Услышать тебя...

— Неужели не видишь? — сказала мать. — Обыкно­венная бездомная дворняга. Все ребра можно пересчи­тать. Где ты ее только подобрал?

— Собак ведь не едят, — сообразил Валерка. — Пусть живет.

— Я думаю, это помесь лайки с овчаркой, — сказал Сергей.

Собака подвигала ушами и вдруг два раза кивнула, будто подтверждая сказанное.

— Вы видели, она кивнула головой! — засмеялся Генка. — Сережа, можно я поглажу?

— А потом я, — с опаской протянул руку Валерка. Кудрявые светлые волосы на его голове сияли.

Собака внимательно посмотрела на Генку, потом на Валерку и улыбнулась. Приподняв сбоку мягкие черные губы, показала ослепительные клыки.

— Да, действительно, пес с юмором, — сказал отец.

— Над нами смеется, — ввернула мать.— Дескать, принимайте, люди добрые, еще одного нахлебника... Он ведь, наверное, прорву сожрет?

— Сереж, он будет меня защищать? — спросил Ген­ка.—Я тут вчера с Гришкой подрался... — и прикусил язык, взглянув на мать. — Не то чтоб подрался, а так, поборолись. ..

— Вот, значит, кто тебе новую рубаху на груди рас­садил, — покачала головой мать.

— Он пока будет жить в сарае, — сказал Сергей.— Генка, когда меня не будет дома, ты его...

— Ему надо уроки учить, а не с собакой возиться,— перебила мать.

— Я буду за ним ухаживать, — объявил Валерка.

— Я не испытываю особой любви к собакам, — ска­зал отец, — но раз уж пес здесь, о чем еще говорить?

— Вам-то что, — сказала мать. — Ты опять на два месяца уедешь прокладывать эту ветку, Сережка в ко­мандировку укатит, а с собакой возиться буду я.., Как хоть звать-то его?

— Дружок.

— Небось голодный? — посмотрела мать на Друж­ка.—Генка, там на полке синяя эмалированная миска с погнутым краем. Вылей в нее оставшийся в кастрюле суп... Или ладно, знаю я тебя, растяпу, лучше уж сама.

— Мам, я ему туда хлеба покрошу! — обрадовался Валерка. Он тоже понял, что собака остается.

 Когда мать ушла, отец вытащил папиросы, закурил.

— У него хозяина не было? — спросил он.

— По-моему, этот пес сам выбирает себе хозяина,— сказал Сергей. — Я спрашивал, никто не знает в Кунье, откуда он взялся. Появился месяц назад, худой, ощети­нившийся. Ни разу ничего ни у кого не украл, не попро­шайничал. Днем слонялся по поселку. Причем не у каж­дого брал еду. У старушки одной и у официантки из чай­ной. Ночью ходил спать в лес. Один мужик как-то привязал его веревкой. Утром вышел во двор: веревка оборвана, а собаки нет... А мы с ним сразу подружились. Надо полагать, ни разу не ездил на мотоцикле, а только поманил — прыг на бензобак!

— Не покусал бы он кого... Теперь насчет этого строго. Наверное, надо у ветеринара зарегистрировать, ошейник купить?

— Завтра, — сказал Сергей.

— И все-таки, парень, чудной ты... Садишься на мо­тоцикл, мчишься куда-то и привозишь бездомную соба­ку. На кой черт она тебе понадобилась?

— Собака — друг человека, — улыбнулся Сергей.

— Тебе смешно, — нахмурился отец, — а матери но­га я забота.

— Вот увидишь, она полюбит Дружка.

— Ты тут теперь за старшего, — сказал отец. — Сам понимаешь, с такой оравой матери трудно. А тут —соба­ка!—Он сбоку взглянул на сына: —А может, мне его

с собой захватить? Там, в лесу, ему будет вольготно, да и нам веселее.

— Не поедет он с тобой, — убежденно сказал Сер­гей. — Говорю, он хозяином выбрал меня...

Дружок снова закивал головой и, подойдя к Сергею, лизнул в щеку.

 — Видишь? — улыбнулся тот и повернулся к отцу: — Когда свою ветку-то закончишь?

— Закончу эту — пошлют строить другую, — вздох­нул отец. — Уж скорее бы на пенсию, что ли? Надоело бобылем жить...

— Всегда так говоришь, — усмехнулся сын. — А по­живешь с год дома — снова тянет тебя в туманную даль. ..

— Когда помоложе были, мать со мной хоть на край света, а потом вы один за другим пошли... Теперь ей и на день ко мне не вырваться.

— Приезжай почаще, — посоветовал Сергей.

— Это сейчас близко, а как под Мурманск по­шлют? — задумчиво произнес отец. И, спохватившись, взглянул на сына: — Не говори пока матери... А то из дома прогонит!

— Вот ты говоришь, я старший, — сказал Сергей.— Не век же мне жить в родительском доме? ..

— Уж не жениться ли собрался? — покосился на него отец.

— Чем черт не шутит... — улыбнулся Сергей.

— Черт-то, может, и шутит, — затоптав окурок, ска­зал отец. — А ты с этим делом лучше не шути.

— Ты что, против? — удивленно взглянул на него сын.

— Ты меня не понял, — мягко ответил отец. — Же­нись, если это серьезно. Если веришь, что это надолго. А еще лучше — навсегда.

— Да я так... — сказал Сергей. — Когда-нибудь ведь надо жениться?

— Это дело не надо торопить, — улыбнулся отец.— Грянет, как с неба гром. И никто тебя не отговорит и не удержит. ..

Мать принесла миску с похлебкой, поставила перед собакой. Дружок взглянул на Сергея, тот кивнул. Пес подошел к миске, осторожно лизнул и улегся рядом.

— Гляди, еще фокусничает!—удивилась мать.— Суп ему не нравится.

— Может, прокис? — спросил Валерка, и все опять засмеялись.

— Стесняется, — сообразил Генка. — Давайте отой­дем.

И действительно, когда все отошли к крыльцу, Дру­жок поднялся, низко опустил пушистый хвост и принял­ся лакать из миски.

— В сарае и так хлама много, — наблюдая за ним, сказала мать. — Пусть ночует в коридоре.

— Лучше в комнате, — предложил Валерка. — Тогда нас никто не украдет.

— Ты его с собой в кровать положи, —проворчала мать. — Глядишь, блохами с тобой поделится...

— Сереж, поехали на речку, помоем его с мылом? — сказал Генка.

— Заводи мотоцикл, — разрешил Сергей.

Сергей не спеша шагал по улице Ленина. Справа большие каменные дома, слева, там, где когда-то было болото, молодо зеленела тонконогая тополиная роща. От сквера тянуло горьковатым, терпким запахом и про­хладой. У тротуара стояла голубая «Волга»-такси — они недавно появились в городе, — а шофер, глядя прямо пе­ред собой, слушал приемник, и лицо у него было отсут­ствующее. Из открытых окон домов доносился взволно­ванный голос спортивного комментатора: «Наш нападаю­щий один на один с вратарем. Пора бить, почему он медлит?! Удар! Гол!» И тут, казалось, тихая улица взо­рвалась оглушительным воплем тысяч голосов. Только сейчас Сергей сообразил, почему в городе так пустынно: все сидят у приемников и телевизоров и смо­трят матч на первенство Европы. И хотя Сергей тоже бо­лел за нашу сборную, он даже не вспомнил о матче, со­бираясь на свидание с Лилей. А теперь его неудержимо потянуло к телевизору. У театра на автобусной остановке Сергей увидел Пав­ла Петровича Дадонова, который частенько бывал у них в редакции. Заведующий сектором печати обкома пар­тии нервно расхаживал по асфальтированной площадке, то и дело взглядывая на часы. Заметив Волкова, бро­сился к нему.

— Какой счет?

— Наши только что забили гол,

— Слышал, — вздохнул Дадонов.

— Чего вы не смотрите по телевизору?

— А ты чего?

— Я тут с одним человеком договорился,.

— А я встречаю с работы жену.

И тут снова громовым ударом прокатился по улице тысячеголосый вопль.

— Как назло, автобуса нет, — сказал Дадонов. — Сергей, будь друг, сбегай к кому-нибудь, узнай, какой счет? — Он снова взглянул на часы. — До конца первого тайма еще пятнадцать минут.

Сергей улыбнулся и перешел улицу. Ему и самому не терпелось узнать, как идет игра. В первой же квар­тире дома напротив дверь была распахнута. Сергей для порядка постучал, но никто даже не оглянулся. В углу у окна ярко светился экран телевизора. На экране бе­гали маленькие фигурки футболистов. В комнате было человек десять. Сидевший на диване немолодой чело­век встал, принес из смежной комнаты круглый стул и доставил перед Сергеем. Тот присел для приличия и шепотом спросил, какой счет.

— Два-два, — тоже шепотом ответил человек, не спу­ская глаз с экрана.

Сергей благодарно кивнул — человек даже не заме­тил — и на цыпочках вышел из комнаты.

На автобусной остановке ждал Дадонов. И не один. Рядом с ним стояла невысокая женщина с усталым лицом.

— Счет? — еще издали спросил Дадонов. Сергей ответил.

— Познакомься с моей женой, — спохватился Павел Петрович.

Женщина улыбнулась и протянула руку.

— Екатерина Ивановна, — сказала она. —А вас я знаю давно. По снимкам в газете.

— Пошли к нам, — пригласил Дадонов. — У меня на случай победы нашей сборной кое-что припасено...

— А если поражение? — улыбнулась Екатерина Ива­новна.

— Тьфу-тьфу!—сплюнул через плечо Павел Петро­вич.— Тогда с горя!

И хотя Сергею нравился Дадонов и жена у него, вид­но, славная, он отказался,

— Кто же в такой ответственный день назначает сви­дания! — сказал Дадонов.

Улица шумно вздохнула, набрала в легкие побольше воздуху, и.. . ничего не случилось.

— Промазал! — сказал Павел Петрович, чутко при­слушавшись.— Катя, домой! Что-то опять назревает...

Он пожал Сергею руку, обнял за плечи жену, и они ушли.

Когда Сергей добрался до гостиницы, Лили еще не было. Прислонившись к толстому клену, он не спускал глаз с двери. Вот дверь дрогнула, заскрипела, и из ве­стибюля вышел невысокий стройный человек с тонкими черными усиками и в большой ворсистой кепке. Человек в кепке пританцовывающей походкой направился в сто­рону театра. Сергей вдруг подумал, что этот человек, возможно, сидел с Лилей в ресторане за одним столом, смотрел ка нее, разговаривал. И наверняка она ему по­нравилась, а такие вот, с усиками и в кепках, очень на­стырные. Правда, он слышал, чернявым южанам больше правятся блондинки.

Лиля появилась неожиданно, остановилась, посмотрела направо-налево, увидела его и улыбнулась.

— Я смотрела футбол по телевизору... — сообщила она.—Ты знаешь, наши проигрывают.

— Куда пойдем?— спросил Сергей. — Это твой город. Веди, Сусанин!

Они пошли к площади. На улице ни души. Даже машин не видно. Хотя Сергей и был рослым парнем. Лиля на высоких пробковых каблуках казалась ненамного

ниже его. Настроение у нее было хорошее, она взяла его под руку.

— Все мужчины отчаянные болельщики, — сказала Лиля. — Я уже думала, ты не придешь.

— Я пришел бы, даже если бы случилось землетря­сение,— серьезно ответил Сергей.

Лиля сбоку взглянула на него смеющимися глазами и сжала его локоть.

— А я на такие героические поступки неспособна.

Они стояли на берегу и смотрели на речку. Сергей обнял девушку за плечи. В глянцевую неподвижность р.оды впечатались прибрежные кусты, россыпь блестя­щих звезд. Золотая лунная тропинка наискосок переки­нулась с берега на берег. В ярком свете уличного фо­наря роились ночные бабочки. На мост поднялась машина, и через речку неторопливо перебежали желтые и красные огоньки. За излучиной Дятлинки послышался гудок тепловоза. Мелодично простучали вдали по рель­сам колеса поезда.

Ветер принес запах жасмина. Совсем близко негром­ко булькал фонтан. Не сговариваясь, они пошли в парк. Выбрали скамейку, над которой сомкнулись вершины деревьев.

— Здесь как в лесу, — сказала Лиля. — И никого нет.

Она прислонилась к его плечу и, запрокинув голову, смотрела сквозь густую листву на небо, стараясь раз­глядеть хотя бы одну звезду, но звезд не было видно: лишь большие и маленькие листья.

Сергей близко-близко видел ее блестевшие глаза, по­лураскрытые губы, завиток ее волос щекотал ему под-бродок; всего чуть-чуть нужно наклониться, и их губы встретятся... Но он лишь смотрел на нее. В нем под­нималась нежность к этой девушке, и было странно, что несколько дней назад они не знали друг друга. Он еще не пытался заглянуть в себя и понять, что же произо­шло. Ему было хорошо рядом с ней, а когда он оказы­вался один, то сразу чувствовал, как не хватает ее... И не ради красного словца признался он ей, что пришел бы на свидание даже случись землетрясение. Не при­шел бы,  прибежал, хоть и земля бы под ногами колеба­лась и рушились здания. . Он совсем не знал ее. Как она жила до встречи с ним? И вообще, что она за чело­век? Нельзя сказать, что это его не интересовало, но главное — она существует на белом свете, сидит рядом, и ему хорошо с ней. Говорит она или молчит — это не имеет значения. Она существует, и он чувствует это каж­дой клеткой своего тела. Сергей как-то не задумывался о том, что такое любовь. И сейчас он не знал, любовь это или нет... Наверное, у каждого это бывает по-разному... Готовых шаблонов тут нет.

Ни с одной девушкой он еще не испытывал такого волнения, возбуждения. Мир как бы раздваивался: один — обычный, суетливый, полный забот и тревог, и второй — ни на что не похожий, в котором только он и Лиля. Вроде фотографии: отчетливый крупный план— он и Лиля... и смазанный, туманный фон — все осталь­ное.