Изгнав в XIX веке пиратов и разбойников, город зажил степенной и размеренной жизнью рыболовов и земледельцев. Так, эрцгерцог Луис Сальвадор писал: «
Но в 1881–1883 годах Франция взяла Тунис под свое покровительство и установила так называемый протекторат, втянув его в состав своей колониальной империи.
Все каналы, которыми любовался австрийский эрцгерцог, засы́пали в начале 90-х годов XIX века. На громадной искусственной насыпи площадью более 750 гектаров был построен новый современный город. В 1895 году открылся и новый порт для международной торговли, ставший одной из военно-морских баз французского флота.
И символично, что первый иностранный визит в новый порт совершил русский крейсер «Вестник» в 1897 году. А еще через три года контр-адмирал Бирилев (будущий морской министр России), прибывший на эскадренном броненосце «Александр II» в сопровождении миноносца «Абрек», нанес визит французскому губернатору и по его предложению посетил недавно построенный на возвышении форт Джебель-Кебир в окрестностях города. Мог ли он на пороге XX века предполагать, что всего лишь через двадцать лет этот рейд станет последней якорной стоянкой последней эскадры когда-то могучего Российского Императорского флота. Интересна и такая деталь: корабли 3-й Тихоокеанской эскадры под командованием контр-адмирала Небогатова бросали здесь якоря, делая остановку на пути через Суэцкий канал из Балтики в Японское море, к Цусиме, в то время как многочисленная 2-я Тихоокеанская эскадра под командованием вице-адмирала Рожественского шла на Дальний Восток вокруг Африки.
Для строительства этого порта было использовано большое и достаточно глубокое озеро, расположенное в нескольких километрах от морского берега с рекой, вытекающей из него в море. Поэтому французам было достаточно лишь превратить реку в судоходный канал, чтобы создать надежное убежище для огромного количества судов какого угодно размера. Утверждали, что Бизертское озеро, имеющее поверхность в 150 квадратных километров, смогло бы вместить в себя все военные флоты мира. И это утверждение не было голословным.
На южном берегу озера, противоположном каналу, французы создали крупный арсенал военно-морского ведомства под названием Сиди Абдалла в честь тамошнего арабского святого. В этом арсенале было два сухих дока, построенных по чертежам русских инженеров, соответствовавших размерам новейших русских линейных кораблей постройки 1912–1916 годов. Дело в том, что по договору, подписанному в начале Первой мировой войны министром Сазоновым и союзниками, Россия, в случае победы над Германией, должна была получить кроме Черноморских проливов Босфор и Дарданеллы еще и Бизерту в качестве базы русского Средиземноморского флота.
В те времена Бизерта насчитывала 20 тысяч жителей, приблизительно половина из которых были французы и итальянцы, переселенцы из бедной близлежащей Сицилии. Арабское население занимало свою часть города, окруженную стеной и характерную своими мечетями и жилыми домами. В то время как европейское население жило в так называемом новом городе, прилегающем к старому арабскому, построенном французами за последние три десятка лет в особом колониальном стиле, где белый камень чередуется с красным кирпичом.
Вначале, на протяжении около двух километров со стороны моря, канал идет строго прямо при ширине около ста метров, с пристанями для стоянки пассажирских и торговых судов, по берегам которого среди пляжей и пальм тянутся, видимо, административные строения в два или три этажа. Дальше, к озеру, канал постепенно расширяется в виде устья реки и служит внутренним рейдом для стоянки судов на бочках или якорях.
На этом-то внутреннем рейде и стояли на якорях русские корабли и суда, пришедшие из Константинополя.
Что испытывали моряки эскадры, члены их семей и ее пассажиры, оказавшиеся на севере Африки? Всех, без исключения, этих разных по социальному положению людей, по собственной воле ушедших в изгнание от большевистской тирании, объединяла общая надежда – непременное возвращение в Россию, в свое горячо любимое Отечество. Пусть и не сразу, пусть через несколько или десяток лет, но обязательно вернуться туда, откуда они, скрепя сердце, бежали в неведомое.
Сейчас же надо было как-то обустраиваться на чужой земле, приспосабливаться к жизни на ней, чтобы выжить…
Местные власти приняли эскадру довольно холодно. Да это и понятно. Ведь она прибыла из страны, пораженной красной духовной заразой. А как раз этой заразы французы и боялись пуще всего. Так, начальник службы безопасности в Бизерте доносил: «
Потому-то на кораблях и судах эскадры по мере их прибытия в Бизерту поднимались желтые карантинные флаги – никто не имел права в течение сорока суток съехать на берег, и никто не имел права подойти к ним. Полная изоляция от внешнего мира…
И уже 23 декабря 1920 года в одной из крупнейших газет «Тюнизи франсэз», издававшейся в Бизерте и отражавшей взгляды французских колониальных властей, была опубликована статья под заголовком «Русские Врангеля в Бизерте», в которой писалось: «
Что касается местного арабского населения, то постепенно первоначальная их настороженность к русским исчезла. И арабы, местные жители, подчеркивая присущую основной массе русских эмигрантов интеллигентность и образованность, стали называть их «ле рюс Блан» («белые русские»).
А в это время разгорелась борьба за будущее кораблей Русской эскадры. Французское правительство вынашивало далеко идущие планы. Разрешив русским привести их в Бизерту, оно намеревалось под каким-либо предлогом отослать экипажи русских обратно в Россию, оставив корабли под надсмотром французских рабочих технических бригад, чтобы оценить стоимость приобретенного имущества. Особый же интерес для французов представлял новейший линейный корабль «Генерал Алексеев», большие нефтяные миноносцы и плавучая мастерская «Кронштадт».
В то же время адмирал Дюмениль, пользовавшийся большой популярностью у русских моряков, прекрасно понимал, что те надеются продолжать борьбу с большевиками, передав свои корабли в распоряжение будущего «Русского правительства за границей».
Морской префект в Бизерте адмирал Дарье сообщал в Париж: «
К тому же парижское министерство финансов проявило вполне серьезный интерес к будто бы находящемуся на одном из кораблей «золотому запасу правительства Юга России». Осторожные расследования привели, в конце концов, к «Кронштадту», на котором действительно «открыли» 275 миллионов бумажных рублей, не имеющих больше абсолютно никакой ценности.
Как только «Гневный» стал на якорь на внутреннем рейде Бизерты, его командир тут же приказал спустить ялик на воду и, впрыгнув в него, направился к «Великому князю Константину». И когда тот еще только приближался к пассажирскому пароходу, с его борта раздался звонкий восторженный детский крик:
– Папа!!!
Степан Петрович, встав с банки* ялика во весь рост, снял с головы фуражку, приветственно помахал ею и приказал матросу:
– Греби, Плетнев! Греби!
– Есть грести, вашскобродь! – с готовностью ответил тот, налегая на весла. – Только бы вот ненароком весла не сломать! – озорно глянул он на командира.
И ялик стал рывками быстро приближаться к пароходу.
– Никак ваша дочка, вашскобродь? – натужно сделав очередной мощный гребок, понимающе спросил матрос. – Ксюша? – уточнил он после очередного гребка.
– Она самая, Плетнев, она самая, – благодарно улыбнулся капитан 1-го ранга. – Стало быть, запомнил мою стрекозу?
Тот удивленно глянул на своего командира:
– А как же, вашскобродь?! Ведь она же была любимицей всей команды нашего миноносца при переходе из Севастополя в Константинополь, – пояснил он.
Матрос лихо подвел ялик к трапу, и когда Степан Петрович нетерпеливо взбежал по нему на верхнюю палубу, буквально забитую пассажирами, к нему тут же кинулась Ксения.
– Здравствуй, папа! – радостно воскликнула она, когда тот подхватил ее на руки.
– Здравствуй, родная моя! – ответил Степан Петрович и обнял Ольгу Павловну, подбежавшую к ним.
Женщины, окружавшие их, не скрывали слез радости при виде встречи семьи командира «Гневного», за которым наблюдали с момента его выхода на рейд из канала. Как, впрочем, и каждого корабля, входящего на рейд Бизерты. Ведь «Константин» прибыл сюда первым из кораблей и судов эскадры, и его пассажиры с нетерпением и тревогой ожидали остальные, растянувшиеся в бурном море от Босфора до Туниса. «Когда же и мы увидим своих дорогих мужчин?!» – легко читался в их глазах немой вопрос.
– Как добрались, Степан Петрович? – несколько смущенно спросила подошедшая к ним супруга старшего офицера «Гневного», прекрасно знавшая, что старший офицер корабля не имеет права покинуть корабль в отсутствие его командира.
– С Божьей помощью, Софья Кирилловна! – ответил тот, галантно поцеловав ей руку. – Как только освобожусь и вернусь на «Гневный», то сразу же пришлю к вам Владимира Аркадьевича, который, как и я, с нетерпением ждет встречи со своей семьей. Но служба есть служба…
– Спасибо за заботу, Степан Петрович! – улыбнулась та, заметно порозовев от предчувствия уже скорой встречи с супругом. – И можете не беспокоиться – я прекрасно знаю основы флотской службы.
Степан Петрович, благодарно глянув на супругу своего ближайшего помощника, опустил Ксению на палубу.
– Ну что же, Ольга Павловна, приглашайте гостя в свою каюту, – улыбнулся он.
– Дорогого, очень дорогого гостя! – уточнила та, засветившись от счастья, и, взяв его под руку, прижалась к его плечу, в то время как тот держал за руку Ксению, которая с восторгом смотрела на отца.
И их дружная семья через проход, образованный расступившимися пассажирами, направилась в свою каюту.
– Наконец-то мы собрались все вместе, – заметил Степан Петрович, когда они вошли в каюту. – Не хватает только Павлика… Кстати, он просил передать вам большой привет.
– Ты что же, папа, встречался с ним после нашего выхода из Константинополя?! – с загоревшимися глазами воскликнула Ксения.
– В Наварине, Ксюша.
– Мы тоже видели там «Алексеева», но только издалека, – вздохнула Ольга Павловна.
Степан Петрович понимающе кивнул головой.
– А вот мой «Гневный» подходил к его борту для дозаправки мазутом, – пояснил он.
– Какой же ты все-таки счастливый, папа! – с нескрываемой завистью заметила Ксения.
Степан Петрович обнял ее.
– Просто у меня больше, чем у вас с мамой, возможностей, Ксюша. Разве не так?
– Уж это точно, – смиренно согласилась та, в то время как Ольга Павловна с тревогой посмотрела на него.
– Как он себя чувствует, Степа? Какое у него настроение?
– Не волнуйся, Оля. И самочувствие, и настроение у него прекрасные. Там кадеты всей ротой съезжали на берег, где настоятель Георгий Спасский отслужил панихиду на братской могиле русских моряков, погибших в Наваринском сражении. Это одна из традиций русского флота. Именно тогда, Оля, я и почувствовал, что юные моряки получили заряд уверенности в том, что русский флот не только жив, но и будет жить в дальнейшем, опираясь на его славные традиции.
Ольга Павловна благодарно обняла его:
– Спасибо Всевышнему за то, что ты есть у нас, дорогой! Ведь когда ты рядом с нами, нам не страшны никакие трудности, а все наши страхи пропадают как-то сами собой. Ведь так, Ксюша?
– Конечно, так, мама! Ведь папа – это самое дорогое, что есть у нас с тобой! И наша защита, и наша опора… – Степан Петрович даже вздрогнул, услышав столь возвышенные слова из уст своей дочери-подростка. – Вот только жаль, конечно, что с нами нет еще и Павлика.
Степан Петрович ласково потрепал ее по голове:
– Не расстраивайся, Ксюша! «Алексеев» вышел из Наварина после нас, так что скоро должен быть уже здесь, в Бизерте. Ведь этому исполину не страшны никакие штормы и бури.
Дочь благодарно и преданно посмотрела на отца.
– А что будет с нами, Степа, дальше? – озабоченно спросила Ольга Павловна.
– Пока, Оля, никаких конкретных решений, я думаю, нет. Ведь в Бизерту еще не прибыл даже командующий эскадрой. А вот когда она вся соберется здесь, то совместно с французскими властями и будет определена дальнейшая судьба всех беженцев из России, находящихся в Тунисе. Во всяком случае, на мой взгляд, семьям офицеров не стоит особо беспокоиться.
– Да мы и не будем беспокоиться до тех пор, пока будем видеть твой миноносец, стоящий на рейде. Ведь так, Ксюша? – улыбнулась Ольга Павловна.
– Конечно, так, мама! – беззаботно рассмеялась та, а Степан Петрович неожиданно для себя уловил так знакомый ему призывный взгляд, как бы вскользь брошенный на него супругой.
«Истосковалась по мне Олечка… – с радостно забившимся сердцем благодарно понял он. – Да и я, пожалуй, не меньше ее, – усмехнулся он про себя. – Но что же делать – ведь рядом же с нами Ксюша?..» – растерянно подумал он. И тут его блуждающий взгляд остановился на графине с небольшим количеством воды в нем почти у самого дна. «Вот же он, выход из положения!» – мелькнула догадка в его возбужденной голове.
– Не могла бы ты, Ксюша, принести свежей воды, а то что-то пересохло во рту?
– Конечно, папа! – с готовностью согласилась та. – Только питьевая вода находится у нас в титане на другой палубе. Но я мигом обернусь.
И, взяв со стола графин, выбежала из каюты.
Ольга Павловна, обвив его шею руками и крепко прижавшись к нему своим еще по-девичьи гибким телом, почти простонала:
– Как же, Степа, я истосковалась по тебе, мой милый… Когда ты был вдалеке от меня, то еще было ничего, терпимо. А сейчас, когда ты рядом, меня просто покидают силы от желания…
Тот же, почувствовав так знакомую мелкую дрожь ее спины у себя под рукой, сдавленным голосом глухо произнес:
– Я что-нибудь придумаю, Оля…
– Придумай, придумай, милый… И как можно быстрее, умоляю тебя… А то прячемся с тобой, как школьники, ради нескольких мгновений счастья. У меня же больше нет сил, чтобы ждать… Ты-то хоть понимаешь это?!
Он нашел своими губами ее ждущие трепетные губы, и они слились в долгом страстном поцелуе…
– Прямо как во Владивостоке, когда мы еще только начали встречаться с тобой, – смущенная их порывом, счастливо прошептала она.
– Дай Бог, чтобы это так и осталось между нами еще на многие-многие годы.
– Конечно, останется, Степа! Конечно, останется! Ты разве забыл, что у нас же с тобой любовь с первого взгляда…
– И в этом виноват мой старший брат Андрей! – лукаво заметил он.
– Дай Бог ему здоровья на долгие годы!
В длинном гулком коридоре раздались частые шаги.
– А вот и наша Ксюша спешит! – улыбнувшись, посмотрел на растерянное лицо супруги Степан Петрович.
– Спасибо тебе, Степа, за эти несколько минут счастья… – прошептала Ольга Павловна. – И не забудь, прошу, умоляю тебя, о своем обещании! – с игривой улыбкой многозначительно напомнила она.
– Можешь не напоминать, – ответил он, улыбнувшись, – я и так весь на взводе, как после команды «Торпеды – к бою!» в томительном ожидании команды «Пуск!»…
– Эх ты, командир миноносца! Ты что же, Степа, и во время боя с германскими миноносцами в Рижском заливе думал о том же? – лукаво хихикнула она.
– А я во время каждого боя только об этом и думал, за что и получал ордена! – огрызнулся он.
Ольга Павловна прижалась к нему:
– Ну что же ты обижаешься, Степа? Ты же ведь сам первым применил свои профессиональные термины…
Тот снисходительно усмехнулся:
– Я же просто привел их для сравнения. Ведь торпедная атака – высшая форма напряжения для офицера миноносца, а тем более его командира.
– У нас, женщин, тоже бывают свои высшие формы напряжения… – прошептала та. – И их даже не с чем сравнить, милый…
И она, как-то таинственно и в то же время многозначительно глянув на него, отстранилась, услышав приближающиеся к двери каюты торопливые шаги дочери.
В самом конце декабря командующий Русской эскадрой вице-адмирал Кедров собрал на флагманском крейсере «Генерал Корнилов» ее руководящий состав.
– Довожу до вашего сведения, господа, что первого января, сразу же после встречи Нового, тысяча девятьсот двадцать первого, года я убываю в Париж на французском крейсере для переговоров о дальнейшей судьбе Русской эскадры. Это вызвано тем, что во французском правительстве преобладает мнение о необходимости ее ликвидировать с целью передачи кораблей французскому флоту.
Раздались негодующие возгласы адмиралов и офицеров. Переждав, когда те изольют свое возмущение, командующий продолжил:
– Основанием этому мнению послужило обещание, якобы данное французам главнокомандующим генералом Врангелем о залоге кораблей эскадры в виде компенсации затрат на содержание их экипажей и членов их семей, а также воспитанников Морского корпуса, который еще только предстоит обустроить на новом месте. Я отдаю себе отчет в том, что это содержание, безусловно, требует значительных средств, но не настолько же, чтобы передать французам все корабли эскадры. – Среди присутствующих на совещании опять возникло движение. – Во всяком случае, мне представляется, что будет вполне достаточно в виде компенсации этих затрат передачи французам плавучей мастерской «Кронштадт», которой они очень интересуются, и нескольких транспортов, но только не боевых кораблей.
Присутствующие согласно закивали головами.
– Поэтому я и вынужден покинуть эскадру, чтобы на месте, а не по телеграфу, решить в Париже эти непростые вопросы. Ведь мы с вами покидали Севастополь именно потому, что рассчитывали продолжить нашу борьбу с большевиками. Не так ли, господа?