Усобица

Парнишка ловко принял клинок на голомень своего меча. Одновременно он попытался кольнуть в бедро Андрея зажатым в левой руке кинжалом. Тонкое острое жало клинка звякнуло о стальную бляху меховых штанов и, чуть отклонившись в сторону, рассекло кожу на ноге Андрея.

В этот момент резанский боярский сын, оказавшийся совсем рядом, махнул кривой сабелькой, и стальной клинок на удивление легко рассек кольчугу и вспорол грудную клетку вятчанина. Выпустив кинжал из рук, молодец из последних сил попытался достать Андрея рубящим ударом короткого меча, но сил нанести удар у него уже не было. Так он и упал с невыразимой тоской в голубых, словно чистое небо, глазах. На шее парня сверкнула в лучах яркого зимнего солнца витая шейная серебряная гривна. Жалко парня, так просто шейные гривны воинам не раздавали, они все еще – знак воинской доблести.

Вытащив кинжал из ноги, Андрей автоматически засунул его в кишень[21] налучья.

Вновь протрубил рог, резанцы подались в стороны, освобождая пространство. Три сотни тяжелых всадников, личная дружина резанского князя, выходила на линию атаки. Подкрепление разметало вторую и третью, последнюю линию обороны вятчан, разделив войско противника на две части.

Андрей, в сече растерявший почти всех своих людей, прорвался сквозь расстроенные ряды врагов. Коршуном налетел на отряд самострельщиков и немногочисленных лучников. Вместе с князем пробились еще несколько резанских воинов и с полдюжины его улан. Все вместе они частью посекли, а частью обратили в бегство вражеских стрелков. Те бойко удирали в сторону леса, побросав тяжелые самострелы. Уланы похватали волосяные арканы и весело принялись ловить разбегающихся стрельцов. Убежать от татар лучники не могли. Девять татар за несколько минут полонили неполных два десятка удирающих вятских стрельцов.

Из леса по татарам начали пускать стрелы засевшие в чаще лучники. По ловким всадникам они не попадали, но своими выстрелами все же не позволили татарам ловить убегающих, словно зайцы, беглецов. Уланы прекратили преследование, крепко связали пленных чембурами[22] и покидали их на снег, потом собрали бесхозные самострелы и брошенные второпях луки, расстегивая крючки, сдирали латы с убитых, заодно прибрали к рукам бугаи, кошули[23], зипуны[24], кафтаны, подбитые ватой и выполнявшие роль подлатников, обутку, малахаи и треухи, пояса, ножи и меховые штаны убитых. Рязанцы от татар не отставали, успевали собирать трофеи. Андрей уже давно не считал мародерство чем-то предосудительным. Воина кормит война.

Андрей привстал на коротких стременах, пытаясь понять, что происходит на поле боя. Битва распалась на сотни маленьких сражений, единого фронта уже не было. В центре победа была почти близка.

Можайцы получили свежее подкрепление, сумели потеснить вятчан, еще чуть-чуть, и вражеский центр дрогнет и обратится в бегство.

Прапорец Василия Дмитриевича все так же гордо реял в самой гуще сражения, но вызолоченного шелома князя Андрей не заметил. Оглядывая насколько можно поле боя, Андрей гадал, где дружина мятежного князя? Пока в битве принимали участие только вятские воины под предводительством Косого.

Вытащив левой рукой тугой лук из лубья, а правой потянувшись к колчану, Андрей, откинув крышку колчана, достал бронебойную стрелу. Миг, и стрелка ударила в спину вятского воина в пластинчатом доспехе. Первым делом он выбивал воинов в доспехах. Крестьян от воинов отличить просто. На вятских крестьянах, соблазнившихся возможностью разжиться доспехами, напялены бугаи и кошули, но топорами они машут ловко.

Пока враг не опомнился, Андрей расстрелял оба колчана, третий колчан оказался поврежденным, и все стрелы в нем перерублены. Запасной лук, притороченный к седлу, тоже можно выкинуть, он также оказался перерубленным. Андрей и не заметил, когда и чем рассекли колчан с саадашным лубьем.

Когда закончились бронебойные стрелы, в ход пошли противопехотные. Целил Андрей по ногам ближайших врагов. Раны, наносимые такими стрелами, не смертельны, но выводят противника из строя. От потери крови раненый быстро слабеет. А то и сухожилия стрела перережет, и воин падает как подкошенный. Подхватив тулы убитого резанца, Андрей неспешно расстреливал противника, словно в тире.

Все больше конных боярских детей прорывались сквозь разорванный строй противника, за ними шли пешие дружинники, сминая всех, кто еще оказывал сопротивление. Вятчане же предпочитали умереть в бою. Пешему не убежать от конного, оставалось лишь подороже продать свои жизни.

Чужие стрелы не гарантировали точной стрельбы, но это сейчас не было важным. В такой толкучке не промахнешься. Пару раз Андрей засомневался, того ли воина он подстрелил, но потом перестал об этом думать.

Андрей чуть было не проворонил момент, когда враг дрогнул и побежал. Сперва единицы, побросав топоры, щиты и мечи, стали выходить из боя и, крадучись, обходить стороной резанских бояр, расстреливающих сражавшихся вятских воев. Потом бегство стало массовым. Андрей бросил лук в налуч и схватился за саблю. Бегущие воины норовили полоснуть князя кто топором, кто мечом.

К Андрею пробились его немногие воины: Семен и Кузька с десятком холопов, пришедший в себя и вернувшийся в строй Дитрих. Второго немца не было видно, то ли сложил он голову в жаркой сече, то ли увлекся погоней вместе с остальными.

Призывно затрубил рог великого князя Резанского, и гулко забили набаты. Бояре прекратили преследование и возвращались к точке сбора, рядом со стягом резанского князя. Пешие воины, игнорируя приказ, увлеклись преследованием бегущего по направлению к своему обозу врага. Там под кронами вековых деревьев укрылись усиленные отступившими стрелками лучники из охраны обоза.

Солнце ярко освещало поле битвы, повсюду на снегу темными бугорками лежали тела убитых и раненых. Особенно много тел лежало там, где вражеские копейщики отражали конные лобовые атаки резанских бояр. Начавшийся снегопад укрывал снежным покровом мертвые тела, кружащие на ветру снежинки падали на кровавые пятна на утоптанном снегу. Холопы носились по полю, вынося раненых, своих и чужих. Все вернувшиеся из битвы бояре и боярские дети вновь подъезжали к огромным бочкам и прикладывались к ковшу.

– Ты чего не пьешь? – боярин Маслов опорожнил большущий ковш с пивом и протянул его разливающему холопу за добавкой.

– Мне хватит, – Андрей отрицательно мотнул головой.

– Пей давай, сейчас Василий главные силы в бой двинет. – Костя повторно осушил ковш и крякнул от удовольствия.

– Так разбиты его войска уже? – Андрей недоуменно уставился на друга, не понимая, отчего боярин уверен в обратном.

– Нет, это только начало, – Костя вернул ковш виночерпию. – Пошли уже, наши строятся.

Словно предчувствуя беду, а может быть, хорошо зная правила сражений, резанский князь повелел своим боярам быть готовыми к конной сшибке. Андрей вертел головой, пытаясь разглядеть, что происходит в сражении, но не видел причин для беспокойства. Противник разбит и бежит. Конница далеко обогнала пеших воинов и рассыпалась у леса, в котором засели стрельцы вятчан. Пехота растянулась по всему полю, усталость давала о себе знать, да и пешему в куяке или юшмане бежать за убегающим противником тяжеловато будет.

Бояре и боярские дети в полном доспехе становились в первую шеренгу. Многие из них повелели холопам принести кожаные ремни и накрепко привязывали себя к лошадям. Маслов, усмехаясь, поведал, что таким образом бояре пытаются защитить себя от риска быть стоптанными под копытами второй шеренги. Даже если вражеская рогатина пройдет мимо или слегка заденет по доспеху, риск вылететь из седла очень высок. Действительно, русские стремена короткие, и нужно обладать огромной ловкостью, чтобы не вылететь из седла при лобовом столкновении.

Пока бояре строились, из леса вылетела конная лава личной дружины мятежного князя, до поры до времени не принимавшая участие в битве.

Вообще-то воинов князей и бояр называли княжьим или боярским двором, но Андрею больше нравилось слово «дружина». До атакующей конницы врага версты четыре-пять. До сих пор личная дружина князя Василия не принимала участия в битве, и, вот когда победа уже была так близка, мятежный князь готов был вырвать ее из рук московского государя. Московское войско совершенно расстроилось, преследуя бегущих вятчан. Фланговый удар конницы уничтожит московское войско за считаные мгновения. Собрать воинов для отражения удара не получится, зря тревожно били набаты, отзывая войска. Войско, порядком подуставшее, не успевало собраться для отражения конной атаки противника. Андрей видел, как многие всадники поворачивали коней и спешно удирали с поля боя. Пешие воины на бегу скидывали брони, бросали щиты и мечи, пытаясь быстрее убежать, выйти из-под направления вражеского удара. Лишь немногие смельчаки собирались в небольшие отряды по десятку-другому человек, становились на пути латной конницы. Но эти островки не смогли бы остановить противника.

Снова затрубил боевой рог резанского князя, Андрей не разбирался в сигналах, но действовал, глядя на остальных бояр. Единственная сила, которая могла предотвратить катастрофу – личная дружина резанского князя и его исполненные бояре и боярские дети. Князь принял единственно правильное решение, победа или смерть – другого решения быть не могло.

Конная дружина резанского князя выстраивалась для безнадежной атаки. Костя проклинал все на свете, усаживаясь в седло. За несколько минут боярин успел объяснить другу, в какую беду они попали.

Резанские бояре и их тяжеловооруженные воины на легких и быстрых татарских лошадках, а противник – тяжелые всадники, то есть тяжеловооруженные всадники на тяжелых немецких конях. К тому же у врага преимущество, он атакует с возвышенности и в столкновении просто всей массой сметет резанскую конницу. То, что часть личной дружины резанского князя тоже сидит на тяжелых боевых конях, дела не меняло. Пять сотен всадников не смогут противостоять в лобовом столкновении почти вдвое превосходящему в численности противнику. Тут или бежать без оглядки, или умереть с честью, другого не дано. Разве если только чудо случится.

Времени взять разбег для конной сшибки оставалось в обрез. Бояре, кто мог еще держаться в седле, становились в строй.

Старый боярин Давыд Таптыков, служивший еще отцу нынешнего резанского князя, вместе с сыновьями возносил молитву Богу. Внешность боярина, чистокровного татарина, отец которого татарин Таптык в крещении названный Даниилом, перешел на службу Олегу Резанскому, мало чем отличалась от внешности остальных резанских бояр. Все они, дети, внуки и правнуки выехавших из Орды татар, верно служили своему князю.

Снова надрывно протрубил рог. Конная масса сдвинулась с места, постепенно набирая разгон, забирая влево, чтобы встретить врага в лобовой атаке. На пути конницы как на грех оказались бегущие резанцы. Бояре взяли еще чуть левее, но все равно правым своим крылом конная рать прошла железным катком по бегущим резанским воям, оставляя после себя искалеченные тела.

Громовое «Ура-ааа!» прокатилось над заснеженным полем и смешалось в тяжелом, глухом ударе страшного лобового столкновения двух конных лавин.

Андрей успел подхватить с земли бесхозную рогатину и теперь выбирал себе противника. Им оказался воин в немецкой кирасе и в остроконечном шлеме с маской медвежьей морды. Андрей чуть опустил рогатину, целя в подбородок противника, и в самый последний момент чуть опустил наконечник рогатины. Сила удара была такова, что рогатина проткнула насквозь противника, и Андрей еле-еле успел ее бросить, иначе сам бы вылетел из седла. Сзади Андрея подпирали наскочившие всадники второй шеренги.

Разгорелась рукопашная схватка: всадники кололи, рубили врага саблями, сминали доспехи и шеломы тяжелыми палицами и перначами, отовсюду слышался непрерывный лязг железа.

Боярин Маслов молодецким ударом по локти отсек обе руки боярину Васи Косого. Булатный клинок, перерубив руки и ратовище рогатины, глубоко вонзился в шею боевого скакуна.

Сенька, насадив на рогатину такого же безусого, как сам Семен, парня, левой рукой выхватил саблю и снес голову наскочившего на него всадника в вызолоченном зерцале и сверкавшем на солнце остроконечном шеломе с пышным султаном на макушке.

Звенигородский боярин, потерявший коня, стоит рядом с убитым скакуном, одним концом уперев рогатину в утрамбованный снег, другим насаживает на рогатину лошадь наскочившего на него резанца. На лицах суматошно мелькавших вокруг Андрея всадников написан был ужас дикого страха и яростного безумия. Именно этот страх заставлял воинов обеих сторон идти до конца, загоняя волны страха в дальние уголки сознания, и механически махать саблей, рубя лошадей и людей, отсекая конечности, пока чужой клинок не остановит это безумие.

Андрей старался наносить сабельные удары в голову или плечи противника. Клинок рассекал железо шеломов, головы распадались пополам, разрубленные сильнейшим ударом, клинок шел дальше, разрубая туловище. К несчастью, после особенно сильного удара, когда Андрей разрубил до седла очередного противника, клинок застрял в теле врага. Князь еле успел скинуть кожаный ремешок с кисти, оставляя саблю в теле врага. Выхватил свой любимый шестопер и снова бросился в сражение.

Всадники маневрировали, наскакивая на врага. Определить, кто свой, а кто чужой, было просто, резанцы на лицо – чистые татары. Больше сотни всадников мятежного князя смяли резанских конников и вырвались на оперативный простор, вырубая бегущих пеших воинов Можайского князя. Казалось, что поражение в битве неизбежно. Войска левого крыла и центра совершенно расстроились, правое крыло московского полка, обойдя своим левым флангом противника, прижало его к высокому берегу Каторосли, подставляя свой тыл прорвавшимся боярам Косого. Еще немного, и, вырубив резанскую конную рать, остальные всадники Василия всей мощью ударят в спину правого крыла московского войска. Легкая татарская конница бывшего татарского мурзы Абатура, а ныне резанского боярина Мефодия, не могла спасти положение. Воеводы Ивана Федоровича отчего-то не вводили в бой этот последний резерв из легкой конницы.

Снова призывно затрубил рог, и на сцене появилась личная дружина Угличского князя Дмитрия Шемяки. Воины князя всю битву просидели в засаде в небольшой лощине в четырех верстах от поля боя. Быстрым маршем преодолев это расстояние, всадники, чуть утомив коней спуском и подъемом через неглубокий овражек, вышли на линию атаки. Фланговым ударом конница Шемяки врезалась в клокотавшую и бурлящую массу рубившихся всадников, сметая на своем пути всех и вся. Те из воинов, кто рубился на фланге, услышав топот тысяч копыт, перестали убивать друг друга и брызнули в разные стороны. Воины Василия в одну сторону, резанские бояре в другую.

Таранный удар пяти сотен закованных в броню всадников ужасен. Под ударами рогатин падали свои и чужие. Впрочем, резанские бояре для воинов Шемяки своими не были. Конница Косого была в считаные мгновения смята и бросилась наутек. Совсем рядом затрубил рог, две сотни всадников Шемяки, ведомые опытным княжеским воеводой Акинфом Волынским, повернули коней, разгоняясь для удара по прорвавшимся в тыл москвичам воинам Косого, которые, разметав пешую резанскую рать, мимоходом разогнав можайцев, теперь лихо вырубали тыл московской рати.

Сам же Шемяка, вместе с родичем ярославских князей удельным князем Заозерским Дмитрием Васильевичем, бросился преследовать удирающую дружину Косого. Бегущих преследовали больше для виду.

Как только справа от преследователей появился небольшой конный отряд, набирающий разгон для удара, преследователи осадили коней и, развернув скакунов, поскакали назад, по пути перестроившись для нового флангового удара по левому крылу противника. Дружина Шемяки, усиленная дворянами князя Дмитрия Заозерского, поставила точку в этой битве, сбросив с высокого берега последних воинов, оказывающих сопротивление. Потом бояре с веселым смехом занялись расстрелом из тугих луков убегавших по глубокому снегу беглецов.

Андрей бродил по полю среди сотен неподвижных тел, которые еще совсем недавно были живыми людьми. Раненые шевелились, некоторые, несмотря на ужасные раны, пытались подняться, протягивали к Андрею руки, умоляя о помощи. Особенно ужасно выглядели рваные раны, нанесенные рогатинами. Андрея от увиденного опять начало тошнить. Уже столько раз он видел убитых и на раны успел насмотреться, но он впервые видел такое массовое побоище. Если бы не хмель в голове, то вполне можно было сойти с ума от этого кошмара. По всему полю носились обезумевшие от страха и потерявшие всадников лошади. Многие кони, получившие огромные раны, жалобно ржали, пытаясь подняться.

Татары Кулчука, для которых ужас последствий битвы был делом привычным, арканами ловили бесхозных лошадей и собирали оружие и брони убитых.

Семен с братьями, видя состояние Андрея, поспешили напоить князя вином. Зубы Андрея стучали мелкой дробью, желудок свело от рвотных спазмов. После выпитого вина Андрею немного полегчало. Братья увели князя с собой, посадив безучастного князя верхом на лошадь.

Парни сильно торопились поучаствовать в грабеже обоза, там уже вовсю хозяйничали вой московского князя. Оказалось, что двор великого князя Московского почти не участвовал в сражении, хитрый государь московский подставил под удар дружины союзных князей.

Больше всего досталось Ивану Андреевичу Можайскому. Он потерял почти две трети своих людей. В случившемся внук Дмитрия Донского виноват прежде всего сам, сколько народу загубил своей горячностью! Телохранители князя полегли все, не раз спасая молодого князя от смерти. Но молодости свойственно ошибаться. Государь московский не забыл измену князя Ивана и в этот раз просто подставил полк Можайского князя под удар латной конницы, а Иван и рад стараться заслужить прощение московского князя.

Часть воинов отлавливала в лесу вражеских стрельцов и с веселым смехом развешивала пленных на деревьях, остальные предались грабежу огромного обоза, состоящего из нескольких тысяч саней. Братья несколько раз вступали в схватки с любителями пограбить, когда москвичи пытались предъявить свои права на понравившуюся братьям добычу. То, что это москвичи, было понятно без слов, бородатые мужики вели себя наглым образом. За что и поплатились жизнями. Семен, воровато оглянувшись по сторонам, выхватил лук. Звонко тренькнула тетива, раз, другой, и нахалы распластались на снегу, суча ногами.

Пока Кузька обирал незадачливых вояк, подоспели пятеро холопов братьев, и все вместе они по-быстрому отобрали пять дюжин саней, половина которых нагружена под завязку овсом, потом холопы привели коней, торопливо впрягли лошадок в сани и погнали обоз в расположение резанского войска.

Когда братья привезли Андрея назад к его шатру, уже смеркалось. Сенька напоил господина вином, заставив залпом выпить пару литров красного вина, и уложил на расстеленный в шатре ковер, сняв с князя доспех, перевязал многочисленные раны и, укрыв шерстяными одеялами, оставил князя под охраной Анфала. Андрей, одурманенный винными парами, тотчас провалился в глубокий сон и не слышал, как победители всю ночь отмечали победу, стоя «на костях». Утром, когда Андрей проснулся и через силу позавтракал вчерашней гречневой кашей с мясом и ломтем черствого хлеба, пир все еще продолжался.

Ночью Кузька вместе с московским приказчиком активно занимались скупкой трофеев. Напряжение битвы требовало выхода, обычно вояки снимали стресс хмельными напитками. Платили за хмельное – трофеями. Торговать хмельным сразу после сражения дело выгодное. Перед шатром лежала огромная куча кольчуг, топоров, наголовий, мечей и целый ворох одежды. Меняя мед с пивом на доспех и оружие, Кузька получил в несколько раз больше трофеев, чем в бою взяли на саблю.

Семен, вернувшийся из стана москвичей, сообщил, что князя Василия Юрьевича не нашли не среди убитых и не среди раненых. Значит, он успел выйти из боя, как понял, что битва проиграна, и теперь мятежный князь уже далеко. Только какой он мятежный князь? Василий не хотел быть старшим в роду «по старине», то есть не собирался становиться великим князем. Он жаждал стать государем Московским. Парадокс заключался в том, что отец Василия, старый князь Юрий, ратовал за старину, а по старине великим князем должен был быть именно Юрий, как старший в роду Калиты. Митрополит с московскими боярами, наплевав на старину, хотели передачи власти юному Василию как наследному государю Московскому. И вот теперь, после смерти князя Юрия, московский князь стал ярым поборником «старины», а сын князя Юрия, шалопай и баламут, хотел нового порядка – передачи власти по наследству, от отца к сыну!

Посланная в погоню легкая татарская конница вернулась на второй день, татары не смогли поймать мятежного князя.

В полдень всех пленных, которых набралось изрядно, согнали на лед к большой проруби, вырубленной на середине реки. По приказу московского государя пленных вятчан утопили, всех до единого. Лютой смертью в этот день казнили почти полтысячи пленников. Обреченных на смерть мужиков подводили к проруби десятками, раненые, обмороженные вон в гордом молчании принимали смерть.

Ярославский князь Александр Федорович Брюхатый, великокняжеский наместник в Ярославле, на правах зятя великого князя Московского командовал процессом утопления пленных. Присутствующие на казни многочисленные ярославские княжата, как удельные, так и служилые, с большим удовольствием утопили бы самого Васю Косого, но были принуждены ограничиться зверским убийством его сторонников. На казни присутствовали все: удельные владетельные князья Моложские вместе с родственниками, имевшими равные права владетельных князей, но не владеющими Молотой, князья Прозоровские, Сицкие, сын удельного князя Новленского. Москва приложила немало сил, чтобы раздробить Ярославское княжество на множество уделов. Теперь все эти князья или признавали верховенство государя Московского, или же были служебными князьями, а кое-кто так вовсе служил князю Московскому боярскими сыновьями. Однако ж Ростовские и Суздальские князья со своими боярами не пришли смотреть на казнь.

С веселыми прибаутками Брюхатый подталкивал пленников к краю проруби, коля их копьем. Утопив таким образом с несколько десятков мужиков, ярославский наместник с довольным видом уселся на лавку, покрытую алым бархатом, с наслаждением наблюдая за продолжавшейся казнью. Однако настроение его быстро испортилось, ведь ни один человек не попросил пощады.

Жуткая картина казни ужасала своей бессмысленностью, но московские государи ненавидели и боялись вятских ушкуйников, которые не раз и не два грабили московские земли. Да и в ужас пришел лишь один Андрей, остальные воспринимали происходящее обыденно. Да, не повезло вятчанам, но на их месте при ином исходе битвы вполне могли оказаться москвичи с резанцами. И не знаешь, что лучше: либо быстрая смерть в проруби, либо татарская неволя. Обычно-то полон ратный продавали татарам.

Андрей, постояв на берегу еще с полчаса, не стал больше смотреть на продолжавшуюся казнь, ушел к себе в шатер и снова напился до бессознательного состояния.

Двор служилого князя за ночь увеличился на три дюжины воинов. Пленникам братья предложили нехитрый выбор: либо дать клятву верности князю и влиться в ряды славных воинов, либо их отдадут в руки московского государя.

Московский князь действовал вопреки старине, потребовав от бояр отдать ему всех пленников. Полон «по старине» принадлежал тому, кто его захватил, но разве станешь спорить с московским государем, кот-да его войска практически не понесли потери. Бояре с ворчанием отдавали пленников в руки московских воев. Сенька, шнырявший всю ночь по пьяному табору, подслушал разговор московских бояр о незавидной судьбе, ожидающей вятских пленников.

Торопливо вернувшись назад, он самовольно от лица князя предложил пленникам перейти на службу. Почти все мужики согласились, лишь четверо хмурых бородачей отказались от предложения, и утром отказники были переданы в руки москвичей.

Андрей в этой битве потерял дюжину убитыми, и тяжелораненых было больше десятка, что немудрено. Остальные вой отделались синяками и легкими ранами. В общем, маленькому войску служилого князя и боярина крупно повезло. Резанскому войску повезло куда как меньше.

Если быть честным, то лишь московское войско почти не понесло потерь, как и дружина Шемяки осталась целехонька. Московский князь сам или по совету своих ближних бояр подставил под удар дружины Можайского, Резанского и остальных князей, тем самым чуточку, но ослабил своих союзников. Резанский князь в этом кровопролитном сражении только убитыми потерял третью часть своего войска.

А лошади? Лошадей погибла тьма тьмущая, и все боевые комони. Немецкие лошадки, доставшиеся ушлым боярам в качестве трофея, радости не приносили. Бояре в Резанском княжестве к татарским лошадкам привычку имели. Обозные лошадки тоже большой ценности не представляли. Все оружие и доспехи с поля боя поделят на всех, доля резанцев будет приличная, но что толку, ведь доспехи все посечены и половина годна лишь к использованию после починки. Остальное – лом, годный лишь на тегиляи или на худой конец на гвозди или косы перековать. Свои доспехи не в лучшем состоянии.

Бояре в преследовании вятчан участия не принимали и лишились возможности захватить трофеи в личную собственность. Полон, взятый в бою, московский князь отобрал. В общем, разор один от такой войны.

Тяжелые потери, как людские, так и материальные, усиливали зависимость Резанского князя от Московского княжества, в случае конфликта с татарами только московские рати могли бы защитить резанскую землю от врага, собственных сил у Резанского князя не хватит. Еще парочка таких сражений, и резанцы навсегда смогут распрощаться с мечтами о независимости от Москвы.

Москва встретила победителей трескучими морозами. Во дворце московского князя закатили грандиозную пьянку по случаю блестящей победы. Андрей посидел пару дней на пирах, да и сказался больным. Бояре союзных князей потихоньку разъезжались. Князья же остались пировать у московского князя.

Все свободное время Андрей посвятил обучению холопов обращению с огнестрельным оружием. Захваченные в ливонском замке несколько ручниц оказались разного калибра, но стрельба велась не пулями, а дробью. От того Андрей не заморачивался. Все равно прицельная стрельба в принципе невозможна из таких стволов. В бою они эффективны лишь на короткой дистанции. И процесс заряжания весьма долог. Зато поражающая сила впечатляла. Пока и эти трофеи сгодятся. Потом под видом усовершенствования можно будет предъявить прихваченные с собой модернизированные пищали.

На стрельбах за городом застал Андрея посланник, предъявивший опознавательный знак. Прибыл он в сопровождении двух десятков дюжих монахов. Монахи статью напоминали скорее профессиональных воинов. Под широкими рясами угадывались брони.

Оставив Луку продолжать учебные стрельбы, Андрей вместе с монахами не торопясь поехал в город. В доме монах, словно хозяин, уселся в кресло Андрея и с наслаждением вытянул ноги. Попросил подать плед, лежащий на лавке. В комнате было тепло, можно сказать даже жарко, но старческие кости мерзли, и монах закутался в плед. Молчание затягивалось. Андрей не садился, ждал, что скажет посланник. Судя по тому, как вел себя монах, не последний он человек в братстве. Наконец монах заговорил:

– Удача сопутствует тебе, князь. Наслышаны мы о делах твоих. Однако ж не немцы нас заботят. И даже не Литва. Отправляйся в вотчину свою, исполчай людей. Пойдешь в степь. В вотчине тебя будет ждать проводник от татар Кичи-Мухаммеда. Татары ноне враждуют между собой. Хоть и принес хан немало горя Резанскому княжеству, поможем слабому хану одолеть сильного. Улу-Мухаммед после смерти Витовта некрепко стоит на ногах, вот мы и подтолкнем тихонечко хана в спину. Пойдешь в степь с дружком своим боярином Масловым. Князь Резанский сделает вид, что не знает о вашем походе. Ни к чему ему отношения с Махметкой портить. Да вот что еще… Литовские бояре с вами пойдут.

– Литовские бояре? – удивленно переспросил Андрей.

– Что тебя так удивляет? – не понял причину удивления собеседника монах.

– Так мы Литву воевали… – привел аргумент князь.

– Не Литву, а врагов веры нашей. А вера у нас одна по всей Руси, – поправил Андрея святой отец.

– Я понял, понял. Сделаем в лучшем виде. А если царь в поход на Русь в отместку двинет?

– Для того и идете, чтобы не с кем ему было в поход идти. И было чем заняться хану. Пускай соперников своих присмиряет. А на Русь он придет… Только вот кем? Царем татарским или просителем, равным московскому князю? Сие от тебя зависит.

– Я бумаги в ливонском замке прибрал, – сменил тему разговора Андрей, доставая из-под лавки сундучок с грамотами и водружая его на стол. – Там полно всяких писем.

– Посмотрим, что за письма… – посланец с интересом рассматривал грамоты, ничуть не смущаясь того, что многие из них писаны на латыни. – А пока вели обоз снаряжать, что положено, грузи в возки. Заберем все сразу. Иди, распорядись, я пока на письма гляну, – отдав распоряжение, монах словно забыл о существовании Андрея, продолжая изучать переписку покойного барона.

Андрей понял, что скучать не придется. Впереди его ждал поход на татар. И очень интересный поход, судя по его предполагаемым участникам. Некая коалиция княжеств. Только отчего-то без самих князей. Те, по старой привычке, гнули выю перед ордынским царем. С детства воспитывались князья в беспрекословном подчинении ордынскому царю. Пойти против царя и даже помыслить противу него, князья не могли. Бояре – другое дело. Для русских бояр слабеющая Орда – источник дохода.

Поход Дмитрия Донского не исключение. Противником князя Дмитрия был не царь, а узурпатор. А легитимный царь потому и пошел потом на Дмитрия, чтобы хан московского улуса лишнего не подумал и не возомнил себя невесть кем. Соблазн самому стать царем у Дмитрия определенно присутствовал, но сюзерен напомнил вассалу, кто есть кто в Орде. Силы пока еще оставались неравны. Но это пока…

Глава 3

Новенькие, добротно сработанные ворота монастыря давно заперты, а пономарь уже получил благословение игумена на службу. Еще совсем не старый, широкоплечий монах с изувеченным шрамами лицом торопливо поднимался по скрипучим ступенькам на звонницу. Вскоре звуки деревянного «била» оповестили монастырскую братию о службе[25]. По прошествии небольшого промежутка времени, достаточного, чтобы дюжину раз прочитать псалом, вновь раздался густой мелодичный звон. На сей раз железного била. Услышав благовест, братия побросала все свои дела. Словно на пожар, монахи спешили на службу, но жизнь в монастыре, несмотря на урочное время, не замирает ни на секунду. Большой и широкий монастырский двор освещается ярким светом множества полыхающих костров. То и дело по двору снуют крестьяне из соседних и дальних деревень, приехавшие в монастырь засветло и оставшиеся в нем на ночь. Пищу и ночлег здесь предоставляли всем нуждающимся, а поработать на нужды братии – личное дело каждого. Тех, кто проводил время праздно, не наблюдалось, все крестьяне нашли себе дело по силам.

Огромное количество народу на монастырских землях – обычное дело. Монастыри на Руси издавна пользуются старинным правом «называть» крестьян из других земель. Это в боярских и княжеских вотчинах народу хрен да маленько, а монастырские земли буквально кишмя кишели народом.

Игнатка, невысокий крестьянин средних лет, из монастырских старожильцев, по случаю вырядившийся в справную, покрытую дорогой немецкой тканью шубу из овчины, в новеньком, подбитом лисьим мехом войлочном колпаке, нахлобученном на голову по самые брови, и в новеньких валенках на натруженных ногах, бодро шагал по укатанной дороге.

Выехав со двора еще рано утром, он отмахал до наступления темноты двадцать верст, до монастыря оставалось совсем немного – верст пятнадцать с хвостиком, но по темноте легко заплутать и он остановился на ночевку в деревеньке, где нашли приют еще несколько путешественников-богомольцев и большой санный обоз незнакомого ему боярина.

В тесноте, да не в обиде. Место для ночлега нашлось для всех путников. Рано утром, наскоро позавтракав кашей с квасом и расплатившись с хозяином двора парой медных монеток, Игнат поспешил в дорогу, торопясь попасть в монастырь засветло. Жалея свою лучшую лошадь, крестьянин всю дорогу шел рядом с тяжело груженными санями, изредка разговаривая с каурой кобылой о крестьянской доле и о своем житье-бытье в последние годы. А жил Игнат хорошо, грех на судьбу жаловаться, просторная изба с двумя клетями, крепкое хозяйство: кобылка савраса лонская, да еще две кобылки: гнедая и каурая, да жеребчик вороной, корова пестрая большая, опять же – две коровы: черная и бурая, да вол бурый, да еще другой черный. Овец, почитай, три десятка, да порося еще есть. Большое хозяйство у Игната.

Землицы они с женой и двумя наймитами поднимали, почитай, шесть десятков четей. Имелся огородец капустный, да еще другой вполовину.

Урожай ноне был отменный, особенно уродилась дикуша[26] и овес. Игнат посеял по весне четыре бочки овса, а собрал в десять раз больше! По осени хитрый крестьянин продавать урожай не торопился, ждал настоящую цену, и вот время пришло, цена на овес поднялась почти в половину, и дикуша в цене ноне.

Идти было ходко, снегопада не было уже пару дней, чему Игнатка очень и очень рад. Иначе застрял бы в дороге на лишние сутки, а то и двое, а так за два дня он добрался до монастыря, где собирался продать излишки овса и три сорока белок. Младшенький сынишка подрос и теперь промышлял охотой на белку, все подспорье семье. С взрослыми охотниками пареньку не тягаться, но две дюжины белок за день парень промышлял. Белка – это те же деньги. А серебро Игнату очень нужно.

Монастырь вдруг, ни с того ни сего, потребовал от своих крестьян уплатить оброк серебром. Не весь, конечно, только часть малую, но все же…. Приходилось теперь выкручиваться, продавать излишки. Странствующие торговцы серебра не имели, все больше меной занимались, а за серебром надобно ехать далеко, в город, овчинка выделки не стоила. Зато монастырь близко и, купчины монастырские[27] завсегда платят монетой.

Была у Игната еще одна причина иметь дела с братией. Собрался он заняться торговлей, для чего отдал в монастырь своего старшего сына Савку, на которого возлагал большие надежды. Обучение грамоте: счету и письму – великое дело, без хитрой науки стать купцом нереально. А среди монашеской братии много грамотных, повидавших мир монахов. Это иноки, некогда носившие в миру громкие княжеские имена, старшие или младшие дети из древних боярских родов, купцы, ушедшие на покой, просто воины, на старости лет замаливавшие грехи тяжкие. Среди монахов еще можно встретить старцев, некогда рубившихся вместе с князем Дмитрием с полчищами Мамая на Куликовом поле, и удалых разбойников, в свое время гульнувших по Волге и не раз бравших на щит столицу Орды. Все они нашли тут покой и – у каждого своя дорога, свой путь к Богу.

Еще для купецкого дела требуется знание чужих языков. По-татарски на Руси все мало-мало говорили, но что ты за купец, если прочих языков не знаешь! Значит, не уважаешь гостей дальних. После монахов и князей торговые гости – самые образованные люди на Руси. Могут и с немцами пообщаться на родном для них языке, с ромеями – по-гречески, с фрягами – на их языке, а уж язык тазиков сам бог велел знать. В монастыре учили детишек абсолютно бесплатно. От дедов повелось, что образование народное возложено на церковь, за то она многие льготы имеет. Родители сами решали, давать ли монастырю что-либо за обучение своих детей или не давать. Большинство – жертвовали, кто чем богат: кто рыбы привезет, кто жита, кто меду. Кто победнее, те помогали братии по хозяйству. Еще мальцов, не всех, конечно, но способных, обучали воинскому делу. Торговля – дело такое… порою приходится саблей размахивать не по-детски. Среди братии монастырской – много настоящих воинов.

Ветераны многих битв и сражений учат мальцов держать саблю в руках и метко стрелять из лука. Лишь прошлой весной братия схоронила старика, лишившего жизни царя ордынского и ушедшего в монастырь замаливать грех. Тогда у еще совсем молодого московского парня рука не дрогнула. Полчища Мамая сломя голову бежали с поля брани, десяток русских воинов догнали нескольких безлошадных беглецов, среди которых оказался сам ордынский царь. Этот испуганно жавшийся за спины телохранителей монарх предлагал злато-серебро за свою жизнь, но у каждого своя война, не нужно злато простому воину, Сергейка Филатов вспомнил, как на его глазах зарубил татарский даруга отца, и вспомнил сгинувших в татарской неволе мать и сестричку, его рука не дрогнула, опускаясь на царскую выю, и монаршая голова, хлопая ресницами, скатилась под ноги простого русского воина.

Московские набольшие бояре остались страшно недовольны убийством царя ордынского. Сергей одним молодецким ударом изменил ход истории, а ведь окажись ордынский царь в цепких руках московского государя и его набольших бояр, то все могло быть иначе. Бояре осерчали, чуть было в сердцах, не зарубили парня, но смирились, победа досталась дорогой ценой, нашлись у бояр дела поважнее. Предпочли забыть о царе и его убийце, раз уж наказать парня не посмели – убийство царя вообще-то каралось смертью. Вот ведь парадокс – воевать с царем можно, а убивать – ну никак нельзя, потому что царь – особа священная. Монахи от греха подальше спрятали парня от мира. Так и прожил Сергейка всю жизнь в монастыре, обучая особых монахов воинскому мастерству.

Пока Игнат распрягал своего тяжеловоза, с нежностью ухаживая за кобылкой, заботливо укрывая ее куском дерюги, моментально стемнело. Крестьянин подозвал малолетнего пацана в стареньком заячьем полушубке с чужого плеча. Паренек осторожно подошел к старшему и неожиданно свалился в снег, запутавшись в длинных полах нагольного полушубка. Дети крестьян своей верхней одежды не имели, носили одежку отца-матери.

– Как звать-то тебя? – обратился Игнат к пацану.