Башня

— Черт возьми, ведь это мое детище,— сказал Гиддингс. — Ну, частично и ваше, но это на моих глазах начались работы в котловане, ведь фундамент тут глубиной двадцать четыре метра, до самой скалы; это на моих глазах поднимался стальной каркас на высоту четыреста пятьдесят восемь метров, я знаю каждую заклепку, каждый болт, каждую балку, каждую стойку так, как знал бы каждую болячку моих детей, будь они у меня.

Это не требовало комментариев. Нат промолчал.

— Вы очень замкнутый тип, весь в себе,— заметил Гиддингс.— Это не тот ли тихий омут, где черти водятся? Ну ничего.

На мгновение он задержался взглядом на Башне, царившей вдали.

— А еще я потерял там пару друзей. Это случается на каждой большой стройке.

Он снова взглянул на Ната:

— Вы помните Пата Яновского?

Нат медленно покачал головой.

— Он шагнул в пустоту на шестьдесят пятом этаже и разбился в лепешку на бетонном крыльце внизу.

— Ах, этот...— припомнил Нат.

— Это был такой огромный поляк,— продолжал Гиддингс,— добряк и флегматик, казалось, он никогда не спешил, но работал всегда отлично и добросовестно, поэтому я был страшно потрясен. Если человек не в состоянии объяснить происшедшее, то оно никак не идет у него из головы.

В голосе Гиддингса, в его интонации слышались следы пережитого потрясения.

Наконец, Нат спросил:

— Что вы имеете в виду? — но это не произвело никакого впечатления на Гиддингса, который продолжал говорить:

— Обычно человек может представить, почему кто-то что-то сделал. Читая об ограблении банка, я говорю себе: «Этому бедняге понадобились деньги, и он не нашел другого выхода». Это не оправдывает его, но вносит хоть какую-то ясность.

Он на мгновение замолчал:

— Взгляните-ка на это.

Из нагрудного кармана вельветового пиджака Гиддингс вынул толстый конверт, бросил его на стол и с деланным равнодушием наблюдал, как Нат взял его, открыл и высыпал содержимое на стол. Свернутые чертежи, ксерокопии на глянцевой бумаге, листы, полные формул, чисел и разных технических пометок.

Нат поднял глаза.

— Просмотрите все внимательно, — предложил Гиддингс.

Нат тщательно изучил одну бумагу за другой. Наконец он поднял голову.

— Это изменения первоначального проекта,— тихо сказал он, надеясь, что по его лицу ничего не заметно. — Они утверждены и на всех стоит моя подпись.

К его собственному удивлению, голос у него не дрогнул.

— Изменения в электрооборудовании и электропроводке, но это не мое дело.

Гиддингс сказал:

— Но ведь никто не будет сомневаться в документации, подписанной вами. Руководит строительством фирма Колдуэлла, а их человек здесь — вы. Если вы говорите «добро», значит, так и есть. — Он встал со стула, сделал пару шагов и снова упал на него. Смотрел на Ната и ждал.

Нат все еще держал один из чертежей. Рука его была тверда, лист даже не дрогнул, но Нат чувствовал странную пустоту в голове.

— Эти изменения проведены?

— Я не знаю. Эти бумаги попали ко мне вчера вечером.

— А почему же вы ничего не проверили?

— Не могу же я разорваться, — ответил Гиддингс, — так же, как и вы. У меня есть наряды, работы закончены точно по документации. Если и есть отклонения от первоначальных спецификаций, то они оформлены официально.— Он помолчал.— Но это... ни о чем подобном я понятия не имею, и попади это мне в руки пораньше, я поднял бы страшный крик.

— Я тоже, — сказал Нат.

В кабинете повисла тишина.

Потом Гиддингс сказал:

— Ну, и что это значит?

— Что это не мои подписи, — ответил Нат.— Не знаю, кто подписал и почему, но не я.

Гиддингс снова встал, подошел к окну и уставился на город, на его зубчатый силуэт, в котором доминировала Башня.

— Я так и думал.

Нат криво и невесело улыбнулся:

— Разумеется.

«После первого шока мозг человека снова начинает работать четко и логично, как обычно, как маленькая вычислительная машина», — подумал он.

— Если бы я подписал изменения, то, разумеется, стал бы отрицать, по крайней мере вначале. Но я их не подписывал, поэтому все равно отрицаю, но по другой причине. Мой ответ в любом случае должен звучать одинаково, не так ли?

Гиддингс снова повернулся к столу:

— Это вам кажется логичным, да?

Шок проходил. Закипала ярость.

— Я продолжу. Зачем бы мне их подписывать? Какие у меня могли быть для этого основания?

— Не знаю. К тому же, — продолжал Гиддингс, — я не собираюсь прямо здесь выколачивать из вас правду.

— Да уж лучше и не пытайтесь, — тихо сказал Нат, недрогнувшей рукой он снова взял один из чертежей, рассмотрел и бросил назад, в общую кучу.

Гиддингс сказал другим, тихим голосом:

— Ну, так что за свинство заложено теперь в наших стенах? Что мы там еще нагородили, о чем теперь не имеем понятия? К чему все это приведет?

Руки Ната бессильно лежали на крышке стола.

— Не знаю, что вам ответить, — сказал он, — но думаю, что можно попытаться это выяснить.

Гиддингс, который не спускал глаз с его лица, не спешил с ответом.

— Вы попытайтесь со своей стороны, — наконец сказал он, — а я — со своей.

Он показал на бумаги:

— Это оставьте себе. Я сделал копии.

Он помолчал:

— У вашего шефа тоже есть один экземпляр, на случай если вы колеблетесь, стоит ли ему докладывать.

Он уже подошел к двери, но, положив, руку на ручку, обернулся:

— Если я выясню, что это ваши подписи, берегитесь.

Он вышел.

Нат остался стоять, снова посмотрел на бумаги и механически начал водить по ним пальцем. Подписи были четкими и разборчивыми: Н. Г. Вильсон; Натан Гейл.

Эти крестные имена выбрал для него отец. Предыдущего Натана Гейла повесили. И похоже на то, что кто-то пытается отправить на виселицу и этого. Но если этот кто-то думает, что он, Нат, пойдет на эшафот как баран на заклание, то кто-то глубоко ошибается.

Он снял трубку и позвонил Дженни в приемную: —Дорогуша, дайте мне кабинет мистера Колдуэлла. — А Молли By, секретарше Колдуэлла, он сказал: — Это Нат, Молли. Мне нужно поговорить с шефом. Очень важно.

— Я как раз хотела вам звонить, — голос Молли ничего не выражал. — Он вас ждет.

Кабинет Колдуэлла занимал огромную, импозантную угловую комнату. Сам Колдуэлл был маленьким худым человечком с редкими прилизанными седыми волосами, блеклыми голубыми глазами и маленькими, хрупкими ручками. Он всегда был собран, спокоен и пунктуален, а в вопросах, связанных с искусством, строительством и архитектурой, — непримирим. Когда Нат постучал и вошел, он стоял у окна и смотрел вниз, на силуэт города.

Садитесь, — сказал он Нату, но сам неподвижно и молча продолжал стоять у окна.

Нат сел и стал ждать.

— Фарос, знаменитый маяк в Александрии, — начал Колдуэлл, — тысячу лет указывал кораблям путь прохода в Нил.

Тут он повернулся лицом к Нату. Теперь был виден только его силуэт, крошечный на фоне бескрайнего неба.

— Недавно я познакомился с капитаном лайнера «Франс». Он мне сказал, что первый кусочек Америки, который он видит, приплывая с востока, — это вершина нашей Башни, здания, которое мы спроектировали и за строительством которой наблюдали. Он назвал ее Фаросом нашего времени.

Колдуэлл подошел к столу и сел. Теперь Нат ясно видел его лицо: оно ничего не выражало. На столе перед Колдуэллом лежала пачка ксерокопий.

— Что это вы натворили, Нат?

— Не знаю, мистер Колдуэлл.

Колдуэлл показал на бумаги:

— Вы это видели?

— Видел. И уже говорил с Гиддингсом.

Пауза.

— Поправка: уже выслушал Гиддингса.

Снова пауза.

– Чтобы все было ясно, – это не мои подписи. Без ведома Льюиса я не вмешиваюсь ни в какие вопросы по электрической части. «Джозеф Льюис и компания», электротехническая фирма. – У Ната было абсурдное ощущение, что он разговаривает сам с собой.

– Я не вмешиваюсь, – сказал Колдуэлл, – в этом контексте не звучит. Теоретически без Льюиса никто бы ничего не менял. Но ведь кто-то одобрил изменения, и все говорит о том, что сделано это по поручению нашей конторы, ведущей надзор за проектом.

Все было сказано четко, логично и точно.

– Да, сэр, – ответил Нат, как маленький мальчик в кабинете директора школы, но что еще он мог сказать? Отчаяние овладело им, он физически ощущал мощное давление.

– Но почему от моего имени? – спросил Нат.

Колдуэлл молча окинул его взглядом:

– Что вы хотите этим сказать?

– Почему там не стоит подпись Льюиса или одного из его людей? Это было бы логичнее и не так опасно, если кто-то начнет задавать вопросы.

– По мнению Уилла Гиддингса никто ни о чем не спрашивал, – ответил Колдуэлл и ткнул пальцем в кучу копий. – Это выплыло наружу только сегодня.

– В таком случае, – предположил Нат, – неизвестно, были ли эти изменения вообще проведены.

– Были проведены, не были проведены, – рассердился Колдуэлл. – Повторяю, эти фразы сегодня не звучат. – Он на несколько мгновений замолчал и задумался.

– Я согласен с вами в том, – сказал он наконец, – что неизвестно, были ли эти изменения на самом деле проведены. Точно так же неизвестно, к чему это может привести.

Он внимательно наблюдал за Натом:

 – Думаю, вы лучше это выясните, а?

– Да, – Нат помолчал. – И заодно выясню еще кое-что.

– Например?

– Прежде всего, зачем кто-то все это затеял. Почему там стоит моя подпись. Кто...

– Эти вопросы могут подождать, – ответил Колдуэлл. – Я понимаю, что у вас здесь личные интересы, но я их не разделяю. Мои интересы – наша Башня и доброе имя фирмы, – и после паузы он добавил: – Вам ясно?

– Да, мистер Колдуэлл, – ответил Нат, хотя ответами, подобными этому, он уже был сыт по горло.

По пути из кабинета Колдуэлла Нат прошел мимо стола Молли Ву – маленькой и хрупкой, как девочка, но умной и сообразительной, которая вопросительно взглянула на него: