Помоги проекту - поделись книгой:
Философия:
учебник
Рецензенты: кафедра социальной философии Российского университета Дружбы народов им. П. Лумумбы (зав. кафедрой доктор филос. наук, проф. П.К. Гречко), зам. гл. редактора журнала "Вопросы философии" доктор филос. наук Б.И. Пружинин
Предисловие
Предлагаемый вниманию читателей Учебник представляет собой введение в философию и содержит изложение истории философии и рассмотрение ее основных областей. Знакомство с книгой позволит получить представление о предмете философии, о наиболее известных философских учениях прошлого и о состоянии современной философии.
Учебник написан коллективом авторов на основе чтения ими курсов философии на различных факультетах Российского государственного гуманитарного университета и ряде других ведущих российских вузов. Книга предназначена прежде всего студентам и соответствует стандартам и требованиям, предъявляемым к курсу философии. Вместе с тем Учебник подготовлен авторами с некоторым "запасом". Сегодня на разных факультетах университетов, в вузах различного профиля изучаются разные по объему курсы философии, предлагаются разные подходы к преподаванию этой дисциплины: с акцентом на истории философии или систематическом рассмотрении ее проблем. Кроме того, в наши дни гораздо больше студентов выбирают такие специальности, как экономика, социология, право, политология, в связи с чем им полезно познакомиться с философской проблематикой своих дисциплин. Упомянутый выше запас в содержании Учебника позволит преподавателям выбрать из него те разделы, которые больше соответствуют объему и целям курса, профилю вуза. В полном же объеме учебник ориентирован на годовой курс философии.
Авторы стремились сделать изложение материала интересным и доступным. Но стремление к простоте при изучении философии имеет свои пределы, поскольку сама философия — далеко не простая вещь.
Учебник может быть также рекомендован для тех, кто поступает в аспирантуру или изучает аспирантский курс философии. По охвату материала книга в целом соответствует таким курсам. Там же, где этого недостаточно, читателю поможет литература, рекомендованная для дополнительного чтения.
Авторы посчитали нужным сопроводить изложение историко-философского и теоретического материала короткими сведениями ("портретами") о жизни и творчестве западных и российских философов. Это позволило сделать историко-философский раздел Учебника более полным: не только расширив информацию о персоналиях, но и экстраполировав историко-философскую проблематику на разделы, построенные в проблемном ключе.
Данное издание Учебника — второе. Первое издание вышло в 1996 году. При доработке авторы учли замечания и советы, полученные от преподавателей философии, а также включили в учебник несколько новых глав.
Учебник снабжен именным и предметным указателями, что также поможет при изучении курса.
Работа подготовлена коллективом исследователей — преподавателей Российского государственного гуманитарного университета, сотрудников Института философии и ряда других ведущих институтов Российской Академии наук: Введение — доктор филос. наук Губин В.Д., доктор филос. наук Филатов В.П.; часть I, главы 1.1 и 1.3 — канд. ист. наук Пименов А.В., глава 1.2 доктор филос. наук Лукьянов А.Е., главы 2.1 и 2.3 — доктор филос. наук Неретина С.С., глава 2.2 — доктор филос. наук Кирабаев Н.С., главы 3, 4, 6 — доктор филос. наук Алешин А.А., глава 5 — доктор филос. наук Губин В.Д., глава 7 — доктор филос. наук Сербиненко В.В.; часть II, глава 1 — доктор филос. наук Губин В.Д., главы 2, 3 — доктор филос. наук Филатов В.П., глава 4 — доктор филос. наук Алешин А.А., доктор филос. наук Филатов В.П., глава 5 — канд. филос. наук Стрелков В.И.; часть III, глава 1 — доктор филос. наук Козлова Н.Н., глава 2 — доктор ист. наук Гаджиев К. С., глава 3 — доктор филос. наук Медушевский А.Н., глава 4 — доктор филос. наук Филатов В.П., глава 5 — доктор филос. наук Сидорина Т.Ю.; часть IV, глава 1 — доктор филос. наук Губин В.Д., глава 2 — доктор филос. наук Ионин Л.Г., глава 3 доктор филос. наук Кимелев Ю.А., главы 4, 5 — доктор филос. наук Губин В.Д., доктор филос. наук Некрасова Е.Н.; часть V, глава 1 — доктор филос. наук Губин В.Д., главы 2, 3 — доктор филос. наук Грязное А.Ф., главы 4, 5 — канд. филос. наук Стрелков В.И., главы 6, 10 — канд. филос. наук Малахов B.C., глава 7 — доктор филос. наук Лейбин В.М., глава 8 — доктор филос. наук Сидорина Т.Ю., глава 9 — канд. филос. наук Воронина О.А.; именной и предметный указатели — Бандуровский К.В.
Введение
Слово "философия" существует уже две с половиной тысячи лет. На древнегреческом языке оно означает "любовь к мудрости". Философами называли себя люди, которые стремились к мудрости, пытаясь ответить на наиболее общие, "предельные" вопросы, касающиеся устройства мира и места в нем человека. Их интересовало, к примеру, "что лежит в основе всего существующего в мире?", "какие силы и законы управляют порядком мироздания?", "какова природа человеческой души?", "как отличить истинное знание от случайного мнения?", "что такое благо и справедливость?", "могут ли люди создать совершенное общество?".
На такие вопросы очень трудно, даже невозможно дать однозначные, удовлетворяющие всех ответы. Поэтому вместе с возникновением философии начался и нескончаемый, продолжающийся до наших дней, спор между философами по подобным проблемам. Многие считают, что этот спор, или критический диалог, и является сутью философии. Именно так понимал философию знаменитый древнегреческий философ Сократ, посвятивший всю свою жизнь поиску истины в философских дискуссиях.
Существует множество определений философии и истолкований того, что она собой представляет и в чем состоит ее ценность. Иногда от философии ожидают глубочайших откровений и считают ее областью занятий необыкновенных людей. Иногда философствование объявляют бесполезными раздумьями о чем-то туманном и далеком от жизни.
Древнегреческий философ Платон полагал, что философия является познанием сущего, или вечного, непреходящего. Его ученик Аристотель понимал ее как исследование причин и принципов вещей. Философы поздней античности стоики, эпикурейцы — видели в философии искусство достойной и гармоничной жизни, достигаемое посредством разума. Мыслители христианского средневековья рассматривали философию как мирскую мудрость — необходимую ступень к достижению божественной мудрости, открываемой в теологии.
Родоначальники новоевропейской философии Фрэнсис Бэкон и Рене Декарт полагали, что ее ядром является учение о методе, с помощью которого достигается истинное и полезное знание. Величайший из философов последних столетий Иммануил Кант отличал философию в ее школьном понимании — как систему философских знаний — от подлинного философствования, стремящегося уяснить отношение познания и действия к существенным целям человеческого разума. Необычайно высоко оценивали значимость философии последователи Канта — Иоахим Фихте и Георг Гегель. Для них философия выступала средоточием всей человеческой культуры.
"Квинтэссенцией культуры" считал философию и Карл Маркс.
Однако он полагал, что она не должна оставаться областью отвлеченных академических занятий. Ее основное предназначение — изменить несправедливый социальный мир, стать оружием действия.
С конца XIX в. вслед за философами-неокантианцами многие стали понимать философию как теоретическое мировоззрение — систематическое размышление, в котором человек, находящийся в мире, пытается понять и мир и самого себя. В свете кризисных событий, охвативших Европу после первой мировой войны, философы-экзистенциалисты поставили в центр философии фундаментальные проблемы экзистенции — существования человека в истории, обществе, мире.
Большинство философов, как мы видим, оценивали философское мышление весьма высоко. Но были и другие точки зрения. В середине прошлого века французский философ Огюст Конт заявил, что прежняя философия относится к отжившему, спекулятивно-метафизическому, типу мышления. Поэтому нужна новая философия, которая должна отказаться от своего прошлого и превратиться в позитивное научное мышление, стать общей наукой, суммирующей наиболее важные результаты других наук. С иных позиций "подкоп" под возвышенный образ философии предпринял один из крупнейших мыслителей XX в. Людвиг Витгенштейн. Он доказывал, что философские проблемы обычно представляют собой смесь логической путаницы, языковых ошибок и расстройства мышления. Поэтому, решая ту или иную проблему, философ должен с помощью скрупулезного анализа выявить истоки ошибок и путаницы и вернуться к здравому смыслу.
Итак, философия многолика, и трудно совместить разные ее образы и понимания.
Какое место занимает философия в культуре и в жизни людей? Для того чтобы ответить на этот вопрос, философию обычно сравнивают с наукой, религией и искусством.
Большинство представителей философской мысли не считают философию наукой. Определенное сходство с последней философии придает то, что в ней, как правило, используются рациональные способы рассуждений. Но в философии в отличие от конкретных наук — математики, физики, биологии, экономики нет определенных и общепризнанных знаний и результатов. Философии не присуще прогрессивное развитие. Можно говорить, что физика или медицина ушли далеко вперед со времен древнегреческих ученых Архимеда и Гиппократа. Но было бы ошибкой утверждать, что современная философия намного превосходит философствование Платона и Аристотеля. Правда, некоторые области философии, тесно связанные с науками, соотносят свои построения с тем, что достигнуто науками в соответствующую эпоху, и потому заметно обогащают свое содержание.
Но в целом источники и смысл философствования имеют другое происхождение. В философии речь идет о целостности бытия, о таких сторонах и глубинах человеческого сознания, которые не могут быть предметом научного познания. Своей устремленностью к фундаментальным вопросам человеческого бытия, загадкам сознания и души человека философия сближается с религией и искусством.
Так же, как искусство и религия, философия пытается разбудить человека, ибо большинство людей, погруженные в свои мелочные дела и заботы, и не подозревают о существовании иного мира, другой, истинной жизни, когда человек действительно живет, а не прозябает в скуке повседневного унылого существования. Еще Платон сравнивал такое существование с жизнью в пещере. Большинство людей, говорил он, подобны связанным узникам, которые сидят в пещере спиной к выходу. Они видят перед собой на стене только тени проходящих сзади людей, проезжающих повозок, и им кажется, что то, что они видят, — это и есть истинный и единственно возможный мир. Если их повернуть лицом к свету, к истинному миру, они зажмурятся и отвернутся, не способные узнать этот мир. Цель философии — помочь людям постичь истинный мир.
Так же, как и религия, и искусство, философия считает своим главным делом спасение человека. Философия — это учение о спасении, о том, как жить человеку, чтобы оставаться человеком, как сохранить свое человеческое достоинство перед постоянными социальными бурями и катаклизмами, перед лицом неизбежности смерти.
В отличие от искусства философия обращается прежде всего не к чувствам, а к разуму; а в отличие от религии она считает, что другая, истинная, бодрствующая жизнь возможна здесь и сейчас, в этом мире. Это не потусторонний идеал, возможный только после божественного преображения мира.
В отличие от религии в философии отсутствуют догматы. Она не призывает к безоговорочной вере в те или иные принципы — философия пытается обосновать их рациональными аргументами. Как и искусство, философия использует символы, метафоры, образы, но главным ее инструментом является язык теоретических понятий и категорий. Если в произведении искусства идеалы и замыслы творца предстают в образах индивидуальных героев и событий, то в философском трактате идеи, как правило, выражаются в форме систематических рассуждений общего, безличного характера.
При всеобщности с другими областями человеческой культуры философию отличает не столько предмет изучения, сколько способ рассмотрения того или иного смысложизненного вопроса. Чем же отличается философ от религиозного учителя и от писателя, когда он обращается к фундаментальным вопросам бытия? Своеобразие его позиции не в том, что именно он считает истиной, а в том, какими средствами он эту истину отстаивает.
История каждой религии знает примеры борьбы со скептиками и вольнодумцами. Эта борьба может принимать самые разные формы, но сущность ее остается неизменной: несогласных, отказывавшихся пойти на компромисс, исключают из числа приверженцев данной традиции. Человек, не признающий учения, не имеет права оставаться в рядах общины — таков последний, решающий довод в религиозном споре.
Писатель обосновывает свои представления о человеке и мире иначе. Его главный аргумент — художественная убедительность. Образами, стилем, изображением человеческих переживаний он воздействует на читателя. И нередко случается так, что идеи, высказанные в художественной форме, в другом изложении теряют свою убедительность.
Так в чем же состоит своеобразие философии? Ни ссылка на авторитет традиции, ни сила литературного изложения не могут считаться для нее весомыми аргументами. Философ стремится показать, что его ответы на фундаментальные вопросы человеческого существования верны не потому, что люди обязаны с ними согласиться, и не потому, что эти ответы дал именно он, а просто-напросто по той причине, что они на самом деле являются правильными, независимо от того, кто их сформулировал. При этом выводы, к которым приходит философ, доступны любому здравомыслящему человеку. Для этого требуется лишь одно: рассуждать непредвзято и непротиворечиво. Философа же интересует не только результат, но и то, как он достигнут, инструменты, которые использовались при его достижении.
Конечно, отношение философии к религии и искусству сложнее любой схемы: мыслитель может принадлежать к той или иной религии и отстаивать ее ценности; нередко философы выражали свои воззрения в художественной форме. Но не ссылка на авторитет и не яркие образы, а доказательство играет основную роль в философских построениях.
Несмотря на свою тысячелетнюю историю, философия представляет собой достаточно поздний продукт культуры. Для возникновения в той или иной национальной культуре собственной философии требуется высокое развитие литературы и искусства, религиозной и политической мысли, образования и науки. Помимо этого подлинное философствование неотделимо от свободы. Как отмечал во введении к своему "Трактату о человеческой природе" знаменитый английский философ Дэвид Юм, "все усовершенствования в области разума и философии могут исходить только на страны терпимости и свободы". В свете этого ясно, почему многие страны и целые регионы не имели подлинной философии и не испытывают потребности в ней. Понятно и то, почему она процветала в античном Средиземноморье, этой колыбели европейской цивилизации и свободы, а затем возродилась в Италии, Франции, Голландии, Англии, Германии, где идеалы культуры и свободы были столь существенны для гражданского общества. В России подлинное философское пробуждение началось в первой половине XIX в., после войны с Наполеоном. Подъем национального самосознания, замечательный расцвет поэзии, литературы, искусства, развитие науки и университетской жизни, осознание необходимости политического раскрепощения страны — все это вызвало к жизни самостоятельную русскую философскую мысль, пережившую затем взлет во второй половине прошлого и начале нынешнего столетия.
История философии есть история человеческого мышления, которое выдвигает философские проблемы и работает над их разрешением. Немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель, отмечая важное культурное и педагогическое значение истории философии, считал, что она не является складом ошибок и заблуждений, но дает картину становления и закономерного развития совокупного человеческого разума.
Важность истории философии состоит еще и в том, что в философии есть круг проблем, которые иногда называют вечными. Это не означает, что эти проблемы сходны с проблемами вечного двигателя или квадратуры круга, над которыми безуспешно ломали головы многие люди в течение тысячелетий. Вечными они называются потому, что они столь важны для философии и жизни и одновременно столь глубоки и неоднозначны, что каждое новое поколение философов воспроизводит их вновь и не довольствуется теми решениями, которые они находят у своих предшественников.
Вплоть до XIX в. философ обычно стремился создать собственную оригинальную философскую систему, в которой с единых позиций рассматривались бы проблемы бытия и познания, морали и красоты, человека и общества. В XX в. философы уже не строят таких "больших систем". Ни один мыслитель, сколь масштабно ни было бы его творчество, не может, да обычно уже и не стремится, охватить в своей концепции все области философии, весь круг ее проблем, как это делали двести лет назад Кант или Гегель. Поэтому более самостоятельное значение, чем раньше, приобрели отдельные философские дисциплины. Хотя в философском знании нет жестких границ и все эти дисциплины переплетены и связаны между собой, в них формируется собственный круг вопросов, понятийный аппарат, идейные авторитеты прошлого и настоящего.
Традиционно философские дисциплины делились на теоретические и практические. К, первым относили логику, онтологию и теорию познания. Ко вторым — социальную и политическую философию, философию права. В XX в. количество философских дисциплин заметно возросло — к традиционным областям добавились философия науки, философия техники, философия культуры, философская антропология, философия экономики и др.
Учебник начинается с большого историко-философского введения. В последующих разделах вы сможете познакомиться с основными проблемами различных областей теоретической и практической философии и именами мыслителей, оставивших яркий след в их развитии.
Часть I
Исторические типы философии
Раздел 1. Философия в Древнем мире
Глава 1.1. Философия Древней Индии
Как бы ни разнились между собой народы, жившие в древности, ученым не известен ни один, у которого не было поэтов и музыкантов. Не сохранилось сведений о государствах, где не существовало обычая почитать богов и приносить им жертвы. Не было на Земле и страны, чьи жители не устанавливали бы законов, не определяли человеческих обязанностей, не хранили памяти о предках.
Нельзя, однако, сказать того же о философии. Только три древние цивилизации создали свои философские школы. Самостоятельно, без внешнего воздействия, философия возникла в Греции, в Индии и в Китае.
Среди современных философов и историков продолжаются дискуссии о том, где именно это случилось раньше. Несомненно лишь одно: становление философских школ было длительным процессом. Но духовные поиски, благодаря которым этот процесс стал возможен, начались почти одновременно и в эллинском мире, и на берегах Ганга, и в долине Хуанхэ. Правда, в разных странах философское мышление формировалось с неодинаковой скоростью. Так, в Греции этот период занял всего около двух веков — с середины VII в. до н. э. до середины V в. до н. э., а в Индии, начавшись приблизительно в то же время, растянулся почти на тысячелетие.
Едва ли можно найти пример большей верности традициям, чем индийская цивилизация. Однако приверженность прошлому и прочная память о нем — далеко не одно и то же. Заботливо сохраняя одни явления культуры, индийская традиция словно взамен легко забывала другие.
Одна из причин тому — индийские представления о мире. Возникновение Вселенной индийцы издревле рассматривали не как однократное, а как периодически повторяющееся событие. Родившись из вод, огня и Золотого зародыша, мир переживает последовательно четыре эпохи — юги. Первая из них носит название Сатьяюги — праведного века. Это пора всеобщего благоденствия. Природа щедра и обильна, люди живут счастливо, не зная забот и тяжелого труда. Отсутствуют социальные различия, и в государственной власти нет необходимости: все одинаково добродетельны, и выполнение долга (дхармы) никем не ставится под сомнение.
В следующий период, Третаюгу, рождаются человеческие пороки, а добро уменьшается на одну четверть. Чтобы умилостивить богов, люди начинают приносить им жертвы. Когда же наступает третья эпоха, Два-параюга, добро убывает еще на четверть, а в человеческую жизнь входят болезни и стихийные бедствия.
Однако настоящие ужасы приносит с собой четвертая эпоха — Калию-га. Добро уменьшается до одной четверти от первоначального количества; жизнь человека сокращается (в Сатьяюгу она длилась 4000 лет). Злоба, зависть, честолюбие отныне управляют поведением людей. Цари неспособны ни удержать народ в узде, ни защитить его от агрессии других народов — варваров, не исполняющих дхармы и не приносящих жертв богам. И когда даже страх перестает сдерживать злые инстинкты, Калиюге приходит конец. Происходит разрушение мира (пралайя).
А затем все начинается заново. Опять наступает золотой век, и опять нарастающая порча нравов приводит мир к катастрофе. Таким образом, мировой процесс представляет собой бесконечное повторение одного и того же. Поэтому конкретные исторические события не имеют никакого значения. Лишь нетленные идеалы Сатьяюги — вот о чем следует помнить всегда.
Поклонение старине лежит в основе индийской системы ценностей. Этот принцип предопределил даже особенности традиционной хронологии. Ее основной мотив — "отодвинуть" наиболее важные события как можно дальше в прошлое, чтобы подчеркнуть их непреходящее значение. Цель и смысл духовного творчества сознавались не как "открытие истины", а как разъяснение того, что было известно от века, но в силу нарастающей испорченности людей оказалось забыто.
Поэтому история индийской философии (да и всей индийской культуры) это по преимуществу история не отдельных мыслителей, а школ. В древней Индии не сложилось, как в Западной Европе, представление об индивидуальном авторстве. Философские тексты приписываются легендарным древним мудрецам, о которых, как правило, нет никаких достоверных сведений.
Еще в III–II тысячелетиях до н. э. в Индии существовала высокоразвитая цивилизация, которая получила в научной литературе название цивилизации Хараппы. К ней восходит многое в позднейшей истории Индии. Исследователи обратили внимание на изображения трехликого божества, сидящего в йогической позе и высказали предположение, что это — не кто иной, как Шива, один из трех главных индуистских богов.
Во втором тысячелетии до н. э. в северную Индию пришли арии индоевропейские племена, в начале третьего тысячелетия до н. э. начавшие мигрировать на Восток. Арии делились на три сословия — варны. Во главе племени стояли воины — раджанья (впоследствии их стали называть кшатриями), им подчинялись все остальные (вайшьи). Но наибольшим почетом пользовались те, кто ведал взаимоотношениями с богами, — жрецы-брахманы.
Взаимоотношения пришельцев с местными жителями долгое время оставались враждебными. Арии презрительно именовали аборигенов млеччхами (варварами), а также дасами, или дасью. Впоследствии это слово стали истолковывать как "слуга" или "невольник". Произошла встреча двух различных культур, и для каждой из них было характерно отождествление всех человеческих ценностей только с привычными, искони знакомыми обычаями и верованиями, "хорошего" со "своим", а "плохого" — с "чужим". Если арии жили в соответствии с законом — дхармой, то уделом млеччхов было, по их мнению, беззаконие (адхарма).
Язык своих священных текстов — санскрит — индоарии считали не одним из многих языков мира, а единственным подлинно человеческим языком, на котором все вещи имеют правильное обозначение. Остальные "наречия" они рассматривали как тот же самый санскрит, только испорченный. Столь же священной была в глазах ариев сама их страна — Арьяварта. Сопредельные страны они считали "нечистыми". По возвращении оттуда арии совершали специальные очистительные обряды.
Мало-помалу область обитания ариев расширялась, а вместе с тем распространялись их религия, образ жизни и система варн — пока к восьмому веку новой эры они не утвердились на всем южноазиатском полуострове. При этом аборигены (вернее, их значительная часть) составили варну шудр, не входящую в арийское сообщество, но связанную с ним и подчиненную ему. Существовали и другие пути включения варваров в мир индоарийской цивилизации. В древних текстах мы обнаруживаем учение о млеччхабхаве: о том, как "плохие арии", не выполняющие дхарму, постепенно деградируют и превращаются в млеччхов или шудр. Чтобы снова стать ариями, они должны совершить особый обряд. Но когда дело доходит до перечисления отступников, выясняется, что речь идет о племенах, никогда не входивших прежде в арийское сообщество. Представление об "одичании" благородных ариев оказывается средством осмыслить приобщение аборигенов к арийской культуре. Оно сознавалось не как принятие нового, а как возвращение к прошлому, к своей прежней сущности, к истинной, единственно верной практике, которая в силу каких-то непонятных обстоятельств оказалась забыта.
Древнейшим памятником индоарийской культуры являются Веды — собрание священных текстов. Слово "Веда" происходит от корня, обозначающего знание (ср.: "ведать", "ведение", "ведовство", "ведьма"), Индоарии полагали, что Веды никогда никем не были созданы; они существуют вечно и потому не могут содержать ошибочных утверждений. Ведь ошибаться способен лишь кто-то — будь то человек или божество. Если же автор отсутствует, то нет и почвы для заблуждений.
Веды передавались главным образом в устной форме. Запись священного текста, которая могла бы оказаться доступной представителям низших каст, означала, с точки зрения индоариев, его осквернение. Они полагали, что единственный способ не утратить слово Вед — запомнить его наизусть. Не зрение, а слух давал человеку возможность приобщиться к ним. А потому чаще всего индийцы и называли Веды словом "шру-ти" ("услышанное").
Устный характер ведийской традиции предопределил многие особенности индийского мышления. Важнейшей темой теоретических споров в Индии стал не только смысл текста, не только его содержание, но и текст сам по себе, слова и фразы, из которых он состоит. Неудивительно, что Индия на тысячи лет опередила Европу в осмыслении и анализе языка.
Самый древний ведийский памятник — Ригведа, или Веда гимнов, — восходит к рубежу II и I тысячелетий до н. э., когда арии стали расселяться в долине Инда. Гимны чаще всего обращены к богам и содержат хвалу в их адрес, а также просьбы даровать "обращающемуся" потомство, могущество, удачу во всех жизненных делах. Декламировать их нараспев входило в обязанности хотара жреца, который должен был таким образом привлекать внимание божества к предлагаемой ему жертве.
В начале первого тысячелетия до н. э. индоарии освоили новые земли к юго-востоку от долины Инда, по берегам Ганги и Ямуны (современные Ганг и Джамна). В этот период складываются остальные, "младшие" ведийские сборники (самхиты) и комментарии к ним (Брахманы). Самаведа, или Веда песнопений, представляла собой руководство для удгатара, которому во время жертвоприношения надлежало услаждать слух божества песнопениями, а Яджурведа, или Веда жертвенных формул, — сборник инструкций для адхварью жреца, ведавшего "материальной частью" обряда. Свои действия адхварью сопровождал произнесением особых изречений — яджусов (из них и состоит Яджурведа).
Особняком стоит четвертая из самхит, Атхарваведа — собрание магических заклинаний. В нее входят как полезные рецепты (лечебные, охотничьи и т. д.), так и вредоносные, направленные на устранение врага, соперника в любви, а также предназначенные для отпугивания демонов — апсар и гандхарвов.
Следующий, третий этап распространения брахманистской культуры отразился в Араньяках и Упанишадах. В VII–VI вв. до н. э. в жизни индоариев произошли большие изменения. Племенные союзы мало-помалу превращались в государства, а вожди становились царями. В кшатрийской среде стали распространяться новые, непривычные для традиционного арийского сознания взгляды. Согласно этим новым представлениям, брахманы знают лишь внешнюю, поверхностную сторону бытия, тогда как подлинная, глубинная истина им недоступна. Ее в тайне, в лесной глуши возвещали новые учителя, происходившие из кшатрийских родов. Упанишады (дословно это название означает "сидение у ног (учителя)") рассматривались как руководство для "лучших среди брахманов", для тех, кто оказался в состоянии постичь кшатрийскую эзотерику.
По ведийским текстам можно проследить эволюцию, которую претерпели религиозные воззрения индоариев. В жертвоприношениях они видели способ воздействия на многочисленных богов, которых представляли себе как существ могучих, непредсказуемых и потому опасных. Без них не обойтись — и вместе с тем с ними необходимо держать ухо востро. При совершении обряда нельзя ошибиться. Если же ошибка допущена, то жертву следует "излечить". Это и становится обязанностью брахмана. В своем сознании он творит второй, символический обряд и этим обеспечивает эффективность первого.
Что же дает брахману такую возможность? Это особая волшебная сила; в индийских священных книгах она также называется словом "брахман". Подобно тому, как коров собирают в коровнике, все боги заключены в брахмане. Не только сами боги, но и ведийские гимны содержат в себе частицу этой силы. "Внутренняя жертва", совершаемая жрецом-брахманом, постепенно начинает рассматриваться ариями как универсальный ключ ко всякой проблеме человеческого существования, а ритуальные термины — как универсальный язык, пригодный для осмысления любого явления в мире. Сам космос виделся приверженцам брахманистской религии как огромное вселенское жертвоприношение, как огромный ритуальный костер.
По-новому понималось теперь и значение обряда. Первоначально, когда жертвоприношение было только способом решения самых "земных", житейских проблем, смысл отождествлялся с его результатом, т. е. с тем, что возникает после его окончания. Традиция Упанишад расставила акценты иначе. Пока обряд продолжается, человек, заказавший его, находится не в земном мире, полном тягот и опасностей, а в мире высшем, где нет ни болезней, ни вражды, ни смерти. Поэтому главная цель ритуала — как можно более длительное пребывание в этом блаженном состоянии. Но рано или поздно жертвоприношение заканчивается. Его заказчик опять возвращался в земной мир, из которого хотел уйти хотя бы на время.
Так сложилось представление о вечном круговороте, который составляет сущность человеческого существования. Этот путь (его называли "путь предков" — питрияна) не заканчивается со смертью человека. Тот, кто в прежней жизни вел себя достойно, может родиться вновь в семье брахмана, кшатрия или вайшьи. Тот же, кто отличался дурным поведением, возвращается в мир по-другому: он "достигает лона собаки, или свиньи, или чандалы (человека низкой касты)".
Чтобы остановить поток перерождений (сансара), необходимо стать на "путь богов" (деваяна). Он предназначен не для всех, а лишь для посвященных, для тех, кому ведомо учение о пяти огнях. "Путь богов" завершается не новым возвращением в мир, а проникновением человека в "мир Брахмана" (брахмалока). И здесь, в этой "запредельной дали", он остается навсегда.
Душа человека (атман), переселяющаяся из одной телесной оболочки в другую, потому и стремится к освобождению от сансары (мокша), что в "запредельной дали брахмана" она встречает нечто родственное себе. Мировая душа, Брахман, по природе своей тождественна душе отдельного человека, точно сделана с ней из одного материала. Знание этого тождества представляет собой высшую ценность. Осознать его человеку мешает майя — вселенская иллюзия, своеобразный мираж, заставляющий человека поверить в несуществующее и уводящий его от подлинной реальности.
Как же совместить стремление к мокше с остальными человеческими обязанностями? По индийским представлениям, человек должен стремиться к четырем целям: артхе (польза, успех), каме (любовь), дхарме и, наконец, мокше — освобождению от пут сансары. Четырем целям соответствуют четыре стадии человеческой жизни (ашрамы). Первая — брахмачарья — начинается с упанаяны (второе рождение) — обряда, знаменующего прием мальчика в варну. В этот период он изучает Веды под руководством учителя (гуру). Затем следует новая ашрама — грихастха. Теперь юноша должен жениться, завести семью и сделаться домохозяином. По истечении этой стадии, наполненной житейскими заботами, начинается третья ашрама — ванапрастха. Достигнув ее, домохозяин должен был оставить семью и удалиться в лес, чтобы там, в уединении, вести жизнь аскета, ограничив до минимума свои телесные потребности и сосредоточившись на единстве атмана и Брахмана. По окончании ванапрастхи приходит последняя пора, завершающая земной путь человека, — саньяса. Санья-син покидает лес и, отказавшись от всякой, даже самой ничтожной собственности, начинает странствие по дорогам Индии. Питаясь подаянием, почти без одежды, он занят одним: подготовкой своей души к соединению с Брахманом. Так выглядела идеальная модель человеческого бытия, которой надлежало следовать всем ариям.
Однако по мере того, как индоарийская цивилизация расширялась, включая в свою орбиту все новые страны и народы, становились все более очевидными и присущие ей противоречия. Недавно арианизированных жителей Индии "старые" арии по-прежнему рассматривали как варваров. К востоку от рубежей Арьяварты в V–IV вв. до н. э. началось формирование мощных имперских государств. Центром великой новой державы стала Магадха. Но в ритуальном отношении она оставалась "нечистой землей". И не случайно именно здесь постепенно появлялось все больше людей, задумывавшихся о противоречиях брахманизма и сознававших ограниченность ритуалистического мировоззрения.
Учения настиков — "неверных", как именовали их приверженцы брахманизма, во многом разнились между собой. Объединяло их лишь неприятие брахманистских жертвоприношений, божественных почестей, воздаваемых брахманам, и самого языка арийской цивилизации — санскрита. Как и создателей Упанишад, настиков волновал вопрос: какими способами человек может освободиться от гнетущей земной жизни, вырваться из круговорота сансары? Но при этом их занимала участь не избранных, а каждого человека — независимо от его происхождения.
Центральную роль в неортодоксальных учениях играло понятие кармы. Корень этого слова (кар) означает действие. Закон кармы, главный закон человеческого существования, состоит в том, что человек отвечает не только за поступки, совершенные в этой жизни, но и за все, содеянное в прошлых перерождениях. Участь каждого целиком и полностью зависит от него самого. Чтобы преодолеть действие закона кармы, нужны особые действия. Их разработка составила содержание наиболее радикальной из неортодоксальных религий джайнизма.
Самая характерная черта джайнской религии — крайний аскетизм. Ее последователи подвергали себя настоящим истязаниям, стремясь к освобождению от сансары. Идеалом джайна считалась добровольная смерть от голода. Джайны, отвергавшие брахманистские обряды и считавшие недопустимым и безнравственным принесение в жертву животных, обосновывали свои убеждения принципом ахимсы "непричинения вреда живому". Для них были священны все живые существа, кем бы они ни были.
Согласно воззрениям самих джайнов, их религия существовала всегда. В джайнских священных книгах говорится о 24-х джинах (отсюда и название "джайнизм"), или победителях — тиртханкарах ("нашедших брод"), великих и непогрешимых учителях. Тиртханкары уже являлись людям бессчетное число раз. И всякий раз, когда испорченность мира достигает предела и мир гибнет, они являются вновь.
Считается, что все "нашедшие брод" происходят из кшатрийских семей. Даже здесь сказалась нескрываемая неприязнь суровых восточно-индийских аскетов к брахманам и брахманизму. Главным персонажем джайнской традиции стал последний из тиртханкаров — Джина Маха-вира (599–527 гг. до н. э). Дожив до тридцати лет, он бросил дом, раздал все, что имел, и сделался отшельником. По прошествии 12-ти лет он обрел всезнание — кеваладжняну. Иначе говоря, в этот момент он стал Джиной — человеком, победившим земные страдания, и открыл путь освобождения от них.
Вокруг Джины образовалась сплоченная oбщина верных последователей. Спустя несколько лет после его смерти она распалась на два направления, существующие по сей день. Сторонники первого, относительно более мягкого и либерального по своим принципам, называют себя шветамбарами, или "одетыми в белое". Противостоящие им "радикалы" именуются "дигамбарами" — "одетыми воздухом". Шветамбары полагали, что джайну приличествует носить белые одежды, тогда как дигамбары и это считали недопустимой роскошью.
Все, что существует, делится, согласно джайнским представлениям, на два вида: джива и аджива — душа и "не-душа": то, что душой не является. Джива может воплотиться в каком угодно теле — от человека до насекомого. Но она не обязательно заключена в телесной оболочке. Мириады невоплощенных джив наполняют Вселенную.
Джива и аджива совершенно различны по своей природе — и вместе с тем соединение их неизбежно. Причиной тому является непреодолимая сила времени кала. Именно она вовлекает дживу в мировой процесс. В результате каждого поступка, совершаемого человеком, к дживе прилипают частицы вещества, из которого состоит кармическое тело — карма-шарира. От него-то и зависит судьба человека и все его будущие рождения.
Дживу джайны рассматривают как своего рода тело. Физическое же тело "достается" ей вместе со всеми его свойствами, со всеми последствиями прежних существований. Если же и на этот раз джива не ведет праведную жизнь, а предается страстям и разгулу, то после смерти тела она попадает в ад, правда, не навсегда. После кратковременного пребывания в преисподней порочную душу ждет гораздо более суровая кара — новое возвращение на землю.
Джайнский рецепт спасения предполагает полное преодоление страстей. Для этого необходимо соблюдать пять великих обетов: ахимсу, справедливость (сатья); застея — неприсвоение чужого, брахмачарью — целомудрие и апариграху — воздержание от суетных привязанностей.
Хотя джива может вселиться в какое угодно тело, достичь освобождения способен только человек. Божество может обрести его только в том случае, если снова родится — на сей раз в человеческом образе. Среди джайнов велись и другие дискуссии. "Либералы"-шветамбары допускали, что женщина может вырваться из потока перерождений; что же касается дигамбаров, то они, как впоследствии буддисты, полагали, что для этого она должна прежде появиться на свет в облике мужчины.
В третьем-втором веках до н. э. влияние джайнской религии резко идет на спад. Община джайнов все больше замыкалась в себе, уже не претендуя на какое-либо внешнее влияние. И все же джайнизм не растворился в океане индуистских верований и культов. Более того, среди джайнов появились выдающиеся ученые и философы, прославившиеся далеко за пределами малочисленного сообщества монахов. Теперь последователям "нашедших брод" надо было уживаться с приверженцами самых различных направлений и школ. Примечательно, что главным принципом джайнской философии стала анэкантавада — учение, согласно которому нет ни абсолютной истины, ни абсолютного заблуждения: всякое высказывание истинно лишь "некоторым образом" — с определенной точки зрения.
Другим неортодоксальным учением был буддизм. Его история также началась на окраине индоарийского мира, в земле северного племени шакьев. По преданию, у царя шакьев Шуддходаны родился сын, получивший имя Сиддхартха. Ему и было суждено основать новую религию. (Пройдет время, и в самых разных странах люди будут звать его "Шакья-муни" (отшельник из племени шакьев).
Радость, вызванная рождением наследника, сменилась вскоре горечью утраты: мать царевича скончалась. Потрясенный отец решил воспитывать Сиддхартху так, чтобы он не знал никаких огорчений и не имел даже понятия о болезнях, страданиях, смерти. Такое беспечальное существование продолжалось, пока принцу не исполнилось двадцать девять лет. Но однажды, во время прогулки ему повстречались сперва прокаженный, вслед за ним — дряхлый старик, а затем — похоронная процессия. И удивленному Сиддхартхе пришлось о первом услышать: это несчастье, иногда постигающее людей; о втором — вот удел некоторых счастливцев, которым удается дожить до старости, а о третьем — такова участь, уготованная каждому, и избежать ее не дано никому. Для Сиддхартхи началась пора тревожных и мучительных размышлений. Однажды ночью покинув царский дворец, царевич несколько лет провел в поисках верного пути, обращаясь то к одному, то к другому из известных в те времена религиозных учений. Но все они разочаровали его. И когда, казалось бы, все варианты были им испробованы, Сиддхартха почувствовал, что на него снизошло просветление. (Слово "Будда" и означает "просветленный" или "пробужденный".) В этот миг царевич постиг четыре благородные истины, ставшие основой нового учения. В чем же они заключаются?
Страдание пронизывает всю человеческую жизнь: "Рождение есть страдание, старость есть страдание, болезнь есть страдание, смерть есть страдание, соединение с нелюбимым и пребывание врозь с любимым есть страдание, необладание тем, чего желаешь, есть страдание". Причина страдания — не отсутствие желаемого, а сама жажда обладания (тришна), приводящая к перерождению.
Но вместе с тем страдание преодолимо. К его прекращению ведет "благородный восьмеричный путь". Конечную цель этого пути Будда назвал нирваной ("затухание", "угасание").
Нирвану невозможно описать с помощью слов, используемых людьми для обозначения явлений мира, окружающего нас, так как с ними она не имеет ничего общего. Есть лишь один способ узнать ее природу — прийти к ней по восьмеричному пути.
Восьмеричный путь начинается с "правильного воззрения", т. е. с усвоения четырех благородных истин. Но необходимо еще и волевое устремление к прекращению страданий (правильное устремление). Нирваны не достигнет безнравственный, нечестный человек; поэтому третьим, четвертым и пятым этапами восьмеричного пути в проповедях называются "правильная речь" — отказ от брани, обмана и лжесвидетельства; "правильное действие" — доброта, человечность в поступках и ненанесение вреда живым существам, в том числе животным, и "правильный образ жизни" — добывание средств к существованию только дозволенными, допустимыми с моральной точки зрения способами. Однако и это само по себе не приводит к освобождению. Следующий шаг — установление контроля над сознанием, а затем — "правильное усилие": тот, кто хочет обрести нирвану, должен исключить из сознания любые суетные помыслы и стойко сопротивляться дурным влияниям и соблазнам. Но кульминацией, высшей ступенью восьмеричного пути являются седьмой и восьмой шаги — "правильное внимание" и "правильное сосредоточение". На этой стадии человек преодолевает главное препятствие, отделяющее его от нирваны, — ахамкару, или представление о своем "я" как о реальном и устойчивом явлении.
Постепенно сложилась своеобразная философия буддизма. Проповедуя спасительный восьмеричный путь, приверженцы Шакья-муни не могли только ссылаться на авторитет учителя. Ведь они обращались к посторонним людям, зачастую ничего не знавшим о нем. Поэтому им приходилось доказывать справедливость его воззрений.
В одном из памятников буддийской литературы — "Милиндапаньха", или "Вопросы царя Милинды" — рассказывается о встрече царя Милин-ды с буддистом Нагасеной. Монарх и аскет обсуждают вопрос о том, что такое человек, точнее — что такое человеческое "я". Нагасена сравнивает человека с колесницей. Правильно ли будет сказать, что колесница — это одно из ее колес? Или ось, соединяющая два колеса? А можно ли назвать словом "колесница" сиденье или дышло? Нет, только вместе взятые, все эти предметы составляют повозку. Если разобрать ее по частям, то колесницы не станет, хотя детали и сохранятся. Такое же сочетание самых разных элементов представляет собой человек. Он состоит из множества различных, не сводимых друг к другу черт, сторон, качеств. Единственное, что связывает их воедино и приводит колесницу в движение, это все та же тришна, неистовая жажда бытия.
Поделиться книгой: