Путешественники в третье тысячелетие

Мы подошли к берегу и увидели, что ковши ползли по откосу, соскребая с него бугры и неровности. Ковши подхватывали срезанную землю и везли наверх, затем опрокидывались, и земля ссыпалась на широкую ленту, которая тоже двигалась. Это движущийся транспортер. Он уносит землю за 20 метров от берега и выбрасывает в отвал…

Там, где экскаватор уже заканчивал планировку откосов, ползали тяжелые катки, выравнивая и выглаживая почву.

Мы пошли дальше…

Я больше писать не могу, ручка вываливается из пальцев. Ну и поход: два вечера про него писал, а все не кончил…

4 апреля. Сегодня первый день четвертой четверти, а я получил по истории тройку, потому что вчера весь день гоняли футбол. Вечер я просидел за дневником и урок прочитал кое-как. Был неприятный разговор с вожатым звена Сенькой Ращупкиным. Он мне сказал:

— Я не посмотрю, Челнок, что ты член совета отряда, и поставлю о твоей учебе вопрос на звене. А если ты и дальше будешь подводить нас, вынесу на совет отряда и даже на совет дружины! Учти это!

Я сказал, что учту, и тогда он от меня отстал, но записал мне замечание в свою книжку.

Постараюсь сегодня кончить про поход: уроков в первый день задано мало.

Вот, значит, мы пришли туда, где на прицепе у тракторов работали какие-то громоздкие машины. Капитолина Павловна сказала, что они называются скреперами. Эти скреперы издали чем-то похожи на громадных жуков.

Про скреперы нам рассказал начальник участка инженер Никишин. Очень он смеялся, когда узнал, что мы — путешественники в третье тысячелетие.

— Перед вами скрепер, построенный в Челябинске, — начал инженер. — Кстати, какой иностранный язык вы изучаете?

— Английский, — бойко ответил Алик и тут же добавил, чтобы доказать свои знания: — Дзе тейбл, дзе пьюпил, йес, ноу, ай спик инглиш, хау ду ю ду![1]

— Довольно, довольно! — замахал руками товарищ Никишин. — Вижу, что знаешь, хоть в Лондон поезжай! Так вот, друзья мои, слушайте! Слово «скрепер» происходит от английского глагола «ту скрейп» — скрести, скоблить, очищать.

К месту, где мы стояли, подошел скрепер, возвратившийся с отвала.

— Основную часть скрепера составляет большой ковш-лопата, вмещающий до шести кубометров, то есть двенадцать — пятнадцать тонн грунта, — говорил товарищ Никишин. — Но вы обратите внимание на конструкцию ковша. Он разъемный. Задняя часть его значительно больше передней, она может отваливаться и нижним, очень острым краем врезается в землю.

Инженер подал знак скреперисту, и задняя часть ковша действительно опустилась, а передняя немного приподнялась; когда трактор двинулся вперед, нижний край ковша, как огромный нож, начал подрезать землю, деваться ей было некуда, и она полезла в ковш.

Затрещала лебедка, помещенная на тракторе, и прочными стальными тросами начала поднимать заднюю часть ковша; в то же время передняя стала слегка опускаться, и, лязгнув, они сомкнулись. Мне стало немного жутко, да, видно, и не мне одному, потому что нервный Алик Марголин вздрогнул и сказал:

— Брр… Как они защелкнулись! Словно огромные челюсти допотопного чудовища. Попадешь такому на зубы, он тебя перекусит, как соломинку. Ой, наверное, мне эти страсти приснятся сегодня ночью…

Трактор двинулся, увозя за собой скрепер, и мы все наперегонки побежали за ним.

Пока мы ходили по строительству, день незаметно склонился к вечеру, и надо было возвращаться домой.

На прощание товарищ Никишин сказал:

— Вы ознакомились с работой скрепера, и теперь, я думаю, вам понятно, что эта машина универсальная, она и копает, и выравнивает почву, и перевозит грунт, и делает насыпи. Производительность у нее пятьсот — шестьсот кубометров в смену. На таких строительствах, как наше, она может выполнять почти все земляные работы. Скрепер экономичен: его работа дешевле, чем работа экскаваторов, от которых еще приходится увозить землю на грузовиках. А скрепер — сам себе экскаватор и сам себе грузовик. В общем, он, как говорится:

Сам и пашет, сам боронит, Сам и сеет, сам и жнет, Сам и песенки поет!

Мы дружно захлопали в ладоши веселому инженеру, а Капитолина Павловна от всех нас поблагодарила товарища Никишина.

Обратное путешествие прошло благополучно, только Сенька Ращупкин заснул по дороге, упал с лавки и до крови расшиб себе нос.

Ф-у… Кончил с описанием этой поездки!

Глава одиннадцатая. Алик Марголин готовится к экзаменам (из дневника Гриши Челнокова)

15 апреля, воскресенье. Вчера вечером у нас с Арсей был разговор насчет моего дневника. Арся опять читал его и сказал, что я могу скатиться в болото эгоцентризма. Я спросил, что это такое — эгоцентризм. Что такое эгоизм, я знаю. Оказывается, эгоцентрист — это тоже эгоист, только гораздо хуже. Эгоцентрист — такой человек, который думает исключительно о себе и считает, что весь мир существует только для него.

Я спросил, почему Арся думает, что я могу скатиться в болото эгоцентризма. Он ответил: «Потому, что ты больше пишешь о себе, а не о ребятах. А ведь ты не один путешественник в третье тысячелетие».

Про всех ребят класса я, конечно, не напишу, а про наше звено попробую.

Сегодня я напишу про Алика Марголина, потому что он, по-моему, ужасно чудно готовится к экзаменам.

Кажется, я еще не писал о том, что Алик без памяти увлекается шахматами и поставил себе цель стать чемпионом мира, не больше, не меньше! И у него есть, как он выражается, календарный план.

— В шестнадцать лет, — говорит Алик, — я должен стать перворазрядником, а в семнадцать — кандидатом в мастера, в восемнадцать — мастером, в двадцать — гроссмейстером, а вот когда буду играть матч с чемпионом мира на первенство, я еще не наметил срок…

На полке у Алика куча шахматных руководств, и, придя из школы, он первым делом принимается за решение шахматных задач.

Хорошо или нет играет Алик в шахматы, я не знаю. Когда у нас в классе был шахматный турнир, он вышел на первое место. Но ведь нас обыграть ничего не стоит: мы только умеем передвигать фигуры, а что получится из того или другого хода, совсем не думаем.

А в общем, из-за этого увлечения Алик Марголин сильно запустил учебу. Особенно у него плохи дела по арифметике, истории и географии. Он думает отыграться в последней четверти и на экзаменах.

— Я прочитаю каждый учебник от корки до корки пять раз! — заявил Алик. — Трудновато это, зато буду знать назубок!

Мы удивились, и Сенька Ращупкин спросил:

— Сколько же страниц придется на каждый день?

— Пятьдесят страниц! — гордо воскликнул Алик. — А что вы удивляетесь? В обыкновенной книге я сто успеваю в день прочитывать!

— Одно дело — книга для чтения, а другое — учебник! — возразила Анка Зенкова.

— Зато я и норму взял вдвое меньше…

Анка покачала головой, но спорить не стала, она подумала, что у Алика, может быть, что-нибудь и получится…

Придя из школы, Алик нетерпеливо кричит:

— Бабушка, обед готов? Скорее, скорее! Некогда мне, надо к экзаменам готовиться!

Аликов отец работает в Арктике, мать заведует аптекой. Братьев и сестер у Алика нет. Бабушке только и дела, что ухаживать за внуком, она его очень любит, считает необыкновенным мальчиком и слепо ему верит.

Конечно, к Аликову приходу обед всегда готов. Алик, наскоро проглотив суп и котлетку, садится за учебник, а бабушка на цыпочках уходит на кухню.

— Тише, тише! — говорит она соседям. — Аличка готовится к экзамену!

Алик сидит один в комнате и глотает страницу за страницей то по арифметике, то по истории, то по географии. Все у него начинает путаться. Голова начинает болеть…

— Бабушка, бабушка! — плаксиво кричит Алик. — Опять ты куда-то убрала уксус…

— Сейчас-сейчас, миленький! — откликается бабушка и обвязывает Алику голову полотенцем, намоченным в уксусе.

— Таблетки от головной боли есть?

— А как же, всякие есть. Ты какие вчера принимал?

За эти бесконечные таблетки Васька Таратута дал Алику обидное прозвище «Альфред — из таблеток винегрет». На прозвище Алик обижается, а лекарства все-таки продолжает глотать, хотя его мама говорит, что это вредно, что лучше соблюдать правильный режим, тогда и голова не будет болеть. Аликова мама иногда отбирает у бабушки таблетки и уносит в аптеку, но бабушка через соседок достает опять, и дело идет по-прежнему.

Только поздно вечером Аликова мама, вернувшись из аптеки, со скандалом укладывает Алика в постель: оказывается, он недовыполнил норму на восемь страниц и у него срывается план…

Утром Алик Марголин приходит в школу сонный, с тяжелой головой, на уроках дремлет, получает двойки.

Мы говорили Алику, чтобы он такую подготовку бросил, а занимался, как все. Он упорно отвечает:

— Экзамены покажут, кто прав!

Я так хорошо знаю, что делается у Алика дома, потому что в той же квартире живет Каля Губина из нашего звена, и она в классе обо всем рассказывает.

Из Кали Губиной, наверное, получится замечательная артистка: когда она рассказывает про семью Марголиных, она ужасно похоже изображает и Алика, и Аликову маму, и бабушку. Я просто удивляюсь, как это получается: вот у нее появляется Аликов взгляд, и складочка на лбу, и голос, как у него. Потом как-то вдруг у нее дрогнет и отвиснет нижняя губа, глаза сузятся, кожа на лбу соберется морщинками — глядишь, а это уже бабушка, и говорит она старушечьим голосом…

Даже сам Алик, когда смотрит на Калю, хохочет и говорит, что у нее получается здорово. Но он не обижается на Калю, а только твердит:

— Ничего, ничего, ребята, подождем экзаменов!

Он так уверен в себе, что мы начинаем думать: может быть, Алик действительно прав и изобрел самый лучший способ подготовки?

Ну что ж, увидим, экзамены не за горами!

Глава двенадцатая. Поездка на рыбалку (из дневника Гриши Челнокова)

2 мая, среда. Наступили майские праздники. Вчера утром школьная дружина, как всегда, выстроилась на первомайскую демонстрацию. Перед колонной развевалось и похлопывало на ветру пионерское знамя, которому мы отдали салют.

Мы проходили первыми перед трибуной, где стояли станичные руководители. За нами шла колонна служащих и колхозники. У станичного совета на высоком столбе школьный радиотехнический кружок установил новый мощный репродуктор. Слышалась веселая музыка, песни, крики «ура». Это из Москвы передавалось шествие демонстрации.

Праздничный костер провели вечером, в роще, на берегу Дона. Было очень весело, выступала школьная самодеятельность. И в эту ночь мы решили с ребятами рыбалить. Рыбалку опишу подробно: ведь скоро здесь не будет Дона, а разольется Цимлянское море. На море рыбалка будет совсем не такая, как на реке.

Лишь только окончились выступления, я побежал домой, взял удочку, одежду, провизию. Скоро подошли нагруженные вещами Васька Таратута и Сенька Ращупкин. Мы втроем направились к Антошке Щукину, который живет на самом берегу.

Щукарь у нас главный рыболов. На этом деле он, как говорится, собаку съел. У него хорошая лодка, самые лучшие удочки и прочие рыболовные снасти.

У Щукиных семья большая: Антошкина мать и четыре сестры-школьницы. И всю эту «женскую бригаду», как ее называет Антошка, он кормит рыбой не только весной и летом, но даже зимой.

Щукарь ростом невысокий, но сильный: из нашего класса он уступает только Ваське Таратуте. И он ужасно спокойный: как его ни дразнят, Антошка никогда не лезет драться, только скажет надоедливому: «Эх ты, балабон, трещотка!», отвернется и пойдет. Арся говорит, что таких людей называют флегматиками.

Конечно, у Антошки все было готово: связка удочек, подсачек, червяки в полотняном мешочке с землей, горшок с прикормом, сумка с провиантом.

Когда мы подошли к лодке, из темноты послышалось пыхтение, и выкатилось что-то желтое, маленькое и юркое. Мы так и ахнули:

— Кубря!

Щенок деда Филимона подкараулил нас и незаметно прокрался за нами! С тех пор как мы спасли щенка от смерти в Дубовом буераке, Кубря совсем отбился от хозяина и нигде от нас не отстает.

Мы принялись швырять в Кубрю кусками глины, щепками, и щенок нырнул в темноту. Уложили имущество, оттолкнули лодку, уселись.

— На Верблюжий! — сказал Щукарь, берясь за весла. — Самое сазанье место.

Верблюжий остров находится километрах в четырех выше станицы. Это излюбленное место наших ночных рыбалок.

Антон начал грести, и на берегу послышался легкий шорох и пыхтение: Кубря бежал за нами.

— Побежит, побежит, да и отстанет, — сказал Антошка.

— Ты не знаешь этого настырного чертенка, — хмуро отозвался я.

Покуда мы плыли напротив домов, все было ничего, а потом случилось вот что. За станицей, где Дон круто поворачивает направо, стоит на берегу избушка бакенщика Евстигнея Захарыча, а он рыболов почище Щукаря, и у него на берегу всегда сушатся сети. В эти сети, растянутые на кольях, с размаху вкатился наш Кубря. Запутался и давай рвать сети и лапами и зубами…

Мы обмерли от страха. Евстигней Захарыч — казак хозяйственный и крутой: если поймает щенка, не развяжешься с ним за убытки. Хорошо еще, Кубря разделывался с сетями втихомолку: не лаял, а чуть только повизгивал. Евстигней же, видно, по случаю праздника основательно хватил, спал и ничего не слышал.

Щукарь взял поближе к берегу, чтобы в случае чего поскорее подхватить щенка в лодку и замести следы.

Вот, слышим, наш герой вырвался из сетей и негромко, но победно взлаял.

— Я т… тебе, подлая душа! — погрозился на него горячий Васька.

А Кубря от радости пуще того подал голос.

Мы еще проплыли с полкилометра, и нам дорогу перегородил мелководный залив, уходящий в берег. Кубря, видно, сообразил, что обегать его чересчур далеко. А скорей всего, он ничего не соображал (нам на уроках биологии говорили, что у животных нет ума, только инстинкт), а увидел, что лодка от него уплывает, и кинулся в воду.

В заливе воды было по колено (летом он совсем высыхает), и уж тут-то наш Кубря нашумел! Плыть ему вроде мелко, а по дну бежать глубоко. И вот он раз скакнет, потом плывет, опять скакнет. Лапами по воде колотит, как водяная мельница колесом, аж до нас брызги долетают.

Тут наш флегматик Антон не выдержал:

— Да это что же, ребята, такое? — взмолился он. — Ведь он, щучий сын, сазанов по всему Дону всполошит!

Но вот, к счастью, отмель кончилась, и пошло глубокое место под яром, заросшим сверху малиной и ежевикой. Кубре нашему на яр, понятно, не выбраться было, и мы долго слушали, как он плыл за нами, тяжко пыхтя и сопя, еле-еле двигая лапами и, как видно, выбиваясь из сил.

И мы тогда не выдержали.

— Пропадет щенчишка ни за грош! — угрюмо сказал Васька, но в голосе его слышалось восхищение непоколебимой собачьей верностью. — Подплывай к нему, Щукарь!

Антошка послушно повернул лодку, а Сенька стал светить электрическим фонариком. Мы еле-еле успели. Когда Васька Таратута протянул к щенку руку, тот уже совсем выбился из сил. Васька едва успел схватить его за мокрую шерсть, поднял и положил на дно лодки у своих ног. Щенка била крупная дрожь: он немало времени пробыл в воде, а донская вода в это время года холодная!

Мы с Васькой скинули с себя куртки и набросили на Кубрю. Васька сменил Антошку на веслах, и мы поплыли дальше.