Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Газета Завтра 10 (1162 2016) - Газета Завтра Газета на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Противник учится. Глупо говорить, что противник слабый, что воевать не умеет. На самом деле противника вот уже почти два года усиленно обучают. Но, к нашему счастью, его учат не русские. Его учат американцы. Америка последние тридцать лет почти не воевала на сухопутье, их опыт войны в Ираке и Афганистане мало подходит к нашим условиям, и американские инструктора мало чему дельному смогли обучить своих "подсоветных" из ВСУ. Поэтому и боевая ценность ВСУ пока невысока.

За примерами далеко ходить не надо. Вспомним Иловайск. Рота Гиви численностью в сто семнадцать бойцов заняла и держала Иловайск. Против этой роты пёрло две бригадные группы ВСУ. Больше трёх тысяч солдат и офицеров с техникой, при поддержке артиллерии. Рота потеряла почти половину своих бойцов убитыми и ранеными, но Иловайск не сдала. "Укропы" наступали в соотношении 1:30 и всё равно не смогли ничего сделать. 

Или оборона Еленовки. Почти восемьсот человек ВСУ пошли в атаку на две сотни наших и не смогли нас потеснить! Это показатель!

В Киеве теперь говорят, что, мол, ВСУ были тогда ещё слабые и необученные толком, но через год мы устроили ВСУ "котёл" под Дебальцевом. Там зарылось в землю больше шести тысяч украинских вояк, которых полгода добросовестно обучали американцы, поляки, британцы. Они были уверены, что создали непреодолимую оборону, что мы никогда не сможем её взломать. А мы смогли! Мы с ходу взяли Углегорск, хотя его обороняла почти тысяча украинцев, нас же зашло всего триста, и мы их выбили! 

Или Дебальцево — большой город, железнодорожный узел, который киевские вояки называли "непреступной крепостью", — был взят нами за четверо суток. А ведь там оборонялось больше трёх тысяч человек, плюс подразделения, которые отходили от Чернухина. Мы атаковали сводным штурмовым отрядом, в котором со всеми нашими и луганскими бойцами и казаками было чуть больше полутора тысяч человек. И мы взяли город! Три дня за него шли тяжёлые бои!

Поэтому я отдаю должное противнику. Но всё же наши солдаты, наши командиры выше киевских на порядок! Здесь, в Донбассе, я считаю, мы получили уникальный боевой опыт, которого нигде в мире больше нет. Такой войны, такого ожесточения, такой концентрации боевой техники, танков, артиллерии не было никогда за последние полвека! Это война артиллерии и разведки! Я думаю, что после Донбасса учебники по тактике и оперативному искусству в училищах и академиях будут серьёзно уточнять. К сожалению, страницы этих учебников мы писали своей кровью. Какие замечательные, храбрые, светлые ребята отдали свои жизни! И если в наших академиях и училищах этот опыт будет учтён и будет преподаваться, это станет лучшей для них памятью. 

Почему Донбасс смог победить? Да потому, что народ наш стал другим! Понимаете, всё, что произошло в Киеве, Майдан, нацистский переворот, Крым — всё это разбудило людей! Заставило совершенно по-другому взглянуть на всё происходящее. Знаете, моё личное мнение, что запустилась какая-то духовная программа, которая все эти годы дремала. Что мы все русские, что у нас есть Родина, что нас не сломить, что всё-таки правильные книжки мы в детстве читали! Причём сработала она у всех поколений. Все поднялись! Сначала те, кому было уже за сорок. Это люди опытные, жизнь узнавшие и понимающие, что происходило на Украине. Потом тридцатилетние поднялись, а за ними и совсем молодёжь — те, кому за двадцать, хотя, казалось бы, они вообще Союз не застали и выросли на Украине. Но пришли и встали в строй рядом с отцами и дедами!

И не только на фронте. Поднялись люди и в шахтах, и в больницах. Я знаю хирурга, к которому раньше без денег можно было не подходить, а в ходе боёв этот человек стоял три дня у операционного стола и не уходил: резал, шил, вытаскивал осколки, пули, пришивал руки… 

На улицу выйдите и первого же встречного спросите: кто вы? И он скажет: мы русские. Все! Неважно, что у многих украинская национальность. Я сам украинец, но это по крови, а по духу, по менталитету, по убеждениям — я русский. Для меня моя страна — Россия! 

А вообще, война всех нас измотала. Точнее, состояние непрерывной войны. Перемирие, минские соглашения — это всё равно не полноценный мир. Война всё так же у нашего порога. Каждый день обстрелы, каждый день страдания людей. Каждый день я вижу разрушенные дома, всё потерявших стариков, искалеченных детей. Так хочется, чтобы это всё быстрее закончилось. Но до мира ещё очень далеко. Киев ещё не осознал всю бессмысленность своих попыток силой усмирить Донбасс и продолжает готовиться к новому вторжению.

Перед началом боёв под Дебальцевом украинские вооружённые силы располагали двумястами танками Т-64 четырёх модификаций, более чем тремястами орудиями и РСЗО.

За три месяца боёв декабря-февраля карательная армия понесла, без всякого преувеличения, чудовищные потери. По самым критическим оценкам, в боях погибло не менее полутора тысяч солдат и офицеров ВСУ. Ещё порядка пятисот числятся "пропавшими без вести", без надежды на их "воскрешение". Число раненых и заболевших составило почти шесть тысяч человек. В плен к ополченцам попало больше трёхсот человек, а всего через плен за год войны прошло больше трёх тысяч военнослужащих ВСУ. 

Потери в технике ещё более впечатляющие. За три месяца боёв каратели потеряли, минимум, девяносто танков и САУ уничтоженными, ещё не менее пятидесяти танков было брошено и досталось ополченцам — то есть почти половина исправного на начало боевых действий танкового парка! Всего же уничтожено или брошено больше двухсот единиц танков, САУ, БМП, БТР и других бронеобъектов — 30 % всего имевшегося парка!

Артиллерия ВСУ потеряла до ста орудий, РСЗО и миномётов уничтоженными, не менее шестидесяти орудий, миномётов и РСЗО были брошены своими расчётами и попали в руки ополченцев. 30% всей имевшейся артиллерии.

Армия обороны Новороссии смогла за короткий срок преодолеть болезни роста иррегулярных добровольческих образований и сложиться в эффективную военную структуру. В тяжелейших боях с технически и численно превосходящим противником ополченцы продемонстрировали высокий боевой дух, стойкость и полное моральное превосходство, позволившие им компенсировать недостатки подготовки, дефицит вооружения и ошибки руководства. Сегодня в рядах АОН сражается до двадцати пяти тысяч ополченцев, на вооружении у которых находится до двухсот танков — в основном "трофейные" Т-64 ВСУ Украины, — до ста пятидесяти орудий, САУ, РСЗО и миномётов. Системы ПВО различных типов, от переносных ПЗРК до войсковых "Стрела‑10".

Сегодня, несмотря на перемирие и определённое затишье на фронтах, очевидно, что военный конфликт не завершён, а лишь ненадолго приостановлен.

Умереть и стать!..

Умереть и стать!..

Геннадий Дубовой

Донбасс Война Новороссия Общество

военкор «Сова» о больных беспечностью и о рецепте победы

За годы войны в Новороссии появилось немало замечательных военных корреспондентов, глазами которых мы видим происходящее там как хронику-предупреждение, как то, что, в случае поражения русских на Донбассе, может стать будущим всей Российской Федерации. Одна из наиболее известных и любимых народом военкоров — Анастасия-Сова, способная снимать репортажи, вызывающие у зрителей "эффект присутствия". Как и все одарённые люди, наивысшую радость Сова получает от безупречно выполненной работы. А работать она способна в самых экстремальных условиях — рискуя в разведке быть срезанной пулей снайпера, и на передовых позициях под шквальным огнём РСЗО. Сочетание ума и красоты, таланта и смелости, авантюрности и жертвенности — явление исключительное, перед которым склоняют головы смиренно даже музы. То, что для иных непредставимо и недостижимо, — для неё норма. Именно так следует сформулировать её стиль — норма исключительности. Девиз Анастасии: Stirb und werde! Как она, победительница конкурса красоты, не последняя в модельном бизнесе, успешная во всех отношениях предпринимательница, оказалась на войне и почему стала военкором?

Stirb und werde!  

"У меня эта война не первая, но такого обстрела — когда буквально каждый метр перепахивают, из-под земли всё живое и неживое выковыривают — такого ещё не приходилось переживать. Всю ночь по окрестностям аэропорта в районе Путиловского моста долбили. К рассвету затихло. Спохватились: а девчонка-военкор, мы её в окопчике в десяти метрах от нашей траншеи оставили ночевать, цела? Я вылез из траншеи, топаю: где она? Не видно. Неужто в куски её…? А тут обвальный снова обстрел! Падаю, замечаю: чья-то рука из земли торчит, ползу. Картина: Сова в окопе, до плеч засыпанная глиной, затаилась и руку тянет с камерой, взрывы снимает. Обернулась: глазищи чёрные, испуганные, а голос злой и весёлый: "Я думала, вы про меня забыли". Забудешь такую… Она часто к нам приезжала, всегда ей рады, удачу приносит", — так о знакомстве с военкором Совой рассказал один из бойцов штурмового батальона "Сомали".

Ей много раз говорили о том, что из приезжающих на передовые позиции девушек-военкоров она — самая рисковая, отважная и потому приносящая удачу. Что пока она рядом с бойцами — даже в случаях, грозящих смертью неминуемой, — убитых нет, а ранения чрезвычайно редки. 

"Это всё выдумки бойцов, — отмахивается Сова. — На фронте часто рождаются легенды как один из способов психологической защиты. На самом деле удачу приносит всякий, в ком нет страха. В тот раз, под обстрелом у аэропорта, когда земля так тряслась, что, казалось, из могил все когда-либо захороненные убийцы, подстёгиваемые бесами, назад в жизнь рвутся, чтобы снова убивать… мне было безумно страшно. Я так молилась! Как в притче — ангелы уши ладонями зажимали. Наверное, я так им — ангелам — надоела, что они сжалились, отобрали у меня способность бояться. В какой-то момент я внутренне умерла. Это извечный и единственный способ избавления от страха — умереть и заново родиться. В этом нет заслуги человека, это даётся или не даётся свыше".

Отмечу. Получить подобный опыт, пройти инициацию способен только тот, кто внутреннюю смерть переживал ещё до войны. Сове это известно. Воевать она оправилась, потому что не могла больше оставаться в толпе менеджеров-бизнесменов-клубных-мажоров-шоуменов и прочих лелеющих безысходно-никчёмные фантазии о карьерном росте и обывательском благополучии половозрелых организмов, по недоразумению называемых мужчинами. В какой-то момент её взгляд на большинство тех, кого считала друзьями и подругами, изменился кардинально. Не отступали вопросы: проглоченные и пережёвываемые трёхглавой шавкой консьюмеризма-гедонизма-эвдемонизма "креативные клерки" — это венец эволюции? Растворяемые виртуально-финансовым соком желудочной бездонности Системы, ползущие по сегрегационным извивам пси-информационного кишечника продукты социальной переработки — это мыслители и созидатели? Провозгласившие единственным смыслом жизни обслуживание конвейера в абортарии смыслов и считающие лузерами всех, кому противен этот экзистенциальный абортарий, трансгуманисты — носители образа и подобия Божия? 

"Однажды я включила телевизор и увидела…"горловскую мадонну". Изувеченную взрывом украинского снаряда красавицу с ребёночком на руках. Было такое чувство, будто смерть рядом: повернула ко мне череп, а в провалах глазниц — как на огромных экранах — очередной конкурс красоты. Меня увенчивают короной победительницы, аплодисменты, вымученные улыбки на лицах соперниц, глистявый гомик-шоумен слюнявит микрофон… а за всем этим — высвечивается изувеченная мадонна, прижимающая к груди бездыханное дитя… В этот момент позвонила подруга, модель, заунывно запричитала о постигшем её "страшном несчастии": не оказалась в числе приглашённых на "суперское шоу, там вся московская тусовка будет", а не попасть туда — значит быть вышвырнутой из модельного бизнеса. Пока она всхлипывала в трубку, я недоумевала: что я здесь делаю, почему я не там, где гибнут дети? Разве я ничем не могу помочь? Если человек в своей жизни никому не помог, ничем для других не пожертвовал, то его в этом мире, по сути, и не было, он реально не родился, не жил, и никто не заметит его исчезновения. В тот же день из родного Курска я уехала…"

В перевалочном лагере неподалёку от Ростова, куда съезжались добровольцы из СНГ и дальнего зарубежья, доросла до замполита, и хотя все вокруг увещевали: "Красавицам не место на войне, езжай домой детей рожать", Сова (позывной получила за наблюдательность и мудрость в разрешении конфликтов) в августе 2014-го пересекла границу прошлой и нынешней жизни. В первую же поездку на передовую за репортажем (воевать ей не позволили) оказалась под огнём украинских снайперов. 

На той стороне

На линии огня всегда чудится, что стреляют именно в тебя. Понимаешь, что ощущение это — психологический выверт, и только. Но совладать с ним очень трудно, всякий раз приходится преодолевать себя, как впервые делать шаг в неизвестность, ожидая: следующий выстрел будет в тебя. 

Поскольку Сова всегда стремится на самые опасные участки фронта, на встречи с украинскими снайперами ей везёт. Особенно запомнились три такие встречи. Вблизи аэропорта прошлой осенью, когда во время перебежки от укрытия к укрытию пулей с её шлема сорвало GoPro. Под Широкино, когда разведчикам Славянской бригады целую вечность пришлось ползти под сыплющимися на них, ссекаемыми пулями СВД и ПК сухими ветками, и командир, отмечая очередной всплеск почвы, ёрничал: "Мимо! Не возьмут вас, укры, в НАТО, косоглазые вы азиаты…", а Сова печалилась, что темновато, и в положении ползком на брюхе толком ничего не снимешь. И на перепаханном украинскими минами кладбище у разбитого Иверского женского монастыря в районе аэропорта, когда Железный Гиви, командир прославленного батальона "Сомали", спас ей жизнь. 

У монастыря она готовила очередную авторскую программу "На той стороне". В минуты затишья решила вблизи снять расколотые надгробия, увлеклась и… щёлк! — тот самый плёточный звук снайперской винтовки, незабываемый для всякого, кому приходилось быть мишенью… Присела, и снова — щёлк! — пуля грызанула надгробье, брызнула в GoPro на шлеме каменой крошкой. Из пробоин в стенах монастырского храма заработал в ответ наш пулемёт, затарахтел АГС. Пауза… Сова выбрала момент метнуться к укрытию, крик: "Сидеть на месте!" За спиной — Гиви: "Я же говорил, от меня ни на шаг!" Щёлк! — не унимался украинский снайпер, в который раз куснув пулею надгробье с трещиной на портрете ангелоподобной покойной. Гиви рявкнул в рацию: "Всем — огонь!" и, под прикрытием завесы автоматно-пулемётных очередей, спиной к противнику, взяв за плечи и заслонив собой девушку-военкора, спокойно провёл её по простреливаемому пространству. В храме, испытующе глядя глаза-в-глаза, участливо спросил: "Сильно испугалась?"

Она не могла разочаровывать того, кто рисковал ради неё жизнью, кивнула: "да". Хотя испытывала не испуг, а нарастающую злость: обе видеокамеры вышли из строя, надо уходить, а здесь столько "жирных кадров" пропадает! "О том, что могут убить, никогда не думаю, — поясняет она. — Думать надо о том, как работу свою лучше сделать". Подтверждаю. Настоящий военкор устроен именно так: снимать он будет и после смерти — и пусть запечатленным на камеру видениям позавидует сам Босх… 

"Я не ставила перед собой никакой сверхзадачи, это смешно. Я лишь хотела, чтобы люди моими глазами увидели ситуацию изнутри, хоть немножко почувствовали себя на месте тех, кто в любой момент может исчезнуть. Моя задача показывать бойцов на передовой, а там — реально, я убедилась — все герои. Когда я смотрю на них в бою, мне совершенно неважно, что будет со мной, хочется одного — рассказать о них, побеждающих страх и смерть. Они знают: смерть — это не самое страшное, что может случиться с человеком. В краткие приезды домой меня выспрашивают: ты непосредственно на передовой, общаешься с бойцами, политиками, гражданскими — объясни, почему не создана Новороссия? Отвечаю: причины не в экономической слабости России, санкциях, политических конфигурациях и международной напряжённости, чреватой мировой войной. Словоблудие экспертов на эти темы — только прикрытие неприглядного факта: слишком велика сейчас в нашей стране концентрация людей, одержимых страхом. Олигархи, политики, средний класс, работяги панически боятся утратить своё относительное благополучие, отказываются понимать, что завтра могут утратить всё — государство, свободу, жизнь. Они больны пораженческой беспечностью. Спасибо добровольцам, они герои, но их слишком мало. Если бы их было десятки и сотни тысяч — а великая Россия могла дать столько добровольцев, — с этим вынуждены были бы считаться и в Кремле, это могло стать тем фактором, который радикально мог изменить расклад сил. Если бы кричащие в соцсетях о том, когда же будут освобождены Мариуполь, Славянск, Харьков, жители оккупированных территорий массово пошли в ополчение — давно были бы их города в составе Новороссии. Они предпочли выжидание, испугались потерять мнимое благополучие. В основе всякой болезни — духовной, психологической, соматической и социальной (когда болеют народы) — страх как глубинный источник войны. По большому счёту, война — коллективный сеанс радикальной психотерапии. Все мы в этом "мире" больны, и тот, кто не страшится лечиться — выживает, уклоняющийся от лечения — погибает. А рецепт победы прост: чем меньше в народе тех, кто боится умереть, тем бессильнее смерть…"

…Если когда-нибудь задумают установить памятник всем павшим и живым военкорам, где бы они ни работали — в Абхазии, Чечне, Приднестровье, Осетии, Новороссии, Сирии, в любой другой "горячей точке" планеты — он, уверен, будет выглядеть так: полузасыпанная землёй в траншее девушка с обращённым к небу строгим лицом и поднятой рукой. В руке — камера, и на мониторе нон-стоп хроники прошлых войн чередуются с прямыми трансляциями боёв текущей войны, и каждый период завершается парадом Победы на Красной площади: к подножию Мавзолея русские воины швыряют звёздно-полосатые штандарты поверженной сверхдержавы. 

"На Востоке -свет..."

"На Востоке -свет..."

Анна Долгарёва

Война поэзия Общество

стихи «Из осаждённого десятилетия»

Война и поэзия всегда неразрывно связаны между собой. Стихи Анны Долгарёвой не могли появиться без войны на Донбассе, начавшейся — да, из-за русского языка. Войны, которая уносит любимых, родных и близких, где смерть не просто всегда рядом, а уже внутри тебя. Где каждый вдох, каждый выдох, каждое слово могут оказаться последними, и потому — невозможно притворяться и лгать; где ангелы: и хранители, и падшие, — становятся слышимы и даже видимы для человека. 

*   *   *

В этой деревне рвано, черно и голо,

теряются звуки, ломается голос,

мир закончился; вместо него — темнота и холод,

мор,

война,

смерть,

голод.

"Пап, — говорит его сын, — а ведь ты же был звонарём,

позвони ещё до того, как мы все умрём,

вытянемся под заснежившим декабрём;

папа, мне скучно без музыки…"

Холоден дом,

тараканы скребут по углам; говорили верно:

эти переживут, блин, любую скверну.

Ветер гуляет в деревне,

мучает жажда,

он достаёт заначку, глотает дважды,

ключ достаёт из ящика — и идёт,

чёрною площадью, прямо под новый год.

Лестница криво дёргается из-под ног,

дёргает левый бок.

Там всё тот же мороз, гуляют ветра.

Там, наверху, ему шепчут: пора, пора!

Там говорят: у каждого есть свой срок,

Армагеддон, конец из любой дорог…

Он усмехается, фляга в руках дрожит,

думает, что не больно хочется жить.

Эти, над ухом — а чёрт их! А кто они?

Думает, что на востоке — уже огни,

сын попросил в последний раз позвонить.

Тяжко верёвка дёргается из рук —

и начинается звук.

Звук наполняет деревню, реку, леса,

вдруг различаются вздохи и голоса,

и на востоке — светлая полоса.

Если армагеддон — ты не то готовь:

видишь, верёвка руки стирает в кровь,



Поделиться книгой:

На главную
Назад