Помоги проекту - поделись книгой:
Не зная, какое объяснение дать событиям, я переходил от одной крайности к другой. Тут, несомненно, крылась какая-то тайна: скептикам стоило взглянуть на протараненный борт «Шотландии», чтобы убедиться в этом.
Весь Нью-Йорк был возбужден. Гипотезы о пловучем островке, неуловимом рифе, выдвинутые малоосведомленными лицами, уже были окончательно отброшены. И в самом деле, нельзя было объяснить, как мог передвигаться с такой скоростью этот пловучий риф, если только у него не было мощной машины. Точно так же была оставлена и гипотеза о блуждающем корпусе затонувшего гигантского корабля, потому что и она не объясняла быстроты передвижения чудовища.
Оставались, таким образом, только два правдоподобных решения задачи: чудовище было либо огромным животным, либо подводным кораблем с необычайно сильным двигателем.
Это последнее предположение, в конечном счете самое правдоподобное, рассеялось впрах после следствия, произведенного в обоих полушариях.
Невозможно было предположить, что этот подводный корабль принадлежит частному лицу: его надо было где-то построить, а строительство такого гиганта не могло не привлечь к себе внимания.
Только какое-нибудь государство в состоянии было создать механизм, обладающий столь страшной разрушительной силой. В наши печальные времена, когда человечество изощряется в изобретении все новых и новых смертоносных орудий, легко допустить, что какое-нибудь государство, втайне от всех остальных, соорудило и испытывало на практике такой боевой корабль.
Но гипотеза о военном корабле рухнула, потому что все правительства, одно за другим, заявили о своей непричастности к этому делу. Так как чудовище угрожало международным трансокеанским сообщениям, не приходилось сомневаться в правдивости сообщений правительств. Кроме того, если частному лицу трудно сохранить втайне сооружение громадного подводного корабля, то государству, за каждым шагом которого ревниво следят соперничающие страны, это и подавно невозможно.
Таким образом, после того как были наведены справки в Англии, Франции, России, Германии, Италии, Америке и даже в Турции, предположение о подводной лодке окончательно отпало.
На поверхность воды, несмотря на насмешки бульварной прессы, снова всплыло огромное животное, и возбужденное воображение стало рождать одну за другой самые фантастические гипотезы.
В Нью-Йорке многие просили меня высказать свои соображения по волнующему всех вопросу. Незадолго до отъезда из Франции я выпустил в свет двухтомный труд, озаглавленный «Тайны морского дна». Эта книга, встретившая хороший прием научном мире, утверждала мое право на звание специалиста этой сравнительно мало изученной отрасли естественной истории.
Меня стали настойчиво приглашать высказаться. Я уклонялся под разными предлогами, но, припертый к стене неумолимыми репортерами «Нью-Йоркского вестника», вынужден был, наконец, дать обещание поделиться с читателями этой газеты своими мыслями по вопросу о странных происшествиях в океане.
И вот 30 апреля в газете появилась обстоятельная статья профессора Пьера Аронакса, в которой всесторонне освещался опрос о чудовище и давалась научная оценка всем известным фактам.
Привожу выдержку из этой статьи.
«Итак, — писал я, разобрав одну за другой все выдвинутые гипотезы, — за неимением другого выдерживающего критику предположения, нам приходится допустить, что чудовище не что иное, как морское животное, наделенное огромной силой.
Жизнь больших глубин океана нам совершенно неизвестна. Никакой зонд их еще не достигал. Что происходит в этих бездонных пропастях? Какие существа живут, какие существа могут жить на глубине двенадцати-пятнадцати тысяч метров под поверхностью моря?[11] Какое строение должно быть у этих существ? Об этом трудно даже высказывать предположения.
Решение стоящей перед нами задачи может быть двояким: ибо нам известны все населяющие землю существа, либо только некоторая часть их.
Если мы знаем не все существа, обитающие на нашей планете, если природа хранит еще от нас тайны, нет никаких оснований не допускать существования рыб или морских млекопитающих неизвестных нам видов или даже родов, с особой, «глубинной» конституцией; такие существа могут жить в недоступных исследованию наддонных слоях океанов и в силу каких-то неизвестных пертурбаций или без всякой причины время от времени всплывать на поверхность вод.
Если, напротив, мы знаем все виды животных существ тогда нужно искать занимающее нас чудовище в ряду уже классифицированных морских животных. В этом случае я склонен был бы допустить существование гигантского нарвала[12].
Обыкновенный нарвал часто достигает тридцати футов длину. Упятерите, удесятерите эту длину, наделите это животное силой, соответствующей его величине, пропорционально усильте его бивень — и вы получите разгадку волнующей тайны. Это животное приобретет размеры, указанные офицерами «Ханаана», бивень, который может сделать пробоину такой же формы, как и в корпусе «Шотландии», и силу, достаточную для того, чтобы пустить ко дну океанский пароход.
В самом деле, нарвал вооружен своеобразным костяным бивнем, или алебардой, как говорят некоторые натуралисты. Эта алебарда обладает твердостью стали. Такие алебарды не однократно находили в теле китов, которых нарвалы почти всегда побеждают в борьбе; такие алебарды с трудом извлекали из корпусов деревянных кораблей, которые они протыкал насквозь — от борта до борта.
Музей парижского медицинского факультета располагает алебардой длиной в два с четвертью метра; у основания толщина ее достигает сорока восьми сантиметров.
Итак, представим себе нарвала в десять раз больше, чем обыкновенный, с гигантской алебардой, или бивнем, наделим его способностью перемещаться со скоростью двадцати морских миль в час, перемножим его массу на скорость — и вас не удивит, если столкновение с ним повлечет за собою катастрофу для любого судна!
В заключение скажу: пока не поступят более подробные сведения, я буду считать это чудовище гигантским нарвалом вооруженным не простой алебардой, а настоящим тараном, как броненосный фрегат, и наделенным не меньшей, чем у фрегата, массой и силой!
Так и только так можно объяснить этот феномен в том случае… если он действительно существует. А это еще нуждается в проверке».
Эта последняя фраза была продиктована трусостью: мне хотелось сохранить свое достоинство ученого и не дать повода для насмешек американцам, которые любят и умеют посмеяться. Я приготовил себе, таким образом, лазейку, но в глубине души не сомневался в существовании чудовища.
Моя статья вызвала горячие отклики и получила широкую известность. Она даже собрала некоторое число сторонников. Предложенное в ней решение загадки давало обильную пищу воображению. Люди любят помечтать о сверхъестественном. Море же как раз является той единственной средой, где действительно существуют условия для развития гигантских существ, по сравнению с которыми земные великаны — слоны и носороги — просто пигмеи. В морской воде живут самые крупные представители млекопитающих, как, например, киты. Почему же не допустить, что там же водятся гигантские моллюски, страшные ракообразные — омары длиной в сто метров или крабы, весящие по двести тонн? В прежние геологические эпохи четвероногие, четверорукие, птицы и пресмыкающиеся достигали колоссальных размеров, и только через десятки, сотни тысячелетий они уменьшились до современных размеров. Но почему бы в море, состав которого во все времена оставался неизменным, в то время как земная кора беспрерывно видоизменяется, не могли сохраниться представители животного мира отдаленнейших геологических эпох? Почему бы морю не сохранить в своих тайниках последние разновидности этих гигантских первозданных существ, продолжительность жизни которых измеряется не годами, а веками или тысячелетиями?
Но я увлекся грезами, а это пристало мне меньше, чем кому бы то ни было другому.
Повторяю, природа этого необычайного явления не вызывала больше споров, и общество признало существование какого-то огромного животного, не имеющего ничего общего с сказочными морскими змеями.
Но если для некоторых это был вопрос отвлеченный, имеющий только чисто научный интерес, то для других, людей более практичных, особенно для англичан и американцев, заинтересованных в безопасности океанских сообщений, ясно вырисовывалась необходимость принять меры к тому, чтобы не медленно очистить моря от этого опасного чудовища.
Финансовая и коммерческая пресса занималась теперь вопросом о чудовище только под этим углом зрения. «Морское обозрение», «Газета Ллойда», «Пакетбот». «Мореходная торговая газета» — все эти печатные органы страховых обществ, которым грозили крупные убытки, единодушно требовали явления беспощадной войны чудовищу.
Общественное мнение, и в первую очередь северо-американское, было на стороне страховых обществ. В Нью-Йорке стали готовить экспедицию для охоты за нарвалом. Для этой цели решено было снарядить быстроходный фрегат «Авраам Линкольн».
Двери арсеналов были широко раскрыты перед командиром фрегата, капитаном Фарагутом, который всячески старался ускорить день отплытия. Но, как всегда бывает в таких случаях, как только было принято решение о преследовании чудовища, оно перестало показываться. В продолжение двух месяцев никто ничего не слышал о нем. Ни один корабль не встретил его. Казалось, нарвал учуял, что против него замышляется поход. Об этом столько говорили по трансатлантическому подводному кабелю!.. Шутники уверяли, что хитрый нарвал перехватил какую-нибудь из многочисленных телеграмм и поспешил убраться во-свояси.
Таким образом, когда фрегат был снаряжен в путь и оборудован всеми приспособлениями для необычайной ловли, капитан не знал, куда ему следует направиться.
Всеобщее нетерпенье достигло своего предела, когда июля распространился слух, что пароход, совершающий рейсы между Сан-Франциско и Шанхаем, около трех недель тому назад встретил животное в северной части Тихого океана
Это известие произвело огромное впечатление. Капитану Фарагуту не дали отсрочки даже на двадцать четыре часа. Продовольствие было погружено на борт, трюмы ломились от угля, команда была в полном составе. Оставалось только разжечь топки, развести пары и сняться с якоря.
Капитану Фарагуту не простили бы, если бы он задержался хотя бы на полдня. Впрочем, он и сам рвался в путь.
За три часа до отхода «Авраама Линкольна» мне вручили письмо следующего содержания:
«Господину профессору АРОНАКСУ.
Гостиница «Пятое авеню». Нью-Йорк.
Милостивый государь!
Если Вы пожелаете присоединиться к экспедиции на «Аврааме Линкольне», правительству Соединенных штатов будет приятно знать, что Франция, в Вашем лице, участвует в этом предприятии. Капитан Фарагут предоставит Вам отдельную каюту.
Сердечно преданный Вам морской министр Д.-Б. ГОБСОН».
Глава третья
«КАК БУДЕТ УГОДНО ХОЗЯИНУ»
За три секунды до получения письма морского министра я столько же думал о преследовании нарвала, сколько о попытке прорваться через льды Северо-западного прохода[13]. Через три секунды после получения письма я понял, что мое настоящее призвание, моя единственная цель жизни заключается в преследовании этого опасного чудовища и в том, чтобы избавить от него человечество.
Между тем я только что вернулся из трудного путешествия, бесконечно устал и нуждался в отдыхе. Я мечтал о возвращении на родину, к своим друзьям, в свою маленькую квартирку возле Ботанического сада, к своим дорогим и бесценным коллекциям! Но ничто не могло удержать меня. Я забыл все — усталость, друзей, коллекции — и, не раздумывая, принял приглашение американского правительства.
«К тому же, — думал я, — все дороги ведут в Европу» и может случиться, что нарвал приведет меня к берегам Франции. Это достойное животное, может быть, позволит прикончить себя в европейских морях, и я отвезу тогда по крайней мере полуметровый кусок его бивня в Музей естественной истории в Париже!
Но пока что нарвала приходилось искать в северной части Тихого океана; это значило, что для возвращения во Францию мне предстояло объехать кругом всего света.
— Консель! — крикнул я нетерпеливо.
Консель был моим слугой и сопровождал меня во всех поездках. Я искренне привязался к этому славному фламандцу, и он платил мне той же монетой. Это был человек флегматичный по природе, положительный и солидный по характеру, усердный и исполнительный по привычке, невозмутимо встречающий все житейские неожиданности, мастер на все руки, жадный к работе и, вопреки своему имени[14] никогда и никому не дававший советов, даже когда его об этом просили.
Соприкасаясь постоянно с кружком ученых, посещавших мою маленькую квартирку, Консель сам многому научился и превратился в специалиста в области естественно-научной классификации, способного с быстротой акробата пробегать все лестницы отделов, групп, классов, подклассов, отрядов, семейств, родов, видов и подвидов. Но все его знания этим и ограничивались. Весьма сведущий в теории классификации и очень далекий от практических знаний, он не в состоянии был, я думаю, по внешнему виду отличить кита от кашалота.
И все же, какой чудесный малый!
В течение десяти лет Консель неизменно сопровождал меня во всех научных экспедициях. Никогда я не слышал от него ни одной жалобы на продолжительность путешествия или на усталость! Консель каждую минуту готов был отправиться в любую страну, будь это Китай или Конго, ни о чем не спрашивая, ни в чем не сомневаясь.
Он обладал превосходным здоровьем, при котором не страшны никакие болезни, крепкими мускулами и поистине железными нервами.
Ему было тридцать лет, и его возраст относился к возрасту его хозяина, как пятнадцать к двадцати. Прошу прощения за этот несколько сложный способ признания в том, что мне сорок лет.
Консель имел только один недостаток. Неисправимый формалист, он говорил со мной не иначе, как в третьем лице, я это нередко выводило меня из терпения.
— Консель! — повторил я, начиная в то же время лихорадочно готовиться к отъезду.
Я был уверен, что Консель безгранично предан мне. Обычно я никогда не спрашивал его, согласен ли он сопровождать меня в путешествие; но на этот раз предполагалась экспедиция, которая грозила затянуться на неопределенное время, да к тому еще она была рискованным предприятием. Шутка сказать: преследовать животное, способное потопить фрегат, как ореховую скорлупу! Было над чем призадуматься даже самому невозмутимому человеку в мире. Что-то скажет Консель?
— Консель! — позвал я в третий раз. Консель явился.
— Хозяин звал меня? — спросил он, входя.
— Да, голубчик. Приготовь все, что нужно для поездки. Через два часа мы отправляемся.
— Как будет угодно хозяину, — спокойно ответил Консель.
— Нельзя терять пи одной минуты. Собери в чемодан все необходимое: платье, рубашки, носки. Уложи столько, сколько влезет, но как можно быстрее!
— А коллекции хозяина? — заметил Консель,
— Мы займемся ими позже. Они останутся на хранение в гостинице.
— А олений кабан?
— Его будут кормить и без нас. Впрочем, я распоряжусь, чтобы весь наш зверинец отправили во Фракцию.
— Значит, мы едем не в Париж? — спросил Консель.
— Как сказать, — уклончиво ответил я, — пожалуй, нам придется сделать небольшой крюк…
— Любой крюк, если это угодно хозяину.
— О, сущий пустяк! Дорога будет несколько более длинной… Мы поедем на «Аврааме Линкольне».
— Как будет угодно хозяину, — невозмутимо твердил Консель.
— Ты знаешь, друг мой, речь идет о чудовище… знаменитом нарвале. Мы должны освободить от него океаны!.. Автор двухтомных «Тайн морского дна» не может отказаться от путешествия с капитаном Фарагутом. Почетная миссия, но вместе с тем и опасная! Совершенно неизвестно, куда нас заведет нарвал… Это животное может оказаться очень капризным. И все же мы поедем! Наш капитан — молодчина.
— Куда поедет хозяин, туда поеду и я, — сказал Консель.
— Подумай хорошенько! Я ничего не хочу от тебя скрывать. Это одно из тех путешествий, из которых не всегда возвращаются.
— Как будет угодно хозяину…
Через четверть часа чемоданы были уложены; Консель ничего не забыл. Этот малый классифицировал рубашки и платье так же безупречно, как птиц и млекопитающих. Коридорный сложил наш багаж в вестибюле. Я спустился в нижний этаж, к большой конторке, вечно осаждаемой посетителями, и распорядился, чтобы тюки с препарированными животными и засушенными растениями были отправлены в Париж. Открыв достаточный кредит оленьему кабану и оплатив счета, я прыгнул, наконец, в коляску, где уже сидел Консель.
Экипаж спустился по Бродвею до Юнион-сквера, завернул на Четвертую авеню, проехал по ней до Катринстрит и, наконец, остановился у Тридцать четвертой набережной. Оттуда паром перевез всех нас — людей, лошадей и экипаж — в Бруклин, предместье Нью-Йорка, расположенное на левом берегу реки Гудзон. Через несколько минут коляска подъехала прямо к сходням «Авраама Линкольна», из двух труб которого валили густые клубы дыма.
Наш багаж был немедленно поднят на палубу фрегата. Я поспешно взбежал по трапу и спросил, где можно найти капитана Фарагута. Один из матросов проводил меня на мостик и указал на высокого, с открытым лицом моряка. Тот протянул мне руку.
— Господин Пьер Аронакс? — спросил он.
— Так точно, — ответил я. — Капитан Фарагут?
— Самолично. Добро пожаловать, господин профессор! Каюта ждет вас.
Я поклонился и, не желал мешать капитану в эти горячие предотъездные минуты, попросил матроса указать предназначенную мне каюту.
«Авраам Линкольн» как нельзя более подходил для задуманной экспедиции.
Это был быстроходный фрегат, оборудованный самыми совершенными машинами, позволявшими ему развивать скорость в восемнадцать и три десятых мили в час. Впрочем, и эта огромная скорость была недостаточной для погони за гигантским нарвалом.
Внутренняя отделка фрегата не уступала его мореходным качествам. Я был вполне удовлетворен предоставленной мне каютой, помещавшейся в офицерском отделении, на корме.
— Мы отлично устроимся здесь, — сказал я Конселю.
— С позволения хозяина, я скажу: так же удобно, как раку-отшельнику в раковине улитки, — ответил мой ученый слуга.
Я оставил Конселя в каюте распаковывать чемоданы, а сам поднялся на палубу, чтобы следить за приготовлениями к отплытию.
Как раз в эту минуту капитан Фарагут приказал отдать концы, удерживавшие «Авраама Линкольна» у Бруклинской набережной. Стоило мне задержаться на четверть часа, «Авраам Линкольн» отплыл бы без меня, и я не участвовал бы в этой необычайной экспедиции, самый правдивый отчет о которой, вероятно, будет все-таки встречен недоверчиво многими скептиками.
Капитан Фарагут не хотел откладывать не только на день, но на час и даже на минуту начало похода против нарвала.
Он вызвал корабельного инженера.
— Давление пара достаточно? — спросил он.
— Да, капитан.
— Малый ход! — скомандовал капитан.
Получив этот приказ по машинному телеграфу, приводимому в действие сжатым воздухом, механик повернул пусковой рычаг.
Пар со свистом устремился в цилиндры, и поршни привели во вращение гребной вал. Лопасти винта стали вращаться со все возрастающей скоростью, и «Авраам Линкольн» величественно поплыл, сопровождаемый сотнями катеров и буксирных пароходиков, переполненных провожающими.
Набережные Бруклина были густо усеяны любопытными. Троекратное «ура», вырвавшееся из тысяч глоток, прозвучало, как раскат грома. Тысячи носовых платков развевались в воздухе над толпой, приветствуя «Авраама Линкольна», пока фрегат не вошел в воды реки Гудзон у оконечности полуострова, на котором расположен Нью-Йорк.
Спустившись вниз по течению Гудзона, вдоль Нью-Джерсея, вытянувшегося цепью прелестных вилл, «Авраам Линкольн» прошел мимо фортов и ответил на их пушечные салюты, трижды подняв и опустив свой кормовой флаг, усеянный тридцатью девятью звездами. Затем, замедлив ход, фрегат вступил в извилистый фарватер морского канала, отмеченный бакенами, обогнул песчаную косу Сэнди Гука, где его снова приветствовала многотысячная толпа зрителей, и вышел в открытый океан.
Вереница катеров и буксиров провожала фрегат до пловучих маяков, огни которых указывают судам вход в Нью-Йоркский порт.
Поделиться книгой: