Средство от рака

— Доверьтесь мне, мистер Асерински. У нас — и у вас и у меня — много общего.

— Вы, вообще… — проговорил Корнелиус, — … из организации?

— К несчастью, нет. Но я понимаю цели. И одобряю их, мистер Асерински.

— Я сейчас уезжаю, — Джерри положил руку на рукоятку пистолета.

— Я хотел попросить вас об одном одолжении.

По другой стороне улицы прошел одноэтажный желтый трамвай. Корнелиус краем глаза проследил за ним.

— Что это было?

— Я думаю, вы направляетесь в Германию. Вы проедете через Аахен?

— Это должен бы говорить я, — Джерри чуть расслабился, увидев; как трамвай повернул за угол.

— Может быть, вы захватите меня? Я всего лишь бедный журналист, поездки же на поезде так дороги, а вы — я уверен — понимаете меня.

— Журналист?

— Служитель церкви. К сожалению, эта профессия в наши дни отмерла. Прогресс, мистер Асерински, ограничил симпатии к избыточным… Я имею в виду… — пастор сунул руку в карман пальто и, достав плитку шоколада, сунул ее в рот. — Осталось еще совсем немного того, к чему я был приучен. Я торговал порученной мне миссией утешения. И я все еще стремлюсь к этому, если только могу.

Джерри наблюдал, как тонкая струйка шоколада вытекла изо рта пастора Бисли. Она была похожа на кровь.

— Я не верю вам, — сказал он.

— Простите мне некоторую долю жалости к себе, — пастор развел руками и в отчаянии передернул плечами. — Однако моя внешность, без сомнения, мешает вам. Но что я могу поделать? Моя одежда — это все, что я имею. Мое бедное, такое крупное тело: виноваты гланды. Однако крайняя необходимость вынуждает меня обращаться с просьбой, ведь я заработаю немного денег, которые поддержат меня в течение недели-двух. Да еще надо учитывать чуму. Здесь видели крыс. Вы мистер Асерински, хорошо одеты, приятны на вид, да и богаты тоже [5]…

— Слишком богат. — Джерри открыл дверь и бросил свои пожитки на заднее сиденье автомобиля.

Сам он скользнул на сиденье водителя, захлопнул дверь и запустил двигатель.

Вскоре он уже ехал из Брюсселя по дороге на Аахен.

Недалеко позади него за рулем серебристого «кадиллака» показался пастор Билли, его лицо выражало оскорбленное достоинство вперемешку с яростью, а челюсти ритмично двигались, и время от времени он дотрагивался до них рукой. Рядом с ним на сиденье лежал большой бумажный пакет, наполненный молочными конфетами с грецкими орехами.

Пастор Бисли всегда в критические моменты обращался к ореховым ирискам.

Анализ

La librete ne sera recouvres, L'occupera noir, fier, vilain, unique, Quand la matiere du pont sera ouvree, D'Hister, Venise fasche la republique. (5.29)

В своей книге «Предсказания Нострадамуса о мировых событиях» (Liveright Publications Inc., 1961) Стефен Робб сообщает нам, что Хистер — старое имя Данубы. Однако течение столетий, говорит он, привело нас к нынешнему моменту. Он полагает, что именно ясное слово и следует применять пророку, а так как оно означало Данубу, одновременно служило и анаграммой Гитлера. Мистер Робб сообщает, что в шестнадцатом веке анаграммы были так же популярны, как кроссворды — сегодня. Хистер, следовательно, при изменении всего одной буквы, дает нам Гитлера. Мистер Робб утверждает, что изменение одной буквы при написании анаграммы вполне допустимо (см. Словарь де Трево). Какое же другое слово, спрашивает мистер Робб, может послужить лучше, чем «Хистер», для определения как обоих имен, так и места происхождения наглого, черного, чудовищного человека низкого рождения, которому предстояло «оккупировать свободу»?

1. Белокурая хозяйка Башни Террора в Нибельбурге!

Джерри проехал через Аахен, слушая Симфонию Турангалила в исполнении Оливера Мессиена в наушниках плейера. Он самокритично нахмурился, когда началась седьмая часть. Исполнение «Ондес Марменот» оказалось ужасающим. Джерри едва заметил F-111A, клюнувший носом в соседнее поле, и только вид пламени заставил его остановить машину, чтобы проследить, как на трех вертолетах «Шони»[6] появились морские пехотинцы США с автоматическим оружием и окружили обломки. Один из них ткнул пальцем вдаль, приказывая Джерри продолжать движение по дороге. В ответ он махнул рукой, развернулся и продолжил движение к Нибельбургу — с парой часов пути впереди и с ощущением «кадиллака» на хвосте. Пастор не предпринимал никаких усилий, чтобы скрыть от Джерри факт преследования.

Корнелиус подождал, пока моряки скрылись из виду, а затем решил срезать пастора Бисли.

Подчиняясь касанию клавиши, «фантом-ѴІ» выпустил короткие крылья и хвостовое оперение, завелся оживший турбовинтовой двигатель, и машина на большой скорости оторвалась от почти опустевшего автобана. Она описала кольцо вокруг разочарованного пастора, а потом резко взмыла в тихое, безоблачное небо осеннего вечера.

Несколько позже Джерри снизился, увидев впечатляющие колокольни Кельнского кафедрального собора. Он сверился с картой и начал спускаться к дороге, которая должна была привести его в Нибельбург. На западе — казалось ему — он мог видеть высокие каменные башни, где доктор Карен фон Крупп жила, работала и намечала разрушение организации и все, что для этого требовалось.

Автомобиль коснулся магистрали; его крылья и хвостовое оперение убрались, и он побежал по бетонной дороге, пока Джерри не увидел знак, указывающий, что он въезжал в Нибельбург.

Город представлял собой небольшую группу двух-трех-этажных домов и магазинов из серого и красного кирпича, с небольшой железнодорожной станцией, большим полицейским участком с крупным собранием мотоциклов, припаркованных около него, и церковью, которая недавно была преобразована в танцзал.

Над вершинами вязов и тополей, очерчивающих поля за Нибельбургом, Корнелиус выделил башню, которую заметил еще с воздуха. Он снизил скорость, начал напевать «Шан д’Амур» из недавно звучавшей симфонии и сверился с системой навигации. К башне, что стояла примерно в полумиле от Нибельбурга, вела незаконченная дорога.

Перед тем как съехать с дороги он остановился и сконцентрировал все внимание на своих зубах, пока не ощутил довольно сильную боль в одном из левых коренных зубов. Чувствуя себя несчастным, он снова запустил двигатель, свернул на дорогу, не обращая внимания на знак, предупреждавший о черных крысах, и, проковыляв с четверть мили, остановился у семидесятифутовой башни с готическим подъездом, такими же окнами и — высоко над ними — зубчатой стеной. Камень, который, по-видимому, относился к раннему готическому периоду, был чрезвычайно чист — ни единого пятнышка. Время оставило на нем свои отметины, он был изношен, особенно вокруг нижней части стены, но, несмотря на это, он был выскоблен и производил впечатление заботливо ухоженного зуба. Корнелиус подумал, что если бы он взобрался на зубчатую стену, то, наверное, обнаружил бы, что камни заполнены амальгамой или даже золотом.

Джерри припарковал машину плотно у стены башни, где уже стоял спортивный «фольксваген», который, как он понял, принадлежал доктору.

Он пошел по усыпанной гравием дорожке и, подняв тяжелый дверной молоток, отпустил его; тот глухо стукнул в дверь, и звук утонул где-то в глубине башни.

Почти тотчас же дверь открыла прекрасная белокурая девушка лет около шестнадцати. У нее были голубые глаза, величина которых подчеркивалась умело нанесенным макияжем. Большие пухлые губы раскрылись в улыбке. Волосы, длинные и прямые, закрывали спину и плечи короткого платья, сшитого из роскошной белой парчи. Платье дополнялось блестящими колготками и бабушкиными туфлями. Руки были почти полностью обнажены, и кожа ее, цвета первых теплых лучей весеннего рассвета, была мягкой и нежной, как шелк костюма Джерри.

— Ja[7]?.. — вопросительно произнесла она по-немецки, и порочность мгновенно появилась в ее глазах.

— Вы говорите по-английски? — лениво спросил Джерри и уточнил: — На южном английском?

— Ja, конечно, — она обвела его фигуру медленным взглядом, с некоторым пробуждающимся удивлением, словно ее не с самого начала поразили его черная кожа и тюрбан.

Интересно, каково было ее первое впечатление, подумал Джерри.

Корнелиус поднес руку к щеке.

— Я ехал по Нибельбургу, — сообщил он девушке, — и меня пронзила зубная боль. Я справился в полицейском участке, и мне там сказали, что зубного врача я найду здесь.

— И даже больше, — загадочно произнесла девушка, отступая в сторону, чтобы дать ему возможность войти, и делая неопределенный жест кочергой, которую она держала в левой руке.

Когда он уже стоял в отделанном полированным дубом холле, она с треском закрыла дверь, сунула кочергу в стойку для зонтиков и сложила руки под грудью, глядя в пол.

— Вы хотите видеть доктора Крупп? — растягивая слова, спросила она.

— Думаю, именно это имя мне называли.

Девушка вскинула красивые брови:

— А как зовут вас?

— Майкл, — ответил он. — Я называю себя Майком.

— Сюда, — она пошла по холлу, остановилась у каменной с дубовым парапетом лестницы, подождав, пока он нагонит ее, и начала подниматься.

На четвертой площадке девушка остановилась и тихо постучала в единственную дверь. Из-за двери откликнулись, но слов Джерри не разобрал. Девушка повернула ручку, и они вошли в хирургический кабинет с высоким потолком, большим окном с дорогим витражным стеклом — пасторальная декорация из шестнадцатого столетия. Стекло было изысканное, и Джерри несколько секунд рассматривал его, пока не заметил роскошное зубное кресло, хромированный стенд с инструментом и самого врача у стола в углу, просматривающего стопку каталожных карточек.

— Герр Майкл, фон Крупп, — мягко произнесла девушка. — Зубная боль.

— Асерински, — представился Джерри.

Доктор фон Крупп снисходительно улыбнулась и заговорила на немецком.

— Тебе надо выйти, любовь моя.

Девушка глянула на Джерри и вышла из кабинета.

Доктору Карен фон Крупп было около тридцати, она была одета в жесткую черно-белую шотландскую накидку, черные сетчатые чулки и пурпурные ботинки «чарли». Волосы ее были сочного темно-красного цвета, очень густыми и волнистыми и доходили ей до плеч. Привлекательное интеллигентное лицо с выступающими скулами выдавало сильную натуру. Губная помада подобрана почти в тон ботинкам, тонко очерченные карандашом брови гармонировали с волосами. Она откинула накидку, стало видно платье из гофрированного шифона, преимущественно бутылочно-зеленого цвета, оканчивавшееся каймой на шесть дюймов выше колен, и красивые длинные ноги. У нее ужасающий, но великолепный вкус, подумал Джерри.

— Герр Майкл Асерински? — улыбнувшись, спросила женщина.

— Да, — он любовался ее фигурой. — Зубная боль.

— Да, да. — Она отвернулась и принялась складывать карточки в ящик на столе.

Джерри снял пальто.

— Пожалуйста, проходите и садитесь в кресло.

— Так, — Джерри задумался, зачем он здесь.

— И снимите вашу… шляпу, — твердо произнесла она и рассмеялась.

— Нет, — возразил он.

— Но вы должны, — она оглянулась через плечо, уверенно посмотрела на него и снова улыбнулась. — В противном случае, знаете ли, я не смогу взяться за вас должным образом.

— Мои политические убеждения…

— Они у вас есть?

— Избавьте меня, доктор, от необходимости снимать мой тюрбан в присутствии женщины. Я не понял…

— Ах, — она опустила крышку ящика, — так, — и стала застегивать накидку. — Однако, герр Асерински, вам придется решать: или вы будете чувствовать себя здоровым в этом мире, или страдать момент-другой где-нибудь еще.

Рука Джерри двинулась к вибропистолету, но большим усилием воли он остановил ее.

— Ну, хорошо. Может быть, вы не откажетесь вначале посмотреть зуб и подтвердить, что и по вашему мнению он требует лечения. А потом мы и решим.

— Однако вы заставляете меня терять время, — она пожала плечами. — Ну, да ладно. В кресло, сэр!

Он устало забрался в кресло и откинул голову, так что теперь он смотрел на верхнюю часть витражного окна и секцию сверлильного аппарата.

— Нравится вам мое окно? — Она взяла заостренный стержень с инструментальной тележки. — Откройте, пожалуйста, пошире, — и начала постукивать и скрести по его зубам. — Что вы думаете о кокаине?

Он моргнул.

Шагнув назад, она улыбнулась:

— Черные зубы! Как черный мрамор. Любопытно!

— Вы находите? — Он попытался встать. — Боль прошла. Мне кажется, психосоматическая.

— А вы специалист в этой области, да?

— М-м… — произнес он в ответ.

— Откуда у вас черные зубы? По внешнему виду — крашеные эмалью…

— С такими рожден…

— Я думаю — нет. Перерожден, наверное.

Рука Джерри скользнула в пиджак и обхватила рукоятку вибропистолета.

— Танцы никогда не были более омерзительными, чем в исполнении Келли, да?

— Согласна.

Джерри почувствовал себя плохо. Он решил выпрыгнуть из кресла, но вдруг заметил, как она прекрасна и влюбился в нее.

— Зачем вы сюда приехали? — Она поменяла крючкообразный инструмент на тележке и глянула сверху вниз в его глаза.

Доктор фон Крупп что-то сделала с креслом, и он оказался опрокинут назад еще больше. Его пальцы безжизненно упали с рукоятки пистолета.

Лицо ее приблизилось, губы открылись, обнажая крупные ровные зубы (два из них — золотые) и огромный изгибающийся язык.

Он уже не думал об оружии, его рука выскользнула из кармана, чтобы обхватить ее бедро и почувствовать гребешок подвязки под тонким материалом платья и накидки.

Она властно поцеловала его.

— Ох, — выдохнул он.

Джерри все еще было плохо; он тяжело дышал.

— Ах, — сказал он, когда она отпрянула. — Кому какое дело?

Снаружи послышался неприятный жалобный вой. Вошла белокурая девушка.

— Ракеты, — пояснила она.

Снизу донесся треск.

— Без боеголовок, — поднявшись, проговорил Джерри, доставая свое оружие и обнимая за плечи Карен фон Крупп. — Укладывайтесь, доктор.

Он надел пальто.