Логно вздрогнул от неожиданности, но лишь поглубже засунул руки в карманы и, не говоря ни слова, направился в сторону автобусной остановки. Вскоре подошел автобус, и инспектор поехал домой, в свой Восемнадцатый округ, на площадь Константин-Пекер.
Мышь, между тем, облюбовал себе местечко на скамейке прямо напротив Театра дю Гимназ и присел передохнуть.
То, что газеты обошли случившееся молчанием, немного настораживало. Хотя пока вроде бы все шло гладко. Ни единого прокола! Пусть этот Логно копается в своих изысканиях сколько его душеньке угодно. В конце концов, у него профессия такая — вести расследования. А если надо, он с готовностью подсобит Зануде.
На всякий случай старик мысленно вспомнил в мельчайших подробностях, чем и когда занимался всю среду. Днем он получил бесплатную пайку супа в столовой при Армии спасения, потом, где-то часов в шесть, его видели на барже, стоявшей на приколе возле станции метро «Тюильри». Две дамы в плащах с капюшонами могут подтвердить, что он околачивался на борту этой баржи до семи вечера. Позднее шатался по Елисейским Полям, добрел до самого отеля «Амбассадор» и театра варьете.
Люди толпились возле театральных касс, а он пристроился на тротуаре открывать дверцы подъезжающим такси в надежде получить свою порцию чаевых. За этим занятием он промаячил у всех на виду до двадцати минут десятого. Ведь, как известно, завсегдатаи варьете подтягиваются ближе к полуночи. Не то что в обычном театре! Там к половине девятого вечера все зрители уже сидят на своих законных местах.
Итак, варьете. В случае чего кассир может подтвердить, что он отирался поблизости.
Вот дальше сочинять будет уже труднее. Скажем так: он зашел в метро возле отеля «Дю Рон-Пойнт». На станции он проторчал около часа, а потом направился к оперному театру встречать публику, выходящую на улицу после окончания спектакля. Но передумал и пошел в сторону площади Согласия, потом свернул на улицу Рояль, а тут и ресторан «Максим» в двух шагах.
Пока все стыкуется. Впрочем, хорошее алиби никогда не должно быть слишком безупречным. Напрасно он приплел к своему рассказу Лию и этого швейцара из ресторана. У Зануды мгновенно возникло подозрение. И газеты молчат. Нигде ни строчки! Неужели…
Старик поднялся со скамейки и пошел в сторону ближайшего бара. Там он выгреб из кармана последний франк и сорок сантимов и заказал себе стакан белого вина, после чего снова направился на Елисейские Поля.
Разумеется, насчет метро, да и все остальное — все это чистейшей воды ложь. Сказки! Но жизнь порой преподносит сюрпризы почище всяких сказок.
До двадцати минут десятого все шло как обычно, и ничто не предвещало того, что случилось потом. Он подскакивал к подъезжающим машинам, угодливо распахивал дверцы перед выходящими из машин пассажирами. Вот только дождь сильно мешал, и в итоге он насобирал всего лишь пять франков чаевых. Понятно, почему. Пассажиры не торопились покидать машины, терпеливо поджидая швейцара, спешащего к ним с огромным красным зонтом в руках. Пришлось податься подальше от входа в ресторан, на авеню Габриэль. Там тоже паркуются машины. Иногда шоферы даже дают ему на пиво, чтобы он присмотрел за их транспортом, а сами идут смотреть шоу в варьете. Но опять же все планы спутал дождь. Водители сидели по своим машинам, уткнувшись в газеты. Да и машин было совсем немного. Ближе к улице Элизе вообще ни одной. Старик бесцельно брел по тротуару, как вдруг заметил громадный лимузин, припаркованный на изрядном расстоянии от остальных машин. В такую погоду, да еще ночью, не сыскать более пустынного места, чем улица Элизе. И это несмотря на то, что до Елисейских Полей рукой подать. Развесистые кроны каштанов по обе стороны дороги отбрасывали густые тени вокруг, отчего вся улица казалась погруженной в кромешный мрак.
Мышь подошел ближе и увидел на переднем сидении человека. Мужчина в вечернем костюме сидел на водительском месте, вот только Мышь начисто запамятовал, был тот во фраке или в обычном смокинге. Он также не запомнил головной убор. Фетровая шляпа с мягкими полями? Цилиндр? А может, вообще ничего? Потому что бросились в глаза светлые волосы. Очень светлые.
Все случилось в мгновение ока. Едва Мышь приоткрыл дверцу и с достоинством (он ведь не какой-то там пропойца!) произнес: «Не найдется ли у вас пары франков на кружечку пива, ваша светлость?», как мужчина пошатнулся и стал крениться набок, норовя выпасть из кабинки.
Мышь обеими руками стал заталкивать незнакомца обратно и тут же почувствовал, как руки стали липкими. Он пригляделся и заметил темное расползающееся пятно на рубашке незнакомца.
— Этого еще не хватало! — выдохнул он почти машинально. — Ты что это, парень, решил со мной утворить?
Надо побыстрее уносить ноги. Но вначале он должен захлопнуть дверцу автомобиля, иначе мертвец свалится прямо на тротуар. Кое-как он усадил покойника и в этот момент почувствовал что-то твердое у себя под ногой.
— Этого еще не хватало! — снова повторил он, поднимая с земли пухлый бумажник. Мельком взглянув на него, Мышь тут же опустил бумажник себе в карман. Нет, он не станет открывать его прямо здесь.
Старик снова нырнул на Елисейские Поля и даже предусмотрительно перешел на другую сторону улицы, потом рысью пробежался почти до самого парка Ла Рен. И только там перевел дыхание и, остановившись под фонарем, извлек на свет божий свою добычу.
В бумажнике лежала пачка из десяти пятисотдолларовых купюр, рядом — вторая пачка из пятидесяти стодолларовых купюр. И много, очень много франков.
Что ж, деньги парню уже без надобности. В том, что тот покойник, Мышь не усомнился ни на секунду. А потому надо действовать, и действовать быстро. Такая удача случается ведь не каждый день. А уж если совсем точно, то шанс, подобный этому, выпадает раз в жизни, и его нельзя упустить.
Мышь быстро просмотрел остальные отделения бумажника. Крохотная фотография молоденькой девушки, не очень, впрочем, качественная. Такие обычно делают для паспортов. Три билета красного цвета, наверное, в кино. Пустой конверт: его он не стал трогать, оставив там, где он лежал. На конверте значилось: «Сэр Арчибальд Ландсберри». Дальше шли неразборчивые буквы, скорее всего, чей-то адрес в Лондоне. Но со всем этим он разберется позже. А пока…
А пока он извлек из бумажника пачки с деньгами, предусмотрительно оставив внутри только одну купюру достоинством в пятьсот долларов, еще одну стодолларовую банкноту и немного франков. Сейчас самое главное — быстро избавиться от бумажника. Его старик решил припрятать среди тюльпанов на первой же встреченной по пути клумбе. Для пущей верности он даже присыпал находку слоем земли. А потом пошел прочь с карманами, полными денег.
Старик, между прочим, уже был научен горьким опытом по части находок. Несколько лет тому назад он подобрал в метро кошелек с двумястами франками. Но люди успели заметить, пришлось нести деньги в участок. Благо, тот находился рядом со станцией метро. Тогда у него решительно не было никакой возможности стащить из кошелька хотя бы одну бумажку. А вдруг в участке его станут обыскивать? Более того, ему даже пришлось пожертвовать единственной монеткой в десять франков, которой он успел разжиться. Потому что хозяйка кошелька, прибежавшая в участок почти следом, стала кричать, что не хватает десяти франков, и все такое. Полицейский принялся шарить по карманам бродяги и выудил оттуда искомую монетку, которую прямо на месте вручил женщине, несмотря на бурные протесты старика, утверждавшего, что это его личные деньги.
Тот досадный случай многому научил Мышь. Впредь никаких бумажников при себе! Кто поверит, что на бродягу, уже более десяти лет коротающего ночи в самых разных отделениях столичной полиции, вдруг свалилось целое состояние в размере более ста пятидесяти тысяч франков? Да его одними допросами замучают! Нет, на сей раз он будет действовать предельно осторожно и очень-очень осмотрительно.
