Помоги проекту - поделись книгой:
В конце ХIХ века исследователи пытались выяснить, откуда здесь вода. Сутки откачивали ее насосами и не осушили – значит, подземный ключ неистощим. По каменному желобу вода из родника стекает в Неглинку, что под землей.
Одним из «чудес древнего Кремля» называют родник, и, чтобы увидеть его, открываем железную дверь в башню. Делаем шаг вперед – и летний зной, солнечный свет сменяются тьмой, вечной прохладой и дыханием живой воды. Она дает о себе знать, едва переступаем порог. Однако на стенах влаги нет. И это позволило в ХIХ веке разместить внутри башни архив. Бумаги от такого соседства не страдали.
Прежде чем спуститься вглубь, останавливаемся у окна – бойницы. Воробьев обращает мое внимание на неимоверную толщу кладки – метра на четыре. Оконный проем выложен в форме раструба. Широкий край таков, что я могу стать в раструб, не рискуя удариться головой о верхний косяк. Но чем ближе к прорези бойницы, тем уже и меньше проем. Такие бойницы в стакане башни видишь на восьми ярусах. Прежде пол каждого яруса покрывали доски, лежавшие на толстых бревнах. Дерево заменили бетон и железо. Лестницы, перекрытия сделаны из долговечных материалов.
А к источнику, как и прежде, ведет та лестница, что Петр Антонио Солярио сделал в толще камня. Она круто уходит вниз и позволяет опускаться по одному не сгибаясь. Отсчитав примерно ступеней сорок, вместе с неутомимым Алексеем Васильевичем осторожно спускаюсь я до самого основания башни.
Луч фонаря высвечивает из мрака под ногами кирпичную трубу, растущую из-под земли. Большие кирпичи, великолепная кладка, которая не позволяла плохо работать нашим современникам, когда они реставрировали эту трубу в земле. В диаметре она метров пять.
Что все это?
Над головой свод, точно мы оказались в подземном храме. В центре свода круглый проем. А сбоку узкая щель, предназначенная для верхнего света. Когда луч еще раз скользит по низу трубы, вижу на дне ее голубоватую воду, тихую и спокойную, спящую в подземном колодце под охраной самой мощной башни Московского Кремля.
Это и есть тайник, древний московский источник, заключенный в кирпичную трубу. Сколько ему лет – никто сказать не может. Не исключено, что он ровесник Москвы, не исключено, что поил людей и тогда, когда люди не знали Кремля.
Реставраторы вмонтировали в трубу стальную лестницу. Так что можно опуститься в колодец. У меня в руке банка, чтобы зачерпнуть воду из такого источника. Несколько метров вниз, и вот касаюсь холодной воды, уношу с собой полную банку.
На свету вижу – вода прозрачная, без запаха. Не удержавшись – пробую. Вода вкусная, прохладная, какой бывает, когда пьешь из родника.
Поднимаемся в шатер, сооруженный над многогранником Петра Антонио. Он высок, как колокольня, и светел – через проемы в толще кладки льются лучи солнца. На пути вверх видим два других свода, не считая подземного. Так что источник под тройной защитой кирпичных крыш.
Есть у Угловой Арсенальной башни еще одна тайна. Чтобы увидеть ее, надо снова пройти по лестнице, что ведет к ключу. А потом на полпути Алексей Васильевич сворачивает в сторону, и мы оказываемся в узком боковом проходе. Еще один поворот – снова коридор в толще кладки. Он-то и выводит нас к тому заветному месту, которое манило поколения исследователей Кремля.
Луч фонаря осветил возникший из мрака сводчатый зал. Ни окон, ни щели, напоминающих о существовании света. Даже громкий звук не доходит сюда, под стену Кремля! Не нужен ни свет, ни звук этому тайнику, сделанному для того, чтобы прятать.
В середине подземного зала стою во весь рост, рукой достаю свод. Значит, высота в этом месте достигает двух метров. А по краям свод спускается к полу. Не то чтобы стоять, даже сидеть в углу трудно. Кирпичный пол срезает круглую каменную трубу пополам.
