Дремичев Роман Викторович
Роберт Говард - Ястребы Утремера
Robert Howard: Hawks of Outremer 1931
'Вдаль убегает тихая, пустынная дорога.
Отмечена костями человека и зверей.
Какая красота и может быть покой
Легли в основу торгового пути Востока!
Падение и взлет династий древних.
Отголоски тысяч войн.
И множество сердец наивных,
Что стали пылью на дороге в Фарс.'
- Ванситтар
I. Возвращение
- Стой! - бородатый тяжеловооруженный всадник взмахнул копьем, зарычав, словно злой мастифф. Нужно быть осторожным на дороге в Антиохию. Звезды мерцали красным сквозь густую ночь, и света их было не достаточно для того, чтобы мужчина смог разглядеть человека, чья гигантская фигура маячила в темноте перед ним.
Одетая в броню кисть внезапно метнулась из тьмы и впилась солдату в плечо с такой силой, что онемела вся его рука. Из-под шлема гвардеец увидел блеск свирепых голубых глаз, которые, казалось, метали искры, видимые даже во мраке.
- Святые сохраните нас! - с трудом выдавил испуганный воин. - Кормак ФицДжеффри! Прочь! Возвращайтесь в ад, как хороший рыцарь! Я клянусь вам, сэр...
- Плевать мне на твои клятвы, - проворчал рыцарь. - О чем ты говоришь?
- Вы не бесплотный дух? - прошептал солдат. - Разве вы не убиты мавританскими пиратами на пути к дому?
- О, проклятые боги! - прорычал ФицДжеффри. - Считаешь, эта рука похожа на дым?
Он вонзил свои стальные пальцы в руку солдата и усмехнулся мрачно, услышав тихий вой.
- Этого думаю достаточно; скажи мне, кто находится в этой таверне.
- Только мой хозяин, сэр Руперт де Вейл, из Руана.
- Отлично, - пробурчал ФицДжеффри. - Он один из немногих людей, которых я считаю своими друзьями на Востоке или в каком-нибудь другом месте.
Большой воин подошел к двери таверны и вошел, ступая легко, словно кошка, несмотря на тяжелые доспехи. Солдат потер руку и посмотрел ему вслед с любопытством, отметив в тусклом свете, что ФицДжеффри несет с собой щит с ужасающей эмблемой его семьи - белым оскаленным черепом. Гвардеец знал его давно - бурный характер, дикий боец и всего лишь человек из числа крестоносцев, которые были почитаемы больше самого Ричарда Львиное Сердце*. Но ФицДжеффри поднялся на корабль, возвращаясь на родной остров, еще до того, как Ричард ушел из Святой Земли. Третий крестовый поход закончился неудачей и позором; большинство франкских рыцарей следовали к дому вместе с королем. Что этот мрачный ирландский убийца делает на дороге в Антиохию?
Сэр Руперт де Вейл, когда-то правитель Руана, а ныне лорд умирающего Утремера, повернулся к большой фигуре, возникшей в дверном проеме. Кормак ФицДжеффри был выше шести футов на несколько дюймов, но со своими могучими плечами и двумя сотнями фунтов железных мышц он казался несколько ниже. Норманн взглянул на него с удивлением и тут же вскочил на ноги. Его лицо засияло искренней радостью.
- Кормак, святые! Приятель, мы слышали, что ты мертв!
Кормак вернул ему сердечное приветствие, лишь слегка изогнув свои тонкие губы, что означало бы у обычного человека широкую улыбку радости. Сэр Руперт был высоким мужчиной и достаточно хорошо сложен, но он казался просто худым рядом с огромным ирландским воином, который сочетал в себе массу с характерной агрессивностью, что было заметно в каждом его движении.
ФицДжеффри был чисто выбрит, и множество шрамов, которые выделялись на его темном, мрачном лице, придавали его и так грозным чертам поистине зловещий вид. Когда он снял свой простой шлем и откинул на спину кольчужный капюшон, его подстриженные каре черные волосы, венчающие низкий широкий лоб, сильно контрастировали с его холодными голубыми глазами. Истинный сын самого неукротимого и дикого народа, что когда-либо ступал на окровавленное поле боя, Кормак ФицДжеффри выглядел, как безжалостный боец, прирожденный игрок войны, для которого тропы насилия и крови были так же естественны, как дороги мира для обычного человека.
Сын женщины из рода O'Браенов и норманнского рыцаря-ренегата, Джеффри-бастарда, в чьих венах, как он говорил, текла кровь Вильгельма Завоевателя*, Кормак редко обретал часы спокойствия и тишины за свои тридцать лет бурной жизни. Он родился в разорванных враждой и пропитанных кровью землях и получил в наследство лишь ненависть и жестокость. Древняя культура Эрина давно погибла из-за частых нападений скандинавов и датчан. Окруженная со всех сторон жестокими врагами, развивающаяся цивилизация кельтов поблекла перед жестокой неизбежностью постоянных набегов, а беспощадная борьба за выживание сделала гэлов такими же дикими варварами как те, кто нападали на них.
Теперь, во времена Кормака, война за войной багрянцем охватывали остров, где кланы сражались друг с другом, а норманнские авантюристы рвали чужакам глотки или отбивали атаки ирландцев, выходя племя против племени, в то время как земли Норвегии и Оркнейских островов все еще беспристрастно опустошали язычники-викинги.
Смутное понимание всего этого промелькнуло в голове сэра Руперта, когда он стоял, глядя на своего друга.
- Мы слышали, ты погиб в морском бою близ Сицилии, - повторил он.
Кормак пожал плечами.
- Многие погибли тогда, это правда, и я валялся без чувств, сраженный камнем из баллисты. Вероятно, после этого и пошли какие-то слухи. Но вы видите меня сейчас более живым, чем когда либо.
- Садись, старый друг, - сэр Руперт выдвинул вперед одну из грубых скамеек, которые составляли часть мебели таверны. - Что происходит на Западе?
Кормак взял бокал с вином, протянутый ему темнокожим слугой, и залпом выпил.
- Отмечу немногое, - сказал он. - Во Франции король считает свои пенсы и ведет склоки со своими дворянами. Ричард - если он еще жив - томится где-то в Германии, думаю. В Англии Шейн - то есть, Джон, - угнетает народ и предает своих баронов. А в Ирландии - Черт! - он засмеялся коротко и безрадостно. - Что я могу сказать об Ирландии, кроме тех же старых историй? Гэлы и иноземцы режут друг другу глотки и плетут интриги вместе с королем. Джон Де Курси*, поскольку Гуго де Ласи* вытеснил его с места правителя, бушует, как сумасшедший, поджигает и мародерствует, в то время как Донал О'Брайен скрылся на западе, уничтожая реликвии. Тем не менее, дьявол, я думаю, что сейчас здешняя земля стала немного лучше.
- Да, сейчас здесь своего рода спокойствие, - пробормотал сэр Руперт.
- Да - спокойствие, пока этот шакал Саладин собирает свои силы, - проворчал Кормак. - Думаете, он будет отдыхать пока Акра*, Антиохия и Триполи остаются в руках христиан? Он ищет лишь предлог, чтобы захватить остатки Утремера.
Сэр Руперт покачал головой, его глаза потускнели.
- Это голая земля, омытая кровью. Если бы это было не сродни богохульству, я бы проклинал тот день, когда последовал за своим королем на восток. Сейчас я мечтаю о фруктовых садах Нормандии, темных прохладных лесах и грежу о виноградниках. Мне кажется, мои самые счастливые часы жизни были, когда мне было всего двенадцать лет...
- Двенадцать, - проворчал ФицДжеффри, - в этом возрасте я был дикарем с копной нечесаных волос и скитался на голых болотах - я носил волчьи шкуры, весил около четырнадцати стоунов и уже убил трех человек.
Сэр Руперт с любопытством посмотрел на своего друга. Родные земли Кормака находятся за широким морем и землями Британии, но норманн немного слышал о том, что творится на том далеком острове. Он смутно знал, что жизнь Кормака не была легкой. Ненавидимый ирландцами и презираемый норманнами, он отплатил им презрением и жестоким обращением, дикой ненавистью и беспощадной местью. Было известно, что у него осталась лишь тень верности большому роду Фицджеральдов, который, как и многие уэльсцы и норманны, уже тогда начал перенимать ирландские обычаи и ирландские раздоры.
- Ты носишь сейчас другой меч, не тот, что был у тебя, когда я видел тебя в последний раз.
- Они ломаются в моих руках, - сказал Кормак. - Три турецкие сабли пошли на ковку меча, которым я владел в Яффе* - тем не менее, он разбился как стекло в морском бою у Сицилии. Этот я взял с тела норвежского морского короля, который возглавил рейд на Мюнстер. Он был выкован в Норвегии - видишь языческие руны на стали?
Он вытащил свой меч, и большой клинок замерцал голубоватым, как живой, в свете свечей. Слуги перекрестились, а сэр Руперт покачал головой.
- Ты не должен обнажать его здесь, - говорят, кровь сопровождает такой клинок.
- Кровопролитие следует за мой в любом случае, - проворчал Кормак. - Это лезвие уже испило крови ФицДжеффри - этим мечом норвежский морской король убил моего брата, Шейна.
- И ты носишь такой меч? - воскликнул сэр Руперт в ужасе. - Ничего хорошего не жди от этого адского клинка, Кормак!
- Почему нет? - спросил большой воин нетерпеливо. - Это хороший меч - я стер пятно крови моего брата, когда убил его убийцу. Дьявол, но тот норвежец был настоящим великаном в своей кольчуге с посеребренными накладками. Его серебряный шлем был также достаточно прочен, - но топор и шлем, и череп разбил вместе.
- У тебя был еще один брат, не так ли?
- Да - Донал. Эохэйд О'Доннелл съел его сердце после битвы при Кулманагх. В те времена между нами была вражда, но Эохэйд не спасся от меня, - я сжег О'Доннелла в его собственном замке.
- Почему ты отправился в крестовый поход? - спросил Руперт с любопытством. - Тобой двигало желание очистить свою душу от влияния язычества?
- В Ирландии было слишком жарко для меня, - ответил Кормак откровенно. - Лорд Шеймус Макджеральт - Джеймс Фицджеральд - пожелал заключить мир с английским королем, и я боялся, что он купит его благосклонность, отдав меня в руки королевского губернатора. Тогда была вражда между моей семьей и большинством ирландских кланов, мне некуда было пойти. Я собирался искать свою удачу в Шотландии, когда молодой Имонн Фицджеральд собрался в крестовый поход, и я решил сопровождать его.
- Но ты получил и расположение Ричарда, - расскажешь об этом мне.
- Охотно расскажу. Это произошло на равнинах у города Азот, когда мы атаковали турок. Да, ты тоже был там! Я дрался один в самой гуще сражения, и шлемы с тюрбанами трескались, как яичная скорлупа, под моими ударами, когда я заметил сильного рыцаря в авангарде нашей битвы. Он двигался все глубже и глубже, приближаясь вплотную к линий язычников, и его тяжелая булава расплескивала мозги, словно воду. Но так как щит его был помят, а доспехи залиты свежей кровью, я не мог с уверенностью сказать, кто же это был.
И вдруг его конь рухнул, а он в то же мгновение был окружен со всех сторон воющими демонами, которые пытались задавить его количеством. Чтобы пробиться к нему, я спешился...
- Спешился? - воскликнул сэр Руперт в изумлении.
Кормак, раздраженный тем, что его прервали, тряхнул головой.
- Почему нет? - отрезал он. - Я не французская воительница, боящаяся сойти с коня в грязь, - в любом случае, я могу биться стоя на ногах. Затем я расчистил небольшую площадку вокруг на длину своего меча, а упавший рыцарь, выбравшийся на свет, встал, ревя, словно бык, и размахивая своей окровавленной булавой с такой яростью, что чуть не размозжил мне голову, также как туркам. Атака английских рыцарей заставила язычников отступить, и когда он поднял забрало, я увидел, что пришел на помощь Ричарду Английскому.
- Кто ты и кто твой господин? - спросил он.
- Я Кормак ФицДжеффри, и у меня нет господина, - ответил я. - Я отправился с молодым Имонном Фицджеральдом в Святую Землю, а с тех пор, как он пал под стенами Акры, я ищу свою удачу в одиночку.
- Что ты скажешь обо мне, как о господине? - спросил он в то время, когда битва переместилась на расстояние полета стрелы от нас.
- Вы бьетесь достаточно хорошо для человека с саксонской кровью в жилах, - ответил я, - но я предан не английскому королю.
Он выругался, как сапожник.
- Кости святых, - сказал он, - такой человек дорого стоит. Ты спас мне жизнь, но за твою дерзость ни один принц не сделает тебя рыцарем!
- Храните ваше рыцарство, и будь оно проклято, - сказал я. - Я вождь в Ирландии, - но мы тратим в пустую слова; пора нанести вождям этих язычников полный разгром.
Позже он навязал мне свое королевское общество и отправился веселиться со мной; он редко устраивает попойки, хотя не дурак выпить. Но я не доверяю королям - я присоединился к кортежу храброго и доблестного молодого французского рыцаря - сьера Жерара де Жисклина, полного безумных рыцарских идеалов, хотя и был он из знатной молодежи.
Когда был заключен мир между войсками, до меня дошли слухи о возобновлении борьбы между Фицджеральдами и ле Ботелирами, так как лорд Шеймус был убит Ниалом MaкАртом. И я, находясь в милости у короля, взял разрешение у сьера Жерара и отправился обратно в Эрин. Таким образом, - мы ворвались в Ормонд с факелами и сталью и повесили старого сэра Уильяма ле Ботелира на барбакане*. После, когда надобность в моем мече прошла, я вспомнил о сьере Жераре, которому обязан своей жизнью, и этот долг я еще не имел возможности заплатить. Скажи, сэр Руперт, он все еще живет в своем замке Али-Эль-Яр?
Лицо сэра Руперта вдруг побелело, и он откинулся назад, словно что-то его сильно тяготило. Кормак поднял голову, и его темное лицо стало еще более суровым и исказилось от угрюмого напряжения. Он схватил руку норманна в бессознательном диком порыве.
- Скажи мне, - прохрипел он. - Что беспокоит тебя?
- Сьер Жерар, - тихо прошептал сэр Руперт. - Разве ты не слышал? Али-Эль-Яр лежит в руинах, Жерар - мертв.
Кормак взревел, словно бешеный пес, его огромные глаза засверкали страшным светом. Он заставил вздрогнуть сэра Руперта от силы ярости своих чувств.
- Кто это сделал? Он умрет, даже если он император Византии!
- Я не знаю! - с трудом выдохнул сэр Руперт, его разум был потрясен от взрыва примитивной ярости гэла. - Ходят грязные слухи - сьер Жерар полюбил девушку из гарема одного шейха, как говорят. Орда диких всадников из пустыни атаковала его замок, один из его вестников прорвался сквозь окружение, прося помощи у барона Конрада фон Гонлера. Но Конрад отказался...
- Да! - прорычал Кормак, яростно взмахнув руками. - Он ненавидел Жерара, потому что много лет назад он, тогда еще юноша, был лучшим фехтовальщиком на борту судна, которым командовал старик Фридрих Барбаросса. Что было потом?
- Али-Эль-Яр пал со всеми его людьми. Их голые и искалеченные тела лежали среди углей, но труп сьера Жерара так и не был найден. Умер он до или после нападения на замок - неизвестно, но должно быть все-таки он мертв, так как требований о выкупе не поступало.
- Вот так Саладин хранит мир!
Сэр Руперт, зная о безумной ненависти Кормака к великому Курдскому султану, лишь покачал своей головой.
- Это было дело не его рук, - здесь постоянны стычки вдоль границы - как по вине христиан, так и мусульман. И здесь не может быть иначе - франкские бароны владеют замками в самом сердце мусульманской страны. Здесь скоплено много личной вражды, а вокруг множество диких пустынных и горных племен, которые не подчиняются даже Саладину и ведут свои собственные войны. Многие полагают, что шейх Нуреддин Эль Гор разрушил Али-Эль-Яр и привел сьера Жерара к смерти.
Кормак взял свой шлем.
- Подожди! - воскликнул сэр Руперт, вставая. - Что ты намерен делать?
Кормак рассмеялся жестоко.
- Что буду делать? Я ел хлеб с де Жисклином. Могу ли я, как шакал, вернуться домой и оставить своего покровителя не отомщенным? Ну уж нет!
- Но подожди, - сказал сэр Руперт. - Что будет стоить твоя жизнь, если ты отправишься к Нуреддину в одиночку? Я вернусь в Антиохию и соберу моих вассалов; мы отомстим за твоего друга вместе.
- Нуреддин - это полунезависимый вождь, я - не имеющий господина странник, - прогрохотал норманн-гэл, - но ты - Сенешаль Антиохии. Если ты отправишься за границу со своими всадниками, свинья Саладин воспользуется этим, чтобы нарушить перемирие и смести остатки христианских королевств в море. Они слабы сейчас, это лишь тени славы Балдуина* и Боэмунда*. Нет - ФицДжеффри посеет свою собственную месть. Я отправлюсь в одиночку.
Он надел свой шлем и с грубым: 'Прощай!' повернулся и шагнул в ночь, где потребовал своего коня. Дрожащий слуга привел большого черного жеребца, который поднялся на дыбы, громко фыркая и сверкая своими зубами. Кормак схватил поводья и жестоко дернул вниз, воспитывая коня, затем вскочил в седло еще до того, как передние копыта коня коснулись земли.
- Ненависть и голодная месть! - вскричал он жестоко, затем повернул огромного жеребца в сторону, и сэр Руперт, глядящий растеряно ему вслед, услышал стремительно удаляющийся стук подкованных копыт. Кормак ФицДжеффри ехал на восток.
II. Бросок топора
Белый рассвет поднялся над Востоком, разорванный розово-красными валами холмов Утремера. Богатые оттенки смягчили суровые контуры, углубили синие обрезки ночной пустыни.
Замок барона Конрада фон Гонлера возвышался над дикими и пустынными землями. Когда-то это была крепость турков-сельджуков*, ее переделали в поместье франкского лорда, улучшив на случай появления угрозы с востока. Стены были укреплены и барбакан построен на месте обычных широких ворот. Иначе было не защититься.
На заре мрачная, темная фигура подъехала к глубокому безводному рву, который окружал крепость, и начала бить железным кулаком по звонкому щиту до тех пор, пока громкое эхо далеко не разнеслось над соседними холмами. Сонный воин, вооруженный пикой, появился на барбакане и, склонившись вниз, что-то требовательно прокричал.