Яд для императора

– Старания… да, я оценил! Оценил! – проговорил Углов покровительственным тоном. – А по какому случаю праздник? Вы с Игорем поймали убийцу императора? Изобличили весь заговор? Нашли кукловода?

– Нет, кукловода пока не нашли, – ответил за Катю Дружинин. – И вовсе у нас не праздник, обыкновенный вечер в кругу семьи после трудового дня.

– Видишь ли, Кирилл Андреевич, для человека твоего положения ужин с продуктом вдовы Клико – вещь совершенно обыкновенная, – сказала Катя. – Ну, как дома, в Москве, перед сном стопку водки скушать. Вот, садись сюда, на почетное место. Тебе накладывать? Или сначала выпьешь?

– Накладывай, – разрешил статский советник. – Только имей в виду: в Москве я водку каждый день не пью. Только по праздникам. Или если повод есть. Потому и спросил.

– Похвальное воздержание, – заметила Половцева. – Не зря именно тебя выбрали для такого ответственного задания. Но здесь, на твоем новом месте службы, несколько другие нравы. Впрочем, не хочешь – не пей. Кстати, насчет повода. Он, в общем, имеется. Как ты видишь, я свою часть работы выполнила. Полностью устроила наше семейное гнездышко. И квартиру сняла, и прислугу нашла, и посуду купила, и белье. Даже продукты на первое время запасла! Так что в ближайшие дни деньги нам тратить больше не придется. Да, кстати, как тебе мое новое платье?

– Платье чудесное, – искренне ответил Углов. – Я тебя в нем сперва даже не узнал. И тебе идет… Пожалуй, оно идет тебе больше, чем джинсы и штаны, которые ты любила носить… там. А насчет денег ты ошибаешься – их потратить придется. Меня сегодня, можно сказать, разоблачили с моей шинелью. Мандт узнал шинель, которую носил покойный Государь. Так что надо будет что-то купить взамен.

– Купить, дорогой мой, не удастся, – огорчила его Половцева. – В эту эпоху верхнюю одежду не покупали готовую, а шили на заказ. Значит, завтра нужно отправиться к портному и заказать тебе партикулярное пальто, сюртук, пару панталон… В общем, все, что требуется человеку твоего положения.

– А как же Игорь? Он, я вижу, в обновке…

– Никакая это не обновка, – сообщил Дружинин. – Это, можно сказать, секонд-хенд. Это мы с Катей еще днем купили, до твоего возвращения от Орлова. Заглянули к портному, сделали заказ на сюртук. Там я и приметил эту тужурку – ее какой-то инженер заказал, да заказ не взял. А я согласился.

– Но тебе так нельзя! – предупредила Катя. – Ты статский советник, у тебя все должно быть самое лучшее!

– Вот еще забота! – в сердцах воскликнул Углов. – Того нельзя, этого нельзя… Просто бедствие какое-то! Еще этот портной… Делом будет некогда заниматься! Кстати, о деле. Ну-ка, Игорь, расскажи, как прошел твой визит к Енохину.

– Может, сначала все-таки выпьем? – сказала Катя. – За новоселье, за начало работы…

– Ладно, если по бокалу, то пусть, – разрешил Углов. – А потом – отчет!

Дружинин, как человек, отвечающий за матчасть, откупорил шампанское. Выпили, закусили, и Дружинин начал свой отчет:

– С Енохиным все прошло успешно. Моя легенда о расследовании, которое нам поручил провести новый Государь, сомнений не вызвала. Однако профессор сразу заявил, что не верит ни в убийство императора, ни в его самоубийство. «Неправильное лечение – вот и вся причина» – так он мне заявил. По его мнению, Николай умер от крупозного воспаления легких. Причем до этого, в начале февраля, он перенес еще и простуду – или, как бы мы это назвали, ОРВИ. И все на ногах. «Если бы на месте Мандта был врач более опытный и меньше опасающийся вызвать монарший гнев, – заявил мне профессор, – он бы настоял на безусловном покое. И это могло бы спасти больного». Впрочем, Енохин согласился, что отравление могло иметь место. У меня здесь записано… Да, вот здесь: «Была некая странность в том, как протекала болезнь Государя. Несколько раз наступало улучшение, но каждый раз после этого следовал новый приступ. Это не характерно для воспалительного процесса, который протекает непрерывно». Вот, собственно, и все. Как ты и велел, я все показания записал.

– Хорошо, – кивнул Углов, отодвигая тарелку. – Диспозиция на завтра следующая. Я с утра отправлюсь к этому треклятому портному – без этого, я чувствую, не обойтись, а то совсем запалиться можно – не ровён час, разоблачат. А ты пойдешь во дворец и там побеседуешь со слугами, которые окружали покойного. Вот список, который составил Мандт. Поговорить нужно с каждым. А особое внимание обратишь… Вот, смотри, вот эти двое: денщик Петр Возняк и младший лакей Григорий – фамилию Мандт не знал.

– А чем эти двое тебя заинтересовали?

– Тем, что люди эти в окружении покойного Государя – новые. Мандт о них ничего не знает, а ведь он сопровождал Николая последние двадцать лет и всех при дворе должен знать. К тому же фамилия Возняк – польская. А у поляков к императору Николаю особый счет, за жестокое подавление восстания 1831 года. Интересно, как вообще попал этот солдат – а может, капрал – в денщики к императору? Ну, и младшего лакея, как человека нового, тоже не мешает проверить. Только смотри, действуй осторожно. Старайся не привлекать внимания. А главное – не попадись на глаза новому императору или кому-то из его ближайшего окружения. А то вмиг выяснится, что никакого поручения о проведении расследования император Александр никому не давал…

– А ты не думаешь, что Мандт тебя обманывает? – спросила Катерина. – И все-таки именно он отравил Николая?

– Нет, не похоже, – покачал головой Углов. – Он, правда, признался, что в какой-то момент Николай думал о смерти и даже попросил достать ему яда, но потом передумал. Я подробно расспросил его про этот эпизод, заходил с разных концов, и он нигде не путался, не противоречил.

– Во всяком случае, он мог отравить своего пациента, – заметила Катя. – Имел полную возможность. Я читала, что Николай ему полностью доверял.

– Да, мог, – согласился Углов. – Но это не значит, что отравил. К тому же и поведение Мандта после смерти Государя не похоже на поведение убийцы. Тот бы постарался сразу сбежать из страны. А Мандт даже из казенной квартиры не съехал, пока на площади не собралась толпа и не возникла угроза для его жизни. И потом, с таким же успехом яд могли дать и другие медики – Каррель, Магнус, тот же Енохин… Кстати, капитан, а что говорил профессор про своих коллег? О том же Мандте, например? Как о них отзывался?

– Ну, не сказать, что с презрением, – ответил Дружинин, – но оценивает он их весьма скептически. Особенно Мандта с его атомистическим методом. В общем, если называть вещи своими именами, он считает лейб-медика шарлатаном и посредственностью.

– Но ты спрашивал, по его мнению, способен ли кто-то из немцев на убийство Государя?

– Да, спрашивал. Я ведь уже говорил: Енохин не верит ни в убийство, ни в самоубийство Николая. Он даже выразился очень образно… Сейчас, где же это? А, вот, нашел! Слушай: «Они все педанты и невежи и могут погубить больного, который им доверится. Но погубить лишь по незнанию, но никак не по злому умыслу».

– Я читала про этого профессора Енохина, – заметила Катя. – Все, кто оставил о нем воспоминания, пишут о нем как о хорошем диагносте и отличном хирурге. Но в целом он не слишком поднимался над уровнем медицины своего времени. А уровень этот был довольно низкий. То есть дело не в отдельных плохих докторах, а в том, что медицина блуждала в потемках.

– Но мы сюда не уровень медицины прибыли изучать, – напомнил Углов. – А искать убийцу.

– Скажи, Кирилл Андреевич, а как ты вообще представляешь себе ход нашего расследования? – спросила Половцева. – Ты ни разу нам об этом не говорил, а хотелось бы иметь представление.

– Изволь, скажу, – отвечал Углов. – Пока что у нас идет этап первичного сбора информации. Как развивалась болезнь, погубившая Государя, кто его окружал в это время, кто что говорил, делал… В общем, сейчас этот этап заканчивается. Вот завтра Игорь слуг опросит, и будет полная картина. Тогда составим список подозреваемых и начнем работать по каждому конкретно. Пока что я нашел одно несомненное указание на насильственный характер смерти императора: слова профессора Енохина, которые Игорь только что процитировал. Ну, о том, что была какая-то странность в течении болезни. Как будто кто-то добавлял порции яда…

– Ну, еще одно указание у нас было еще там, в нашем времени, – возразила Катя. – Эти самые трупные пятна. Именно когда они появились, среди придворных пошли разговоры об отравлении. А потом они быстро перекинулись в народ.

– Послушай, майор, а почему мы ограничиваемся только слугами? – спросил Дружинин. – Разве Николая не могли отравить его приближенные? Ведь его папочку, императора Павла, убили вовсе не денщики, а гвардейцы! И до этого сколько было цареубийств, и убийцы – всё графы да князья! Разве не мог дать яд тот же Клейнмихель, или Киселев, или Орлов? С ними ты не хочешь побеседовать?

Углов уже приготовился отвечать, но его опередила Катя Половцева.

– Ты, Игорек, у нас специалист по технической части, – сказала она, – вот ею и занимайся. А в историю не лезь, ты в ней ничего не смыслишь. Нельзя мыслить по аналогии: «раз раньше так было, то и теперь должно быть». Все историки и очевидцы сходятся во мнении, что у императора Николая была исключительно дружная и сплоченная команда. Никаких интриг, никаких подсиживаний! Даже удивительно! Николай имел стальную волю и свои решения проводил неуклонно. Но и к советам прислушивался. Он разбирался не только в военном деле, но и в инженерном, принимал участие в разработке многих проектов и хорошо представлял, кто из его помощников чего стоит.

– И какое резюме у этой твоей тирады? – спросил Углов, с интересом слушавший выступление кандидата исторических наук.

– Резюме такое: искать убийцу среди приближенных Николая совершенно бессмысленно – его там нет.

– Согласен, – кивнул майор. – А что касается того, чтобы побеседовать с министром государственных имуществ Павлом Дмитричем Киселевым или с военным министром князем Василием Долгоруковым, то я об этом уже думал. Подумал – и отказался. Конечно, эти люди лучше других знали Николая и могли бы сообщить весьма ценные сведения. Но нужна ли эта информация для нашего расследования? Вот в чем вопрос. Кроме того, очень уж велик риск провала. Я, когда с Орловым говорил, все время чувствовал, что хожу по краю пропасти. А ведь граф не славится своим умом. Самым умным человеком в окружении Николая считался Киселев. Что, если он усомнится в моей легенде? Начнет проверять? Пустит по моему следу шпика? Сгорим, как эта вот спичка!

С этими словами статский советник достал из лежащего на столе коробка длинную спичку с белой головкой и провел ею по обшлагу своего сюртука. Фосфорная спичка ослепительно вспыхнула, озарив сидящих за столом, и спустя несколько секунд погасла.

Глава 8

В императорскую резиденцию капитан Дружинин явился около одиннадцати. Раньше, как объяснила Катя, было невозможно – никто бы не понял. В России вообще никто не вставал с петухами, а уж представители высшего света – тем более.

Важной проблемой явился выбор костюма. Правда, у титулярного советника Дружинина имелся прекрасный сюртук английского сукна. Однако этот предмет гардероба имел один недостаток – он был позаимствован из запасной одежды покойного императора. И могло случиться так, что кто-то из слуг (с которыми титулярному советнику как раз предстояло общаться) мог сюртук опознать. Это означало бы полный провал, чреватый печальными последствиями. Идти в купленной накануне инженерной тужурке тоже было нельзя: возникал резонный вопрос: что делает инженер во дворце? И почему допрашивает слуг?

Выход нашла Катя. Она с раннего утра вооружилась иголкой и в течение часа значительно преобразила одежду, взятую у покойного самодержца. Воротник сюртука получил оторочку другого цвета, такие же накладки были сделаны на карманах.

– Ну, вот так, пожалуй, сойдет, – решила Половцева, когда титулярный советник предстал перед ней в переделанном костюме. – Пусть даже ты встретишь лакея, который этот сюртук сто раз чистил, а все равно с уверенностью опознать его не сможет.

– И вообще ты в этом сюртуке выглядишь в точности как Шерлок Холмс из сериала, – заметил присутствовавший при примерке Углов. – Загадочно и величаво. Сразу видно – сыщик! Все, у кого совесть нечиста, сразу захотят во всем признаться. Глядишь, сегодня и все преступление раскроешь! Мне и париться не придется.

Ободренный этим комплиментом начальства, а также вооруженный последними напутствиями историка-консультанта, Дружинин кликнул извозчика и покатил к Зимнему.

Толпы на площади, по утреннему времени, еще не было, и к дворцу титулярный советник прошел беспрепятственно. Встреченный в вестибюле почтительным швейцаром, он деловито осведомился, где можно найти начальника караула, после чего проследовал в указанном направлении.

Идя по пустому коридору, капитан (как и накануне его начальник майор Углов) поразился полному отсутствию охраны. «Тут даже штурмовой группы не надо, – размышлял он. – Достаточно трех абреков с «калашами» – и вся царская семья у тебя в заложниках. Вот нравы! Дома расскажешь – не поверят!»

– Титулярный советник Дружинин, помогаю чиновнику для особых поручений Углову в расследовании причин кончины Государя Императора! – отрекомендовался он начальнику караула. И, не дав тому задать какой-нибудь лишний вопрос, поспешил вручить «верительную грамоту», полученную от князя Орлова. Как и ожидалось, предписание шефа жандармов произвело нужное впечатление, и караульный офицер выразил готовность оказать возможную помощь. – Мне поручено побеседовать с управляющим дворцовым хозяйством Семеном Худяковым, а также со всеми слугами, – сообщил титулярный советник. – В первую очередь – с теми, кто обслуживал покойного Государя.

– Семен Никитич сейчас занят, вызван к вдовствующей императрице Александре Федоровне, – отвечал караульный офицер. – Беседу с ним придется чуть отложить. А слуг я вам доставлю. Вы с ними как разговаривать будете – в приватном порядке, с каждым по отдельности? Или со всеми вместе?

– Да, приватность желательна, – подтвердил Дружинин. – И вот что, капитан. Постарайтесь в первую очередь отыскать двоих, которые служат во дворце недавно. Один – Петр Возняк, другой – Григорий Кругликов, младший лакей.

– Все сделаем, – кивнул капитан. – Следуйте за мной, сударь.

Он провел титулярного советника в комнату, расположенную недалеко от караульной. Здесь имелись стол, пара стульев – в общем, все необходимое для допроса. Капитан удалился искать слуг, а Дружинин зажег свечи, выложил на стол бумагу, чернильницу, пару стальных перьев и принялся ждать.

Спустя некоторое время капитан вернулся с озадаченным видом.

– Вот ведь незадача! – воскликнул он. – Оказывается, у младшего лакея Кругликова сегодня как раз отпускной день – первый в этом году. И он вышел в город – сказал, что к родственникам.

– А Возняк?

– А Возняка этого чертова нигде нет, – развел руками капитан. – Я уже дал поручения, его везде ищут, но он как сквозь землю провалился. Еще вчера был – а сегодня нет. Так что я вам пока привел старшего лакея Трифона Михайлова, вот он. Будете беседовать?

– Буду обязательно! – ответил Дружинин. – И с остальными тоже буду. А уж вы, капитан, постарайтесь все же отыскать денщика.

Начальник караула удалился, а титулярный советник пригласил приведенного слугу войти, сесть и отвечать на вопросы. Старший лакей, мужчина лет пятидесяти, в ливрее и парике, внешностью несколько похожий на покойного императора Павла, садиться на стул категорически отказался, а на вопросы отвечал с охотой.

Трифон Михайлов сообщил массу полезных сведений. Он подробно описал распорядок дня покойного Государя, перечислил людей, которые находились с ним в контакте – как приближенных, так и слуг, рассказал о привычках и предпочтениях императора. Рассказал он и о врачах, лечивших Государя, дав каждому собственную характеристику. От такого обилия сведений, причем изложенных весьма толково, у титулярного советника поднялось настроение, и он почти забыл о двух пропавших слугах.

Вслед за Трифоном Михайловым перед Дружининым предстали кучер Еремей Донцов, форейтор Егор Огарков, кухарка Василиса Крупинина, младший лакей Серафим Тарасов… Сведения о покойном императоре дополнялись, уточнялись, пачка исписанных листов на столе распухала, и в этом смысле титулярный советник мог считать, что задание руководителя группы успешно выполняется. Правда, пока что ни одной зацепки, ведущей к возможному убийце Николая Павловича, не появилось.

Самым ценным было показание горничной Авдотьи Суховой. Поощряемая расспросами титулярного советника, а еще более – его улыбками и дружеским расположением, Дуня сообщила, что денщик Петр Возняк проявлял повышенный интерес к одной из ее товарок, а именно к горничной Ане Лоскутовой.

– Как выглянешь, бывало, в коридор, – рассказывала Дуня, – а оне там стоят. В дальнем конце, значит, где никто не ходит. Стоят и шепчутся о чем-то. А то иду в кладовую за какой нуждой и вижу – там они, опять шепчутся. Уж Аньке и Лукерья Филипповна, старшая горничная, замечание делала, и Семен Никитич – а все без толку.

Семен Никитич Худяков, управляющий дворцовым хозяйством, допрошенный в числе последних, эту информацию девицы Суховой подтвердил. И он же сообщил кое-какие подробности о младшем лакее Кругликове.

– Малый он работящий, толковый, – рассказал управляющий. – И грамоте знает – говорит, у дьячка научился. Опять же, иностранные языки на лету схватывает. Государь или, что чаще, Государыня, когда в забывчивость впадут, лакеям по-французски или по-немецки могут распоряжение отдать. Другие только глазами хлопают и делают наугад – авось правильно выйдет. А Гришка все в точности понимал. За это, а также за исполнительность и за память хорошую Государь его ценил. В последнее время он чаще других Его Величеству прислуживал, особенно во время болезни.

После этого рассказа желание увидеть «толкового малого» у Дружинина еще усилилось.

– Да когда же этот отпускной день у него закончится? – спросил он управляющего. – Завтра, что ли?

– Почему завтра? – возразил Семен Никитич. – Вон, день уже к концу идет. Пора и ему к работе возвращаться. Да пойдемте, сударь, в комнату прислуги, он уже там должен быть.

В сопровождении управляющего титулярный советник проследовал на запасную, так называемую черную лестницу, а по ней спустился в подвал. Здесь, в полутемной комнате с одним окном, расположенным ниже уровня мостовой, размещалось шесть коек. Четыре были свободны, на двух спали.

– Здесь младшие лакеи помещаются, – пояснил управляющий. – Двое, что сейчас спят, на ночную работу заступят – ежели Государю что потребуется, чтобы немедленно подать. А вот и койка нашего Григория Кругликова. Его самого почему-то нет… А вещи здесь. Вот, изволите видеть, ливрея висит, а вон там, под койкой, его сундучок.

– Сундучок… – задумчиво произнес титулярный советник, разглядывая небольшой железный сундук. – А давай-ка, Семен Никитич, мы с тобой в этот сундучок заглянем. А если хозяин появится, скажем, что… ну, например, скажем, что идет общая проверка всех слуг.

– Да и не надо ничего придумывать! – заявил управляющий. – Еще чего, слугам объяснения давать! Чай, не барин. Он еще мне ответ будет держать, почему на службу государеву опаздывает. Открывайте, ваше благородие, не сомневайтесь!

– Открываю, открываю… – промурлыкал титулярный советник, присаживаясь на корточки и берясь за крышку укладки.

Однако крышка открываться не пожелала, и сразу стало ясно, почему: в сундучке имелся замок, причем не навесной, а внутренний. И замок этот был закрыт. Кандидат технических наук Игорь Дружинин открыл бы его в два счета. Но для этого надо было иметь под рукой хоть какой-нибудь инструмент, а его не было. Кроме того, подобное поведение, позволительное для капитана полиции, было странно для титулярного советника и могло вызвать нежелательные толки. Потому Дружинин с некоторым сожалением поднялся и заявил:

– Закрыто у него. Ладно, подожду, пока хозяин появится. Ничего, если я здесь подожду?

– Да чего ж вы будете в лакейской сидеть? – удивился Семен Худяков. – Не господское это дело. Пойдемте лучше в малую гостиную, я вам туда кофе прикажу подать. Да что кофе – вы, чай, еще и не обедали? Ну, так я сейчас распоряжусь насчет обеда. А тут мы караул поставим. И как только этот Кругликов явится, его тотчас вам и доставят, под ваши ясные очи.

С этими словами управляющий растолкал одного из спящих и, когда тот, растирая спросонья глаза, вскочил, строго приказал:

– Хватит дрыхнуть! Сиди и жди Кругликова! Как появится, чтобы немедленно явился ко мне! У меня к нему строгий разговор будет!

После чего они с Дружининым покинули спальню младших лакеев и проследовали в малую гостиную, где титулярному советнику в скором времени действительно был подан обед. С царского стола капитан полиции Дружинин никогда не ел, блюда все были, как на подбор, незнакомые и исключительно вкусные, поэтому на какое-то время он начисто забыл о пропавшем младшем лакее. И вспомнил о Григории Кругликове лишь после того, как было убрано последнее блюдо. Как раз в это время в дверях появился и управляющий Худяков.

– Ну, и где ваш младший лакей? – спросил его титулярный советник. – Прибыл?

– Да… То есть никак нет… – промямлил управляющий.

Тут Дружинин заметил, что вид у управляющего уже не важный, как прежде, а сконфуженный.

– Видите ли, какое дело… – проговорил Семен Худяков. – Жду я этого Кругликова, жду, вижу, что не идет. Думаю: дай я сам в лакейскую спущусь, там с ним поговорю по-свойски. Спускаюсь, и что же вижу? Трифон Благолепов – ну, тот лакей, кого я поставил Кругликова сторожить, на полу валяется, а басурмана этого как не было, так и нет. Стал я Трифона тормошить – а он никак не просыпается, будто в одури находится. Сейчас с ним лекарь, господин Каррель, возится, в чувство его приводит. Идемте, ваше благородие, может, придет Трифон в себя, вы его и расспросите, что случилось.

Не теряя времени на дальнейшие расспросы, Дружинин проследовал вслед за управляющим. В лакейской он увидел сидящего на полу тощего мужика. Лицо у мужика было бледное, но уже начинало постепенно розоветь. Перед ним склонился солидный господин в хорошем сюртуке и золотом пенсне; видимо, это и был медик Каррель. Он давал сидящему что-то нюхать из склянки.

– Ну, как твой голова? – спросил медик как раз в тот момент, когда Дружинин вошел в комнату. – Болит?

– Уже меньше, ваше благородие, – отвечал сидящий.

– А тошнит?

– Нет, совсем не тошнит.

– Ну, посиди еще немного и можешь идти работать, – кивнул доктор, разгибаясь. Тут он заметил вошедшего Дружинина и наклонил голову в знак приветствия.

– Титулярный советник Дружинин, провожу дознание в связи с кончиной Государя, – представился тот. – Что тут произошло?

– По всей видимости, этот человек упал в обморок, – ответил медик.

– Но отчего? Его ударили?

– Нет, признаков насилия не имеется, – покачал головой Каррель. – Возможно, имело место легкое отравление. Об этом говорят характерные признаки: сужение зрачков, тошнота…

– То есть он что-то проглотил?

– Не обязательно. Скорее понюхал. Подобное бывает, если понюхать эфир. Однако запаха эфира не имеется, что странно.

– Ну-ка, Трифон, расскажи, что здесь произошло, – сказал Дружинин, повернувшись к лакею.

– Так что, ваше благородие, сидел я, как приказал господин управляющий, – начал лакей. – Тут он и заходит…

– Кто – Кругликов?

– Он самый. Ну, я ему сейчас говорю: тебя, мол, Семен Никитич ищут, шею тебе хотят намылить за долгую отлучку. А еще, сказывают, какой-то титулярный советник приходил, спрашивал. Так что давай, не медля, ступай к управляющему в контору…

– Так, а он что?

– Он отвечает: «Раз так, сей момент иду. Ты ложись, Трифон, спи дальше, а за меня не беспокойся». Ну, я ему поверил, улегся. Но еще не сплю, смотрю, что он делает. А он на меня оглянулся раз, другой, потом вдруг ко мне шагнул – и тряпку какую-то мне под нос сунул…

– А откуда он ее взял, эту тряпку? – поинтересовался Дружинин.