Откопали этот зал в ХIХ веке, когда русские археологи настойчиво искали библиотеку Ивана Грозного, следы которой затерялись. Здесь, в Угловой Арсенальной башне, ее не оказалось. Но кто знает, сколько других таких тайников скрыто в недрах Боровицкого холма?
Далее на пути возникает Никольская башня, напоминающая готический собор. От приземистого прямоугольного основания ввысь вздымается стройный красно-белый шпиль со стрельчатыми щелевидными проемами. Из красного кирпича и белого камня русские мастера сложили нечто вроде колокольни с прорезями окон. По ее сторонам белеют четыре маленькие башенки такого же стиля. Этот готический шпиль украсил башню сравнительно недавно, в начале ХIХ века. Тогда архитектор Руска надстроил ее готическими высокими гранеными стаканами с белокаменными украшениями. На рисунках XVIII века Никольская башня смотрится вровень с Арсеналом, а завершалась она куполом. Этот купол разлетелся в 1812 году. После изгнания Наполеона башню восстановил Осип Бове, и мы ее видим такой, какой она тогда стала.
В старину у Никольской башни разрешались тяжбы, возникавшие на торговой площади между покупателями и продавцами. Сюда приходили истцы и ответчики и целовали крест, призывая в свидетели висевший на воротах образ Николая-угодника – «заступника и утешителя всех скорбящих». Православные верили, что этот святой карает клятвопреступников.
Случалось и такое. Однажды во время крестного хода на глазах всего народа в чтимый образ бросил палку бунтарь, схваченный и судимый. «Санкт-Петербургские ведомости» сообщили, что «на площади сожжен богохульник и иконоборец Шуйского уезда Василия Змиева крестьянин Ивашка Красный».
И на Никольской башне дежурили «дозорщики», и на ней красовались в прошлом часы, последний раз упоминаемые в 1612 году. После изгнания польских интервентов через ворота вошло «все воинство и все православные народы во граде Кремль во мнозе радости».
На месте Арсенала находился Оружейный приказ – сборное место стрельцов. Отсюда они, собравшись в полки, выходили на Красную площадь, чтобы, помолившись, начать путь к полю брани.
От Никольской башни стена Кремля поднимается высоко-высоко над Красной площадью. В центре ее – Сенатская башня, за ней виднеется здание бывшего Сената, где работало советское правительство, а в наши дни – Президент России.
Башня ничем особенным не знаменита. Сергей Петрович Бартенев находил, что «несколько удлиненная форма шатра придает Сенатской башне вид суровой недоступности».
На старых планах обозначалась вблизи нее еще одна башня, но след ее пропал…
В ноябре 1918 года у Сенатской башни собралась вся Москва. К первому празднику новой власти скульптор Сергей Коненков украсил башню цветным барельефом размером 7ґ8 аршин. То была мемориальная доска «Павшим в борьбе за мир и братство народов», всем похороненным у стены Кремля после боев в октябрьские дни 1917 года.
Сам автор так описывает барельеф: «Крылатая фантастическая фигура Гения олицетворяет собой Победу. В одной ее руке темно-красное знамя на древке с советским гербом, в другой зеленая пальмовая ветвь…»
Скульптор и его помощники, в срочном порядке устанавливая доску, дневали и ночевали возле стены. Во мраке горел костер, работа вызывала пристальный интерес москвичей.
«Прохожие, – вспоминает Сергей Коненков, – спрашивали: „Что здесь происходит?“ А одна старушка поинтересовалась: „Кому это, батюшка, икону ставят?“ – „Революции“, – ответил скульптор.
На церемонии открытия доски присутствовал Ленин и члены его правительства. Коненков протянул «вождю мирового пролетариата», как стали называть главу советского руководства, сделанную по сему торжественному случаю шкатулку, где лежали ножницы и печать со словами: «Московский Совет рабоче-крестьянских депутатов». Ленин перерезал ленточку, открыл доску, а шкатулку и печать попросил передать в Московский Совет, чтобы сохранить для будущего музея.
– Ведь будут же у нас свои музеи…
В сочиненной по этому случаю «Кантате» Сергей Есенин писал:
Тогда по Красной площади прошли колонны московских рабочих и солдат с красными знаменами, уверовавших в мировую пролетарскую революцию и грядущий коммунизм.
Наконец, за Сенатской башней вновь на нашем с Воробьевым пути высится Спасская башня. Под звон курантов мы попрощались.
А теперь ответ на такой вопрос, который, естественно, возникает, когда смотришь на Кремль.
Кто строил стены и башни? История донесла до нас несколько имен.
«Тою же весною, 29 мая (1485 года), была заложена на Москва-реке стрельница у Шишковых ворот и под нею выведен тайник; строил же ее Антон Фрязин».
Это летописное известие сообщает о начале строительства Тайницкой башни и имя ее автора. Антон Фрязин, то есть итальянец, построил красивую угловую башню у впадения Неглинки в Москва-реку, ее мы зовем Водовзводной.
Другой итальянский архитектор, Марко Руффо, возвел в углу стены над рекой круглую Москворецкую башню, называемую Беклемишевской.
Прибывший в Москву спустя пять лет после начала грандиозных работ в Кремле Петр Антонио Солярио начал Боровицкую башню, так удивляющую всех своей пирамидой. Он построил стену между Боровицкой и Водовзводной башнями, соорудил Константино-Еленинскую башню с воротами.
Спустя год Петр Антонио начал Спасскую башню и довел дело до конца. Беломраморные две доски, одна на латыни (со стороны Красной площади), другая на русском языке (со стороны Кремля), установленные над воротами, буквами, высеченными в камне, гласят:
«В лето 6999 (1491 год) июля божиею милостию сделана бысть сия стрельница повелением Иоанна Васильевича государя и самодержца всея Руси и великого князя Володимерского и Московского и Новгородского и Псковского и Тверского и Югорского и Вятского и Пермского и Болгарского и иных в 30 лето государства его, а делал Петр Антонио Солярио от града Медиолана». То есть города Милана.
Да, башня произвела, очевидно, сильнейшее впечатление на современников, если имя зодчего удостоилось чести стоять в одном ряду с именем «самодержца всея Руси».
Тот же Петр Антонио заложил Никольскую башню «не по старой основе», «да и стену до Неглимны». Через год Петр, обладавший неистощимой фантазией, соорудил Арсенальную башню, у нее 18 углов. К ней мы сейчас подойдем. То было последнее «сказание» Петра Антонио. В том году он скончался, успев украсить Кремль прекрасными творениями.
Этого Петра сменил спустя два года Алевиз Фрязин, его подлинное имя Алевизио да Каркано, то есть из Каркано. Он возвел стену «градную каменну возле Неглимны не по старой основе, града прибавиша». Этот мастер заложил Троицкую башню и другие стрельницы с западной стороны Кремля. Предполагают, что он же построил Набатную и Сенатскую башни…
Вот этим блистательным мастерам, сынам эпохи Возрождения, и Аристотелю Фиораванти, прибывшим в далекую холодную Москву из южных итальянских городов, мы обязаны тем, что они, сохранив пространственно-планировочную структуру белокаменного Кремля Дмитрия Донского, сумели создать руками московских каменщиков небывалой красоты и мощи крепость, украсившую землю.
В 1625 году англичанин Христофор Галовей и русский мастер Бажен Огурцов с товарищами возвели над Спасской башней шатровый верх. Одна за другой грозные стрельницы подняли шатры, так радующие сказочной красотой.
Впоследствии к Кремлю приложили руку лучшие зодчие Москвы и России, такие, как Матвей Казаков, Константин Тон, и другие.
Прошло пятьсот с лишним лет с тех пор, как началось строительство стен и башен Кремля. Поэты награждали крепость на холме восторженными эпитетами, сравнивали ее с Акрополем, Форумом. Можно долго цитировать стихи. Но я, заканчивая очерк, напомню всего две строчки Николая Рубцова:
Башни Сухарева и Меншикова господствуют над ближайшими высотами, обе издалека видны…
Сухарева башня. Среди многих башен предметом особого пристрастия москвичей являлась сотни лет Сухарева башня, что стояла у Сретенских ворот, на площади Садового кольца, которая носит имя башни. Ни про одну башню Москвы не сложили столько преданий, легенд, ни одну, пожалуй, так часто не вспоминали, как эту. Звали ее «Сухаревой барышней», «невестой Ивана Великого», «сестрой Меншиковой башни»…
«Сухарева башня весьма популярна в России – миллионы рисунков с нее разошлись по всем городам. Это очень красивое, высокой оригинальной архитектуры здание построено Петром Великим…» – писал в очерках «Московской старины» знаток города Павел Богатырев.
Стояла Сухарева башня посреди дороги, где сейчас день и ночь несется лавина машин. Это обстоятельство сыграло роковую роль в ее судьбе. Когда в 30-х годах XX века Москва расширяла старые узкие улицы и площади, Сухареву башню, оказавшуюся на пути потоков транспорта, трамвая и автомобилей, власти города снесли. Руку к этому акту вандализма приложил Сталин, приказавший стереть башню с лица земли. Заступавшимся за «барышню», «невесту» и «сестру» архитекторам вождь пообещал, что «советские люди сумеют создать более величественные и достопамятные образцы архитектурного творчества, чем Сухарева башня».
Смириться с тем, что ее не стало, трудно. Слишком много значила она в истории города, слишком много воспоминаний связано с ней. Поэтому в планах градостроители не забывают о Сухаревой башне, вспоминают о ней, когда заходит речь о будущем центра Москвы.
…Звоню в исторический архив Главного архитектурно-планировочного управления и спрашиваю, не могли бы мне показать Сухареву башню. Работники архива, привыкшие выполнять срочные задания, приглашают в зал, где на столе лежат четыре большие папки под одним названием – «Сухарева башня».
Нахожу в папках изданный в начале XX века очерк, составленный на основании более ранних документов. Погружаюсь в описание, вижу уникальное сооружение, которому, быть может, суждено возродиться.
Так произошло с Триумфальной аркой, без которой трудно вообразить площадь Победы на Кутузовском проспекте. Так бывало и прежде. Разрушенная Водовзводная башня Кремля, как мы знаем, возводилась трижды: в XV, XVIII и XIX веках. То, что мы видим, – это третий вариант башни, как говорят ревнители старины – типичный «новодел».
Архитектуру называют застывшей музыкой. Она по чертежам исполняется, как музыка – по нотам. И если они есть, то любое здание можно повторить. Сохранились ли «ноты», чертежи Сухаревой башни, как говорят специалисты, графические материалы?
Читаю название первого дела: «План Сухаревой башни с прилегающими к оной каменными строениями Адмиралтейского ведомства, состоящей Мещанской части второго квартала…» Это план 1834 года. Белый большой плотный лист. Вижу очертания башни, ее сложный контур, состоящий из нескольких слагаемых разной конфигурации, а также проезд, палаты, лестницы…
Листаю дальше. Перед глазами возникает выполненный тонко отточенным карандашом рисунок фасада со стороны Сретенки. Виден каждый завиток окна, все архитектурные украшения, а их тут сотни – от основания до державного орла, взлетевшего на вершину башни. Графических материалов много, они и на ватмане, и на кальке, и на синьке; есть чертежи разных строений, фотографии отдельных деталей, они реставрировались не один раз до рокового сноса…
История башни уходит в конец XVII века, в царствование Петра I. Тогда Москву окружал Земляной вал – средневековая оборонительная стена, проходившая как раз там, где сейчас пролегло Садовое кольцо. У Сретенки находились ворота Земляного города. На этом месте Петр I распорядился построить новые каменные ворота и башню. Как известно, во время стрелецкого бунта, чуть было не окончившегося плачевно для юного Петра, несколько верных ему стрельцов известили перепуганного царя о заговоре, а стрельцы под командованием полковника Лаврентия Сухарева остались верны Петру. В том месте, где располагался полк, и поднялась башня, ставшая как бы символом верности государю.
На одной из мемориальных досок, висевших на башне, читалась такая надпись: «Построены во втором стрелецком полку по Земляному городу Сретенские ворота, а над теми воротами палаты и шатер с часами… а начато строение в лето 7200 (1692 год), а совершены 7203 (1695 год), а в то время будущего у полку стольника и полковника Лаврентия Панкратьева сына Сухарева».
Как видно из этих дат, началась стройка через три года после подавления стрелецкого мятежа и фактического перехода власти к Петру. Так что башня – не только память о верности полка, но более того – памятник, который Петр соорудил в честь утверждения на престоле после решительной победы над врагами.
Известно, что сооружалась башня под наблюдением опытного и умелого мастера Михаила Ивановича Чоглокова, который позднее наблюдал за сооружением другого большого здания времен Петра – Арсенала в Кремле. Сухарева башня – первое гражданское сооружение нового времени. С нее начались в архитектуре преобразования, которые распространились по всей России и восторжествовали в столице на берегах Невы.
Кто был зодчим, с чьим именем связать это эпохальное сооружение, предваряющее приход на смену допетровской архитектуре нового стиля, связавшего русскую архитектуру с европейской?
Кто бы ни писал о Сухаревой башне, все возвращаются к очерку знатока Москвы, историка, археолога ХIХ века Ивана Снегирева. Он считал, что, хотя предание связывает башню с Лефортом, другом и полководцем Петра, но так как «Петр I любил архитектуру и сам чертил планы для многих церквей и других зданий в Москве и Петербурге, то весьма вероятно, что было сие сооружено по его плану…».
Внешне башня напоминала ратушу европейских городов и, как пишет Снегирев, представляла смесь «ломбардского с готическим» стилем. В то же время в каждой детали – будь то окно, лестница, шатровый верх – являлась произведением русской архитектуры.
Хотя башня окружалась, как водилось тогда, часовнями, кельями, караульнями, амбарами, она была гражданским сооружением. Ему нашли достойное применение – в нем обосновалась математическая и навигационная школа, созданная Петром. В ней обучались будущие моряки созданного им русского флота. Вскоре после основания в школе обучалось 500 человек. Из чего видно, сколь велика была башня.
Она состояла из трех ярусов-этажей. В нижнем проделали проезды. На верхних ярусах располагались палаты. В одной из них, которая называлась Рапирной, обучались фехтованию. Можно предположить, что здесь происходили театральные представления, столь любимые молодым Петром. В классах школы учились, а некоторые ученики жили в башне, хотя, как писали они в одной из жалоб, «за холодом от зимы тут жить невозможно».
Математику и навигацию преподавали три англичанина во главе с Фарварсоном, арифметику – наш Леонтий Магницкий. Он – автор первой русской «Арифметики»; она вышла через три года после основания школы, тогда же опубликованы таблицы логарифмов Фарварсона и учебник геометрии. В школе, демократической по тем временам, учились дети от 12 до 17 лет – представители разных сословий, «кто похочет, а иных паче и с принуждением».
Так что Сухареву башню можно считать колыбелью кадров русского флота. Со временем школу преобразовали в Морскую академию.
На башне под часами оборудовали астрономическую площадку, установили телескоп, она служила обсерваторией. Тут имелась библиотека, сюда же поместили большой медный глобус голландской работы.
Каковы размеры башни? Находим ответ у Снегирева. «Вышина всей башни от подошвы до герба 30 сажен. Ширина при подошве 19 сажен 1 аршин, а длина 11 сажен 1 3/4 аршина, кроме лестницы ко входу». Сажень равняется 2,13 метра, а аршин – 0,71 метра.
В 1829 году в палатах Сухаревой башни установили резервуар на 7 тысяч ведер воды, которая поступала из Мытищ по водопроводу к башне и далее текла к Москве. Таким образом, башня в ХIХ веке играла роль водонапорного сооружения.
Многим казалось, башня похожа на корабль. Такое сходство придавали ей шпиль – мачта, ярусы – палубы, лестница, похожая на нос корабля.
Из одного архива иду в другой – Музея архитектуры. Снова листаю альбомы чертежей. Это обмеры, сделанные в 1933 году перед сносом башни. Они выполнены в масштабе 1:100, 1:50 и 1:25. Зафиксировано каждое окно, каждая дверь, вычерчен орел, не забыта ни одна деталь. Кроме чертежей здесь хранятся фотографии башни, ее искусный макет, сделанный из папье-маше любителем русской архитектуры.
Подойдя к стене Донского монастыря, вижу два парных окна от Сухаревой башни. Они отделаны белым камнем, украшены колоннами граненой формы. Стоит прийти сюда и посмотреть на них, пока на площади не воссоздали разрушенную реликвию. К чему я давно призываю отцов города Москвы.
Меншикова башня. Высокая башня – всегда прорыв: взлет мысли и духа, вызов силам природы – законам тяготения. Так было в прошлом, когда сооружали колокольни, так происходит сейчас, когда воздвигаются телевизионные и жилые башни.
...Когда сказочно разбогатевший фаворит Петра князь Александр Меншиков решил на своем дворе, у Мясницких ворот, воздвигнуть колокольню, он бросил вызов старой Москве, всем, кто противился петровским преобразованиям. Баловень судьбы, бывший полунищий торговец пирожками, волею Петра вознесенный на вершины власти, Меншиков пожелал соорудить башню выше Ивана Великого.
Недалеко от его усадьбы, у Сретенских ворот к тому времени поднялась Сухарева башня. Если ее черты принадлежали и прошлому русской архитектуры (она сооружена палатным способом), и будущему, то башня во дворе Меншикова прочно стояла на почве новой европейской архитектуры. Вместе с ней явился в Москву стиль праздничный, пышный, светский, жизнелюбивый. Башня возведена на месте старого храма в 1707 году зодчим Иваном Зарудным, много построившим в древней столице и в Санкт-Петербурге. Поднялась колокольня церкви Архангела Гавриила, что на Чистых прудах, к удивлению москвичей, выше не только Сухаревой башни, но и всех колоколен московских.
Да, ближайший друг и сподвижник Петра мог себе позволить все. Царь не мешал ему, так как сам стремился построить новую столицу, новые дворцы и новые башни краше старинных палат и столпов, что заполняли Москву.
Поднял зодчий над землей в усадьбе князя четверик, затем другой – поменьше, а над ним каменщики выложили восьмерик. Над каменным столпом взмыл в небо деревянный шатер под крестом. Вот этот-то шатер и сделал башню выше Ивана Великого на полторы сажени – 3 метра.
Судьба, однако, сыграла злую шутку со светлейшим князем, лишившимся после смерти Петра власти, всех привилегий и богатства.
Несчастья для столпа начались при жизни князя, после того, как он с императором переехал в новую столицу на Неве и утратил интерес к московской усадьбе и башне. Осталась она после его отъезда неотделанной, поднятые куранты, привезенные из-за границы, не действовали, кровля давала течь. 14 июня 1723 года молния со страшной силой ударила в деревянный шпиль, его называли «шпиц», увенчанный позолоченным изображением архангела Гавриила с крестом в руке. Начался сильный пожар. В огне испепелился деревянный верх.
Дубовые перекладины, на которых висели большие и малые колокола, сгорели. Всей тяжестью 50 колоколов рухнули вниз, проломили кирпичный свод, «подавили немало солдат и разных званий людей», как повествует рукописная церковная книга. Рухнули куранты. Тушили пожар солдаты Преображенского и Семеновского полков, вернувшиеся к тому времени в Москву из похода…
Полвека простояла башня в запустении, потом ее отделали. И опять не так, как другие церкви в Москве, по словам одного из знатоков истории города, «не по обычаю православных церквей, а с измышленными эмблематическими изображениями и латинскими знаками-надписями».
Дело в том, что в приходе церкви Архангела Гавриила в Кривоколенном переулке жил профессор Московского университета Шварц, основатель московского Общества мартинистов, то есть масонов. Жили поблизости и другие видные московские масоны, в том числе крупнейший издатель того времени Новиков. Масоны отделали башню по своему вкусу. Были среди ее «эмблематических изображений» круг с надписью: «Без конца», орел, летящий к солнцу, с надписью: «По доблести отцов» и многие другие в таком же духе… Эти надписи и изображения впоследствии по распоряжению московского митрополита Филарета переделали. Но снаружи башни сохранилось множество скульптурных изображений, которых ни на одной московской колокольне нет.
Вместо сгоревшего деревянного «шпица» сооружен другой шпиль, покрытый медными листами. Он сохранился до наших дней и тоже очень высок. Ни в одной книге о Москве я не узнал, какой высоты эта рукотворная вершина.
– Высота башни 79 метров, – сказал мне бригадир строителей-реставраторов, хозяйничавших на вершине башни.
Это значит, Меншикова башня всего на 2 метра ниже Ивана Великого. Предвкушая увидеть Москву с птичьего полета, вместе с бригадиром поднимаюсь наверх.
В толще кладки есть небольшая узкая дверь. Через нее попадали в каменный колодец. По крутым ступеням из белого камня, прижимаясь к стене, движемся в первом четверике, потом во втором. Идем, плечами касаясь кладки, рука достает до потолка. Заходим в неоштукатуренный восьмигранник, выложенный из красного кирпича. Над ним навис купол. Тут царство голубей, пустые стены, а когда-то висели колокола, сброшенные на землю «воинствующими безбожниками». Раскрыты настежь проемы, куда врывается ветер, разносивший прежде медные звуки.
Далее вверх дорога идет по столь же крутой, деревянной лестнице. 79 метров нетрудно пройти по земле, а если подниматься, то это все равно что взобраться без лифта на двадцать пятый этаж. Вижу на этом пути работу, сделанную на века. Столп украшает землю свыше 300 лет. И простоит долго-долго. Чтобы сохранить ему жизнь, сюда пришли реставраторы. Слышу их работу на самом верху, над головой. Преодолеваем еще несколько лестниц, совсем узких, опоясавших винтообразный шпиль, и оказываемся на площадке в строительных лесах, которая устроена выше креста.
Бригадир покачал проволочные растяжки, и настил вместе с крестом словно ушел из-под ног. Тут все качается, когда разгуливает ветер. А сейчас тихо, ветерок чуть колышет площадку. Маляры красят листья, гирлянды и шар шпиля желтой краской, их позолотят сусальным золотом. На это пойдет примерно полкилограмма позолоты, после чего десятки лет не потребуется никакой реставрации.
Меншикова башня, некогда видная всем в Москве, оказалась давно в плотном окружении домов. С ней в городе не посчитались при застройке центра в ХIХ веке. Нужно подойти близко к церкви, чтобы увидеть восхитительную фантазию архитектора. Искусствоведы называют кроме Ивана Зарудного плеяду архитекторов и скульпторов из Италии и Швейцарии, которым мы обязаны башней, сложенной артелью каменщиков из Костромы и Ярославля.
Как пишут, князь Александр Меншиков и сам руку приложил к ее плану, как это делывал Петр I.
Панорама, которая открывается с птичьего полета, вознаграждает за трудности восхождения по шатким наклонным лестницам. С высоты 79 метров видишь старую Москву, всю сразу, во всей ее мощи, во всем величии. Такой круговой панорамы не увидишь с балкона самого высокого жилого дома.
На башне – словно летишь над городом.
Шухова башня. Когда-то чаще рисовали и демонстрировали эту радиобашню, вышитую стальными нитями по голубой канве неба. Но и увидев один раз, невозможно забыть ее, как невозможно забыть колокольню Ивана Великого и Меншикову башню. Подходишь к забору, открываешь калитку – и пропадает удивление, когда прямо перед собой видишь сплетения железных полос. Но это состояние длится недолго. Перешагнув бетонный барьер, попадаю в центр 40-метрового круга, буйно заросшего травой, запрокидываю голову, и вновь возвращается прежнее чувство удивления, радости и полета.
Поделиться книгой: