Левиафан и Либерафан. Детектор патриотизма

— У меня было такое раннее стихотворение с эпиграфом из Тарковского: «Как я хотел вернуться в „довойны“ — предупредить, кого убить должны». В общем, мой лирический герой пытается открыть людям глаза 21 июня 41-го, а ему отвечают: «Мы закидаем шапками фашистов, не дав границу даже перейти». Заканчивается вещь так:

А я про двадцать миллионов шапок, Про то, что завтра грянет, промолчу. Я так скажу: «Фашист кичлив, но шаток. Одна забава русскому плечу!»

Историческое знание не спасает от ошибок сегодня. Разве украинцы не знают про «руину»? А поди ж ты…

— Мы думали, вы нам какие-то рецепты все-таки скажете…

— Рецепты выписывают врачи — у них есть две печати — круглая личная и треугольная. Вы идете с этим рецептом в аптеку, покупаете лекарство, допустим, от головной боли, а у вас высыпает роскошная сыпь по всему телу…

— Получается, что вы просто констататор, а человечество читает опусы писателей, вроде бы как бы учится, а потом опять наступает на те же самые грабли?

— Романы «Война и мир» и «Преступление и наказание» читали во всем мире. Что, после «Войны и мира» не было войн?

— Две.

— А после «Преступления и наказания» никто старушек за браслетик не убивал? Вот вам и ответ.

— Человечество не меняется.

— Да. Это и хорошо, это и плохо.

— А они поженятся? Вот тот парень, журналист, и девушка, которая парня совратила?

— Да, они поженятся, но счастья это им не принесет. В романе все очень непросто. Там довольно сложная коллизия. Когда описываются отношения между мужчиной и женщиной, важны каждый нюанс, каждая деталь. Меня, конечно, опять обвинят в том, что много эротических сцен…

— А много, да? Вы нам одну почему-то предоставили…

— Ну, хватит… а то меня запишут в «Тангейзеры»…

— В общем, надо читать… Роман «Любовь в эпоху перемен»…

Любовь МОИСЕЕВА, Александр ГАМОВ «Комсомольская правда», апрель 2015

«Журналист — это человек, который умеет чувствовать проблемы и боли общества»

Главный редактор «Литературной газеты», известный писатель, журналист, драматург Юрий Поляков в эксклюзивном интервью «Самарским известиям» рассказал о том, какими качествами должен обладать человек, чтобы стать главным редактором издания, когда ждать выхода в свет его нового романа, а также дал напутствие начинающим журналистам. Юрия Михайловича мы застали за работой, но, тем не менее, он согласился уделить нам немного времени для беседы.

— Сейчас многие газеты испытывают финансовые трудности. Например, недавно прошла информация о том, что печатная версия «Новой газеты» может уйти в небытие. Как чувствует себя в кризис «Литературная газета»? Не повлиял ли он на тираж: издания?

— Конечно, кризис повлиял и на «Литературную газету», тираж у нас несколько снизился. Кроме того, идет естественный процесс смены читательских поколений, и среди них становится все больше тех, для кого комфортно знакомиться с газетой на сайте. Это тоже влияет на бумажный тираж. Хотя у нас пока изменения некритичные, потери составляют порядка 10-15% от того тиража, который был года 3-4 назад. Есть еще один момент. Сейчас прежде всего страдают издания, которые привыкли выживать не за счет самоокупаемости, каких-то творческих проектов, а за счет постоянной финансовой ренты, в частности, от различного рода зарубежных фондов. Поскольку эти источники обмелели в связи геополитическим обострением и падением акций, иным изданиям стало просто не на что жить. Нечто подобное мы уже наблюдали лет 15 назад, когда либеральные «толстые» литературные журналы, процветавшие за счет фонда Сороса, вдруг в один день сразу обнищали, потому что он закрыл программу поддержки. Мы не получали денег ни от Сороса, ни от каких-то коммерческих, общественных организаций, даже от Агентства по печати, от имени государства, поддерживающего различного рода издания, мало что поимели. Мы привыкли выживать самостоятельно, хотя культурологическое издание на самоокупаемости — чушь. Посадите на самоокупаемость Третьяковку — и билет туда будет стоить ползарплаты.

— Если коротко: как проходят Ваши редакторские будни? По какому принципу Вы планируете текущий номер, будущие номера?

— Будущие номера планируются во всех газетах одинаково. Существуют планы отделов, которые ведут какие-либо направления. Они накапливают материалы, заявляют их в секретариат. Потом проходит предварительное обсуждение номера. В понедельник мы обсуждаем план предстоящего номера. В среду утверждаем этот план с поправкой на какие-то текущие события, какие-то пришедшие материалы. В пятницу, когда верстается номер, еще раз проводится короткое совещание, на котором снимаются текущие вопросы и что-то оперативно вставляется.

— То есть, макет номера — это не догма, и туда можно даже в последний момент внести какие-то поправки?

— Конечно! Например, в понедельник, в день, когда номер практически готов, и остается добавить какие-то мелочи, один наш автор принес короткое письмо к чиновникам, от которых зависит прокат фильмов о войне. Мы тут же это поставили в номер. В таких ситуациях мы всегда идем навстречу. Тем более при компьютерной верстке это сделать гораздо проще. Хотя я работал и тогда, когда был металлический набор, и если вдруг что-то надо было срочно поменять, это все делалось тоже быстро, по отработанной методике. Также в то время существовала должность уполномоченного Главлита, цензора, который мог снять любой материал, если он в нем обнаруживал что-то несоответствующее правилам охраны государственных тайн, материал снимался фактически в день подписания номера в печать и быстро заменялся другим. Сейчас цензоров нет, точнее они сидят в других местах, в частности, в мозгах и кошельках самих журналистов. Для оперативной переверстки существует фонд так называемых «заиксованных» материалов, из которого всегда можно взять примерно такой же по объему текст, чтобы его поставить, сильно не сокращая.

— Юрий Михайлович, это вы упомянули сейчас Вашу работу в газете «Московский литератор»?

— Да, я работал в газете «Московский литератор».

— Расскажите, пожалуйста, об этом периоде Вашей жизни: я нигде не нашла никакой информации. Вы пришли туда как поэт, а впоследствии стали работать журналистом? Как Вы стали главным редактором этого издания?

— Действительно, надо бы написать какой-нибудь мемуарчик на эту тему… Вы мне подсказали. Я пришел туда работать в 1978 году, когда решили возобновить выпуск газеты, закрытой на какое-то время по политическим соображениям. Наверху заподозрили, что в писательской среде «оттепель» может обернуться слякотью. К тому времени я был уже заметный в своем поколении поэт, но это же не профессия, это жанр, в котором ты работаешь как литератор, а по большому счету — особое мировосприятие. Литератор широкого профиля может работать в качестве кого угодно. Поэтому писателю овладеть жанрами журналистики совсем нетрудно. Поверьте, гораздо проще, чем журналисту овладеть писательским ремеслом. Сначала я был корреспондентом, потом я стал ответственным секретарем, и в 1981 году меня назначили главным редактором «Московского литератора». Тогда я стал чуть ли не самым молодым главным редактором: мне было всего 26 лет. Несмотря на то, что газета имела статус внутреннего издания, ее значение в культурной жизни было гораздо выше любой «многотиражки», — она оказалась на острие сложнейших идейных конфликтов того времени. Кстати, именно в «Московском литераторе» впервые, в начале 1979-го года, был напечатан материал об альманахе «Метрополь», а уже потом появились статьи в «Литературной газете». Конечно, этот период дал мне большой опыт: после того, как ты пробыл главным редактором даже небольшого издания, уже можно работать где угодно. «Московским литератором» я руководил до 1984 года.

— Я думала, Вы были главным редактором до 1986 года…

— Вы-то откуда знаете? Да, была история: я ушел из МЛ в журнал «Смена», стал членом редколлегии, заведующим отделом культуры. Но очень скоро поссорился с главным редактором Альбертом Лихановым, который стал индивидуальным предпринимателем на комсомольской ниве задолго до перестройки. Из «Смены» я ушел на «вольные хлеба», как это тогда называлось. Я уже был членом Союза писателей и отправился домой писать книжки. Но вскоре скоропостижно скончался поэт Владимир Шленский, который сменил меня на посту главного редактора МЛ, и меня попросили вернуться. Я вернулся и проработал чуть больше года, готовя себе смену, и уже в 1986 году ушел окончательно, и не работал ни в газетах, ни в журналах вплоть до 2001 года, когда меня пригласили в «Литературную газету».

— В следующем году исполняется 15 лет, как Вы возглавили «Литературную газету». Понятно, что это не монархия, но… если бы Вы вдруг задумали уйти с поста главного редактора, задумывались ли Вы о преемнике, о том, кому бы Вы могли делегировать полномочия по управлению таким изданием, как «ЛГ»? На Ваш взгляд, есть ли в России такой человек?

— Вот это очень серьезная проблема. Потому что главный редактор — как раз почти монарх, именно от него зависит курс газеты. Честно говоря, я уже несколько раз порывался уйти, но все упирается, конечно, в преемника. Проблема в том, что «Литературную газету» обязательно должен возглавлять писатель. Когда ее возглавляли писатели — такие, как Константин Симонов, Всеволод Кочетов, Сергей Смирнов, Александр Чаковский, был расцвет. «Литературную газету» и затеяли писатели — Пушкин с Дельвигом, это базовая традиция. Был период, когда ее возглавляли журналисты, с того момента, когда А. Яковлев выгнал Александра Чаковского — и до 2001 года. Они довели газету до того, что ее тираж составлял 20 тысяч экземпляров (при прежнем — в 6,5 млн!). Даже при тогдашнем глобальном обрушении тиражей — это была катастрофа. Поэтому проблема в том, чтобы найти писателя, но с журналистским опытом. Учиться на ходу — это не совсем правильно. Кроме того, этот писатель не должен придерживаться крайних взглядов. Газета, отражающая интересы одного крута лиц, всегда быстро теряет читателей, поэтому редактор должен быть «плюралистом». Он может быть, если хотите, в меру завистливым. Писатели другими не бывают. Но важно, чтобы эта зависть не переходила в воинствующий субъективизм, когда все остальные — плохие, а те, что тебе нравятся, — хорошие, независимо от того, что они пишут. Также важно, чтобы это был человек с принципами, а не приспособленец, который в зависимости от кремлевских сквозняков меняет свою точку зрения. Оглядевшись, понимаешь, не так уж и много людей, кому можно вверить ЛГ. Одни слишком стары, другие — слишком молоды и не имеют для этого ни человеческого, ни профессионального опыта. Ищем. В итоге, как обычно, скипетр упадет в случайные руки…

— Юрий Михайлович, прочитала отрывок из Вашего нового романа «Любовь в эпоху перемен», который опубликован в «Литературной газете», и создалось впечатление, что образ строгого главного редактора Вы писали с себя… Возможно, я ошибаюсь? А кто они, прототипы Ваших героев? Ваши друзья? Политики? Кто-то еще?

— Это не совсем так. Естественно, какой-то свой опыт я туда заложил, потому что невозможно писать героя, не пользуясь личными мотивами. Но главный редактор газеты «Мир и мы», наоборот, мой антипод. Роман — история человека, который сделал ставку на либеральные ценности в нашем, российском понимании. Я подробно описываю журналистскую жизнь. Думаю, этот роман вызовет большой скандал: уж очень много скелетов в шкафу отечественной журналистики, и я их перетряхнул. Ждать осталось недолго — роман должен выйти уже летом. А сейчас выйдет фрагмент этого романа в «Московском комсомольце».

— Вы как-то сказали в одном интервью, что писать о современном периоде не хотите, иначе это будет смахивать на сюжет «Ералаша», в котором мальчика звали играть в хоккей, и пока он собирался, наступило лето. «Любовь в эпоху перемен», по Вашему замыслу, охватывает две эпохи — перестроечный период и наши дни. Легко ли Вам было решиться написать о современности?

— Я — современный писатель и всегда писал о том, что происходит. Конечно, прозаик всегда запаздывает, он не журналист, чтобы выдавать репортажи день в день. Но у меня главные события разворачиваются в 1988, еще полном надежд на обновление, и в 2013 г., когда отчетливо видны последствия «катастройки», прямые последствия случившегося, как писал поэт, «развязка тех легенд».

— Как Вы считаете, стоит ли сегодня выпускать так много работников СМИ?

— Мне кажется, сейчас с журналистами такая же ситуация, какая была в свое время с юристами, менеджерами и финансовыми гениями, — явное перепроизводство. Ко мне приходит молодой человек, окончивший журфак, и его надо учить, т. к. он не владеет жанрами, очень скованно пишет. У многих узкий кругозор, они плохо знают литературу, классику… Есть еще одна беда на наших журфаках: там преподают историю журналистики в либеральной версии, и о таких гениях как Катков, Суворин, Меньшиков студенты даже не имеют понятия. А глядя на иных выпускников журфака, вообще недоумеваешь, как они оказались в профессии.

— То есть, не понятно, зачем люди пошли учиться на журналиста?

— У меня однажды был забавный эпизод. Пришла устраиваться на работу девушка, и я ей предложил выполнить задание, предварительно спросив у нее, о чем бы она хотела писать. Она ответила, о кино. «Замечательно! — говорю я. — Нам нужно взять интервью у человека, который стоял у истоков советских сериалов. Он был главой объединения „ЭКРАН“ и редактором самого первого сериала, который вышел на экраны Советского Союза в 60-х годах. Вы, конечно, этого не помните, но я вам подскажу: это „Сага о Форсайтах“». Она смотрит на меня абсолютно ничего не понимающими глазами. Я спрашиваю: «А вы читали „Сагу о Форсайтах“?» — «Нет, Сага Форсайта я не читала. Он американец?» — «Подождите, а как вы оказались в журналистике?» — «Вообще-то, я специалист по кораблестроению, но нам перестали платить, и я подумала, где бы можно сейчас заработать денег, и окончила курсы журналистов».

— Как Вы считаете, а Институт журналистики и литературного творчества — не лишнее ли образовательное учреждение? Раньше этот институт сотрудничал с Вашей газетой…

— Я не знаю, кого они там выпускают, но ни один из их выпускников к нам не попал. Хотя вроде бы мы даже сидели в одном здании. По-моему, это просто курсы повышения тщеславия.

— Слышала, что Вы были рецензентом у Вашего друга, депутата Государственной думы РФ Александра Хинштейна, читали его пьесу, которую тот обещал поставить в Самарском театре драмы. Какова судьба этой работы?

— Я очень хорошо это помню. Мы с Александром Евсеевичем обсуждали его замыслы, он со мной консультировался как с драматургом, мы спорили о каких-то деталях. Насколько мне известно, эту пьесу взял в постановку московский «Театр Луны».

— То есть, до Самары эта пьеса не доедет?

— Ну, я надеюсь, что доедет. Обычно, все у нас едет из Москвы. Хотя, скажем, две мои последние пьесы сначала поставили в регионах, а только потом в Москве.

— Если мне не изменяет память, Вы были в Самаре в последний раз в 2012 году…

— Да, я приезжал на премьеру инсценировки моей повести «Работа над ошибками», поставленной в Самаре. Но, надеюсь, что в Самаре поставят что-нибудь новое из моих пьес. Например, новую, которую я назвал «Эсхатологическая комедия».

— Скажите, а как поживает ваш спектакль «Козленок в молоке»?

— И хорошо, и плохо. Плохо — потому, что закрылся театр Рубена Симонова, где он шел 16 лет на аншлагах. Поэтому сейчас в Москве я как раз веду переговоры с двумя театрами, которые хотят его поставить. Недавно состоялась премьера «Козленка в молоке» в хабаровском театре и имела феноменальный успех, город стоял на рогах. Думаю, и в Москве показ возобновится, потому что это аншлаговая пьеса.

— В прошлом году Вы принимали участие в совещании по вопросам подготовки и проведения Всероссийского фестиваля авторской песни им. В. Грушина. Благодаря большим усилиям федеральных и областных властей два противоборствующих фестиваля — Платформу и Грушинский — после многолетнего раскола удалось объединить. Однако новая концепция якобы объединенного фестиваля свидетельствует о том, что его организаторы по-прежнему не находят согласия. В этом году на Поляне планируется оставить только 6 эстрад, а формат фестиваля сделать чисто бардовским. Получается, объединение было формальным? Как, по-вашему, могут отразиться подобные изменения на самом фестивале?

— Я немножко оторвался от этого процесса с тех пор, как прошел фестиваль и не в курсе, что там происходит, но у меня тоже сложилось впечатление, что антагонизм остался. На подведении итогов была некая нервозность и несогласие с такой формой объединения. Поэтому я предположил, что этот конфликт пока окончательно не разрешен. Но новые фазы противостояния мне неизвестны. Лично я — за объединение.

— Что бы вы посоветовали молодым журналистам как напутствие в профессию?

— Прежде всего, проверить себя на профессиональную пригодность. Звучит обидно, однако ничего не поделаешь. Есть качества, без которых в профессии нельзя. Надо объективно на себя взглянуть, послушать мнение со стороны. Чувство слова, вербальный слух — они или есть, или их нет. Идти в журналистку, как и в писательство, без этих способностей — значит занять чужое место, испортить себе жизнь. Всегда будет казаться, что к тебе несправедливо относятся. Я насмотрелся на таких людей, которые решили стать журналистами, писателями, не имея способностей, — это не жизнь, а мука. Да, некоторые делают чисто организационную карьеру: я знаю главных редакторов, которые писать не умели никогда, но, на мой взгляд, это все неправильно: лучше заниматься тем, к чему у тебя есть скромные, но способности. Конечно, нужно расширять кругозор, много читать и, что самое главное, стараться понимать все направления общественной мысли, жизни. Не верьте тому, что сказал Сванидзе на последнем съезде журналистов. Я был вынужден оппонировать. Он сказал, что журналист — это синоним к слову «либерал». Ничего подобного! Это примерно то же самое, как заявить: «Хирург — тот, кто режет». А мясник? А убийца с «пером»? Журналист — это человек, который способен не только осмыслить мир, в котором живет, соотнести свое понимание с другими точками зрения, но и умеет выразить свои мысли в точном слове. Сегодня большинство журналистов косноязычно навязывают свои заблуждения читателям.

Беседовала КСЕНИЯ МАЯНОВА «Самарская правда», май 2015

На культуре народ зарабатывает Вечность

Писатель, поэт, драматург Юрий Поляков рассказал, для чего стране нужен Год литературы.

— 2015-й объявили Годом литературы, рядом война, у нас экономические проблемы, такой год действительно нужен сегодня?

— Я думаю, это замысел государственный и не случайно инициатором и главным организатором был Совет Федерации, Валентина Матвиенко. Смысл в том, чтобы подстегнуть развитие культуры, поднять духовно-нравственный градус общества. Прошел Год культуры, а следом логично посвятить последующие года другим главным видам искусства: театру, кино, изобразительному искусству, музыке…

— Думаете, будет продолжение?

— А иначе, какой смысл начинать? Что касается сложной ситуации, знаете, даже во время Великой Отечественной войны выходили толстые журналы, ставились фильмы и пьесы, печатались романы. И писатели внесли серьезный вклад в дело Победы. Я считаю, что никакие трудности не должны на культуре отражаться.

— Есть мнение, что мы такими вот годами пытаемся спасти страну от духовной деградации, которая тихо подступает все ближе и ближе, вам так не кажется?

— Культурно-духовная энтропия — это общемировой процесс, и не только у нас. В США чуть ли не четверть населения не грамотна. Тут дело в другом. Я спорил с Никитой Михалковым по этому поводу на заседании, посвященном Году культуры. Он стал иронизировать: мол, культурой надо заниматься не год, а всегда. Кто ж спорит? Но менталитет нашего народа, живущего в суровом евразийском пространстве, мобилизационный по своей природе. Это связано с циклами нашей производственной деятельности, с коротким летом, с лютыми морозами, у нас одна треть территории лежит в зоне мерзлоты. Авральная психология. Мы действительно способны собраться и за краткий отрезок времени сделать многое, в том числе и то, до чего не доходили руки. Европейская цивилизация другая, там дела делают медленно, но систематично. И если уж мы исторически так сформировались, надо этим пользоваться — сосредоточиться и решить. Помните: «Россия сосредотачивается»? И в минувший Год культуры было сделано много нужного.

— Много, но не все. Закон о Культуре, например, не принят.

— Не принят. Зато разработана государственная культурная концепция. Отказались, наконец, от бредового понимания культуры как системы «оказания культурных услуг». Почему бы тогда не считать Кремль «комбинатом политических услуг»? Затвердили ключевую роль культуры в развитии общества. Уже немало. Со времен «гайдарономики» полагали, что все зависит от финансов. Да, законы не приняты. В том числе и закон о творческий деятельности и творческих объединениях. Увы, с правовой точки зрения, Союз писателей для государства так и остался чем-то вроде общества любителей морских свинок. А ведь мы уже лет восемь как передали президенту комплект документов по этой важнейшей теме. И что? Не решены и другие задачи. Например, выступая на открытии Года культуры, я обратил внимание собравшихся на то, что у нас в половине театров вообще не идут современные отечественные пьесы. «Давайте предложим каждому театру в течение года выпустить на сцену пьесу современного автора!» Поддержали аплодисментами. И что? Сходите в московский академический театр им. Вахтангова, — узнаете!

— Это грустно. И кажется, что совсем немного на такую огромную страну ярких, молодых авторов, или появляются, но мы не узнаем о них?

— Нет, у нас есть талантливые авторы. Но как вы думаете, к какому министерству относятся писатели и книгоиздательский процесс? Правильно, к министерству связи, к агентству Роспечать. Почему? Разве писатели почтальоны? Люди, возглавляющие это агентство почти два десятилетия, плохо разбираются в литературе. Вот вопиющий пример. Все знают: мы живем в большой многонациональной стране, где от того, насколько дружны народы, во многом зависит наша общая судьба, особенно в нынешней геополитической ситуации. Национальные писатели имеют огромное влияние на свои социумы. Гамзатов, Кулиев, Тукай, Кугультинов, Карим — это символы целых национальных миров. И что? На открытии Года литературы во МХТе имени Чехова не прозвучало ни одной строчки национальных писателей России, не было названо ни одного имени. А теперь, представьте себе, что скажут якутские, татарские писатели? «Зачем нам такая Федерация, если про нас в Москве даже не вспоминают?» А ведь чем меньше народ, тем большее значение для его сохранения имеет родной язык. Как могло случиться такое? Это же прямое свидетельство вредоносной профнепригодности чиновников!

— Литература — это всегда отражение жизни. Значит такое отношение в обществе.