Путилин усмехнулся.
– Отчего бы и не так? Ты ведь сам частенько толковал мне с жаром о материализованных духах.
Он потер руки и добавил:
– Гм… После чисто реальных дел мы опять с тобой вступаем в область мистики, хиромантии, магии, словом, в оккультное царство. Но нет, какова штучка московский коллега!
– Какая штучка? – Да хитрость его.
– В чем хитрость?
– Ты не догадываешься?
– Нет.
– Ах, доктор, ты поразительно недальновиден. Ты знаешь В.?
– Знаю.
– Ты помнишь, как он бесился, когда я раскрыл «иверское дело»?
– Как не помнить…
– Ну, так вот: теперь он хочет дать мне реванш и посрамить «непобедимого» Путилина. Его обращение ко мне есть обращение саддукея и фарисея[4]: авось не разрешит, дескать, вопроса. В случае, если мне не удастся распутать эту загадочную историю, он будет иметь возможность только ликовать: «Видите, и на Путилина бывает проруха».
Гениальный и благороднейший сыщик тихо рассмеялся.
– Так отчего же тебе не отклонить приглашения? Ты ведь не обязан помогать своему московскому коллеге…
Помню, каким огнем загорелись его глаза и с каким удивлением посмотрел он на меня!
– Спасибо за совет. Он странен из твоих уст. Тебе, кажется, пора бы было знать, что я всегда принимаю интересный вызов.
Не в моих правилах отступать пред какой бы то ни было опасностью. Он сел за свой знаменитый письменный стол и написал шифрованный ответ:
«Советую поторопиться поимкой „Петра Великого“ или самозванца, иначе поймаю я. Выезжаю. Путилин».
На московском вокзале нас встретил В.
– Ну, пойман? – были первые слова Путилина. В-аго передернуло.
– Смеяться изволите, дорогой Иван Дмитриевич, а мне-с не до смеху.
– Заели небось высшие? «Подайте, дескать, нам страшного призрака в 24 часа, на то вы начальник сыскной полиции». Знакомая штука! Утешьтесь, коллега, меня шпыняют этаким манером не хуже вашего.
Мы сели в коляску. Был поздний вечерний час. Погода стояла отвратительная. Дул порывистый холодный ветер, пахнувший осенью-смертью. Моросил мелкий противный дождь. Сквозь эту сетку мрака и дождя тускло светились унылым красновато-желтым светом керосиновые лампы уличных фонарей. Их колеблющееся пламя, робко мигая, наводило тоску.
– Через Сухаревку! – отдал приказ кучеру Путилин. Он молчал, зябко поводя плечами.
Вот и она, виновница волнения Москвы, Сухарева башня. В этой мгле противного осеннего вечера почти не освещенная уличными фонарями она казалась какой-то необычайно странной, неуклюжей громадой.
– Бр… – услышал я восклицание московского шефа сыскной полиции.
– Вам холодно? – насмешливо спросил его Путилин. – Или… неприятное воспоминание?
– И то, и другое вместе, ваше превосходительство… – ответил тот.
Путилин, когда мы поравнялись с башней, быстро выхватил свой потайной фонарь и направил сильный свет рефлектора на ту башенку, около которой появился загадочный призрак.
– Эта башенка?
– Да, эта, Иван Дмитриевич…
– Скажите, когда вы увидели привидение на крыше башни, как вы поступили?
Разговор происходил в номере гостиницы «Лоскутной», самой лучшей в Москве.
– Я решил немедленно исследовать внутреннее помещение башни.
– И?
– И ничего, буквально ничего не обнаружил.
Глава III. Приют мышей и сов. Путилин карабкается по стене!
На следующее утро Путилин сделал несколько визитов. Его приезду страшно обрадовались.
– Сделайте милость, почтеннейший Иван Дмитриевич, распутайте это диковинное дело! Освободите Первопрестольную от страшного призрака!
– Постараюсь… – улыбался великий сыщик.
– А как вы полагаете: трудно это?
– Попробуйте! – отшучивался он.
Он заехал за мной вместе с В., и мы втроем отправились в неведомое для меня путешествие.
– Можно узнать, куда мы едем?
– Отчего же нет, доктор! Мы будем осматривать Сухареву башню. Надо же мне взглянуть, что такое там творится.
… С чувством жгучего любопытства подошел я к дверям башни, ведущим в ее таинственное «нутро».
– Где только не приходится мне бывать с тобой, И. Д.! – сказал я Путилину.
– Раскаиваешься или нет? – улыбнулся он. – Ну-с, позвольте мне ключ!
Он взял огромный ключ и, прежде чем сунуть его в замок, внимательно и удивленно-пристально стал разглядывать последний. Мне показалось, что Путилин даже соскоблил что-то с замка.
С тихим протяжным визгом-стоном раскрылась старая железная дверь. Этот противный визг долго стоял у меня в ушах, отдаваясь тревожно-тоскливо в сердце.
– Ну, пожалуйте, господа! – с дрожью в голосе произнес В. и пошел вперед.
Путилин спокойно захлопнул дверь.
Путилин зажег свой знаменитый потайной фонарь. Это было необходимо, ибо здесь царила почти могильная тьма. Запах страшной сырости, плесени, какого-то тлена, точно в склепе, стоял в воздухе.
Мы стали подниматься по узкой-узкой каменной лестнице. Несколько раз я спотыкался, а раз чуть не упал – из-под ноги вырвался обрушившийся кирпич.
– Какая ветхость!.. – пробормотал Путилин.
Скоро наше восхождение окончилось.
Лишь только мы собрались войти в какое-то темное помещение, напоминающее комнату-конуру со сводчатым потолком, как оттуда вылетело что-то большое, черное, чем-то махающее.
– У-у, ха-ха-ха! – прокатился над нашими головами крик-хохот.
Это было до такой степени неожиданно и страшно, что у меня кровь заледенела в жилах, а московский коллега Путилина отшатнулся, едва не упав в пропасть лестницы, и громко вскрикнул.
Один только Путилин, этот человек поразительного хладнокровия, остался невозмутимым.
– Не бойтесь, господа: это еще не наш призрак, это почтенные совы. Они устроились здесь премило.
Действительно, лишь только мы вошли в башенную комнату, целая масса крыльев захлопала над нашими головами. К этому неприятному шуму примешивался еще огромный писк и визг стаи крыс, пробегавших мимо наших ног.
– Вот это будет поопаснее и сов и, пожалуй, самого призрака. Эти грызуны могут разорвать здесь всякого так же, как разорвали они епископа Гадона. Черт возьми, призрак – существо, безусловно, храброе!
Путилин погасил фонарь.
Сквозь оконца башенки врывался тусклый свет.
– Ну-с, приступим к осмотру.
Каменная комната-склеп была абсолютно пуста.
– Что же тут осматривать, Иван Дмитриевич? – слегка насмешливо и удивленно спросил своего знаменитого собрата В.
– Вы думаете: ничего?
В. пожал плечами. Признаюсь, и я разделял его недоумение.
Путилин принялся внимательно осматривать пол и стены. Он вынюхивал, выстукивал каждый камень, каждый кирпич. По своему обыкновению, он что-то тихо бормотал сам про себя.
Зная, что мой гениальный друг никогда ничего не делает зря, без цели, я с любопытством следил за его работой.
– Нет… так… так… гм… тут ли…
Прошло часа полтора, а он все еще не окончил своего странного осмотра. Особенно долго возился он над стеной, на которой довольно высоко виднелось окно.
– Сейчас полезу на крышу! – возбужденно проговорил он.
– Но как же вы отсюда попадете, Иван Дмитриевич?
– А вы не пробовали, коллега?
– Нет.
– А почему я не могу туда попасть?
– Да потому что единственный способ попасть на крышу – через окно. А оно высоко, вы его не достанете. Конечно, можно бы… это остроумное разрешение вопроса, но… но нельзя ли обойтись без этого?..
– Посмотрим, посмотрим…
И вскоре случилось нечто, от чего мы оба: я и В. раскрыли рот.
Путилин карабкался по стене!
Правда, «лезть» пришлось немного, так как окно было расположено не очень высоко, но все же он сделал два перехода по стене.
Концы носков Путилина вошли в какое-то углубление, он ухватился руками за железный стержень, торчащий вершков на пять, приподнялся и попал во второе углубление.
Еще старание – и он достиг окна!
– Браво! – искренно вырвалось восклицание восторга у завистливого В. – Поистине вы чародей, Иван Дмитриевич! Путилин рассмеялся.
– Благодарю вас, коллега! Но должен сознаться, позиция чертовски неудобная.
Он, так сказать, прилипнув к стене, держась одной рукой за железный болт оконной рамы, другой рукой ощупывал окно.
– Ага! Так я и знал!
– Что такое? – встрепенулся В.
Гениальный сыщик ничего не ответил, а ловко спустился вниз.
– Фу-у! – вырвался у него вздох облегчения. – Однако, коллега, вы заставили меня на старости лет обратиться в акробаты.
– Я ничего не понимаю… – смутился тот.
– Ничего, потом поймете. А пока мне надо бы проехать к вам.
Глава IV. В Московском сыскном
Всю дорогу до сыскного Путилин молчал.
По его лицу я ясно видел, что он упорно-сосредоточенно выводит свою знаменитую «кривую».