Помоги проекту - поделись книгой:
Дмитрий Чижков снимает Джуну с сыном Вахо
Глава вторая,
Из истории науки и техники известно о свойстве многих великих людей, получившем название мнемонизма: они не признают выдающихся открытий современности. Обычно приводят такие примеры мнемонизма: Наполеон не оценил силы пара и не поддержал изобретателей, работавших над созданием паровых машин, Вирхов не признавал учения Дарвина, а Дарвин, в свою очередь, осмеивал гипнотизм. И так далее…
Поэтому как ни огорчительно было слышать из уст президента медицинской академии уничтожающие отзывы о феноменах, я не терял оптимизма. Поддерживала мысль Макса Планка: «Обычно новые научные истины побеждают не так, что их противников убеждают, и они признают свою неправоту, а большей частью так, что противники эти постепенно вымирают, а подрастающее поколение усваивает истину сразу». Появился даже на основе этого высказывания афоризм: «Старые идеи не умирают, умирают их сторонники…».
С этим «законом признания» нужно считаться, особенно в той его части, где говорится о подрастающем поколении молодых ученых. Поэтому хотелось встретить ученых-ровесников, с которыми легче найти общий язык.
Помог в этом академик Юрий Борисович Кобзарев.
«Советский энциклопедический словарь» дает о нем такую справку:
«Кобзарев Юр. Бор. (р. 1905), сов. радиотехник, основатель научн. школы по радиолокации, акад. АН СССР (1970), Герой Соц. Труда (1975). Тр. по статистич. радиотехнике, теории колебаний. Гос. пр. СССР (1941)».
Упомянутую в этой справке Государственную премию СССР или Сталинскую премию, как она называлась в 1941 году, когда будущий академик стал лауреатом, он получил за радиолокаторы – те самые, что помогли стране встретить во всеоружии нападение фашистской авиации на Москву. Она оказалась лучше защищенной с воздуха, чем Лондон.
Будучи крупным специалистом в области радиолокации, физиком-экспериментатором ученый на всю жизнь сохранил пытливость, интерес к непознанным явлениям природы. Живя в молодости в Харькове, в бытность студентом слышал не раз профессора Платонова – основателя одной из школ отечественной психотерапии. Жизнь сложилась так, что интересы Юрия Борисовича оказались связанными с радиотехникой, но давний интерес к человеку, его поразительным возможностям он навсегда сохранил в душе.
Судьба распорядилась так, что ему официально поручили разобраться с деятельностью группы энтузиастов, занимавшихся на общественных началах проблемами изучения феноменальных способностей человека, относимых к области парапсихологии. Деятельности их грозило прекращение: эту общественную научную организацию как «лженаучную» намеревались закрыть.
Вот тогда, а случилось это в 1978 году, увидел впервые академик телекинез в исполнении Нинель Кулагиной, поразившей его воображение и ум. Проводил он эксперименты и с другим феноменом – Розой Кулешовой, обладавшей, как упоминалось, «кожным зрением». Обе они в прессе заслужили устойчивую репутацию шарлатанок и аферисток. Но эта репутация не помешала пытливому ученому познакомиться с их способностями и увидеть: здесь есть что изучать, фокусы тут ни при чем.
Вот тогда академик устроил демонстрацию телекинеза коллегам. На квартире у академика Исаака Икоина в один прекрасный день собралась группа ученых, десять человек, среди которых насчитывалось пять действительных членов Академии наук СССР, остальные – профессоры. Нинель Кулагина показала примерно то же, что делала на кафедре в университете у академика Хохлова, а затем во многих ленинградских институтах; все то, что поразило меня в 1968 году. Собравшимся, а все они были профессиональными естествоиспытателями, не стоило особого труда разобраться, что ни миф № 1 о «невидимых тончайших нитях», ни миф № 2 о «спрятанных под одеждой магнитах» не объясняют виденное.
Вот они-то, обсудив положение, желая как-то помочь реабилитироваться Нинель Кулагиной, а также содействовать познанию необъяснимых и не признаваемых явлений, направили письмо в президиум Академии наук СССР с призывом начать исследования.
Академик Кобзарев привлек к делу профессора Юрия Гуляева, специалиста в области ультразвука, чтобы проверить – не происходит ли в момент телекинеза излучение ультразвука. Состоялась их поездка в Ленинград, Кулагина побывала в Москве. В результате тех опытов впервые удалось неопровержимо установить: руки Нинель излучают ультразвук. Излучают, как выяснилось, и свет; причем световое и звуковое излучение оказались настолько сильными, что и без приборов видны и слышны.
Все это происходило в 1978 году. Тогда же, в июле, Юрий Гуляев доложил о проведенных исследованиях руководству Академии наук СССР. Президент Анатолий Петрович Александров предложил продолжить их в дельфинарии на Черном море: как известно дельфины излучают сильные ультразвуковые сигналы. Так что съездила за академический счет Нинель Сергеевна с мужем на Черное море, попыталась пообщаться с дельфинами. Правда, поездка оказалась неудачной, поскольку она упала на берегу, и перелом вынудил вернуться домой.
Ничего о тех исследованиях не стало известно, никаких сообщений в научных журналах, в газетах не появилось, да и Нинель Сергеевна и Виктор Васильевич не стремились к общению с прессой, памятую опыт со мной, закончившийся «репликой» «Правды» под саркастическим названием «Чудеса в решете».
Не спешила, ничего не делала и Академия наук СССР. Однако чтобы помочь Кулагиной и ее семье, которые в глазах городских властей, соседей и многих знакомых выглядели шарлатанами, в адрес председателя Ленинградского городского исполкома было направлено письмо, подписанное вице-президентом Академии наук СССР академиком В.А. Котельниковым. И ему продемонстрировала Нинель Кулагина некоторые свои способности, в том числе знаменитое «жжение», причем на расстоянии.
В этом письме на бланке АН СССР от 28 июня 1978 года за исходящим номером 10101—10002—438,1, в частности, значилось:
«Н.С. Кулагина обладает некоторыми уникальными способностями, изучение которых представляет большой интерес для понимания природы человека. Исследования необычных явлений, вызываемых Н.С. Кулагиной, которые ведутся в ряде НИИ, в том числе АН СССР, уже привело к крупному открытию – обнаружению способности человека излучать ультразвук. Исключительное значение этого открытия для биофизики, физиологии и медицины несомненно. Эти исследования требуют от Н.С. Кулагиной большого физического и нервного напряжения…».
По счастливой случайности (вот когда говорят – его величество случай!) вице-президент академик Котельников в то же время состоял директором Института радиотехники и электроники, сокращенно ИРЭ АН СССР, – того самого института, где служили академик Кобзарев и профессор Гуляев, первыми в академии начавшими работу с Кулагиной. Поэтому и появилась столь весомая подпись на бланке Академии наук СССР. Такие события происходили летом 1978 года в жизни одной ленинградской женщины, которой показалось – вот теперь все узнают: никакая она не мошенница и шарлатанка; вновь окрепла вера ее мужа – инженера Виктора Кулагина, что физики разберутся с телекинезом, с другими ее уникальными способностями.
Но даже вице-президент Котельников, академик Кобзарев, профессор Гуляев, группа академиков, подписавшая письмо в президиум АН СССР, не смогли тогда исправить положение, не смогли круто изменить мнение ведущих физиков, делавших погоду. А мнение это еще за десять лет до описываемых событий, когда Нинель крутила стрелку компаса в Московском университете, выразил непререкаемый авторитет в физике – Лев Ландау, к тому времени тяжело больной, но не утративший способности шутить. «Телепатия – обман трудящихся»: так отреагировал великий физик на информацию о проводившихся опытах.
Вот такой мнемонизм!
Среди присутствовавших на экспериментах в университете оказался тогда профессор Сергей Капица. Пригласили его с дальним прицелом, надеялись: если все пойдет успешно, то сын расскажет обо всем виденном отцу, великому Петру Капице, лауреату Нобелевской премии. Не знаю, о чем он сообщил отцу, но когда после университетских опытов я попытался заручиться его поддержкой, мне он ответил: «Ничего особенного увиденное не доказывает».
Слева направо: Л.Е. Колодный, В.А. Котельников, А.П. Александров, Н.К. Байбаков в день завершения исследований в ИРЗ АН СССР
Когда Нинель Кулагина манипулировала над компасами и предметами, установленными перед ней на столе, Сергей Капица протянул пальцы к ее ладони, взял за руку и не отпускал какое-то время.
– Зачем вы держали Кулагину за руку?
– Мерил пульс, – ответил профессор.
На том наше общение беседа закончилось.
Думаю, не пульс мерил профессор, а пытался обнаружить все те же злополучные «невидимые тончайшие нити».
Ни нобелевские лауреаты Лев Ландау, Петр Капица тогда, ни трижды Герой Яков Зельдович позднее не поддержали попытки начать изучение феноменов. А именно их отношение и отношение многочисленных учеников мэтров делали погоду, формировали научное и общественное мнение. Идти наперекор этому мнению значило вступать в полемику, в неравную борьбу с общепризнанными авторитетами. Вот почему, полагаю, даже вице-президент не решился на публичную защиту Нинель Кулагиной. Это негативное мнение долго не давало возможности начать исследования на том уровне, что требовался, – на высшем уровне.
Хотя Нинель Сергеевна с мужем наезжала время от времени в Москву, показывала телекинез, «жжение» и многое другое, хотя встречали ее радушно академики Кобзарев и профессор Гуляев, вскоре избранный членом-корреспондентом АН СССР, принимали они ее дома, а не в лаборатории. Систематических исследовании в институте не велось.
Сообщаю все это, чтобы объяснить, почему именно академик Кобзарев два года спустя после встречи с Нинель Кулагиной, долго не раздумывая, поддержал Джуну, почему именно Юрий Гуляев возглавил первую государственную программу по изучению феноменов, наконец, почему я убедил Джуну работать именно в этом институте, где исследовался телекинез. Забегая вперед, скажу: она часто упрекала меня за этот совет – работать в Институте радиотехники и электроники, оказавшемся пассивным защитником, в трудные дни отвернувшемся от своей сотрудницы, причинив ей много обид и огорчений…
Походатайствовать перед городскими властями за Кулагину директор института, он же вице-президент, смог, однако публично защитить от нападок, открыто заявить, какой она удивительный человек, а не аферистка, – на это чего-то не хватило.
Чего?
Гражданского мужества.
«Особенно нужно сейчас говорить о чести ученого. В нашем обществе все больше и больше возрастает роль науки. Отношение к обществу, отношения ученых между собой крайне усложнились. И нет в науке правил нравственного поведения. Необходимо создать моральный кодекс ученого», – это слова академика Дмитрия Лихачева, смысл которых я ощутил в дни борьбы за правое дело.
В 1978 году физики Института радиотехники и электроники не сомневались: телекинез – реальность, требующая изучения.
Сомневались в другом – чем объяснить движение предметов, чем истолковать вращение магнитной стрелки, столь явное жжение?
– Что все это значит – не понимаю, а раз не понимаю, не могу объяснить. И выступать публично не могу. Но я буду заниматься этим до конца жизни, пока мне все не станет ясно, – вот так объяснил мне свою позицию профессор член-корреспондент Академии наук СССР, заместитель директора Института радиотехники и электроники Юрий Васильевич Гуляев при первой встрече у него на службе.
Именно он обнаружил, что когда двигаются предметы, у феномена происходит излучение ультразвука. У него появилась гипотеза, что ультразвуковым полем можно объяснить телекинез. Но оказалось, силы этого поля недостает. Кто же ответственен за телекинез, какое поле, какая сила передвинули во время опыта анодированный колпак, легкую полусферу, бумажную коробку, наконец, перочинный ножик, что оказался у профессора под рукой?
– Но ведь вы можете еще десять лет разбираться, не находить объяснение. А люди живые, ждать не могут! Кулагина живет который год с клеймом аферистки, муж ее, которому доверяют строительство океанских кораблей, наделен таким же клеймом. Почему нельзя отделить одно от другого, реальность от объяснения реальности? Меня слушали, но не понимали.
– Писать об этом не могу. Никаких интервью!
– Почему?
– Если мы не можем объяснить, мы об этом не пишем, такая традиция у Академии наук…
– Зато другие пишут и говорят! И что пишут?! Если не можете объяснить, не значит – этого нет! Выходит, нет, – твердо ответил Гуляев.
– И Джуне успели навесить ярлык «околомедицинский миф». А к ней идут сотни людей. Она лечит, кстати, многих ученых. Как же вы можете смотреть ей в глаза, работать с ней, когда ее публично оскорбляют?
Джуну профессор видел, даже проверял ее способности в домашней лаборатории.
– У нее воздействие особое…
Вот почему в институте занялись поисками приборов, которые были бы на три порядка, то есть в тысячу раз более чувствительными, чем те, что имелись. Требовались приборы, чтобы воспринимать физические поля не только феноменов, но и самых обычных людей. А кроме того, занят был профессор созданием программы «Физические поля биологических объектов». По ней предстояло исследовать и Джуну.
Наконец-то!
Наконец-то я познакомился с физиками, которые собирались исследовать явление в государственной лаборатории…
Решение об этом принималось Госкомитетом по науке и технике СССР. 26 января 1981 года я подъезжал в автомашине к большому, облицованному красным гранитом зданию этого Госкомитета на улице Горького с сидевшей впереди ликующей Джуной. Ее пригласили на совещание, где обсуждалась научная программа, разработанная профессором.
– Ну, что там? – поинтересовался я у Джуны, когда она через пару часов выходила из широких дверей.
– Будут изучать, и я буду ученым! – высказала она свою мечту.
– Каким ученым?
– Научным сотрудником! Нет, старшим научным сотрудником. Никаких младших лейтенантов. Старший научный сотрудник, доктор наук – вот кто я буду!
Можно было посмеяться над этими словами. Но что изучение начнется – сомнений не осталось: Джуна возвращалась домой с заседания в Государственном комитете, где решилась ее судьба.
Однако сообщить об этом я не мог, задыхался от бессилия, невозможности разорвать невидимую, но непреодолимую цепь безгласности, опутывавшую по рукам и ногам. Что бы случилось, если бы появилась короткая информация, мол, ученые начинают исследование феномена Джуны в Институте радиотехники и электроники? Неужели тем самым сдалась бы крепость науки на милость врагам?
В то самое время, когда ни я, ни какой-то другой московский журналист не могли сообщить соотечественникам о начале исследований, не представлявших никакой военной и государственной тайны, поздно вечером радио вещало из Лондона:
«Корреспондент Би-Би-Си, ссылаясь на информированный источник, сообщает из Москвы, что Государственный комитет по науке и технике на специальном совещании признал эффективность лечения различных заболеваний советским экстрасенсом, известным под именем Джуна, как очевидный факт и собирается предоставить ей благоприятные условия для продолжения ее работы, в частности, выделить специальную лабораторию».
Эта весть пронеслась в эфире на второй день после поездки Джуны в Госкомитет. Еще потребовалось с того момента почти два года усилий, чтобы сообщить об этом же на страницах советской газеты! Если кто-нибудь сомневается в том, что мы жили в обстановке безгласности и застоя, то я этот гнет ощутил на себе полной мерой.
Пока разрабатывалась программа, определялись участники исследований, закупалась аппаратура, пока большая наука разворачивала широкий фронт для генерального наступления, я старался делать свое дело, памятуя слова Ленина о том, что газета – коллективный организатор. И не только фиксировал события, но и искал ученых, которые могли бы своим авторитетом противостоять мнемонизму, поддержать новое направление.
События разворачивались одно за другим. Вместе с врачами поликлиники, где три месяца работала Джуна, приняли ее в Минздраве СССР, пообещав предоставить одну из московских клиник для официальных опытов на больных. Это я узнал от руководителя Консультативного центра Владимира Иосифовича Вашкевича, побывавшего тогда в Минздраве. Джуна радовалась, как ребенок.
С Эдуардом Годиком у входа в институт
– Лев, мне дают больницу и больных!
Но она ошиблась, как и врачи, ожидавшие обещанного. Никакой клиники, разрешения на продолжение работы они не получили. Просто в Минздраве, как было это в Академии медицинских наук, состоялось очередное знакомство с «целованием рук».
Тогда произошла у меня первая встреча с новым министром здравоохранения СССР Буренковым.
– Видел я Джуну, – ответил министр. – Ну и что из этого? Мои убеждения она не изменила… Наши товарищи ее смотрели. Ничего не подтвердилось. Этими товарищами были профессора Института неврологии.
Требовалось время, чтобы все стало на свои места. Требовались физические эксперименты. А их следовало подготовить: этим уже занимались.
А я решил повторить то, что случилось в 1978 году, когда на квартире академика Кикоина собрались академики и профессора, чтобы посмотреть своими глазами поразительный телекинез… Почему бы вновь не собраться на той же самой квартире академика, посмотреть, как Джуна ставит диагноз, почувствовать ее биотоки? Ведь человек только тогда может быть в чем-то убежден, если он все видел своими глазами. Иначе зачем они? В науке выработался, к сожалению, тип ученого, который не верит глазам своим, уповая на приборы, не понимая, что часто видят перед собой «мираж естественно-научной объективности». Так охарактеризовал эту черту современных исследователей польский психиатр Антоний Кемпинский.
В общем, обратился к академику, хозяину квартиры, где проходил домашний опыт. Он отдыхал под Москвой на даче. Договорились еще раз созвониться, когда академик вернется на службу. А служил он в Институте атомной энергии имени И.В. Курчатова, где директором являлся академик А.П. Александров, он же – президент Академии наук СССР. Надеялся, что от квартиры академика Кикоина недалеко до квартиры академика Александрова. А он, как я полагал, рано или поздно, должен сказать решительное слово. Одной негативной репликой на объединенной сессии двух академий ему не обойтись…
Начал обзванивать остальных участников давней встречи, не догадываясь, как много сил потребует эта простая, как казалось поначалу, операция. Академики – народ занятый, и, хотя все они люди пожилые, работают от зари до зари.
Математик Андрей Тихонов, будучи директором Математического института имени В.А. Стеклова, являлся деканом факультета университета. Жена академика посоветовала позвонить ему домой после одиннадцати вечера. Примерно в такое время и встретился я с академиком в доме на Ленинском проспекте, где живут многие ученые. Своим обликом он напоминал современников Антона Чехова. А живости его ума и свежести мысли могли позавидовать студенты, которых он учил на факультете вычислительной математики и кибернетики.
– Физиков смущает неясность, – объяснял мне их позицию Тихонов, – не ясны физические причины явления. Но во всякой науке первый вопрос – есть ли факт, а уж потом надо искать причины и искать ответы на все другие вопросы. А проходить мимо таких фактов как телекинез Кулагиной (ее я видел) или целительство Джуны – нельзя. Нужно их либо зафиксировать неопровержимо, или же опровергнуть, но аргументированно.
– Я поинтересовался у Кулагиной, – рассказывал академик, – когда она заметила у себя способности читать чужие мысли? Она ответила, что в госпитале, когда играла в домино с раненым товарищем. Вопрос тут непростой: то ли она подглядывала, то ли читала мысли на расстоянии. Я видел своими глазами, как она передвигала стеклянный бокал на столе. Стол был прикрыт газетой. Я заметил, на какой строчке стоял бокал до начала движения, и какой строчки он достиг, когда двинулся по желанию Кулагиной. А проехал он восемь сантиметров! Нет, все это не шарлатанство, я даже хотел бы избегать такого слова. Вот почему подписал письмо в Академию наук. И явление Джуны – серьезная вещь. Вот так давайте и напишем…
Так новая книга «отзывов» Джуны пополнилась вторым отзывом действительного члена АН СССР.
Видел телекинез академик Владимир Трапезников, директор Института АН СССР, но по другой специальности – проблем управления (автоматики и телемеханики). И на него телекинез произвел впечатление. Придавал серьезное значение он и эффекту «волшебной палочки» – известному с древних времен способу поиска при помощи ветки лозы воды для колодцев и полезных ископаемых. Академик поинтересовался деталями: как и что лечит Джуна, как диагностирует. Но посмотреть на нее не захотел, чтобы его не заподозрили в том, что он лечится, а стало быть, небескорыстен.
Высказался Трапезников весьма решительно, даже категорично:
– Отмахиваться от непознанного нельзя, не рискуя погубить науку. Сводить феномены к фокусу и шарлатанству нельзя, хотя не исключено, что к феноменам могут примазаться нечестные люди. Есть они везде, но из-за них мы не перестаем работать.
Получив еще один отзыв представителя естественных наук, мне захотелось добиться поддержки академика «по разряду изящной словесности», каким являлся наш современник, писатель Леонид Леонов. Именно его видел я летом 1980 года у Джуны. За его «отзывом» пришлось ехать далеко в подмосковный санаторий. Оттуда увез кусочек леоновской прозы. Опубликовать свой отзыв писатель разрешил с одним условием – в «компании с другими академиками». Леонид Леонов наблюдал Джуну в числе первых в Москве. Но рассказывал мне больше не о ней, а о знаменитой слепой «ясновидящей» Ванге. Встреча с ней произошла в Болгарии. О Ванге пишут много поразительного. С Леоновым она была в силу своего возраста и положения на «ты».
Ванга, впервые встретив писателя, сказала:
– Ты написал роман о судьбах человечества…
Она «угадала» и многое другое: что у него была младшая сестра, давно умершая, и что когда она жила, в детстве, писатель ревновал родителей к ней.
В годы немецкой оккупации пришел к Ванге домой полицейский, пригрозил арестом. Ванга, как говорили, помогала партизанам, предсказывала им исход операций, давала советы.
Поделиться книгой: