Казахстан. Вторая страна «ядра» ЕАЭС так же, как и Белоруссия, не имеет традиций ротации власти и выстроенных для этого механизмов. Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев руководит страной с 1991 года, когда республика обрела независимость. В 2007 году парламент предоставил Назарбаеву право баллотироваться на высший государственный пост неограниченное количество раз. На последних выборах в апреле 2011 года Назарбаев одержал победу, набрав 95,55 % голосов избирателей. Следующие (внеочередные) выборы главы государства состоятся 26 апреля 2015 года. По сравнению с другими странами объединения, в Казахстане ситуация усугубляется по причине объективного старения главы государства. Так, президенту Казахстана Нурсултану Назарбаеву в июле 2015 года исполнится 75 лет.
Казахстанская оппозиция, выступая против политики Назарбаева, подвергает критике и участие страны в евразийской интеграции. Требование оппозиции заключается в проведении всенародного референдума по вопросам участия страны в ТС и ЕАЭС. Нужно отметить, что активизация идеи «русского мира», ситуация на Украине вызывают достаточное беспокойство у казахстанских элит.
На настоящий момент в Казахстане нет ясности в вопросе преемника, однако ведется достаточно открытый диалог и России следует поддержать кандидатуру, которую предложит Назарбаев.
В целом, на внешне стабильном фоне стран можно говорить о нарастающей турбулентности политической среды. Приход к власти нового поколения политических лидеров может кардинально изменить внешнеполитические ориентации стран евразийского пространства.
Соответственно, для минимизации рисков, вызванных фактором личностной обусловленности интеграции, необходимо проводить системную и последовательную работу с общественными институтами, элитами, экспертным сообществом стран объединения. Важно активизировать политику «мягкой силы» в сфере образования и осуществлять подготовку управленческих кадров, понимающих цели, задачи и выгоды от евразийской интеграции.
Свободное перемещение рабочей силы является одной из базовых основ евразийской интеграции. Так, согласно концепции «четырех свобод», страны объединения обеспечивают на своей территории свободное передвижение товаров, капиталов, рабочей силы и услуг.
Обеспечение свободы передвижения рабочей силы приносит относительные выгоды работодателям и иностранным работникам, но усиливает риски социального недовольства в странах-акцепторах трудовой миграции. На настоящее время Россия является основной «принимающей стороной» трудовых мигрантов из стран постсоветского пространства. Второй наиболее популярной для миграции страной является Казахстан. При этом, Россия занимает первое место по абсолютному количеству трудовых мигрантов, а Казахстан является лидером по количеству прибывающих мигрантов на душу населения.
Формирование Единого экономического пространства России, Белоруссии и Казахстана не оказало для российского рынка труда ощутимого воздействия. Во-первых, Казахстан, будучи страной с относительно благоприятными экономическими условиями, может самостоятельно предоставить широкие трудовые возможности для своих граждан. Во-вторых, граждане Белоруссии в рамках Союзного государства и ранее пользовались правом свободного трудоустройства в Российской Федерации. В совокупности Белоруссия и Казахстан поставляют в Россию примерно 300 тыс. трудовых мигрантов в год, что составляет менее одной десятой трудовой иммиграции из СНГ.
Гораздо более ощутимым для российского рынка труда может стать участие в ЕАЭС Армении, Кыргызстана и в перспективе Таджикистана. Так, согласно расчетам Евразийского банка развития, число легальных трудовых мигрантов из Кыргызстана может вырасти на 360 тыс. человек, из Таджикистана – на 890 тыс. человек22.
В настоящее время девальвация рубля и общее ухудшение экономической обстановки стали причиной масштабного оттока трудовых мигрантов из России23. Соответственно, несмотря на вступление в силу Договора о ЕАЭС, эффекты на рынке труда в полной мере еще не проявились24.
Очевидно, что с постепенным возвращением российской экономики в стабильное русло количество пребывающих мигрантов будет расти. Последнее может стать причиной возникновения социальной напряженности на почве ксенофобии и межэтнических конфликтов. Согласно исследованиям «Левада-Центра» в июле 2014 года, 38 % граждан выступают за то, чтобы ограничить проживание в России выходцев с Кавказа, 33 % – бывших центрально-азиатских республик СССР. 64 % респондентов считают, что надо выдворять из России нелегальных мигрантов из стран ближнего зарубежья. Наиболее показательным выглядит то, что 76 % респондентов считают нужной жесткую административную политику, которая бы способствовала сокращению притока мигрантов25.
Нужно отметить, что Договор о Евразийском экономическом союзе предусматривает применение государствами-членами национального режима в области социального обеспечения, в том числе медицинского обслуживания. Это означает, что социальное обеспечение мигрантов из ЕАЭС и их семей будет осуществляться на тех же условиях и в том же порядке, что и для граждан государства трудоустройства. Для детей трудовых мигрантов из стран ЕАЭС открывается право к бесплатному посещению детских садов и школ. Обеспечение социальными благами мигрантов в российском обществе может стать серьезной мишенью для критики.
Если отмеченные риски в основном связаны с реакцией российского общества на увеличение количества мигрантов, то другой угрозой для интеграционных процессов может стать боязнь утраты суверенитета и национализм в Казахстане и Белоруссии.
Украинские события и степень участия в них России серьезно актуализировали страхи и недоверие в соседних странах. Например, в Белоруссии власти не препятствовали оппозиции провести мероприятия в честь 500-летия битвы при Орше, когда было разбито 80-тысячное московское войско, вторгшееся на земли Великого княжества Литовского. В белорусском городе Витебске был установлен памятник средневековому князю Альгерду, который многократно воевал с Московским княжеством26. По мнению некоторых экспертов, за последний год в белорусском сегменте Интернета, в особенности среди молодежи, наблюдался рост антироссийских настроений27. Несмотря на это, на данном этапе националистический тренд в Белоруссии не получил развитие в виде усиления каких-либо конкретных политических сил.
Ситуация на юго-востоке Украины стала поводом для беспокойства и в определенных кругах Казахстана. Так, по мнению некоторых экспертов, часть казахской элиты видят в углублении интеграционных связей с Россией угрозу территориальной целостности и суверенитету Казахстана28.
Таким образом, социологические исследования демонстрируют наличие в России достаточно высокого уровня ксенофобии, что по мере увеличения количества трудовых мигрантов может вылиться в рост социального напряжения. С другой стороны, негативное отношение и дискриминация по национальному и конфессиональному признакам в российском обществе может стать дополнительным стимулом для роста недоверия со стороны стран – потенциальных участниц евразийского интеграционного процесса.
Во избежание негативных проявлений, вызванных трудовой миграцией, необходимо проводить комплексную работу как в сфере воспитания толерантности среди населения России, так и по адаптации и социализации к культуре и традициям принимающих стран пребывающих мигрантов.
Также нужно отметить, что определенные риски содержит в себе тиражирование через федеральные государственные СМИ лиц с откровенно имперскими и националистическими позициями. Необходимо проводить более тонкую политику в сфере взаимодействия с властями и гражданским обществом стран «ядра» ЕАЭС.
Препятствием для масштабного развития евразийского интеграционного процесса могут стать нерешенные противоречия на постсоветском пространстве.
Например, одним из таких противоречий является проблема водопользования в Центрально-Азиатском регионе.
Суть проблемы заключается в неравномерном распределении водных ресурсов. С одной стороны, необеспеченные энергоресурсами «горные» страны региона Таджикистан и Кыргызстан контролируют основные водные артерии (бассейны рек Амударья и Сырдарья), а промышленно развивающиеся, энергетические обеспеченные Казахстан, Узбекистан и Туркменистан находятся от первых в определенной зависимости. Соответственно, наличие внушительного гидроэнергетического потенциала Таджикистана и Кыргызстана вызывает стремление руководства этих стран увеличить потребление водных ресурсов, развивать производство электроэнергии, ориентированное на трансграничный экспорт, строить новые крупные энергетические объекты. С другой стороны, такие планы не соответствуют интересам трех других государств региона, которые, будучи обеспеченными энергоресурсами, выступают за сохранение режима аграрного типа сработки плотин и водохранилищ Центральной Азии.
Таким образом, описанная проблематика одновременно имеет высокий конфликтный потенциал, но и может стать объективной предпосылкой для интеграции в регионе.
На постсоветском пространстве сохраняется напряженность на межэтнической почве. Так, на фоне столкновений между киргизами и узбеками, которые вспыхнули 10–13 июня 2010 года в городе Ош, глава Временного правительства Киргизии Роза Отунбаева обратилась к Дмитрию Медведеву с просьбой задействовать силы ОДКБ для разрешения вспыхнувших гражданских столкновений. Российская сторона, классифицировав конфликт в Кыргызстане, как внутригосударственный, отказалась от введения сил ОДКБ. Последнее стало причиной резкой критики организации со стороны президента Белоруссии А. Лукашенко за «неспособность урегулировать ситуацию в государстве-члене ОДКБ»29.
Таким образом, наличие острых неразрешенных противоречий и конкуренции интересов в сфере энергетики становятся «камнем преткновения» для дальнейшего развития евразийской интеграции. Результатом этому является то, что в региональные экономические организации и объединения, призванные выстраивать систему безопасности, вступают наиболее слабые и военно-незащищенные страны: Армения, Кыргызстан и в перспективе Таджикистан. А такие мощные игроки постсоветского пространства, как Узбекистан, Туркменистан, Азербайджан, а теперь и Украина, оказываются на альтернативной стороне конфликта интересов.
В ближайшие несколько лет евразийский интеграционный проект ждут серьезные испытания. Начало функционирования Евразийского экономического союза совпало со снижающимися показателями объемов взаимной торговли и снижением взаимных инвестиций (наиболее активными инвесторами были внешние «игроки»). По итогам 2014 года объем взаимной торговли между странами-участницами ТС и ЕЭП по сравнению с показателями 2013 года сократился на 11 %30.
К этим негативным тенденциям прибавились и проблемы, связанные с последствиями украинского кризиса и присоединением Крыма. Так, западные санкции уже оказали ощутимое негативное влияние на российскую экономику. Ситуацию усугубляет падение цен на углеводороды. В долгосрочной перспективе совокупность этих негативных факторов может серьезно повлиять на евразийский интеграционный процесс. Россия, на которую ложится основное бремя расходов за интеграцию, при дальнейшем ухудшении состояния ее экономики будет вынуждена сокращать свои расходы. По предварительным договоренностям для «безболезненного» вступления Киргизии в ЕАЭС и адаптации экономики республики к требованиям евразийского объединения Россия выделит Киргизии 1,2 млрд. долл.31. Кроме того, Россия оказала финансовую поддержку Кыргызстану в размере 200 млн. долл, на оснащение пропускных пунктов на внешних границах и на создание сертификационных лабораторий32. Нет никаких сомнений, что и в дальнейшем экономически слабые Кыргызстан и Армения потребуют дополнительных финансовых вливаний.
Западные санкции не коснулись остальных стран-участниц интеграционного процесса. Однако косвенное влияние «санкционного давления» на Россию ощущается как в Казахстане, так и в Белоруссии. Заметна тенденция обострения противоречий между странами «евразийской тройки». Показательной в этом случае является история с обвинением Россельхознадзора в адрес Белоруссии, через территорию которой в Россию ввозилась попавшая под российские санкции европейская сельхозпродукция. «Непартнерское» поведение Минска привело к тому, что на российско-белорусской границе снова появились таможенные посты. Сложившаяся ситуация, несомненно, является шагом назад для интеграции. Проблема реэкспорта попавшей под запрет европейской сельхоз продукции нарушает базовые принципы Евразийского экономического союза – свободу движения товаров.
Волатильность на валютных рынках и девальвация национальных валют также являются факторами, которые могут негативно повлиять на интеграционный процесс. Так, например, А. Лукашенко потребовал от белорусского правительства перевести расчеты с Россией в доллары или евро33. Данная ситуация может оказать негативное влияние на «задумки» стран евразийского интеграционного проекта по созданию единой валюты и наднациональных органов по регулированию финансового рынка.
«Крымская история» принесла с собой определенные политические издержки. Партнеры России по интеграции серьезно обеспокоены односторонним решением о присоединении полуострова, которое несет в себе риски для всего объединения. Казахстан и Белоруссия довольно сдержанно относятся к позиции России по украинскому вопросу, не желая портить отношения с западным миром. Присоединение Крыма особенно сильно взволновало некоторые круги казахских элит. В информационном пространстве Казахстана стали появляться различные публикации, в которых выражались опасения по поводу потери «русских» областей страны. В этих условиях стоит отметить, что Казахстан особенно ревностно относится к суверенитету и независимости своей страны. В практическом плане это выражается в нежелании и в опасении делегировать большие объемы полномочий на наднациональный уровень. Кроме того, Казахстан является ярым противником политики расширения ЕАЭС в угоду политическим целям. В свое время И. Назарбаев выступал против присоединения к ЕАЭС Армении и Киргизии, так как не видел в этом экономического смысла. Исходя из вышеописанного, можно сделать вывод о том, что факторы, способствующие к уменьшению взаимного доверия, могут стать серьезной преградой на пути к дальнейшей интеграции.
Вместе с тем хотелось бы отметить, что последствия украинского кризиса несут с собой возможности для стран-участниц евразийского проекта по дальнейшему развитию экономической интеграции. Так, партнеры России могут принять активное участие в политике России по импорто-замещению сельскохозяйственной продукции.
Достижение поставленной цели – превращения Евразийского проекта в новый полюс роста мировой экономики неизбежно сталкивается с проблемой экономической модернизации. Следовательно, одной из приоритетных задач для сегодняшних и потенциальных участников интеграционного проекта является модернизация экономики и преодоление их периферийного характера. Без процесса экономической модернизации и проведения структурных реформ в экономике теряется и экономический смысл евразийского интеграционного проекта, который позиционируется официальными лицами как объединение, в основе которого лежат прагматичные принципы. Так, например, экономическая модель России и Казахстана основана, прежде всего, на экспорте сырья на внешние рынки.
Этот факт естественным образом ограничивает интеграционные возможности стран. Подлинная интеграция предполагает усиление торгово-экономического и инвестиционного взаимодействия между странами. Это, в свою очередь, возможно только при диверсификации экономики и сокращении сырьевой зависимости, чего невозможно достичь без экономической модернизации. Нефтегазовая специализация экономики не создает предпосылок для углубления торговых и инвестиционных связей.
Кроме того, сырьевая экономика Казахстана и России сильно подвержена внешним рискам. Это связано с тем, что цены и спрос на углеводороды зависят от изменений мировой политико-экономической конъюнктуры. Ярким примером этому является недавнее падение цен на углеводороды. Так, цена на нефть марки Brent упала с 115 долл, за баррель в июле 2014 года до 58–59 долл, за баррель в феврале 2015 года (при этом тенденция к снижению цен на нефть сохраняется). Авторитетные аналитики прогнозируют, что период низких цен на нефть сохранится надолго. Снижение цен на нефть беспокоит руководство России и Казахстана, которое еще с лета 2014 года готовит различные планы действий при различных ценах на нефть. Так, например, Н. Назарбаев заявил о том, что руководство Казахстана располагает планом действий при цене на нефть в 40 долл.35. Согласно официальным данным доходы бюджета Казахстана в 2015 году будут снижены на более чем 900 млрд тенге. Данный факт стимулирует казахстанское руководство к снижению госрасходов. Президент РК в начале 2015 года дал поручения сократить государственные расходы на 700 млрд тенге (10 % от общего объема расходов)36. Поданным Министерства финансов РФ, потери российского бюджета при цене 50 долл, за баррель будут составлять 180 млрд долл, ежегодно37. Экономические проблемы, связанные со снижением доходной части бюджета в результате падения цен на нефть, могут при определенных обстоятельствах трансформироваться в социальные риски.
Ключевую роль в модернизации экономики должен сыграть трансферт технологий из стран-лидеров в области развития науки и технологии. Однако анализ западных санкций в отношении России позволяет сделать вывод о том, что использование иностранных технологий должно в обязательном порядке сопровождаться с развитием собственной технологической базы.
Во-первых, слепое заимствование иностранных технологий может негативно сказаться на стимулах к интеграции38.
Во-вторых, использование этих технологий без развития собственных приводит к зависимости от стран-доноров. Так, например, запрет на экспорт в Россию технологий по добыче углеводородов на шельфе может затормозить реализацию российских проектов в этой сфере. В последнее время также заметна технологическая экспансия Китая на территорию Центральной Азии.
Россия, будучи лидером интеграционного процесса, должна сыграть ключевую роль в модернизации экономик стран ЕАЭС. В противном случае привлекательность евразийского интеграционного проекта в скором времени будет уменьшаться. Это связано с объективными причинами – большинство потенциальных участниц интеграционного процесса испытывают дефицит финансовых средств и, если Россия не сможет предложить им привлекательные условия для развития экономики, то ее место займут внешние «игроки». Следовательно, российские амбиции на роль лидера постсоветского пространства должны подкрепляться инвестициями в страны этого региона.
Немаловажную роль в процессе реализации евразийского интеграционного проекта будет играть имидж объединения в массовом сознании жителей постсоветского пространства, формируемый средствами массовой информации. На данный момент существует большое количество спекуляций, статей и высказываний различных политиков и экспертов, которые серьезно искажают суть евразийского интеграционного процесса.
Одной из главных имиджевых проблем для евразийского проекта является навязанный, в большинстве своем западными СМИ, образ ЕАЭС как результат имперских амбиций России. Некоторые западные политики доходят до того, что называют евразийский интеграционный процесс «ресоветизацией» региона. Так, на одной из встреч с журналистами Хиллари Клинтон сделала следующее заявление:
Миф о ресоветизации региона порождает у части общества постсоветских стран фобии относительно потери суверенитета. Этими фобиями пытаются воспользоваться различные деструктивные силы, которые подрывают доверие населения к евразийскому проекту. В этом случае хотелось бы отметить, что молодые постсоветские государства особенно бережно относятся к своей национальной идентичности и национальным ценностям. Поэтому любое «информационное покушение» на независимость этих стран может резко отразиться на интеграционных настроениях населения. Украинские события и присоединение Крыма к России породили немало различных статей в СМИ постсоветского пространства, которые формирует экспансионистский и имперский образ внешней политики России.
Так, по оценкам экспертов Центра интеграционных исследований Евразийского банка развития40, в 2014 году в Кыргызстане произошел ощутимый спад общественной поддержки интеграционного проекта. Если в 2013 году проект интеграции одобряли 67 % опрошенных респондентов, то в 2014 году этот показатель составил 50 %. Кроме того, за последний год в Кыргызстане удвоился показатель уровня отрицательного отношения к вступлению страны в ЕАЭС41.
На самом же деле евразийский проект сложно назвать результатом чисто российских геополитических амбиций. В этом ключе западными СМИ забывается роль и Н. Назарбаева, который с начала 1990-х годов предлагал создание подобного союза. В Казахстане «прагматическое евразийство» Н. Назарбаева возведено практически в ранг государственной идеологии.
Еще одним мифом, искажающим евразийский интеграционный проект, является искусственное противопоставление Евразийского экономического союза и Европейского союза. Однако официальные заявления конструкторов евразийского проекта, официальные государственные документы стран – участниц ЕАЭС и просто объективная экономическая реальность доказывают обратное. Так, например, в своей статье 2010 года «Россия и Европа: от осмысления уроков кризиса – к новой повестке партнерства» Владимир Путин отмечал:
Кроме того, среди населения стран евразийского проекта нет глубокого понимания целей, задач от расширения единого экономического пространства. Это касается и представителей малого и среднего бизнеса, которым непонятны выгоды от интеграции. Однако в этом случае нужно отдать должное Казахстану– население этой страны, как правило, демонстрирует высокую степень информированности о евразийской интеграции.
Вышеописанное позволяет сделать вывод о том, что странам-участницам интеграционного проекта необходимо выработать грамотную информационную стратегию по улучшению имиджа Евразийского экономического союза. Информационная поддержка ЕАЭС должна быть, прежде всего, системной. Особое внимание евразийскому интеграционному проекту должно быть уделено со стороны центральных телеканалов интегрирующихся стран. Сегодня грамотное информационное сопровождение любого политико-экономического проекта – это требование времени.
Анализ истории евразийского интеграционного процесса позволяет делать вывод о том, что страны-участницы проекта имеют концептуальные расхождения относительно формата объединения и его будущего. Эти концептуальные расхождения на практике приводят к спорам вокруг целесообразности дальнейшего расширения ЕАЭС и передачи полномочий на наднациональный уровень.
Расхождение стран-участниц ЕАЭС относительно формата и дальнейшего расширения объединения напрямую вытекает из проблемы соотношения политической и экономической сторон евразийской интеграции. Так, например, казахстанская сторона является сторонником исключительно прагматичного подхода к евразийскому интеграционному процессу. В своих выступлениях Н. Назарбаев всегда подчеркивает то, что ЕАЭС должен строиться, прежде всего, на принципах добровольности, равноправия, взаимной выгоды и учета прагматических интересов.43 Так, в своем выступлении в МГУ Н. Назарбаев отметил:
Однако практика строительства Евразийского экономического союза позволяет сделать вывод о том, что принцип «сначала экономика, а потом политика» в отношении ЕАЭС реализуется не в полной мере, как правило, благодаря геополитическим устремлениям Москвы, для которой постсоветское пространство является зоной исторического доминирования. На наш взгляд, Россия, в отличие от своих партнеров по интеграции, вкладывает в евразийский проект прежде всего политический смысл. Этот факт подтверждается, во-первых, тем, что структура российской экономики явно ориентирована на Европейский союз, во-вторых, тем, что Москва является основным спонсором интеграции. Реализация интеграционного проекта позволяет России нарастить свой «вес» в мировых политических процессах.
Стремление Москвы к политической интеграции явно не по нраву Астане и Минску, которые, как и все молодые постсоветские государства, ревностно относятся к своему суверенитету. Показательной в этом случае является реакция казахстанских политических кругов на инициативу С. Нарышкина, который еще в 2012 году выступил с инициативой создания «Евразийского парламента на основы прямых демократических выборов»45. Так, например, советник Президента РК по политических вопросам Ермухамет Ертысбаев прокомментировал инициативу спикера российского парламента следующим образом:
Заявления казахстанских чиновников, на наш взгляд, демонстрируют реальное отношение местных элит к более тесной и глубокой интеграции с Россией, которое заключается в том, что «политизация» интеграционного процесса недопустима и полномочия Евразийской экономической комиссии будут охватывать только некоторые экономические вопросы. Вопросы, связанные с охраной границ и безопасностью, миграционной политикой, образованием, наукой и культурой, не будут регулироваться наднациональными институтами. Создание каких-либо политических надстроек к действующей интеграционной модели будет возможно только после углубления экономических взаимосвязей.
Ускоренное присоединение к ЕЭС Армении, которая не имеет со странами-участницами интеграционного процесса общей сухопутной границы и является «слабой» в экономическом смысле, также является ярким примером политических мотивов России в отношении реализации евразийского проекта. Стоит отметить, что против присоединения Армении к ЕАЭС выступали как Астана, так и Минск. Однако Москве удалось «протащить» Ереван в интеграционное объединение, тем самым увеличив свое влияние в Закавказье.
Исходя из вышеописанного, можно сделать вывод о том, что странам – участницам ЕАЭС необходимо соблюдать баланс между политической и экономической составляющими интеграционного процесса. Процесс интеграции не должен превращаться в самоцель. Политические решения, в которых отсутствует экономический смысл, могут в перспективе привести к серьезным «внутрисоюзным» конфликтам.
Как известно, серьезным подспорьем для евразийского интеграционного процесса является наличие социокультурных и исторических предпосылок. Несколько десятилетий назад интегрирующиеся страны были союзными республиками одного государства, которое после своего развала, в качестве наследия, оставила общее русскоязычное культурное пространство.
Однако в последние годы наблюдается процесс «дерусификации» постсоветского региона. Молодое поколение постсоветских государств заметно хуже владеет русским языком, чем их «советские» родители. Исключение, пожалуй, составляет только Казахстан. Так, согласно итогам переписи 2009 года, в Казахстане свободно пишут и читают по-русски 10 млн 306,8 тыс. человек старше 15 лет (84,8 %), в том числе понимают устную речь 11 млн 437,4 тыс. человек (94,4 %)48.
Русскоязычное население ближайшего кандидата на вступление в ЕАЭС также сокращается. Так, согласно переписи 2009 года, русским языком как родным владеют 9 % населения в возрастной категории старше 18 лет, а 50 процентов населения Кыргызстана той же возрастной категории назвали русский своим вторым языком49. По данным переписи 1999 года, русский язык своим родным считали 14,9 % населения, а вторым– 75 %50. Нерадужная картина складывается и в среде кыргызской молодежи – среди детей в возрасте от 7 до 15 лет русскоязычными являются около 5 % населения и 26 % владеют русским языком в достаточной степени, чтобы считать его вторым языком51.
В Армении около 70 % населения владеют русским языком52. Однако отмечается, что свободно разговаривают на русском языке в основном представители старшего и среднего поколения53. Кроме того, в настоящий момент в Армении наблюдается тенденция снижения уровня владения русским языком54.
Снижение уровня владения русским языком в постсоветских странах в перспективе может серьезно ослабить один из главных инструментов интеграции. Уменьшение «советского» населения в «евразийских» странах будет только способствовать этому процессу.
Примечательно, что процесс вытеснения русского языка с евразийского социокультурного пространства в какой-то мере является естественным. После обретения независимости одним из основных элементов государственного строительства молодых постсоветских стран был процесс «национализации» культуры. Однако это не говорит о том, что Россия не должна бороться за сохранения единого социокультурного пространства. Как отмечают эксперты из фонда «Наследие Евразии»
Процесс поддержки и сохранения русского языка на постсоветском пространстве должен сопровождаться, во-первых, внятной государственной политикой «сверху», во-вторых, активностью российских НКО «снизу».
Вопрос русского языка должен быть включен в повестку дня многостороннего сотрудничества с «евразийскими» странами. Кроме того, необходимо создание и принятие продуманной доктрины «мягкой силы» России. Летом 2014 года МИД РФ и «Россотрудничество» разработали проект «Комплексной стратегии расширения гуманитарного влияния России в мире», однако документ так и не был окончательно принят56. Сам документ нам не удалось найти в свободном доступе, поэтому оценить предполагаемые объемы финансирования программы и конкретные меры не получилось.
Особую роль в продвижении русского языка должны сыграть российские НКО. Примечательно, что даже в культурном плане более далекий Китай создает в «евразийских» странах сеть своих некоммерческих организаций.
Кроме того, Китай активно предлагает странам Центральной Азии свои образовательные услуги. В этом случае показательным является продвижение Китаем институтов Конфуция. В Казахстане функционирует 4 института, есть институт Конфуция и в Кыргызстане, и в Узбекистане, и в Таджикистане.
Главным козырем данного института является возможность бесплатного изучения китайского языка, а в дальнейшем, и продолжение обучения в китайских университетах. Кроме того, по линии институтов Конфуция курсы повышения квалификации в Китае проходят тысячи преподавателей из Центральной Азии, естественно, «за счет принимающей стороны». Число «евразийских» студентов в университетах Китая насчитывается десятками тысяч. Примечательно, что лояльные к Китаю и китайской культуре студенты через несколько десятков лет придут на смену «советским» элитам стран Центральной Азии.
Кроме того, в Центральной Азии велика активность западных НКО, поддерживают «демократические устремления» населения и турецких НКО, которые с удовольствием поддерживают «младших братьев» из тюркских постсоветских республик.
Вышеописанное позволяет сделать вывод о том, что проблема ослабления гуманитарного влияния России в перспективе может стать серьезным препятствием евразийскому интеграционному процессу. России необходимо более активно использовать инструменты «мягкой силы» и способствовать генерации на постсоветском пространстве лояльных Москве, а не Пекину, Брюсселю, Вашингтону и Анкаре национальных элит.
Евразийская интеграция сталкивается с серьезными препятствиями, без разрешения которых невозможно достижение реальных позитивных эффектов в долгосрочной перспективе.
Среди наиболее серьезных проблем политического характера выделяются личностная обусловленность интеграции, расхождение позиций стран – участниц интеграционного процесса относительно расширения ЕАЭС, а также внутренние конфликты на постсоветском пространстве.
На социально-гуманитарных плоскостях остро стоят проблемы ксенофобии и национализма, ослабления гуманитарного влияния России на постсоветском пространстве, а также проблемы недостаточной информационной поддержки евразийской интеграции. Важно отметить, что информационное сопровождение евразийской интеграции должно подчиняться рациональной стратегии, которая бы не допускала тиражирование популистской риторики, наносящей проекту имиджевые издержки.
Наиболее серьезные проблемы интеграции, которые способны девальвировать саму идею объединения, сосредоточены в сфере экономики. Так, первостепенной задачей объединения является модернизация экономик стран ЕАЭС. Однако невысокий общий уровень интегрирующихся стран и недостаточно активная взаимная торговля являются серьезными препятствиями для достижения синергетического эффекта.
Анализ внешних угроз для интеграционного процесса
Практическая реализация идей евразийской интеграции неизбежно будет сталкиваться с противодействием внешних «игроков». Ни для кого не секрет что территория постсоветского пространства после «крупнейшей геополитической катастрофы XX века» перестала быть объектом исключительно российских интересов.
Такие крупные акторы мировой политики, как Китай, ЕС и США, с начала 1990-х годов пытаются вовлечь молодые государства постсоветского пространства в альтернативные интеграционные проекты. Так, например, центр «тяжести» экономик некоторых стран Центральной Азии уже заметно смещен в сторону Китая. Свои интересы в Центральной Азии имеет и Турция, которая в большей степени предпочитает продвигать проекты с использованием «мягкой силы».
Стоит также отметить, что как полноценные, так и потенциальные участники евразийского интеграционного проекта географически близки к международным очагам нестабильности, которые несут с собой риски, связанные с возрастанием террористической и экстремистской деятельности на территории постсоветского пространства. Ни для кого не секрет, что в вооруженных формированиях внезапно возникшего ближневосточного «Исламского государства» есть выходцы из России и стран Центрально-Азиатского региона. Кроме того, существенные угрозы исходят и из Афганистана – основного «поставщика» наркотиков в интегрирующиеся страны. Эти угрозы заметно возрастут после ухода из страны войск НАТО. Напряженная ситуация вокруг иранской ядерной программы также несет в себе определенные риски дестабилизации ситуации в регионе.
Серьезной угрозой для евразийского интеграционного проекта являются «цветные революции», которые периодически сотрясают постсоветское пространство. Как правило, государственные перевороты, осуществляемые в ходе этих революций, приводит к власти откровенно враждебных к России прозападных политиков. Так, например, «революция роз» привела к власти М. Саакашвили, в период правления которого произошел вооруженный конфликт в Южной Осетии. Отказ В. Януковича от подписания договора об ассоциации с ЕС привел к украинскому «Евромайдану», а впоследствии и вовсе вылился в вооруженный конфликт на границе с Россией.
Вышеперечисленные угрозы, связанные с внешними факторами, генерируют серьезные риски, которые потенциально могут оказать отрицательное влияние на евразийский проект или вовсе свести на нет интеграционные усилия стран-участниц ЕАЭС.
Внешняя политика ЕС и США на постсоветском пространстве является серьезным вызовом для конструкторов евразийского интеграционного проекта. Хроника «украинского кризиса» является наиболее ярким доказательством этому.
Стоить отметить, что стратегические интересы «западной коалиции» в целом сходятся, однако по отдельным вопросам между союзниками существует определенные разногласия. Поэтому в данном исследовании предлагается рассмотреть интересы и политику ЕС и США на постсоветском пространстве и как отдельно взятых «игроков», и в формате коалиции стран, объединенных в военно-политическом блоке НАТО.
Постсоветское направление американской политики с начала 1990-х годов претерпело значительные изменения. Если в первые годы после распада СССР главной мотивацией Вашингтона было стремление утвердить молодые государства в качестве самостоятельных, независимых от воли Москвы субъектов международных отношений, то на сегодняшний день все три сегмента постсоветского пространства (Восточная Европа, Закавказье и Центральная Азия) для США уже имеют поистине стратегическое значение.
Политика США в восточно-европейском направлении, очевидно, связана со сдерживанием России. С начала 1990-х годов Вашингтон активно участвовал в государственном строительстве в Молдове и на Украине. В настоящее время фактически возглавляемый США альянс НАТО ведет активную политику по увеличению своего присутствия в регионе. Кроме того, в связи с событиями на Украине представители российского оборонного ведомства фиксируют беспрецедентную активность сил Североатлантического альянса у границ России57.
На одном из недавних заседаний министров-обороны НАТО было решено открыть восемь новых баз и шесть командных центров в Эстонии, Болгарии, Литве, Латвии, Румынии и Польше58. Предполагается, что юго-восточный штаб альянса будет находиться в Румынии, а северо-восточный штаб в Польше (Щецина). Официально декларируемой целью этих командных центров является «сдерживание России в балтийском регионе». Тем самым, НАТО продолжает свое планомерное расширение на Восток, называя свои действия «оборонительным процессом»59.
Внешняя политика Вашингтона в Закавказье сводилась к реализации своих интересов по участию в разработке углеводородных месторождений в Азербайджане, посредничеству в урегулировании этнополитического конфликта в Нагорном Карабахе и всесторонней поддержке «образцо-показательной» демократии в Грузии. С начала 1990-х годов Вашингтон активно налаживал политические и экономические связи со страной-членом ЕАЭС Арменией. При активном посредничестве США, Мировым валютным фондом и Всемирным банком Армении был выделен ряд кредитов и грантов на общую сумму порядка 1 млрд долл.60 Кроме того, американской стороной в рамках программы «Вызов тысячелетия» в период с 2006–2011 годы Армении было выделено 235,36 млн долларов для поддержки фермеров и реконструкции дорог. Однако выбор Ереваном евразийского вектора развития стимулирует Вашингтон к дальнейшему укреплению взаимоотношений с Азербайджаном и Грузией. Так, еще в сентябре 2014 года бывший генеральный секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен заявил о том, что на территории Грузии будет создан тренировочный центр НАТО, который будет готовить специальные подразделения для борьбы с «Исламским государством»61. По мнению экспертов, в перспективе тренировочный центр может превратиться в полноценную военную базу на границе с Россией.
Проблема, связанная с Нагорным Карабахом, несет в себе существенные риски по возникновению еще одной «горячей точки» на границе ЕАЭС (наряду с Украиной). В последнее время напряженность вокруг Нагорного Карабаха заметно возросла. Увеличилось число взаимных нарушений договоренностей о прекращении огня. Перерастание перестрелок на границе в полноценный военный конфликт несет собой угрозы по дестабилизации ситуации на всем Кавказе.
Внешняя политика Вашингтона в Центрально-Азиатском регионе была обусловлена экономическими, политическими и военно-стратегическими факторами. К экономическим факторам можно отнести заинтересованность американских корпораций в освоении нефтегазовых ресурсов стран региона. Так, например, крупнейшими бенефициарами казахской «Тенгизшевройл» являются американские нефтегазовые гиганты «Chevron» (50 %) и «Exxon Mobil» (25 %)62. «Exxon Mobil» также имеет свою долю в Северо-Каспийском проекте (16,81 %), в рамках которой осваивается гигантское нефтегазовое месторождение «Кашаган»63. К политическим факторам можно отнести недопущение реставрации контроля России над странами региона и противодействие возрастанию влияния Китая в регионе. В военно-стратегическом плане роль Центральной Азии во внешней политике Вашингтона заметно возросла после введения Международных сил содействия безопасности (НАТО) в Афганистан в 2001 году.