальянские же боевые пловцы совершили первую в мире диверсию из-под воды в самом конце Первой мировой – им удалось утопить австрийский линкор в день заключения мира! Капитан Валлардо имел среди боевых пловцов прозвище Голкипер, он прошел и Афганистан, и Ирак, и Ливию – и там и там итальянцы отметились пусть и небольшими, но очень серьезно подготовленными силами. Во многом капитану именно я обязан своим бизнесом – когда я открыл свою контору, оплатил членские взносы и ко мне никто не шел, потому что я был чужаком, именно капитан Валлардо нанялся одним из первых. Человеком он был известным – и за ним пошли уже остальные. Ушел он после событий в Дубае – сказал, что больше не может, и я отнесся к этому с пониманием.
Я тоже тогда чуть не ушел…
– Вот так вот, друг…
– Сочувствую… – капитан нарезал рыбу знаменитым водолазным ножом со светло-зеленой рукоятью. Нужен еще лимон и лук – много и того и другого. Мы находились в каюте его маленького траулера, уже разгруженного.
– Не стоит.
– Хочешь мстить? – понимающе сказал капитан.
– Месть – блюдо, которое едят холодным…
Я кивнул на столик.
– Как рыба?
– Нормально.
– Дозиметром не проверял?
Посмеялись.
– Чего ее проверять. Рыба, она и есть рыба. Раньше в море кто только не ходил – ее меньше было. Да еще эти танкеры… ополоски сбрасывали[56]. Сейчас танкеров нет, рыбаков мало – рыбы много. Это хорошо…
– Мне надо перебраться через горы, Дарио, – сказал я.
– Зачем?
– Повидать кое-кого.
– А конкретно?
– Гштаад.
Капитан покачал головой.
– Там не любят гостей.
– Если бы любили, я бы постучался в дверь.
…
– Десять тысяч франков. Швейцарских. Это тебе. Перевозчику отдельно.
Капитан закончил сервировать блюдо.
– Зачем обижаешь?
– То есть поможешь?
– Конечно, помогу…
Падания, Валле д’Аоста. Долина Вальтурнанш, коммуна Брей-Червинья. 03 сентября 2037 года
Стратосферный воздушный шар был… величественен.
Семьдесят метров в диаметре, специальная система горелок и герметичная кабина на двадцать мест, которую мы откупили для нас двоих, изрядно потратившись. Нас было двое, и места для еще двоих занимало наше снаряжение…
Снаряжение для высотных прыжков.
Раньше все было проще. Долина Аоста, названная так в честь ее бывших хозяев, герцогов Д’Аоста, была самым маленьким регионом Италии и одновременно самым дорогим, тут была почти что Швейцария, и богачи из Милана, покупая недвижимость, не скупились. Тут был так называемый интернациональный абонемент – ты мог кататься и в швейцарских Альпах и во французских (а регион граничит и со Швейцарией, и с Францией), не получая никаких виз и разрешений… старая, добрая Европа, разнесенная на куски новыми религиозными войнами. Сейчас граница с Францией была рассадником контрабанды, а граница со Швейцарией была перекрыта наглухо – те из арабов, которые рискнули перейти ее, узнали, что швейцарские горные стрелки, вооруженные винтовками пятидесятого калибра Nemesis, – это сила…
Как раз на одного такого стрелка я и смотрел через подзорную трубу, сидя в кабине медленно поднимающегося шара…
Переезд до Валле д’Аоста занял у нас сутки, еще двое ушло на то, чтобы докупить необходимое снаряжение и договориться обо всем. От Брей-Червинья до швейцарского Церматта – десять километров по прямой, если считать привычными для ровной местности отрезками, но все проводники наотрез отказались вести нас, сославшись на то, что швейцарские горные стрелки, перед тем как стрелять, раздумывают очень недолго. Как таковой системы прикрытия границы, подобной той, что строили мы на границах с Кавказом или Халифатом, не было, но были кочующие посты, в которых сидели снайперы и пулеметчики, и были местные жители, которые все как один имели армейские автоматические винтовки и вовсе не были заинтересованы в появлении чужаков на своей земле. Как говорится, после того как начинается война, рядом с интеллигентом уголовнику делать нечего…
Оставалось только одно…
Немного закладывало уши. Шар поднимался бесшумно, неотвратимо и величественно. Стекла кабины постепенно стала покрывать изморось. Я посмотрел на высотомер – шесть сто над уровнем моря…
Просто супер…
Катание на стратосферном шаре и прыжки с него стали популярны как раз незадолго до войны, вместе с частными космическими полетами. Тогда иметь сертификат космонавта стало круто, и те, кто не хотел платить Маску или Верджину[57], получали его самым простым образом – поднимались на громадном стратосферном воздушном шаре на границу стратосферы, потом спускались и получали заветный сертификат. Обходилось это дешево, цена была вполне доступная для среднего класса. Находились экстремалы, которые полюбили высотные прыжки из ближнего космоса. Сейчас стратосферные аэростаты разве что катали туристов в горах, а нам он был нужен для другого: мы собирались прыгнуть с большой высоты, далее, используя специальные парашютные костюмы, пересечь границу Италии и Швейцарской Конфедерации и приземлиться точно в нужном нам месте – внутри охраняемого периметра виллы Крайса.
Восемь тысяч семьсот метров.
Учитывая наш возраст, это было конкретным безумием. И я, и Валлардо уже совершали такие прыжки, но это было в те времена, когда мы были молоды и глупы, а в Швейцарии гостей встречали сыром и ромом, а не пулей винтовки пятидесятого калибра. Но иного способа быстро пересечь границу Швейцарской Конфедерации просто не было…
Девять тысяч пятьсот метров…
Как мы собираемся сматываться оттуда? Есть два варианта, но я пока не хочу о них говорить. Более того, я допускаю и такую мысль, что останусь там. Если такова будет цена… что ж.
Не то чтобы я больше не видел ради чего жить. Просто иногда цена бывает высокой, и ее надо платить…
Двенадцать тысяч двести метров.
Начинаем собираться. Уже ощутимо холодно…
Пять слоев одежды, за спиной – парашют. Парашют пусть легкий, но все же оружие, средство выживания. Примерно килограмм двадцать на каждого.
Пятнадцать тысяч шестьсот метров. Скорость подъема увеличивается.
Проверяем друг друга. На голову – шлемы с пассивным ночным видением и отображением курсовой информации. Парашюты ставим на ручное раскрытие, высотомеры – на триста метров – это почти предел. Стратосферный шар уже плывет над Швейцарией, бесшумно работая моторами…
Девятнадцать тысяч восемьсот метров…
Стратосферником владеет бывший французский спасатель, из группы коммандос, которая была приписана к armee l’air, армии воздуха, или, попросту, ВВС Франции. Сюда он бежал от мигрантов и доволен нынешней жизнью. С Валлардо они пересекались где-то в Африке.
– Ветер южный, около пяти!
Двадцать три тысячи метров.
Я киваю. Это плохо – ветер будет противодействовать нам.
Проверяем курс… ориентационная сетка в норме, высотомер… норма.
Двадцать семь с половиной тысяч метров. Это за пределами большинства современных систем ПВО и гражданских радаров. Справа – вдали виден еще один стратосферник, он швейцарский и обеспечивает части этой горной страны телефон и Интернет. Это дешевле и доступнее, чем спутник, тем более сейчас, когда большая часть космической инфраструктуры разрушена.
– Готовы?
Вместо ответа я показываю большой палец.
С шипением отдраивается люк, в кабину врывается ледяной воздух. Уже стемнело, огней внизу практически не видно.
Тридцать одна тысяча метров.
Облачность. Мы многими километрами выше нее, над нами космос.
– Я поставил курс на Церматт!
Я киваю.
– С Богом!
Я тоже перекрестился. И вслед за итальянцем шагнул в морозную бездну…
Прыжок из стратосферы – это нечто.
Сначала ты набираешь скорость… тебя ничего не держит, это предбанник ближнего космоса. Потом, постепенно, как ты подходишь к границе стратосферы и атмосферы, ты начинаешь разгоняться уже не только в вертикальной плоскости, но и в горизонтальной. Только никаких тормозов нет, остановиться и выйти уже невозможно.
Самое плохое, что внизу не было приводного маяка, вся наша навигация ограничивалась ноутом с программой ориентации в стратосфернике да навигатором на руке у каждого. Но навигатором на руке хорошо пользоваться на земле, а в воздухе, когда ты лежишь на воздушном потоке и когда любое, самое минимальное движение может привести к тому, что ты потеряешь стабильность и закувыркаешься в воздухе…
И внизу не ровная площадка, а в лучшем случае альпийский луг, откуда будто растут из-под земли дикие гранитные валуны. И небольшие домики, под деревянной шкурой некоторых из них скрываются артиллерийские орудия[58]. А в худшем – стометровая пропасть…
Удивительно, но мне не холодно. И это потому, что могильный холод в стратосфере компенсируется не только костюмом, но и трением при полете. Да, трение тоже есть, и чем мы ниже – тем оно больше.
Облачность!
Когда проходишь облачность – как будто тебя бросают в воду. Моментально видимость сокращается почти до нуля, намокает комбинезон – если он подобран неправильно, то приземлишься ледышкой. Поддерживать стабильность еще сложнее, потому что в облачности – непредсказуемые воздушные потоки. И нижний край облачности в горах не оставляет почти ни единого шанса решить проблему, если та возникнет…
Заверещал подцепленный к высотомеру наушник – и я, почти забытым, но вбитым в подкорку движением раскрыл парашют. Рывок! Тридцать один – тридцать два – тридцать три. Купол – осмотрено…
Есть. Теперь приземление…
Поделиться книгой: