Земля предков

Рассказывая это, Заря вовсю строила мне глазки. Я старался не реагировать. Во-первых, я люблю свою жену. Во-вторых, чем может закончиться интрижка с дочерью Трувора, лучше даже не думать. В-третьих, мы с Трувором не просто друзья и братья по палубе. Варяги поддерживали меня с самого первого дня знакомства. Как-то нехорошо при таком раскладе соблазнять молоденькую дочь их лидера.

Хотя, блин, кто кого соблазняет, еще вопрос!

Через три дня мы наконец вышли к реке. Волхову. Именуемому также Ольховой. Или Мутной. В зависимости от рода-племени именователя.

Теперь осталось лишь дождаться попутного судна. Трафик на Волхове в это время года насыщенный. Бывает, до полусотни судов в день мимо Ладожской «таможни» проходит. Правда, поодиночке редко. Обычно небольшими караванами.

В принципе, меня устроило бы и не попутное судно. Его можно было бы нанять, а то и реквизировать именем Гостомысла.

Но реквизировать попытались нас.

* * *

– Не дерзи мне, – холодно произнес князь Рюрик. – Не забывайся!

– Я говорю то, что вложил мне в уста мой князь!

Посланник Водимира, боярин Жолудь, не испугался.

С ним в Ладогу пришли полторы сотни дружинников – многовато для посланника. Хотя для войны всё же маловато.

Однако война – не за лесами. Водимир с каждым годом сильнее. Люди его – повсюду. Уже и в Плескове знамено Водимира стоит. И Полоцк ему данью поклонился. Чуть ли не до самого Смоленска протянулись Водимировы сети: исправно собирают мыто с каждого волока, каждый подорожный городок данью обкладывают. Дань невеликая, да и платят не все, но из сотен ручейков собирается большая река, и потому каждый – ценен. Ими силен Водимир, от них кормится его дружина. Если бы не князь Рюрик, скушал бы Водимир Ладогу, не поперхнувшись. Для того и позвал Рюрика Гостомысл, дочь в жены отдал и равным себе князем назвал. Давно сие было сговорено. Еще в те времена, когда хирд Хрёрека-конунга насчитывал более двух сотен отменных воинов. Две сотни – много меньше того, что может вывести на поле Водимир. Но один викинг, будь он дан или варяг, стоит троих Водимировых гридней. Да и сам Гостомысл не женами правил. Была и у него дружина крепкая.

Хотя когда сговаривались Гостомысл с Хрёреком, Водимир еще не был так силен. И не от Водимира Ладогу защищать позвал Гостомысл Хрёрека, а от таких же викингов, которые повадились грабить подданные Гостомыслу земли. Одни брали силой, другие – хитростью. Эти снимали носовые фигуры, поднимали на мачты белые щиты, притворяясь мирными торговцами, а когда подворачивался богатый городок, набрасывались внезапно, грабили, резали, жгли, набивали корабли добычей по самые весельные люки… И снова обращались в мирных торговцев. И не уличить. Нет свидетелей. Не осталось.

Вот, чтоб отвадить почуявших добычу волков, и приглашен был в Ладогу Хрёрек Сокол.

Кто таков князь Гостомысл из Ладоги для морского ярла?

Да никто. Мало ли вождей в Гардарике? Да больше, чем конунгов у норегов. Там в каждом фьорде свой сидит, а тут в каждом окруженном частоколом городище – свой князь властью пыжится. Сидит на добре, как хомяк в норке под камнем. А что камень – медведю-викингу? Раз лапой махнул – сковырнул, два – и хомяк у медведя в пасти. Вместе с припасами.

А вот Хрёрека-конунга на Севере знали. И уважали. Со многими правителями Севера он в родстве. И если не в родстве, то – в дружбе. Вот с тем же Рагнаром Лотброком и сыновьями его. Такого ограбить – риск непомерный. Этот и в родном фьорде отыщет. И накажет.

Так было, пока Хрёрек не схлестнулся с Сигурдом Рагнарсоном, и Сигурд не лишил его большей части силы.

И главный датский конунг Харек Младший спросить с Сигурда за пролитую кровь не рискнул, хотя с Хрёреком – в родстве.

Впрочем, о ссоре Хрёрека с Сигурдом Змееглазым здесь, в Гардарике, не знали.

Но тем не менее: обещал дочь свою Гостомысл могучему вождю многих кораблей, а отдал обладателю единственного. Вдобавок Хрёрек в день свадьбы не то что меча поднять, сам с ложа встать не мог. Опирался на плечи верных варягов.

Эти же варяги стали опорой и для Гостомысла.

Однако варяги – это не пришлые даны. У варягов здесь собственные земли и собственные интересы.

Вот тут Гостомыслу повезло. Совпало. Варягам тоже не по нраву пришлось усиление Водимира.

Пока Хрёрек метался в горячке и никто еще не знал, выживет или нет, Трувор с Ольбардом крепко встали за Гостомысла. И показали, что даже несколько десятков викингов – это сила, с которой надо считаться. Приструнили разбойников. Но не всех и не везде. Потому что у некоторых появился покровитель: князь Водимир. А что тут удивительного? Разве враг твоего врага – не друг? А что грабитель, так Водимир и сам пограбить не прочь. Хотя когда грабили его самого – очень обижался.

Вот и сейчас – обиделся. Не на шутку.

– Твои люди это были! – заявил боярин Жолудь. – Тому и свидетели есть!

– Предъяви! – немедленно потребовал Хрёрек-конунг, которого теперь звали князем Рюриком.

– Их сейчас нет со мной!

– Тогда закрой свой рот, пока я его не зашил!

Хрёрек с трудом сдерживался. Теперь, когда он снова мог держать меч, Хрёрек вновь ощутил себя настоящим вождем, конунгом, и злился от того, что какой-то боярин Жолудь смел разговаривать с ним на равных. Пусть даже за спиной этого Жолудя полторы сотни воинов, а за спиной Хрёрека сейчас, пока не вернулись Трувор с Ольбардом, – не больше четырех десятков, часть которых даже не его, а так не вовремя потерявшегося Ульфа Свити.

– Не грози мне, нурман! Это еще не все! Мой князь обвиняет тебя в том, что ты тайно убил его десятника Задорея!

Хрёрек ухмыльнулся. Ну надо же! Он, Хрёрек-конунг, ВТАЙНЕ убил какого-то паршивого десятника. Это было так забавно, что Хрёрек даже сердиться перестал.

– И почему твой князь так думает, холоп? – осведомился он.

Жолудь побагровел. Его оскорбляли прилюдно. Сначала рот пригрозили зашить, теперь холопом обозвали. Снести оскорбление молча – позор. Потребовать удовлетворения – так мерзкий дан именно этого и добивается. И ничего хорошего из этого не выйдет. А выйдет, что кого-то убьют. Или самого Жолудя, или того, кого он выставит защищать свою честь. Среди его гридней есть отменные бойцы, но все же не такие, как эти проклятые даны.

К счастью, Жолудь вовремя вспомнил: он не сам по себе. Он – посол Водимира. Следовательно, всякое оскорбление Жолудя – это оскорбление князя Водимира. Значит, слова дана следует передать Водимиру. А сейчас – продолжать.

– Известно, что Задорей бился с одним из твоих дружинников, – заявил Жолудь. – А после Задорей хотел вызвать твоего дружинника на поединок. А потом Задорей пропал. И этот дружинник – тоже. Мой князь считает, что ты испугался, что Задорей убьет твоего дружинника, и…

Докончить он не смог. Хрёрек захохотал. И кучка его приспешников данов – тоже.

– Я требую объяснений! – закричал Жолудь.

Хрёрек внезапно оборвал смех.

– Ты требуешь? – произнес он голосом, от которого Жолудь похолодел и очень пожалел, что большая часть его охраны осталась на ладье, а здесь – всего лишь большой десяток гридней. У дана было примерно столько же людей, но Жолудь все равно почувствовал себя мышкой, которая только что дернула за усы кота.

«Будь с ним построже! – напутствовал Жолудя Водимир. – Они должны нас бояться!»

Но сейчас испугался сам Жолудь.

Но Хрёрек сдержался. Он еще поучит боярина, как должно вести себя. Не сегодня.

– Ваш Задорей – трус, – произнес Хрёрек брезгливо. – Расспроси людей, и они тебе расскажут, как десятник твоего князя удирал с рынка с голой задницей. Оружие, трусливо брошенное Задореем, я твоему князю отправил. Прибавив мои сожаления: беда тому князю, у которого в старшей дружине такие, как Задорей. Как с такими на сечу выйти? Разбегутся же!

– Не сбежал Задорей! – возмутился Жолудь. – Он к тебе пришел: справедливого поединка требовать!

– Как же! – усмехнулся Хрёрек. – Если б хотел, не стал бы ждать, когда Ульф-хёвдинг покинет Ладогу. А когда Ульф вернулся, Задорей ваш, думается мне, сбежал. Что говорит о том, что он пусть и труслив, но не глуп.

– А куда делся твой человек Ульф? – набрался храбрости на очередной вопрос Жолудь.

– Не твоего ума дела! – отрезал конунг. – Убирайся!

А вслед ему пробормотал:

– Хотел бы я сам знать, где ты, Ульф-хёвдинг…

А Жолудь убрался. Искать правды у князя Гостомысла.

Не нашел. Не знал Гостомысл правды.

* * *

Корабль неизвестной сборки оказался как раз попутным. Здоровый, но какой-то неуклюжий, непривычно пузатый, борта низкие. Хотя под парусом шел неплохо.

Увидели нас, размахивающих руками, замахали в ответ, взяли к берегу.

– До Ладоги нам! – опередив меня, крикнула Заря. – Возьмете?

С корабля кинули сходню: доску метров шести длиной. Хватило. Место удобное, а осадка у пузана небольшая.

Заря, опять-таки опередив меня и брата – вот же решительная девка! – взбежала первой. Ловко так. Я аж залюбовался. Сразу видно, что Труворова дочка.

Братик – за ней. Этот вообще птицей взлетел. Я после него выглядел как корова на дерби. Сам – не в лучшей спортивной форме. Да еще в чужих здоровенных сапогах…

Как оказалось, моя неуклюжесть сработала в плюс.

По ту сторону борта оказались мужики бывалые. Оценили нас троих по пластике движений и расставили приоритеты. Отрок Вильд – на первом месте, Заря, хоть и девка, на втором, а я, оборванец в исподнем, на самом последнем. А что меч у меня, так ведь, может, и не мой это меч. Тем более висит за спиной, а не как положено…

В общем, приняли меня за раба.

Обидно.

Но в целом – удачно получилось. Если этакое безобразие можно назвать удачей.

Вильда приняли первым. Сунули шестом в ноги, когда на палубу спрыгивал, накинули сверху сеть, и двое сразу навалились – вязать. Заря за кинжал свой схватилась (успела), да какая-то сволочь сзади колотушкой ее по головушке…

И сразу заорали, будто финальную игру выиграли. Решили: сделано дело.

Язык, на котором орали, я не опознал. Равно как и национальную принадлежность негодяев. Зато боевой уровень определил как средненький. С парой-тройкой таких я бы разобрался без проблем. Но было их, навскидку, десятка два. Многовато даже для старины Ульфа.

Зато у меня был бонус: всерьез они меня по-прежнему не принимали.

– Поднимайся! Быстро! – Чернявый мужик сделал мне, застывшему на шаткой сходне, недвусмысленный жест копьем.

Будь я один – сиганул бы в реку. Вода, как и следует из названия, – мутная. Не стал бы чернявый наугад копье бросать. Жалко копья-то.

А я пронырнул бы в протоку и затаился в зарослях. И хрен бы они меня оттуда выловили.

Но детей Трувора я не оставил бы, даже будь у меня возможность с опережением добраться до Ладоги. Мало ли что нехорошие люди могут с ними сотворить за это время… Опять же – я перед ними в долгу. Кабы не они, я б, скорее всего, оказался на той стороне бытия, где пребывают души лоханувшихся воинов.

«Спокойно, мужик, – сказал я себе. – Удача нынче к тебе уже не задом, а вполоборота. А меч, даже непривычный, с неудобным балансом – это всё-таки меч. Покажем же этим неведомым злодеям, как мы умеем загребущие ручонки обрубать».

Ярости, впрочем, не было. Нормальное ровное состояние. Еще чуть-чуть – и мой славный Белый Волк появится где-нибудь неподалеку…

– Ты, холоп, сюда иди! Да меч отдай…

Меч тебе? Да не вопрос! Хватай!

Схватить он не успел.

Первый удар я нанес еще в прыжке. Картинный такой, во весь мах.

Рот нехорошего человека еще говорил, а голова уже летела на палубу. Была б при мне сабля – срубил бы чище, а тут еще и занесло. Пришлось, аки самураю, гасить инерцию клинка в тушке второго плохого парня.

Этому не повезло. Слишком ловкий оказался. Успел отпрыгнуть. Частично. И потому, вместо того чтобы быстро умереть от разрубленной печени, получил зацеп самым кончиком поперек живота. Аккурат мышцы взрезало и требуху – самую малость. Но здесь эта малость приводит к кончине долгой и мучительной. Будь на месте порезанного настоящий викинг – плюнул бы на боль и ринулся бы в последний бой, но этот – похлипче. Завыл и повалился на палубу, скорчившись, как зародыш в мамке.

Я же, не сумев полностью погасить инерцию (сапоги не по размеру, блин!), вынужден был уйти в низкую стойку. Зато прорубил икру одного из тех, кто выпутывал из сети Вильда. Его партнер по рыбной, точнее, рабьей ловле сеть выпустил и успел даже выхватить из-за пояса топорик… Который я и снес новым ударом. Вместе с державшей его рукой.

И, чувствуя, что сзади уже летит предназначенное моей спине копье, а может, и не одно, ухватил безрукого за целую конечность и развернул в вальсовом па.

Было, было копье! Не обманула чуйка! И бросок отменный. Насквозь. Кабы я не толкнул безрукого навстречу – и меня нанизало бы.

Быстрая оценка ситуации.

На носу – двое. Оружие держат так себе. Салабоны. И выглядят соответственно: ошеломлены и напуганы. Тоже понять можно: только что были тишь да благодать, и вдруг – прям как на бойне. Вопли, кровища, отрубленные части тел на палубу валятся.

А вот трое на корме – другого сорта. Опытные убивцы. Удачно, что от меня они – дальше всех. Один из боевой тройки копье и метнул. Бросок отличный, но результат несколько неожиданный. Для метателя. Сейчас, судя по задумчивой физии, он переваривает этот результат. То есть прикидывает, на что я реально способен.

То, что я не раб, а боец, он уже осознал. Уровень непонятен. Теперь на его бандитской роже написано: стоит схватиться со мной лично или проявить осторожность: погодить, пока я не подустану и не продемонстрирую поярче свой боевой арсенал?

А вот сосед его, похоже, уже выбор сделал и собирается меня валить чужими руками: истошно вопит и науськивает на меня основную группу.

У третьего молодца на морде тоже, может, чего и написано, но прочитать я этих письмен не в состоянии. Кроме монголоидного разреза глаз. А вот качество его оружия мне уже не нравится. Например, лук, за который даже по самой поверхностной оценке любой профи отвалит серебром по весу. Можно не сомневаться, что на дистанции пятнадцати шагов азиат влепит стрелу в любой из моих зрачков. А то и в два сразу.

К счастью, между нами – живой барьер. Та самая основная группа игроков. Десяток с хвостиком желающих сделать мне секир-башка. Эти пока не поняли, что я такое, зато поняли, что я – один, а их – много.

Ну, эту оплошность судьбы мы сейчас исправим. Для начала – вот вам, мальчики, от меня – трофейная секира.

Метнул почти наугад, но по такой толпе – не промахнешься, а щиты только у двоих.

Эти могли бы и прикрыть дружбана, но то ли не успели, то ли – не сообразили. Был десяток с «хвостиком», и только что я этот «хвостик» отрубил.

Нет, я всё же их немного недооценил. Перестроились парни грамотно, наконец выдвинув вперед щитоносцев и изобразив подобие боевого порядка. Но неужели вы, братцы-разбойники, думаете, что я с вами в честный бой вступлю. Щас, разбежался! Не, ребятки, пока что я вас даже не трону. Вы у меня нынче – живой заслон. О монголоиде и копьеметателе я не забываю ни на секунду. Так что в очередь, злодеи. А мне сейчас – на нос. Мелочь прибрать.

Вот это я понимаю – взаимовыручка. Один салабон геройски попер на меня, другой… с диким воплем махнул за борт.

Хотя не буду осуждать. Я ведь себя со стороны не видел. Может, и сам бы за борт сиганул, кабы в зеркало глянул. Пусть поступок паренька и не достоин упоминания в висе, но зато – жив, трусишка.

А второго упомянуть бы следовало: мол, вышел один на один с Ульфом Свити… И пришел. К естественному концу.