Впечатляюще неистовый (ЛП)

Леандер чуть не сеял от удовлетворения и гордости.

- Конечно, шери. Я и не хотел, чтобы это было по-другому. А с вашей гениальной исповедью о паркуре вы сделали всё идеальным. Merci beaucoup.

Я откинулась назад на матрас и повернула Леандеру свой зад. Этим для меня ночной разговор был окончен. Значит, так выглядел мой летний отпуск: мне было позволено с мамой и папой проехать в маленькой цыганской повозке по глуши. Так же на борту: мой надоедливый ангел-хранитель. Что же, на здоровье. Это была грандиозная перспектива.

После нескольких минут молчания Леандер выключил свет. Я слышала, как он свернулся калачиком на своём диване, листая Bravo. Ему хватало света от уличного фонаря, чтобы читать.

- Эй, Люси ...?

Я не отреагировала.

- Эта голая девушка в Bravo говорит, что ей нравятся собаки, красивые зубы, привлекательные парни, горящие свечи и розы. Тогда я точно понравлюсь ей, правда? У меня есть собака, красивые зубы и я привлекательный. Или нет? Свечи и розы я могу организовать, это не проблема, хотя я ненавижу свечи, но ведь есть эти искусственные свечи из продажи по телевизору, их тоже можно взять ...

Я только фыркнула.

- Но если хорошо об этом подумать - она мне не нравиться. Не. Я думаю, нет. Она кажется мне слишком круглой. И слишком чужой. Совершенно чужой. Совсем неинтересной. Кроме того у неё гарантированно плохой музыкальный вкус. Слушает только безвкусные песни про любовь и ...

Леандер перешёл на французский. Моё сердце бешено стучало, в то время, как я отчаянно пыталась перевести его усталый лепет. Говорил ли он ещё об этой голой девушке в Bravo? Или возможно он говорил обо мне? Или о Софи?

Но мне не удалось понять его. Слишком большой была моя усталость и слишком сильным желание спать.

Во сне я очутилась в ярко окрашенной цыганской повозке, погрузочная площадь за мной, полная голых парней и девушек, которые повесили себе на шею фотоаппараты и фотографировали друг друга, а на чёрной лошади пред козлами восседал Леандер и бросал красные розы и горящие свечи в воздух.

Глава 5. Счастливого пути!

- Люси! Пришёл твой собачий сторож!

Ладно, значит, она всё ещё была сердита. Если бы мама уже простила меня, то она крикнула бы «Пришёл собачий сторож!» или даже «Пришёл Сердан!» Или она ничего бы не кричала, а вместо этого позвала бы его наверх. Но слово «твой» прозвучало ещё более колко и неоднозначно, чем слово «собачий сторож».

Мой план отвлечь мнимой беременностью от паркура, был всё же не такой гениальный, как я себе это представляла. В краткосрочной перспективе он показал результат. Но в долгосрочной, он не смог ничего улучшить. Наоборот: мои отношения с родителями были совершенно испорчены. Кроме того для них не имело значения, что я вовсе не была беременна и в первую очередь ничего такого не сделала, из-за чего можно было бы залететь. Сердан и Сеппо были оба мысленно обвинёнными сообщниками, потому что заманили меня далеко от добродетельного пути. Но самую большую вину несла в глазах моих родителей я, потому что последовала за ними. Все мои попытки объясниться и защититься провалились. По словам мамы и папы: Так как я все прошедшие недели и месяцы сплошь обманывала, то мне всё равно нельзя было верить. Ко мне каждую секунду проявляли сосредоточенное недоверие.

- Он может подняться на верх! - крикнула я в ответ, после того, как набрала побольше воздуха в лёгкие и сразу же по коридору пронёсся ответ, как слишком низко настроенная сирена.

- Для этого нет никаких причин! Спустись вниз и отнеси ему собаку! Баста!

- Ой-ой-ой-ой, - сказал Ленадер и затряс правой рукой, как будто обжёгся, чтобы потом сразу же снова закопать её в серой шерсти Могвая. Я, призывая, посмотрела на него.

- Давай, ты слышал, что она сказала.

- Даже с эхом, - подтвердил Леандер с усмешкой.

- Тогда давай, отдай мне наконец собаку! Сердан ждёт. - Я нетерпеливо пнула по спинке кровати. Ревниво я разглядывала Леандера, который сидя на полу и облокотившись о стену, прижимал животом к своей груди от наслаждения говеющего Могвая. Обеими руками он проводил справа и слева вдоль позвоночника по его кривой, напряжённой спине. Мне Могвай не позволял так его гладить. Я могла считать себя счастливой, если мне было позволено дольше, чем одну минуту чесать у него за ухом. Но благосклонностью Леандера он явно наслаждался.

Он больше не шевелился, а его головка тяжело и расслабленно свисала с плеча Леандера.

Мне было совсем не просто, оставлять собаку на Сердана, но был предсказан период жары, а Могвай не мог выносить жару.

Я не могла ожидать от него, что он будет проводить весь день в душной цыганской повозке, а для того, чтобы бежать рядом с ней, он был слишком обессиленным. Могвай с самого начала принял Сердана - то, как это выглядело, Могвай был собакой любящей мужчин. А я была уверенна, что Сердан будет хорошо о нём заботится и давать ему регулярно его сердечные таблетки, которые он с недавнего времени должен был принимать.

- Кажется он уже престарелый, - пробормотал ветеринар, когда обследовал его из-за того, что тот всё-время часто и тяжело дышал. Это тоже была такая вещь, в которой я винила Леандера.

Я никогда не хотела иметь собаку, но если уж он должен был подарить мне одну, то мог бы по крайней мере выбрать щенка. Но он подарил мне деда. Ветеринар полагал, что ему как минимум двенадцать лет, если не старше. То, что Ши-тцу были долгожителями, не могло меня утешить.

- Оторвись от него, - прорычала я на Леандера. Я не любила прощаться, даже с моей собакой. Когда он не отреагировал, я протянула руки вперёд и вытащила Могвая из его нежных объятий. - Запакуй наконец наш чемодан. Это ведь не может быть настолько трудным.

Я обнаружила, что говорю уже почти также, как мама. Но для этого были все основания.

На протяжении часов Леандер уже спорил сам с собой и раздумывал, что же ему может понадобиться в отпуске во Франции. Так как я точно не могла взять с собой два чемодана, нам пришлось впихивать наши манатки в один. Глупо было то, что Леандер любил читать - в противоположность мне, а его «одолженные» книги были чрезвычайно тяжёлыми и занимали слишком много места. Может быть, я смогу его после уговорить взять стопку его прочитанных Bravo, и он откажется от бульварных романов.

С Могваем на руках и мешком собачьего корма на плече я спустилась вниз по лестнице. Сердан ждал на улице, подстерегаемый папой, который неуклюже приклеивал табличку к витрине нашего похоронного бюро.

Она объявляла серьёзными чёрными буквами, что Хериберт Моргенрот из-за неотложных, накопившихся ремонтных работ, в виде исключения находится в производственном отпуске и в чрезвычайных ситуациях до него можно дозвониться по мобильному. Номер мобильного образовывал в бесконечном квадрате рамку таблички. Из-за этой истории с мобильным мама и папа ругались на протяжении всего завтрака.

Мама высказала мнение, что это абсолютно бессмысленно, давать номер мобильного, так как мы будем ехать на повозке, запряжённой лошадью и папа не сможет взять и быстренько сгонять на карете в Людвигсхафен, если пробьёт последний час какой-нибудь бабульки. Папа запрещал себе сразу же такие неуважительные высказывания по отношению к своим клиентам, и уже разгорелась серьёзная ссора, которая закончилась тем, что оба начали упрекать меня из-за паркура. Собственно после нашей исповеди каждая дискуссия заканчивалась этим.

Даже нормальные, мирные разговоры кончались так. Но они всё равно стали редкими.

- Привет, Сердан, - сказала я вяло и посадила Могвая на тёплый тротуар. Он сразу же начал тяжело дышать. Ещё даже не наступил полдень, а было уже давяще душно. Воздух застопорился. Я вытащила сердечные таблетки из моего кармана брюк и положила их в мешок с кормом.

- Хорошо, спасибо, - пробормотал Сердан. С осторожным взглядом на моего отца, который с нахмуренными бровями и сморщенным лбом, приклеивал ещё один кусок клеящей ленты к свой витрине, он взял корм.

- И, как там у вас? - прошептал Сердан угнетённо.

- Что же. Дерьмово, - ответила я беззвучно. - Больше чем дерьмово.

- По крайней мере, вы едите в отпуск. - Сердан отступил в сторону, так как папа внезапно решил прикрепить табличку не в середине витрины, а рядом с нами в углу.

Вместо ответа я подняла руку и сделала знак, будто хотела перерезать себе горло. Лёгкая улыбка закралась в лицо Сердана. Папа громко закашлял. Ой-ой. Нам даже нельзя улыбнуться друг другу, не то папа внезапно задохнётся.

- Ты виделась с Сеппо? - спросил Сердан. Папа громко зашуршал табличкой, но это было и не нужно, потому что я только покачала головой. С момента исповеди Сеппо как будто был проглочен пиццерией и пропал с лица земли. Наверное, в наказание ему приходилось работать сверхурочно и складывать коробки для пиццы с утра до вечера.

- У меня они забрали мопед. Хотя я как раз его только получил, - проворчал Сердан. Предложение он закончил, прочистив горло, и это показало мне, что запас его предложений на сегодняшний день был исчерпан. Хотя он и говорил больше, чем раньше, но очевидно всё ещё очень неохотно. Собственно мне это даже нравилось. Сердан говорил, если действительно у него было что сказать. И тогда это было также важно.

Сердан молча, ждал, пока я попрощалась с Могваем. Мне не нужно было говорить ему, что он должен хорошо о нём заботиться. Я знала, что он итак сделает. Когда я вставала, он засунул мне в руку записку, коснулся в приветствие лба, кивнул моему отцу, который сдвинул табличку теперь всё-таки снова в середину витрины, привязал Могвая к поводку и, не сказав больше не слова, пошёл вниз по улице.

«Тебе тоже хорошего лета, ты болван!» подумала я забавляясь. Только на тусклой, прохладной лестничной площадке я отважилась бросить взгляд на записку - в папиной фантазии, наверное, горячее, любовное письмо.

Но Сердан написал только свой номер мобильного. «На всякий случай» стояло печатными буквами внизу. Я беспомощно покачала головой. По моему опыту, ребята никогда не подходили к телефону, если им звонили. Это было бессмысленно записывать их номер или даже вносить в память телефона. Также я не посылала сообщений, как Софи.

Кроме того денег, положенных на счёт мобильного, хватит только ещё на максимум один звонок. Пожав плечами, я засунула записку в карман моих штанов. Может быть, Сердан думал, что я, время от времени, захочу узнать, как дела у Могвая. Но честно говоря, на данный момент меня больше беспокоили другие вещи.

Например, трёхчасовая поездка на машине с Леандером в нашем катафалке. Папа настоял на том, чтобы мы ехали на катафалке, и чтобы он мог находиться в полной готовности, если вдруг что-то случиться. Мне это даже подходило, потому что в катафалке было намного больше места, чем в мамином крошечном Alfa Romeo, а нам ведь всё-таки нужно было, разместить четвёртого человека, о котором никто кроме меня не знал.

Но Леандер из-за этого уже сейчас трясся как осиновый лист. Это было недопустимо, что его, Sky Patrol, повезут в машине для мёртвых. Оставаться здесь один, он тоже не хотел. В конце концов, это он выбрал и «организовал» отпуск. Он хотел вернуться снова на свою славную, старую родину. Это он себе честно заработал.

- Люси, можешь подняться сюда, пожалуйста? Мы уезжаем через полчаса, а ещё нужно уладить много вещей! - закричала мама, подчёркнуто нейтральным тоном, через всю лестничную площадку. Она абсолютно точно стояла всё это время возле окна и наблюдала за мной и Серданом.

Много вещей, которые мама упомянула были: навалиться вместе с Леандером на мой чемодан, чтобы можно было закрыть застёжки, потому что он считал, что одной книги Гарри Поттера не хватит и для уравнивания нужно было добавить Поющие в терновнике для его программы чтения; украсть из маминой аптечки валерьянку, из которой он тут же проглотил две таблетки, чтобы пережить путешествие; незаметно положить дополнительные бутерброды в пакет для дорожной закуски, чтобы насытился также и наш невидимый гость; побрызгать в катафалке освежителем воздуха, чтобы изгнать запах смерти (машина не пахла смертью, но Леандер упрямо утверждал, что ему станет плохо, если я ничего не предприму против вони); придумать сомнительные предлоги для того, чтобы переложить вещи в машине и таким образом оставить на узком заднем сиденье место для меня и Леандера.

Когда мы выехали около полудня, мы были все измученны и никто из нас не испытывал желания поговорить, даже Леандер. Он тихо сидел рядом со мной и иногда прижимал нос к своим запястьям, которые он ещё раньше, щедро намылил Armani-гелем для душа. Атмосфера была мерзкой. Мы впервые поехали в отпуск по прошествии многих лет, да если быть точной, это первый настоящий семейный отпуск, так как летние каникулы в деревне в бывшем доме бабушки Анни не считались. Но мы все состроили такое лицо, как будто ехали на погибель. И так мне это и казалось.

Поэтому я задвинула маленькие, серые шторы на моём окне, облокотвшись головой на рюкзак, закрыла глаза и всю оставшуюся поездку делала вид, будто меня здесь нет.

Глава 6. Чёрная бригада

- Эй! Не хочешь потихоньку уже выбираться оттуда? - прошипела я. Леандер только страдальчески вздохнул, но не пошевелился. Он всё ещё лежал поперёк заднего сиденья, лицо бледное как смерть, руки скрещены на животе. Постепенно я начинала за него волноваться.

- Леандер пожалуйста! Папа повезёт машину сейчас в гараж, а ты точно не хочешь провести отпуск в его автомобиле. Я думала, здесь пахнет смертью.

- Так и есть, - выдохнул Леандер с закрытыми глазами. - Я их чувствую ... я чувствую всех, кто лежал здесь внутри ...

- Ещё одна причина, чтобы выйти. У нас осталось не так много времени. – Я, проверяя, посмотрела на нашу ярко-красную повозку, которая стояла на краю большого палаточного лагеря, но не смогла обнаружить маму и папу. Зато увидела семью, которая должна будет нас сопровождать. И нашу лошадь - огромную, толстую кобылу-тяжеловоза по имени Шанталь, которая равнодушно жевала сено и до сих пор не одарила нас ни одним взглядом.

Мама долго гладила её, после того, как она была представлена нам организатором, как «une madametrès jolie (франц. милая дама)», но она даже не высунула свою огромную голову из корзины для корма. Вместо этого она громко пукнула, подняла хвост и вывалила гигантскую кучу дерьма на траву.

Папа в последний момент смог ещё отпрыгнуть в сторону, чтобы спасти свою свеже-вычищенную воском обувь. Потом, казалось мёртвый, эльзасский крестьянин показал нам, как нужно запрягать Шанталь и подбадривать её, чтобы та шла. Шанталь стояла, как памятник, глаза полузакрыты, левая, задняя нога согнута в колени, и не издавала ни звука. В лучшем случае дрожали её бока, чтобы разогнать мух. Я сомневалась, что хоть что-то в мире, заставит её идти вперёд.

Я ничего бы не имела против, если Шанталь в течение всей недели оставалась бы стоять здесь.

Потому что семья, которую прикрепили к нам и с которой мы должны будем двигаться от одного места до другого - с двумя повозками было якобы более безопасно, совсем мне не нравилась, и я была убеждена, что мама и папа чувствовали тоже самое.

Семья Хемпель состояла из худого мужчины, ещё более худой женщины и двух тощих детях, которые, не переставая, вталкивали в себя сухой хлеб и смотрели на нас своими большими глазами.

- Слабаки, - пробормотала мама уничижительно, после того, как семья Хемпель поприветствовала нас и протянула свои потные руки. Мне захотелось тут же выдернуть свою. Сеппо называл такое пожатие рук «приветствием мёртвой рыбы». Было такое чувство, будто касаешься зомби.

Но меньше всего мне нравилось то, как семья смотрела на нас и перешёптывалась. Ладно, на маме был одет невозможный наряд, в двух различных тонах розового цвета, вместе с украшенными бусинками сандалиями. А папа захотел влезть в свой «пиджак для путешествий», потому что тот стал слишком потрёпанным, чтобы одевать его в бюро, и тем более он не мог (по его мнению) принимать в нём клиентов. Маме даже пришлось нашить на локти заплатки. И всё же, для отпуска в цыганской повозке, он был совершенно не подходящим. Но папа был папой, а мама была мамой.

Одежду они, к сожалению, не умели выбирать.

Слабаки напротив были с головы до ног покрыты воздухопроницаемой одеждой от Jack-Wolfskin и на них были обуты уродливые, водонепроницаемые сандалии; у мужской части коричневые, у женской тёмно-фиолетовые. Конечно же их лошадь была более стройной, чем у нас и позволяла детям кормить себя неспелыми яблоками.

Больше всего мне хотелось спрятаться в нашей цыганской повозке, но она была настолько крошечной, и битком набитой, что мы почти не помещались туда втроём - разве что втискивались на узкие койки. По две друг над другом, справа и слева прохода.

Только когда я стояла в повозке и осматривалась, мне стало ясно, что означал этот отпуск: Я должна буду спать с моими родителями в одной комнате, в которой было меньше квадратных метров, чем в нашей ванной. Мама быстро решила, что будет спать подо мной, а папа рядом с ней, а оставшуюся верхнюю койку мы будем использовать как место для багажа для чемоданов, сумок и одежды. Для меня было загадкой, где будет ночевать Леандер. На своих душевых оргиях он тоже мог поставить крест. Душа не было, также как и туалета. Всё что цыганская повозка предлагала в области санитарии, это был химический туалет «для чрезвычайных ситуаций» и квадратная раковина, в которой можно было помыть несколько чашек. Леандер ещё горько пожалеет, что выбрал этот отпуск. Может быть, он уже это делал.

- Давай возьми себя в руки и выходи. Скоро дадут ужин и ...

- Ооооо ..., - застонал Леандер и схватился за живот. - Не хорошо. Никакого ужина. Я не только чувствую запах смерти. Я также чувствую её вкус.

Громкий грохот заставил мой взгляд снова устремиться в сторону лагеря. Наша цыганская повозка угрожающе качалась. Наверное, мама складывала вещи и заправляла койки. Папа стоял беспомощно перед козлами и пытался рассортировать кожаные ремни конской узды, в то время как дети слабаков, лица которых были покрыты красными пятнами, тащили новый груз зелёных мини яблок. Их конь, цвета ржавчины, восторженно фыркал. Всё что я до сих пор видела от Шанталь только её квадратный зад, цвета карамели.

- Мама сейчас позовёт меня. Ну что, ты хочешь остаться здесь внутри? Мне всё равно, делай что хочешь, только я должна об этом знать ...

- Что там за лошадь? - спросил Леандер слабо.

- Толстая.

- А другая семья?

- Худая. Фрахт тощих идиотов, которые ведут себя так, будто собираются взобраться на гору Эверест. - Мрачно я наблюдала за тем, как мужик-слабак, с взглядом эксперта, натягивал на козлы изолирующую прокладку. Что было так крайне необходимо при тридцати градусах жары в тени.

- С детьми? - переспросил Леандер страдальчески.

- Двумя, один уродливее другого.

Леандер ухватился за подголовник переднего сиденья, подтянулся вверх и открыл свои глаза, чтобы оценить ситуацию. Не успел он увидеть слабаков, как бросился вниз в пространство для ног.

- Преклонись, Люси! Немедленно! - Он грубо потянул меня за лодыжку.

- А что случилось?

- Преклонись, я сказал! Им нельзя увидеть, что мы разговариваем друг с другом! Сделай вид, будто ты что-то ищешь!

Я втиснулась рядом с ним в пространство для ног. Снежно-голубой глаз Леандера вспыхнул, как блуждающий огонёк.

- Кого ты имеешь в виду, говоря «им»? - захотела я узнать. - Слабаков? Они всё равно терпеть меня не могут. Пусть, если хотят, думают что я сумасшедшая. Или ты имеешь в виду маму и папу? Не переживай, они заняты повозкой.

- Нет, Люси, - выдавил из себя Леандер. - Не люди. Sky Patrol. У детей ещё есть охрана.

- Ну и что? Дома это тебя тоже не удерживает от того, чтобы делать то, что захочешь. - Я хотела снова встать, но Леандер удержал меня за плечо. У меня было такое чувство, что температура его тела стала ещё выше, чем итак уже всегда была. Ему действительно было нехорошо.

- Там снаружи не просто какие-то охранники. - Леандер понизил свой голос до предупреждающего шёпота. - Они принадлежат к Чёрной бригаде.

- Чёрной бригаде? - Теперь и я шепталась. Я ещё никогда ничего не слышала о Чёрной бригаде, но их имя не пробуждало доверия.

- Элитная труппа. Они работают в основном во Франции. Мой инструктор в Париже был членом Чёрной бригады. Они специализируются на том, чтобы защищать знаменитостей и политиков. Но прежде всего они преследуют тех Sky Patrol, которые не делают свою работу добросовестно или совершают ошибки, и выдают их штаб-квартире. - Леандер судорожно сглотнул.

И моё горло тоже сжалось.

- Значит, они преследуют охранников, таких как ты.

Он кивнул и прочистил горло, чтобы что-то сказать, но не выдавил ни звука.

- Ты их знаешь? Я имею в виду лично?

- Нет, - ответил Леандер хрипло. - Я ещё никогда их не видел. Но узнал из-за их низких последовательностей тонов и чёрного, как ночь мерцания.

- Ты думаешь, они тебя узнают? Знают кто ты такой? И что ты отказался от работы?

Леандер пожал плечами.

- Не знаю. Выглядит так, будто они были специально вызваны для этой семьи. Скорее всего, своего рода экзамен в их подготовке. Оба ещё молоды. Возможно, они ничего обо мне не знают. Но может быть и знают ... Не смотри на меня так, Люси! У меня больше нет контакта с другими охранниками, как ради Бога я должен был узнать, насколько я знаменит? Со мной ведь никто больше не разговаривает! - Теперь его голос прозвучал глубоко обиженно.

Воздух в пространстве для ног становился спёртым, а по шеи у меня стекал вниз пот. Я хотела вернуться на свежий воздух. Кроме того я слышала мамин голос звучащий через весь палаточный лагерь. Она звала меня.