На улице все еще шел дождь. Мышь свернул на станцию метро возле отеля «Дю Рон-Пойнт» и, лихорадочно озираясь по сторонам (не дай бог допустить оплошность!), пошел на платформу. Проехав несколько остановок, он вышел на станции «Сен-Лазар». Всю дорогу он сосредоточенно обдумывал, как ему распорядиться неожиданной находкой. Может, стащить у кого кошелек? Чего проще! За годы странствий по полицейским участкам и камерам предварительного заключения он навидался всякого. Сиживал и с убийцами, и с карманниками. Было у кого перенять опыт.
Итак, он стащит кошелек у какого-нибудь зазевавшегося пассажира, положит туда найденные купюры, а потом сдаст кошелек в отдел находок.
Нет! Слишком рискованно! Что он им скажет? Что нашел такую кучу денег, роясь в мусорном баке? Предположим, ранним утром, когда все баки выставляют на улицу, ему еще, быть может, и поверили бы. Но в десять часов вечера…
И тут ему в голову пришла спасительная мысль. На улице Сен-Лазар расположены ведь одни конторы и офисы. Коль скоро задумка с кошельком не проходит, значит, надо разжиться конвертом для деловой корреспонденции. Еще нужна крепежная резинка, такая, какими обычно пользуются клерки. Поиски подходящего конверта увенчались успехом быстро: таковой нашелся уже в первом же мусорном баке. Вполне приличный конверт желтого цвета, слегка помятый по краям и со следами карандаша, оставленными каким-то клерком. С резинкой оказалось сложнее. Пришлось пожертвовать последними собственными сбережениями и приобрести портсигар, в котором имелась нужная резинка красного цвета. Портсигар был тут же выброшен в урну, но уже без резинки, а Мышь, переложив деньги в конверт и скрепив пачки резинками, зашагал в сторону улицы Рояль. Остановившись прямо напротив ресторана, он стал метаться по самой кромке тротуара, встречая каждую подходящую машину, и даже помог открыть дверцы в нескольких из них. А потом сделал вид, что поднимает с асфальта конверт, постаравшись попасть в поле зрения швейцара.
Все остальное было уже делом техники. На площади Мадлен он заметил на террасе кафе Лию, подошел и стал клянчить у нее четыре франка на такси. И очень удачно! Потому что рядом вертелся какой-то молоденький полицейский, которого он еще не знал. Видно, из новеньких. Потому что тот сразу же купился на его трюк.
— Так, что здесь происходит? Что тебе надо?
— Вот, прошу у Лии четыре франка и…
— Документы у тебя есть? Пройдем со мной в участок! Живо!
В этот момент Мышь был горд собой, как никогда в жизни. Потому что его хитроумный план сработал безотказно. Что ж, кажется, пока он не допустил ни одного прокола, ни в словах, ни в действиях. Остается только запастись терпением и подождать один год и один день. А потом уже сам старший инспектор вручит ему находку, и он, на вполне законных основаниях, станет владельцем целого состояния. Дай только бог, чтобы доллар не упал в цене за этот год.
Но сегодня утром, стоя у стенда с утренними газетами, старик впервые почувствовал, как в его душу закрадывается тревога. Он даже испытал некое подобие шока. Ни в одной из газет ни единой строчки об убитом в машине парне. И что бы это могло значить?
Кажется, он не ошибся. Машина стояла именно здесь, на этом самом месте, всего лишь в каких-то десяти ярдах от здания Британского посольства. Но сегодня ее здесь не было. Мимо него шли нарядно одетые женщины в легких летних платьях, следом потянулись няни и гувернантки, сопровождающие на прогулку таких же нарядно одетых детей.
Куда же подевалась эта проклятая машина?
Он снова поплелся в сторону парка Ла Рен, медленно прошелся по аллеям и понял, что его подстерегает уже второе за этот день неприятное открытие. Итак, машины на месте не оказалось, а найти клумбу, на которой он зарыл в землю кошелек с тремя банкнотами, при свете дня тоже оказалось совсем непросто. Мышь с напускным равнодушием остановился на дорожке и стал наблюдать за тем, как садовник, поливающий газоны, управляется со шлангом. Лицо старика приобрело весьма озабоченное выражение.
Так где же он зарыл свой клад? Ночью все было совсем по-другому. Мышь огляделся по сторонам в поисках газового фонаря, который выбрал себе в качестве ориентира. Черт! Но здесь три совершенно одинаковые клумбы, и возле каждой из них стоит по фонарю. И тюльпаны на всех клумбах похожи друг на друга как две капли воды, разве что по цвету отличаются. На одной клумбе тюльпаны желтые, на другой красные, а на третьей — темно-лиловые. Вот только ночью все кошки серы. Да и не до того ему было, чтобы еще запоминать и окраску тюльпанов. Во всяком случае, цветы были темными. Значит, точно не желтые. Но красные и лиловые в темноте смотрятся абсолютно одинаково.
Впрочем, осечка с клумбами — это всего лишь полбеды. Нашлись и другие поводы для беспокойства. При свете дня Мышь увидел, что тюльпаны уже почти отцвели, а значит, не сегодня-завтра в парк подтянутся рабочие, выкопают тюльпаны, сгрузят их на тележки и увезут прочь. Ну, а клумбы засадят свежими цветами. Да, но когда именно это должно произойти?
Ленивой походкой старик направился к садовнику.
— А дождь-то цветочкам явно пошел не на пользу, — начал он издалека.
— Да. Но им недолго осталось сидеть.
— Займетесь сегодня пересадкой?
— Нет, завтра утром.
В это же самое время старший инспектор Управления полиции по кварталу Оперы закончил знакомиться со сводками о происшествиях минувшей ночи. Прочитав донесение о крупной денежной находке недалеко от ресторана «Максим» (конверт желтого цвета, в котором, и так далее), он вызвал к себе секретаря и протянул ему исписанный листок.
— Отправьте в отдел находок, — распорядился инспектор.
Секретарь взял бумагу и осторожно вложил ее в конверт.
Глава вторая. Портрет человека в котелке
Мышь прохватился от странного чувства, что все увиденное во сне случилось с ним наяву. Он с трудом разлепил глаза и почти сразу понял, что накануне сильно перебрал по части красного вина.
Ну и пусть! А что тут такого? Он уселся на топчане и оглядел сокамерников. Рядом с ним дрых с раскрытым ртом какой-то молодой парень. В камере напротив, насколько он мог разглядеть в полумраке через прутья решетки, спали женщины. Сильно несло перегаром, но к подобным запахам Мышь давно привык.
Было еще очень рано, не более шести утра. В окно пробился первый солнечный луч. Он легко скользнул по стенам, и в комнате сразу же стало теплее. И унылая атмосфера участка перестала казаться такой безрадостной. Как все это похоже на сцену Благовещения, которая изображена над главным алтарем церкви в его родной деревушке, мелькнуло у старика. Он потянулся, слегка размял ноги и поднялся с топчана. Но чем больше он размышлял о странных сновидениях минувшей ночи, тем сильнее крепла в нем уверенность в том, что ничего ему не приснилось и инспектор Логно действительно заглядывал к ним в камеру. Он вспомнил его тяжелые полуопущенные веки и свои собственные тщетные усилия проснуться. Да, он хотел проснуться и встать, чтобы поприветствовать его, но не смог.
И тут Мышь обнаружил, что его котелок тоже куда-то исчез, и нахмурился.
Ну вот, доигрался, рассердился он на самого себя. Нет, тут не только красное вино виновато.
Недаром всякий раз, когда он собирался совершить очередную глупость, интуиция подсказывала ему: «Не делай этого!» Вот и вчера, где-то около пяти или шести вечера, интуиция шепнула ему на ухо: «Будь осторожен», и как всегда, он не придал никакого значения своему внутреннему голосу. А все потому, что привык считать себя сильно умным.
Откуда у него такая уверенность, что Логно проявляет повышенный интерес к его скромной персоне? Трудно сказать. Такие вещи вообще, как правило, сложно объяснить. Просто чувствуешь, и все. Вот и вчера! Ближе к полудню он, наконец, разыскал среди тюльпанов злополучный бумажник. Кажется, он был предельно осторожен. Никакой слежки за собой он не заметил, и инспектор нигде поблизости не маячил.
В первую минуту Мышь почти поддался соблазну. Он уже был готов извлечь из бумажника купюру в сто франков и пуститься во все тяжкие. Нет, нельзя! Он в здешних местах слишком известная личность. Не успеет он разменять эту проклятую банкноту, как новость моментально станет достоянием всех полицейских, начиная от Монмартра и до площади Оперы включительно. Ведь персонал отделений Восьмого и Девятого округов знает его как облупленного.
Что ж, в чем-то он похож на кинозвезду. Тоже не может пройти по улицам незамеченным. Мало того, что его знают в лицо все полицейские, несущие службу в центре Парижа, так и все местные проститутки тоже. Плюс все те, с кем он привык коротать ночи в полицейских участках. Они даже, встречаясь на улице, приветствуют друг друга, как старые добрые знакомые.
Вечером, когда он по своему обыкновению явится в участок на ночлег, обязательно найдется какой-нибудь сержант, который не преминет поинтересоваться:
— Что ты делал на углу улицы Босси д’Англа?
Он тяжело вздохнул и положил сто франков обратно в бумажник. Пока он вел себя предельно осторожно, и в будущем тоже не стоит рисковать. Единственное, что он позволил себе забрать, так это — фотография девушки. На обороте он написал фамилию, которая значилась на конверте: «Сэр Арчибальд Ландсберри».
Погода была великолепной. В принципе, он мог комфортно устроиться на ночлег где-нибудь на набережной Сены. Приятно было бы уснуть под убаюкивающие вздохи башенного крана, разгружавшего поблизости каменные блоки. Но он передумал и снова полез в бумажник, извлек оттуда три красных билета, которые при близком рассмотрении оказались билетами в луна-парк.
Неторопливо меряя шагами набережную, старик напряженно обдумывал, как ему поступить с бумажником. Конечно, проще всего выбросить его в Сену. Но мысль о том, что вместе с бумажником уйдут на дно целых три банкноты, и какие! — пятьсот долларов плюс сто долларов, и это не считая франков, — казалась ему нестерпимой и даже кощунственной. Такую потерю он не переживет.
С другой стороны, таскать бумажник при себе — значит, постоянно подвергать себя сильнейшему риску. Его может остановить первый же встречный полицейский, потребовать документы, а потом, скажем, из вредности, отвести в участок и там обыскать.
Так где же ему спрятать этот проклятый бумажник? На стройке? Подсказка пришла неожиданно. Мимо проехал старенький автобус. На подножке стоял кондуктор и громко орал в мегафон:
— Лонгчамп… Ипподром… Два франка… Лонгчамп…
Кажется, пока он не допустил ни единой ошибки. Так надо действовать и впредь. Старик поспешно вскарабкался в автобус и устроился на своем привычном месте в конце салона, на котором всегда сидел, когда ездил на бега. Автобус он знал как свои пять пальцев. Именно пальцами он и стал осторожно ощупывать дерматиновое сидение. Кажется, несъемное. Мышь с усилием пропихнул бумажник под сидение, стараясь затолкать его как можно глубже. Он вышел на следующей остановке, прямо напротив луна-парка.
Но прежде чем направиться в луна-парк, старик извлек из кармана фотографию и упрятал ее под кожаную ленту на котелке. Затем подошел к турникету на входе, возле которого маячил контролер, облаченный в красивую ярко-красную униформу, и стал дружелюбно болтать с ним. А что такого? Какую угрозу для него может представлять невинная болтовня с контролером? И что страшного, если он покажет ему билеты? И даже спросит, как бы между прочим:
— Они еще действительны?
— А ты сам не видишь, что они уже использованы?
— Да? — вполне искренне удивился Мышь. — И когда же их успели использовать?
Как выяснилось, все три билета были использованы вчера, то есть в среду, двадцать третьего июня. Иными словами, всего лишь за несколько часов до того, как Мышь обнаружил труп в машине. Более того, один из трех билетов был детским, для посетителей не старше шести лет.
В это же самое время инспектор Логно заступил на очередное дежурство. Мышь был в курсе того, что инспектор опять дежурит в ночь. Но на этом треволнения не закончились. Прогуливаясь поздно вечером по Ели- сейским Полям, старик снова почувствовал неладное.
И опять Мышь проигнорировал голос собственной интуиции. Впрочем, едва ли он смог бы четко сформулировать, что именно его беспокоит. Разве что полицейский, который, когда он проходил мимо, неожиданно оглянулся и стал пристально смотреть ему вслед. Еще дважды в течение часа этот же самый полицейский попадался ему на глаза. А ведь здесь другой округ.
Ах, какой же он глупец, с опозданием сообразил Мышь. Ну да, Логно числится в отделении Девятого округа. Но что мешает ему обратиться за помощью к коллегам из Восьмого округа? Дескать, так и так, братцы! Помогите мне отследить все перемещения беспутного бродяги по кличке Мышь.
И те, конечно же, откликнулись и с готовностью пришли на помощь Зануде. Дали соответствующие распоряжения уже своим полицейским, несущим службу на улицах города, а в итоге Логно получит подробнейший протокол, в котором почти поминутно будут расписаны все хождения старика по Парижу.
В девять часов вечера он немного «поработал» для разнообразия на входе в кинотеатр на Елисейских Полях. Там шел премьерный показ какого-то нового художественного фильма, шикарная публика, исключительно в вечерних туалетах. А потому ему повезло больше, чем вчера, и он заработал целых двенадцать франков, которые не замедлил спустить все до последнего сантима на выпивку. Целых два литра вина, а на закуску — сосиска и багет белого хлеба.
Нет, на сей раз он обхитрит Зануду, твердо решил про себя Мышь. Он не станет устраиваться на ночлег в подвалах Оперы. Он поищет себе место в подземельях Большого дворца, а это уже другой округ. В конце концов, с точки зрения удобств, все подвалы одинаковы. Да и удобства, предлагаемые полицейскими участками, не сильно разнятся. Так что ему тоже без разницы, где коротать ночь. Уж его-то персона хорошо известна как в одном округе, так и в другом.
Однако ближе к ночи желание таскаться по городу пропало, и он, разыграв привычную комедию, снова оказался в родном участке. На сей раз там была посетительница, молодая красивая женщина, у которой потерялась собачка, и она, всхлипывая, описывала сержанту, как именно выглядит ее драгоценный песик. Дежурный полицейский сразу же занялся стариком, вначале изучил содержимое его карманов, потом велел снять пиджак, и Мышь, то ли по обыкновению, то ли для того, чтобы развеселить расстроенную посетительницу, снова сделал вид, что готов снять в придачу и брюки тоже. Более того, он даже успел спустить их почти до колен, выставив на всеобщее обозрение свои кальсоны.
Утром Мышь проснулся явно не в духе. Чем дальше, тем больше в нем крепла уверенность в том, что на чем-то Логно все же подловил его. И поделом! Ночью он точно приходил к нему в камеру. Поскольку ничего интересного в его лохмотьях не нашли, Зануда наверняка занялся головным убором. Куда же, в самом деле, запропастился его котелок?
Страшно мучила жажда. Мышь стал шуметь, кричать, чтобы его немедленно выпустили из камеры. Звать пришлось минут пять, пока откуда-то из глубин участка не вынырнул очередной дежурный.
— Куда вы подевали мой котелок? — набросился на него Мышь.
Полицейский уставился на него недоумевающим взглядом, явно не понимая, о чем идет речь. Он недавно заступил на смену и еще не успел ознакомиться с отчетом о ночных происшествиях.
Вместе с бродягой они принялись искать злополучный котелок и обнаружили его в углу за стойкой. Мышь тут же водрузил его на голову и направился к выходу. Так, в котелке, он дошагал до набережной Сены. И лишь там, предварительно оглядевшись по сторонам, снял котелок и проверил, на месте ли фотография. Фотография была на месте, но крохотная дырочка от булавки на самой кромке была красноречивее всяких слов.
Логно успел сделать себе дубликат фотки.
Эти двое все время вели между собой невидимую постороннему глазу схватку, по принципу «кто кого». Получается, что инспектор снова повел в счете, а уж его возможности и его бульдожья хватка были хорошо известны старику.
Предположим, Зануда о чем-то там догадался или что-то даже выведал. Но формально инспектор не имеет никакого отношения к криминалу, связанному с убийством. Он числится в муниципальной полиции и работает в Девятом округе. Следовательно, его должно волновать лишь то, что связано с общественным порядком в данном округе. И на этом всё! Вот пусть себе и отслеживает местных проституток или фиксирует дорожно-транспортные происшествия, случившиеся на подведомственной ему территории.
Но даже если инспектору удалось напасть на след преступления, его роль в этом деле будет весьма незначительной. Потому что, прежде всего, он обязан доложить о своих изысканиях начальству, а те уже дальше, по инстанции, свяжутся с Главным управлением криминальной полиции.
Впрочем, некое шестое чувство подсказывало бродяге, что Зануда взялся за расследование исключительно по личным мотивам. Всем известно, как он недолюбливает Мышь. Его раздражает эксцентричность старика, он не терпит его расхлябанности, его коробит от его дурацких шуточек. Неприязнь инспектора уходит корнями в прошлое и наверняка связана с застарелой обидой. Ведь это именно Мышь придумал инспектору кличку Зануда.
Впрочем, Логно не просто зануда, он еще и упрям, как бык. Целых двенадцать лет бился он за то, чтобы получить должность инспектора. Всякий раз бедолагу подводило то, что писал он крайне безграмотно, а потому регулярно заваливал все письменные экзамены. Но он старался и продолжает стараться до сих пор. Уже трижды Логно сдавал экзамены на должность старшего инспектора, увы! — пока безрезультатно. Ему даже намекнули, что дальнейшие попытки тоже окажутся тщетными, ибо у него слишком большие провалы по части школьной программы. Словом, недоучился инспектор в юные годы. Что означает лишь одно: он может вызубрить назубок все инструкции и положения, но ни шагу не продвинется вверх по карьерной лестнице.
Нельзя сказать, чтобы новость сильно обрадовала Логно, но и отчаиваться он не стал. Разве что сделался еще более угрюмым. И еще ревностнее взялся за службу. Нет, озлобленности в нем не было, но вот жалости по отношению к людям точно поубавилось. Инспектор скрупулезно исполнял свои обязанности, справедливо полагая, что именно за это ему и платят. Словом, такой если вцепится в тебя, то просто так от него не отделаешься.
Весь день Мышь рыскал по городу в поисках неуловимого инспектора, но тот словно сквозь землю провалился. Дважды старик заглядывал на станцию метро возле Оперы, где инспектор совершал свои ежедневные профилактические рейды, и оба раза впустую. То невозможно прогуляться ни по одному из центральных бульваров, чтобы не столкнуться носом к носу с Занудой, а тут и не видно, и не слышно. Пропал, исчез, растворился без следа! А еще газеты! Снова все утренние газеты дружно обошли молчанием происшествие в машине. Ни слова о незнакомце в вечернем костюме, которого зарезали, словно рождественского поросенка, два дня тому назад рядом с авеню Габриэль.
Или дело настолько важное, что его уже успели засекретить, причем на самом высоком государственном уровне? Странно, но Мышь вдруг подумал, что чем больше проходит времени с того страшного вечера, тем отчетливее проступает в его памяти лицо убитого.
А вот был ли рядом с машиной фонарь, он не запомнил. Впрочем, разве обратишь внимание на такие мелочи при виде трупа? Но сейчас какие-то отдельные детали стали припоминаться сами собой, и прежде всего те, что касались внешности незнакомца. Довольно плотный мужчина, очень светлые волосы. Мышь готов был поклясться, что этот человек — иностранец. В момент, когда он взялся за ручку дверцы, бумажник, скорее всего, лежал у убитого на коленях, а потом скатился вниз и выпал на асфальт. А уже потом…
Глядя на Мышь со стороны, никто бы и не подумал, что он занят тяжелейшими раздумьями. Старик ковылял по тротуару своей обычной клоунской походкой, слегка подволакивая левую ногу, с глазами, опущенными вниз, чтобы — не дай бог! — не пропустить ни одного окурка. Размышления размышлениями, а окурки — это святое. Тем более привычка.
А почему он так уверен, что убитый был в машине один? Резонный вопрос. Насколько он заметил, тело еще не успело даже остыть. Покойничек, как говорится, был тепленьким. А что если в тот момент, когда он взялся за ручку, чтобы открыть машину, злоумышленник успел спрятаться на заднем сидении? Или выскочил через другую дверцу? Кажется, кто-то точно прятался за капотом. И припарковалась машина несколько необычно. Почему не напротив здания Британского посольства? Наверняка в тот вечер у них был прием.