Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Психология и Алхимия - Карл Густав Юнг на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Кто бы и что бы ни думал об описанных феноменах, ясно одно: это находится в стороне от того, что содержится в гуманности и понимании человеческой слабости, уравновешивающих невыносимые противоречия мира. Чудовищный парадокс присущ учению о первородном грехе, с одной стороны, и позиции пробабилизма с другой, поэтому психолог вынужден следовать христианской проблеме противоположностей, подчеркнутой выше, - в Самости добро и зло связаны теснее, чем однояйцовые близнецы! Реальность зла и его несовместимость с добром раскалывают противоположности и неумолимо ведут к распятию и подвешиванию всего живущего. Поскольку "душа по природе своей является христианкой", этот результат должен быть столь же неизбежным, как в жизни Иисуса: мы все должны быть "распяты с Христом", т.е. погружены в моральные страдания, эквивалентные действительному распятию. На практике это лишь возможность, лежащая в стороне, она столь невыносима и враждебна к жизни, что человек может оказаться в таком состоянии только случайно и чрезвычайно редко. Ибо как он мог оставаться обыкновенным перед лицом таких страданий! Пробабилистическая позиция в проблеме зла, в большей или меньшей степени, оказывается неизбежной. Поскольку истина о Самости - необъяснимый союз добра и зла -конкретно приводит к парадоксу о том, что хотя грех есть тяжелейшее и опаснейшее из всего, что может быть, это еще не так серьезно, потому что может быть опровергнуто "про-бабилистическими" аргументами. Это не непременная распущенность или легкомысленный поступок, это жизненная необходимость. Исповедь действует подобно самой жизни, которая успешно борется против поглощения непримиримым противоречием. Отметим, что в то же время конфликт остается в силе, поскольку он существенным образом связан с парадоксальным характером Самости, конфликтной и единой .

* Нелепость тайны (лат). Прим. перев.

** От латинского probabilis вероятный, то есть нравственная относительность, Прим. ред.

25 Христианство сделало антиномию добра и зла мировой проблемой и, оформив конфликт догматически, возвело ее в абсолютный принцип. Из-за этого еще не решенного конфликта христианин расценивается как поборник добра, соучастник мировой драмы. Понятое в его глубочайшем смысле бытие последователя Христа влечет страдания, которые непереносимы для большинства людей. Следовательно, примеру Христа в действительности можно либо следовать с оговоркой, либо нельзя совсем, и пасторская практика Церкви даже считает себя обязанной "облегчить бремя Христа". Это означает значительное смягчение строгости и остроты конфликта и, следовательно, практическую относительность добра и зла. Добро эквивалентно безусловному подражанию Христу, а зло есть противодействие этому. Моральная слабость и лень человека являются главной помехой для подражания и именно этому пробабилизм обеспечивает практическое понимание, которое иногда может, вероятно, оказаться ближе к христианской терпимости, милосердию и любви к ближнему, чем позиция тех, кто видит в пробабилизме просто распущенность. Хотя должно признать за такими попытками множество главных христианских добродетелей, никто не должен отвергать тот факт, что они устраняют многие страдания, вызванные подражанием Христу, и что конфликт добра и зла таким образом лишается остроты и смягчается до терпимых пределов. Это приводит нас к психическому архетипу Самости, где такие противоположности должны быть объединены - хотя, как я сказал, это отличается от христианского символизма, оставляющего конфликт открытым. Для последнего существует разлом, проходящий через мир: свет борется с мраком и горнее с дольным. Эти не суть одно, как в психическом архетипе. Но, если даже религиозная догма может осудить идею о том, что двое суть одно, религиозная практика допускает естественный психологический символ Самости в единстве со своими приблизительными значениями. С другой стороны, догма утверждает, что трое есть 'одно, в то же время отрицая, что четверо есть одно. С давних пор не только на Западе, но и в Китае нечетные числа рассматривались как мужские, а четные - как женские. Следовательно, Троица определенно мужское божество, в результате чего андрогинность Христа и особое положение и почтение, оказываемое Божьей матери, не имеют реального эквивалента.

26 С этим заявлением, которое может поразить читателя как эксцентрическое, мы приходим к одной из центральных аксиом алхимии, высказанной Марией Пророчицей ( См. пар. 209 ниже. Прим.ред.): "Одно становится двумя, а два -тремя, и [благодаря] третьему одно - четвертое". Как читатель уже видел по названию, эта книга посвящена психологическому значению алхимии и, таким образом, проблеме, которая с незначительными исключениями вызывает далеко ведущий научный поиск. Еще недавно науку интересовала лишь роль, которую алхимия играла в истории химии, ее роль в истории философии и религии затрагивалась очень мало. Важность алхимии в историческом развитии химии очевидна, но ее культурное значение еще так мало известно, что невозможно сказать в нескольких словах, в чем оно состоит. В этом введении, однако, я пытаюсь подчеркнуть религиозные и психологические проблемы, близкие к теме алхимии. Дело в том, что алхимия скорее подобна подводному течению в христианстве, властвующему на поверхности. Для этой поверхности она то же самое, что сон для сознания, и как сон компенсирует конфликты разума, так и алхимия пытается заполнить брешь, образованную христианским напряжением противоположностей. Может быть, самым содержательным выражением этого является аксиома Марии Пророчицы, цитированная выше, проходящая как лейтмотив через весь период существования алхимии, который простирается более чем на семнадцать столетий. В этом афоризме четные числа, которые означают женский принцип, землю, подземное и само зло, вставлены между нечетными числами христианской догмы. Они персонифицированы в serpens mercurii*, драконе, который сам себя порождает и уничтожает и представляет prima materia. Эта фундаментальная идея алхимии возвращает к !!!!** (Tehom) 11 , к Тиамат*** с ее сущностью дракона и, следовательно, к первобытному матриархальному миру, который согласно богоборческому мифу о Мардуке, 12 был порожден волевым аспектом отца.

* Змей Меркурия (лат.) имеется в виду Уроборос, один из центральных символов алхимии, бесконечность и цикличность творения. Прим.. ред.

** Тьма, хаос (иврит). Прим.. перев.

** * Морс в аккадской мифологии персонификация первозданной стихии, воплощение мирового хаоса. Убита Мардуком, который рассеял тело Тиамат на две части Небо и Землю. Изображалась в виде чудовищного дракона. Прим. ред.

Исторический сдвиг в мировом сознании в сторону мужского компенсируется в первую очередь хтонической женственностью бессознательного. Действительно, некоторые дохристианские религии дифференцировали мужской принцип в форме диады "Отец-Сын", что должно было иметь крайне важное значение для христианства. Если бы бессознательное было просто дополнительным, этот сдвиг сознания сопровождался бы акцентированием на Матери и Дочери, для чего под рукой лежал необходимый материал в мифе о Деметре и Персефоне. Но, как показывает алхимия, бессознательное выбрало скорее тип "Кибела -Аттис" в форме prima materia и filius macrocosmi* доказывая этим, что оно не дополнительно, а компенсаторно. Это показывает, что бессознательное совершает акт не просто противоположный сознанию, но изменяет его в манере оппонента или партнера. Тип Сына не вызывает Дочь из глубины "хтонического" бессознательного как дополняющий образ - он вызывает другого Сына. Этот примечательный факт, по-видимому, связан с инкарнацией в нашу земную человеческую натуру чисто духовного Бога, совершенную Святым Духом, оплодотворившим чрево Пресвятой Девы. Так высшее, духовное, мужское вошло в низкое, земное, женское; и, соответственно, Мать, которая противостояла миру Отца, приспособила себя к мужскому принципу, и с помощью человеческого духа (алхимии или "философии") произвела Сына - не антитезу Христа, но его хтонического двойника, не божественного человека, а мифическое существо, единосущее с природой Праматери. И как задачей "высшего" Сына является спасение человека микрокосма, так функцией "нижнего" сына является salvator macrocosmi **.

* Сын макрокосма (лат). Прим. пер.

** Спаситель макрокосма (лат). Прим. пер.

27 Такова вкратце драма, которая разыгралась во мраке алхимии. Очень важно отметить, что эти два сына никогда не были объединены, кроме как, возможно, в уме и внутреннем переживании немногих одаренных алхимиков. Нетрудно видеть "цель" этой драмы: в инкарнации это выглядит как если бы мужской принцип Отца-мира приближался к женскому принципу Матери-мира, с тем, чтобы последний побуждался, в свою очередь, приблизиться к Отцу-миру. Очевидно, что значение этого заключалось в попытке установить мост над пропастью, разделяющей два мира, как компенсацию открытого конфликта между ними.

28 Я надеюсь, читатель не будет обижен, если мое объяснение прозвучало как гностический миф. Мы оказались в таких психологических сферах, где, поистине, гнозис укоренен. Гнозис - это послание христианского символа, и компенсация, вызванная бессознательным, является гнозисом еще в большей степени. Миф есть первобытный язык, естественный для этих психических процессов, и никакие интеллектуальные формулировки не приближаются к богатству и выразительности мифологической образности. Эти процессы связаны с прообразами и наилучшим способом воспроизводятся образным языком.

29 Описанные процессы содержат все характерные черты психологической компенсации. Мы знаем, что маска бессознательного не является жесткой -оно отражает лицо, которое мы поворачиваем к нему. Враждебность сообщает ему устрашающие аспекты, дружелюбие смягчает его. Дело здесь не в простом оптическом отражении, а в автономном ответе, который обнаруживает самодостаточную природу того, что отвечает- Поэтому filius phllosophorum* как раз является не отраженным образом сына Божьего в неподходящий материал; напротив, это сын Тиамат отражает черты первобытного материнского образа. Хотя он и несомненный гермафродит, ему принадлежит мужское имя - знак того, что хтонический мир, низвергнутый духом и отождествляемый со злом, имеет тенденцию к компромиссу. Нет сомнения в том, что он является уступкой духовному и мужскому принципу, даже если он и несет в себе тяжесть земли и всю мифологическую природу первобытного зверства.

30 Этот ответ Матери-мира показывает, что пропасть между ней и Отцом-миром не является непреодолимой, поскольку бессознательное содержит зерна обоих. Сущность сознания состоит в способности к различению; оно должно, если будет осознавать вещи, разделять противоположности, и оно делает это contra naturam. В природе противоположности сходятся - les extremes se touchent** - и то же самое наличествует в бессознательном и, в частности, в архетипе единства, Самости. Здесь как в божестве, противоположности снимаются. Но как только бессознательное начинает проявлять себя, они расходятся врозь, как при Творении; потому что каждый акт пробуждающегося сознания является творческим, и именно из этого психологического переживания выведены все космогонические символы.

* Сын философов (лат), т.е. Меркурий. Прим.. перев.

** Крайности сходятся (фр.). Прим. перев.

31 Алхимия возвышенно связана с зерном единства, скрытого в хаосе Тиамат и отражает божественное единение. Подобно этому, зерно единства в христианской алхимии имеет тринитарный характер, а в языческой алхимии - триадический. Согласно другим авторитетам, это соответствует единству четырех элементов и, следовательно, является квартерностью. Подавляющее большинство современных психологических данных говорит в пользу последнего. В большинстве наблюдаемых мною случаев число три было обусловлено дефектом сознания, выпадением низшей, так называемой подчиненной функции. Число три не является естественным выражением целостности, поскольку четверка представляет минимальное количество определителей в целостном суждении. Тем не менее следует подчеркнуть, что рядом с определенными склонностями алхимии (и бессознательного) к четверичности всегда существует колебание между тремя и четырьмя, т.е. может появляться как тройка, так и четверка. Даже в аксиоме Марии Пророчицы квартерность заглушается и перегоняется [в одно] . В алхимии имеется как три, так и четыре regimina или процедуры, как три, так и четыре цвета. Всегда существуют четыре элемента, но часто три из них группируются вместе при особой позиции четвертого - иногда земли, иногда огня. Mercurius является, конечно quadratus, но он так же трехглавый змей или просто триединство. Эта неопределенность имеет двойственный характер - другими словами, центральные идеи троичны так же как и четверичны. Психолог не может не отметить тот факт, что подобная головоломка существует в психологии бессознательного: в наименьшей степени дифференцированная, или "подчиненная" функция так сильно смешивается с коллективным бессознательным, что при осознании ее всплывает архетип Самости, точно так же как то ev тетартоу,* сказала Мария Пророчица. Четверка означает женское, материнское, физическое; тройка - мужское, отцовское, духовное. Таким образом, неопределенность между тройкой и четверкой равноценна колебаниям между духовным и физическим -яркий пример того, что любая истина - всегда предпоследняя. 32 Свое введение я начал с человеческой целостности как цели, к которой, в конечном счете, ведет психотерапевтический процесс. Этот вопрос тесно связан с философскими или религиозными категориями, принятыми личностью. Даже если, как это часто бывает, пациент считает себя совершенно непредубежденным, самонадеянность, стоящая за его мыслями, образом жизни, моралью и языком, обусловлена исторически вплоть до последней детали, наличие которой он часто удерживает бессознательно из-за недостатка воспитания и самокритики. Анализ его ситуации рано или поздно приведет к выяснению духовного фона, выходящего далеко за пределы личностных детерминант, и это создает проблемы, суть которых я пытался пересказать на предыдущих страницах. Эта фаза процесса отмечена созданием символов единства, так называемых мандал, которые появляются или во снах, или в форме конкретных видений, часто как совершенно очевидная компенсация противоречий и конфликтов осознанной ситуации. Едва ли правильно говорить, что зияющий "разрыв" 14 в христианском мироустройстве ответственен за это, так как легко показать, что христианский символизм, в частности, занят врачеванием этой раны. Более верно считать открытый конфликт симптомом психической ситуации западного человека и сочувствовать его неспособности усвоить целый ряд христианских символов. Как врач, я не могу требовать от своих пациентов нечто подобного, мне также не хватает христианских средств милосердия. Следовательно, я сталкиваюсь с задачей выбрать единственный путь, открытый мне; архетипические образы - которые прямо соответствуют догматическим образам - должны быть перенесены в сознание. В то же время я должен, насколько это возможно без серьезных конфликтов, предоставить пациенту возможность самому решать, согласно его предположениям, его зрелости, воспитанию, происхождению и темпераменту. Поскольку я врач, моя задача состоит в том, чтобы помочь пациенту прийти в согласие с жизнью. Я не могу осмелиться судить его окончательные решения, потому что знаю из опыта, что всякое насилие - будь оно внушением, подсказкой или любым другим видом убеждения - в конечном счете оказывается лишь помехой тому, что должно быть связано только с его собственной Самостью, или любым другим названием, выбранным для объективности психе. Пациент должен быть один, чтобы найти то, что поддержит его, когда он не может поддержать себя сам. Только такой опыт может дать ему опору.

* Единое четвертное (греч.). Прим. перев.

33 Я был бы только рад оставить эту нелегкую задачу теологу, если бы не оказывалось, что мои пациенты приходят ко мне как раз от него. Им следовало бы зацепиться за церковную общину, но они отлетают, как сухие листья с дерева, и теперь оказываются "подвешенными" на лечении. Что-то в них цепляется, часто с отчаянием, как если бы они, (или вещь, за которую они зацепились) могли бы упасть в пустоту в момент, когда они ослабят свой захват. Они ищут твердое основание, на котором можно стоять. Поскольку никакая внешняя поддержка не принесет им пользы, они должны отыскать ее в самих себе -по общему признанию, с рациональной точки зрения совершенно невероятная мысль, но вполне возможная с точки зрения бессознательного. Мы можем видеть это в архетипе "низкого происхождения Спасителя".

34 Путь к цели сначала кажется хаотическим и бесконечным и лишь постепенно появляются знаки того, что он ведет в нужном направлении. Этот путь не прям, а, скорее, цикличен. Более точное знание показывает, что он идет по спирали: мотивы сна всегда возвращаются после некоторых интервалов к определенным формам, чьи характеристики определены центром. И весь процесс вращается вокруг центральной точки, точнее, огибает центр, который может (при определенных обстоятельствах) появиться даже в первоначальных снах. Как проявление бессознательных процессов, сны вращаются вокруг центра, стремясь к нему, когда амплификации увеличиваются ясности и размахе. Из-за разнообразия символического материала сначала трудно усмотреть в этом какой-то порядок. Также трудно согласиться, что последовательность снов подчиняется определенному руководящему принципу. Как я уже говорил, процесс развития при пристальном наблюдении оказывается циклическим, спиралевидным. Можно провести параллель между такими спиралями и ростом растений: действительно, растительный мотив (дерево, цветок и т.п.) часто появляется в снах и фантазиях, а также спонтанно рисуется или изображается. 15 В алхимии дерево есть символ герметической философии.

35 Первое из двух предлагаемых исследований, которое составляет вторую часть книги, посвящено серии снов, содержащих многочисленные символы центра или цели. Развитие этих символов является почти равнозначным лечебному процессу. Центр или цель обозначают спасение в собственном смысле слова. Такая терминология оправдана самими снами, ибо они содержат много связей с религиозными феноменами, так что я использовал некоторые как основу для своей книги "Психология и религия". Мне представляется несомненным, что эти процессы связаны с архетипами, создающими религию. Какой бы религия не была, ее психические ингредиенты составляют такого рода бессознательные проявления. Люди пребывают слишком далеко от фундаметального вопроса о том, истинны утверждения веры или нет. Не говоря уже о невозможности доказать или опровергнуть истинность метафизического утверждения, само существование его есть самоочевидный факт, который не нуждается в доказательстве, и когда consensus gentium* объединяет их, истинность утверждения представляется доказанной. Единственной постижимой вещью являются психологические феномены, которые несоизмеримы с категориями объективной реальности или истины. Феномены не могут быть опровергнуты рациональной критикой, и в религиозной жизни мы имеем дело с феноменами и фактами, а не со спорными гипотезами.

* Согласие [всех] народов (лат). Прим. перев.

36 В процессе лечения диалектическое обсуждение последовательно приводит к встрече пациента с его "тенью", той темной половиной психе, которую мы неизбежно освобождаем с помощью проекции: либо отягощая ближних - в широчайшем или в наиболее ограниченном смысле слова - всем, в чем виновны сами, либо возлагая наши грехи на божественного посредника с целью contritio или более мягкого attritio. Мы знаем, конечно, что без греха нет раскаяния, а без раскаяния нет искупления, и что без первородного греха спасение мира могло бы никогда не придти; но мы старательно избегаем вопроса, не было ли у Бога специальной цели, когда он придал такую силу злу, а знать это очень важно. Человек часто чувствует влечение к этой мысли, когда, подобно психотерапевту, ему приходится иметь дело с людьми, которые сталкиваются со своей чернейшей тенью. 17 Во всяком случае, врач не может указать с выражением легкого морального превосходства на скрижали закона и сказать: "Ты не должен". Он обязан объективно исследовать вещи и взвесить возможности, потому что он знает, скорее не из религиозных упражнений и воспитания, а из инстинкта и опыта, что существует нечто подобное felix culpa*. Он знает, что кто-то может пройти не только мимо собственного счастья, но и мимо крайней виновности, без которой человек никогда не достигнет своей целостности. Целостность - это, в действительности, харизма, которой никто не может достичь ни искусством, ни хитростью; с ней можно только срастись и вытерпеть то, что ее появление может принести. К сожалению, люди не одинаковы, человечество состоит из индивидуумов , чья психическая структура соответствует разным этапам развития этой структуры на протяжении по меньшей мере последних десяти тысяч лет. Нет абсолютной истины, которая принесла бы спасение одному человеку, а проклятие другому. Все универсалии застревают на этой ужасной дилемме. Раньше я говорил о пробабилизме иезуитов: это лучшее, чем что-либо еще в огромной католической задаче церкви.** Даже благонамеренные люди боятся пробабилизма, но, столкнувшись лицом к лицу с реалиями жизни, многие находят, что их страх испаряется, или улыбка исчезает. Врач должен также взвешивать и размышлять не столько о направленности некой вещи за или против церкви, но и то, насколько она полезна для жизни и здоровья. На бумаге моральный кодекс выглядит ясным и достаточно чистым; но тот же документ, написанный на "живых скрижалях сердца" часто представляет собой жалкие лохмотья, особенно в устах тех, кто слишком громко кричит. Повсюду мы видим, что зло есть зло и что без колебаний надо его осуждать, но это не мешает злу быть самой проблематичной вещью в жизни человека, требующей глубочайшего размышления. Самого пристального внимания заслуживает вопрос: "Кто именно является исполнителем?" Потому что ответ на этот вопрос определяет ценность действия. Это правда, что общество придает большое значение прежде всего тому, что сделано, но в конце концов, благое дело дурных рук имеет тоже печальные последствия. Никто дальновидный не позволит себе обмануться благим делом дурного человека больше, чем неправильным поступком человека порядочного. Следовательно, психотерапевт должен фиксировать свое внимание не на том, что сделано, а на том, как оно сделано, потому что этим определяется весь характер исполнителя. Зло нуждается в том, чтобы над ним размышляли в той же степени, что и добро, потому что добро и зло - это идеальные продолжения и абстракции действий, и оба принадлежат к светотеням жизни. В конечном счете, нет добра, которое не могло бы породить зло и нет зла, которое не могло бы породить добро.

* Счастливая вина (лат). О грехопадении Адама и Евы. Прим. перев. " Имеется в виду стремление Церкви сделать всех людей католиками. Прим. перев.

37 Столкновение с темной половиной личности или "тенью" происходит с ее собственного согласия во время любого достаточно умеренного лечения. Эта проблема так же важна, как проблема греха в церкви. Открытый конфликт неизбежен и болезнен. Меня часто спрашивали: "И что же вы делаете с этим?" Я ничего не делаю, нет ничего, что я мог бы делать, кроме как ждать с глубокой верой в Бога до тех пор, пока не появится из конфликта решение, рожденное при терпении и выдержке, и предназначенное - хотя я и не мог предвидеть его -для данного конкретного человека- Не то, чтобы я был пассивен или бездействовал в это время: я помогаю пациенту понять все те вещи, которые вырабатывает бессознательное во время конфликта. Читатель может поверить мне, что это неординарные вещи. Наоборот, они были самым значительным из того, что привлекало мое внимание. И пациент не бездействует: он должен поступать правильным образом, и делать это изо всех сил, чтобы предотвратить давление зла, становящегося в нем слишком сильным. Он нуждается в "оправдании работой", потому что "оправдание верой" может остаться пустым звуком, так же как и многие другие. Вера может быть заменой - при отсутствии опыта. В таких случаях, то, что нужно - это реальная работа. Христос поддерживал грешников и не осуждал их. Истинный последователь Христа сделает то же самое, поскольку, каждый должен делать другим то, что он хотел бы от других. Каждый должен проявить участие к грешнику, которым является и он сам. Христа не обвиняют в братании со злом, и мы не должны упрекать себя за то, что любить грешника, кем сами и являемся, означает вступить в союз с дьяволом. Любовь делает человека лучше, ненависть делает его хуже. Опасности в такой точке зрения столько же, сколько в подражании Христу; но фарисей внутри нас никогда не позволит себе быть замеченным в беседах с мытарями и блудницами. Я должен, конечно, подчеркнуть, что психологи не изобрела ни христианство, ни подражание Христу. Я желаю всем, чтобы они были освобождены церковью от бремени своих грехов. Но тот, кому она не может оказать эту услугу, должен склониться так же низко, как и Христос, чтобы вынести бремя своего Креста. Древние могли жить с греческой мудростью веков:"Ничего сверх меры, все благо лежит в правильной мере". Но какая пропасть еще отделяет нас от разума!

38 Кроме моральной трудности существует другая серьезная опасность, которая может вести к осложнениям, особенно для индивидуумов, склонных к патологии. Это тот факт, что содержимое личного бессознательного (т.е. Тень) сливается с архетипическим содержимым коллективного бессознательного и влечет последнее за собой, когда Тень входит в сознание. Это может оказать жуткое воздействие на сознание; оживление архетипов вызывает нежелательное влияние, даже - я сказал бы, в особенности - на самого хладнокровного рационалиста. Он боится, что суеверие завладеет им. Но суеверие в таких людях проявляется, в истинном смысле, только если они патологичны или если они не могут удержать себя в равновесии. Тогда это принимает форму боязни "сойти с ума" так как все то, что современный ум не может определить, он считает нездоровым. Следует отметить, что архетипическое содержание коллективного бессознательного часто может принимать во снах и фантазиях гротескные и страшные формы, так что даже самый невозмутимый рационалист не застрахован от потрясений ночными кошмарами и навязчивыми опасениями. Психологическое объяснение этих образов, которые нельзя обойти молчанием или слепо проигнорировать, логично ведет в глубины религиозной феноменологии. История религии в ее широком смысле (включая сюда мифологию, фольклор и первобытную психологию) - это сокровищница архетипических форм, из которой врач может извлечь полезные параллели и блистательные сравнения, чтобы объяснить и прояснить недоумение сознания. Необходимо приложить эти фантастические образы, так странно и страшно вырастающие перед ментальным взором, к некоторому контексту так, чтобы сделать их более понятными. Опыт показывает, что лучше всего это удается с помощью сравнительного мифологического материала.

39 Вторая часть этой книги содержит много подобных примеров. Читатель будет поражен многочисленными связями между индивидуальным символизмом сна и средневековой алхимией. Это не является, как можно было бы предположить, основным в указанной части книги, но представляет главное, что поразило меня лет десять назад, когда я начал знакомиться с идеями и символами алхимии.

40 Третья часть содержит введение в символизм алхимии применительно к христианству и гностицизму. Как простое введение оно, естественно, далеко от полного изложения этого темного и сложного предмета - действительно, большая часть его связано лишь с параллелью lapis* - Христос. Правда, эта параллель расширяется при сравнении целей opus alchymicum и центральных идей христианства, потому что и то, и другое имеет весьма важное значение для понимания и толкования образов, появляющиеся во снах, и оценки их психологического эффекта- Это очень существенно для психотерапевтической практики, потому что довольно часто интеллигентные и образованные пациенты, которые, находя возвращение к церкви невозможным, идут против архетипического материала и тем создают для врача проблемы, которые не может разрешить собственно психология личности. Простого знания психической структуры неврозов никоим образом не достаточно; потому что, раз уж процесс достиг области коллективного бессознательного, мы имеем дело со здоровым материалом, т.е. с универсальной основой индивидуальной души. Нашему пониманию этих глубочайших пластов психе помогают не только знание примитивной психологии и мифологии, но и определенная близость с историей современного сознания и этапов, ему предшествующих. С одной стороны, оно дитя церкви, с другой -науки, в началах которой скрыто многое, с чем церковь не способна согласиться - это, так сказать, пережитки античного духа и античного ощущения природы, которые не могут быть истреблены и косвенно находят убежище в натурфилософии средневековья. Так, spiritus metallorum и астрологические компоненты судьбы древних планетарных богов сохранились на многие христианские столетия. 18

* Камень (лат.). У Юнга камень (философский) символ архетипа Самости. Прим. перед.

В то время как в церкви возрастающая дифференциация ритуала и догмы отчуждала сознание от его естественных корней в бессознательном, алхимия и астрология непрестанно занимались сохранением моста к природе, то есть к бессознательной душе. Астрология снова и снова возвращала сознание к познанию Heimarmene*, то есть зависимости характера и судьбы от определенных моментов времени; а алхимия предоставляет многочисленные "ловушки" для проецирования тех архетипов, которые не могли плавно вписаться в христианский процесс- Верно, что алхимия всегда находилась на грани ереси и известные декреты не оставляют сомнения в том, как церковь относилась к ней, 19 но с другой стороны, она эффективно защищалась затемненностью своего символизма, который всегда можно было объяснить как невинную аллегорию. Для многих алхимиков аллегорический аспект, несомненно, играл главную роль, поскольку главная их задача состояла в анализе химических субстанций. Но всегда находились и те, немногие, для которых в лабораторных исследованиях основным являлись символы и их психические эффекты. Как показывают тексты, они были глубоко убеждены в этом, осуждая наивных производителей золота как лжецов и глупцов. Свою собственную позицию они провозглашали в заявлениях типа Aurum nostrum поп est aurum vulgi**. Хотя их труды над ретортами представлялись серьезной попыткой открыть секреты химических превращений, они были в то же время - и часто в ошеломляющей степени - отражением параллельных психических процессов, которые могли легко проецироваться в неизведанное строение вещества, поскольку этот процесс есть бессознательный феномен природы, подобно таинственному изменению субстанции. То, что выражает символизм алхимии, составляет описанную выше целую проблему развития личности, так называемый процесс индивидуации***.

* Неотвратимая судьба (греч.) Прим. перев.

** Наше золото - не золото черни (лат. ) Прим. перев.

*** Выделено редактором.

41 В то время, как главная опора церкви основывается на подражании Христу, алхимик, не понимая и отвергая это, легко становился одинокой жертвой скрытых проблем своих трудов, побуждений и бессознательных предположений собственного ума, поскольку, в отличие от христиан, он не имел ясной и безошибочной модели, на которую можно было бы положиться. Авторы, им изучаемые, знакомили его с символами, значение которых он понимал по-своему, но, в действительности, они возбуждали и стимулировали его бессознательное. Ироничные к самим себе, алхимики отчеканили фразу obscurum per obscurius. Но с этим методом объяснения темного еще более темным они лишь глубже погружались в тот самый процесс, с которым церковь боролась, чтобы спасти их. В то время, как догмы церкви предлагали аналогии алхимическому процессу, эти аналогии, в резком контрасте с алхимией, отделялись от мира природы из-за их связи с исторической фигурой Спасителя. Алхимические "четыре в одном" , философское золото, lapis angularis, aqua divina, превратились в церкви в четырехконечный крест, на котором Единородный [сын] пожертвовал собой однажды и вовеки. Алхимики шли против Церкви, предпочитая искать с помощью знания, а не веры, хотя, как и все люди средневековья, они считали себя добрыми христианами. В этом отношении Парацельс является классическим примером, но, в действительности, они были в том же положении, что и современный человек, который предпочитает непосредственный личный опыт вере в традиционные идеи и дает ему править собой. Догма не изобретена произвольно и не есть уникальное чудо, хотя она часто и описывается как чудесное, с очевидным намерением возвысить ее из естественного контекста. Центральные идеи христианства коренятся в гностической философии, которая, в соответствии с психологическими законами, просто должна была развиваться в то время, когда классические религии выходили из употребления. Это было обнаружено при восприятии символов, вынесенных бессознательным процессом индивидуации, который начинается всегда, если коллективные доминанты человеческой жизни приходят в упадок. Появляется множество людей, одержимых архетипами божественной природы, которые поднимаются на поверхность, чтобы сформировать новые доминанты. Это состояние одержимости проявляется в том, что одержимые идентифицируют себя с архетипическим содержанием бессознательного и, поскольку они не представляют, что навязанная им роль есть результат нового подражания (которое еще должно быть понято), они воспроизводят его конкретно в своих собственных жизнях, становясь таким образом пророками и реформаторами. Поскольку архетипическое содержание христианской драмы было способно дать удовлетворительное выражение встревоженному бессознательному многих людей, consensus omnium подняло эту драму до общеобязательной истины - конечно не актом решения, но иррациональным фактом одержимости, что гораздо эффективнее. Таким образом, Иисус стал охраняющим образом или амулетом против архетипических сил, которые угрожали овладеть всеми. Была провозглашена благая весть: "Это случилось, но это не случится с вами более, пока вы верите в Иисуса Христа, Сына Божьего!" Однако, это могло случиться и это может случаться с каждым, в ком распалась христианская доминанта. Поэтому всегда были люди, неудовлетворенные доминантами сознательной жизни. Они отправлялись скрытыми и явными путями к уничтожению или спасению -чтобы отыскать прямое соприкосновение с вечными корнями и, следуя соблазнам беспокойной бессознательной психе, очутиться в пустыне, где, подобно Иисусу, они выступают против сына тьмы, (----).* Поэтому один древний алхимик - а он был священником: - молился: "Horridas nostrae mentis purga tenebras, accende lumen sensibust" ("Очисти страшную тьму нашего ума, пролей свет на наше сознание!"). Автор этой сентенции должен был понимать опыт nigredo**, первый этап работы, которая в алхимии ощущалась как "меланхолия"*** и соответствует столкновению с Тенью в психотерапии.

42 Когда современная психология встречается с активными архетипами коллективного бессознательного, это представляется просто повторением феноменов, которые часто наблюдались в моменты великого религиозного кризиса, хотя это также могло встречаться у людей, для которых руководящие идеи утратили свое значение. Примером этого является descensus ad inferos**** описанное в "Фаусте", который, сознательно или бессознательно, представляет opus alchymicum.

* Подражательный дух. (греч.). Прим.. перев.

** Чернота (лат.), название одной из стадий алхимического делания,

*** подробнее см. в III части. Прим. пер. "' От melanos - черный и chote желчь - черная желчь. Прим. перев.

**** Сошествие в ад (лат.). Прим. перев.

43 Проблема противоположностей, вызванных Тенью, играет большую -и, пожалуй, решающую -роль в алхимии, поскольку она ведет в крайней фазе работы к объединению противоположностей в архетипическую форму hierosgamos или "химической свадьбы". Здесь крайние противоположности, мужское и женское (как в китайском Ян и Инь) сливаются в единство, очищенное от всякого противостояния, и потому неразрушимое. Предпосылка для этого, конечно, состоит в том, что artifex не должен идентифицировать себя с образами своего деяния, но должен удерживать их в их объективном обезличенном состоянии. Пока алхимик работал в своей лаборатории, он был, говоря психологически, в благоприятном положении, потому что не имел удобного случая идентифицировать себя с появляющимися архетипами, так как они все немедленно проецировались в химические субстанции. Недостатком этой ситуации было то, что алхимик был вынужден представлять нетленную субстанцию как химический продукт - занятие невозможное, которое привело к падению алхимии, ее место в лаборатории было занято химией. Но психическая часть работы не пропала. Она увлекла новых интерпретаторов, как мы видим на примере "Фауста" и той замечательной связи, которая существует между нашей современной психологией бессознательного и алхимическим символизмом.

Рис.3 Символ алхимического делания. Hermaphroditisches Sonn- und Mondskind (1752)

Рис.4. Представление символического процесса, который начинается в хаосе и заканчивается рождением феникса. Титульная страница, Beroalde de Verville, Le Tableau des riches inventions или Le Songe de Poliphile (1600)

II. СИМВОЛИЗМ СНОВИДЕНИЯ И ЕГО СВЯЗЬ С АЛХИМИЕЙ

1. ВВЕДЕНИЕ

1. МАТЕРИАЛ

44 Символы процесса индивидуации, которые появляются в снах, суть образы архетипической природы, которые описывают централизующий процесс или создание нового центра личности. Главная идея этого процесса описана в моем эссе "Отношения между Я и бессознательным". По некоторым причинам, приведенным там, я назвал этот центр "самостью", что следовало бы понимать как целостность психе. Самость -это не только центр, но также целая область, которая охватывает и сознание, и бессознательное; это центр личности в целом, тогда как эго - только центр сознания,

45 Рассматриваемые символы связаны не с различными этапами и изменениями процесса индивидуации, а с образами, которые относятся прямо и исключительно к новому центру сознания. Эти образы принадлежат к определенной категории, которую я назвал символизмом мандалы. В "Тайне Золотого цветка", изданной вместе с Рихардом Вильгельмом, я детально описал этот символизм. В данной работе я хочу развернуть серию таких символов в хронологическом порядке. Материал состоит из более чем тысячи снов и видений превосходно образованного молодого человека.1 Для настоящей книги я обработал первые четыреста снов и видений, занимавших период около десяти месяцев. Чтобы избежать субъективизма и предвзятости, я попросил одну из своих учениц, начинающего врача, наблюдать за процессом. Это продолжалось пять месяцев. Исключая короткие интервью в самом начале, до наблюдения, я не видел исследуемых все первые восемь месяцев. Случилось так, что 355 снов приснились без какого-либо контакта со мной. Лишь последние сорок пять происходили под моим наблюдением. Я не пытался ничего толковать, ибо образованный, интеллигентный сновидец в помощи не нуждался. Поэтому условия для непредубежденного наблюдения и регистрации были просто идеальными.

46 Прежде всего я представлю фрагменты двадцати двух первых снов, тем самым показывая, как символизм мандалы проявляется на самой ранней стадии и запечатлевается в остальном материале. Потом опишу в хронологическом порядке сны, которые относятся именно к мандале. 2

47 За редкими исключениями, описания всех снов сокращены, из них взято только главное и наиболее существенное. Эта процедура убрала также индивидуальные аллюзии и детали. За исключением этого, я старательно и скрупулезно избегал каких бы то ни было искажений смысла. Иногда встречаются рассуждения относительно моей интерпретации описываемого, чтобы не утерять детали. Я не смог бы опубликовать данный материал, не принеся такой жертвы во имя его информативности, ясности и убедительности. Я хочу искренне поблагодарить "автора", который так хорошо послужил науке.

2. МЕТОД

48 В своих произведениях и лекциях я всегда настаивал на том. что нужно отбросить все предвзятые мнения, когда речь заходит об анализе и толковании объективной психе, 3 или, другими словами, "бессознательного". У нас пока нет общей теории снов, которая была способной безнаказанно использовать дедуктивный метод в большей степени, чем это позволяет общая теория сознания. Проявление субъективной психе или сознания можно предсказать лишь в малой степени, и нет теоретических аргументов для бесспорного доказательства, что между ними существует причинная связь. Напротив, мы должны считаться с высокой степенью произвольности и "случайности" в сложных действиях и реакциях сознательного разума. Подобным образом нет ни эмпирического, ни теоретического основания считать, что это не приложимо к проявлениям бессознательного. Последнее так же непредсказуемо, разрозненно и произвольно, как и сознание, и, следовательно, должно рассматриваться с помощью различных подходов. В случае сознательных высказываний мы оказываемся в удачном положении, прямо соотнося форму и содержание (значение), но в случае "бессознательных" проявлений нет прямого или приспособленного языка - есть просто психические феномены, которые проявляются лишь в отдаленной связи с сознательным содержанием. Если выражения сознательного разума непонятны, мы всегда можем спросить, что они означают. Но объективная психе есть нечто чуждое сознательному разуму, через который она выражается. Мы, поэтому обязаны модифицировать метод, который можно использовать для расшифровки фрагментарного текста или отдельного неизвестного слова: мы исходим из контекста. Значение неизвестного слова может стать ясным, при сравнении последовательности мест, в которых оно появляется. Психологический контекст содержания снов состоит из паутины ассоциаций, в которую сон естественным образом вплетен. Теоретически мы ничего не можем знать об этой паутине, но на практике это иногда становится возможным - благодаря большому опыту. Но даже при его наличии, осторожный анализ никогда не должен слишком полагаться на

Рис.6. Образ Матери повелевающей богинями судьбы. Trenand. Traite de la cabale. (манускрипт, 16 век)

технические правила, так как опасность обмана и внушения слишком велика. При анализе отдельных снов общего содержания этот вид знания непригоден для того, чтобы выдвигать гипотезы и строить более или менее вероятные заключения. Поэтому должно стать абсолютным правилом положение о том, что каждый сон и каждая часть сна вначале неизвестны, и можно пытаться интерпретировать их только после осторожного изучения контекста. Тогда мы в силах приложить то, что открыли, к тексту сна и увидеть, что дает это беглое чтение или, скорее, возникает ли удовлетворительное значение. Но ни при каких обстоятельствах мы не можем ожидать, что это значение совпадет с нашими субъективными ожиданиями, потому что очень часто, сон говорит нечто совсем отличное от того, что мы ожидали. На самом деле, если значение, которое мы нашли в данном сне, совпало с нашими ожиданиями, это причина для подозрения; потому что, как правило, точка зрения бессознательного дополнительна или компенсаторна 4 по отношению к установке сознания, а потому скорее, противоположна. Я не отрицаю возможность параллельных, снов, значение которых связано или поддерживает сознательную установку, но в моей практике они весьма редки.

49 Метод данного исследования, кажется, прямо противоположен этому основному принципу интерпретации сна. Сны толковались без какого-то ни было обращения к контексту, и происходили (как упоминалось выше) без моего участия. Я рассуждал так, как будто сам видел эти сновидения.*

50 Эта процедура, приложенная к отдельно взятым снам человека, лично мне не известного, могла вызвать большую техническую ошибку. Но здесь мы не имеем дела с отдельными снами; они формируют когерентные серии, в течение которых постепенно раскрывается их большая или меньшая смысловая согласованность. Серия есть контекст, обеспечиваемый сновидцем. Дело обстоит так, как если бы перед нами находился не один текст, а много, и это проливает свет на неизвестные выражения, так что чтения всех текстов достаточно для того, чтобы прояснить трудные места в каждом из них. Более того, в третьей главе мы познакомимся с определенным архетипом -мандалой - который давно был известен нам из других источников, и это значительно облегчит интерпретацию. Конечно, интерпретация каждого отдельного эпизода, ситуации связана с существенными поправками, но последовательность в целом дает все ключи, нужные для того, чтобы исправить возможные ошибки.

Такой метод толкования сновидений получил развитие в работах последователей Юнга. (Я его тоже попробовала - работает прекрасно. - Прим.. ред. )

51 Не следует говорить, что пока испытуемый был под наблюдением моей ученицы, он ничего не знал об этих интерпретациях и, следовательно, не был зависим от ее мнения. Более того, я считаю, основываясь на большом опыте, что возможность и опасность предубеждения преувеличиваются. Опыт показывает, что объективная психе в высшей степени независима. Будь это не так, она не могла бы выполнять свою самую характерную функцию: компенсацию сознательного разума. Сознание позволяет себе "обезьянничать", но бессознательное этого не делает - вот почему св. Августин благодарил Бога за то, что не отвечает за свои сновидения. Бессознательное есть автономная психическая сущность; любые попытки управлять им оказывают вредное воздействие на сознание. Оно остается за пределами субъективного контроля, в царстве, где природа и ее секреты не могут быть ни улучшены, ни извращены, где мы можем слушать, но не можем вмешиваться.

Рис. 7. Уроборос как символ вечности. Horapollo , Selecta hieroglyplyphica (1597)

Рис.8. Anima mundi - проводник человечества - ведомая Богом. Гравюра J.T. de Bry, из Fludd, Utriusque cosmi (1617)

2. НАЧАЛЬНЫЕ СНЫ

1. СОН:

52 Сновидец находится в общественном месте. Покидая его, он надевает вместо своей шляпы чужую.

53 Шляпа (головной убор) имеет общее значение чего-то олицетворяющее голову. Так же, как обобщая, мы сводим идеи "в одну голову" (unter einen Hut}, шляпа, как символ основной идеи, охватывает целую индивидуальность и придает ей свое значение. Коронация одаряет правителя божественной природой солнца, докторская шапочка повышает достоинство студента, а чужая шляпа как бы передает чужую индивидуальность. Майринк использовал эту тему в романе Толем", где герой надевает шляпу Атанасиуса Перната и в результате этого вовлекается в странные события. Достаточно ясно, что это бессознательное, которое сталкивает героя с фантастическими приключениями. Сразу подчеркнем значение параллели "Голема" и предположим, что шляпа во сне есть шляпа Атанасиуса, бессмертного, существа вне времени, универсального и вечного человека, отличного от эфемерного и "случайного" смертного. Окружая голову, шляпа является кругом, подобным солнечному диску короны и, следовательно, содержит первое напоминание о мандале. Мы найдем атрибут вечной длительности, подтвержденный в девятом сне мандалы (пар. 134), в то время как мандалический характер шляпы всплывает в тридцать пятом сне мандалы (пар.254). Как общий результат обмена шляпами мы можем ожидать нечто такое, что было в "Големе": проявление бессознательного. Бессознательное со своими образами всегда стоит подобно тени за сновидящим и проецирует их в сознание.

2. СОН:

54 Сновидящий совершает железнодорожную поездку, и, стоя перед окном, он закрывает вид для других, пассажиров. Он должен предоставить им возможность обзора.

55 Процесс начинает действовать, и сновидящий понимает, что он закрывает свет другим, стоящим позади него, а именно бессознательным компонентам личности. У нас нет глаз сзади, следовательно, "позади" - это область невидимого, бессознательного. Если только сновидящий прекратит закрывать собой окно (сознание), бессознательное содержание начнет осознаваться-

3. ВНУШЕННОЕ ВИДЕНИЕ-56 Берег моря. Море вторгается на землю, покрывая все. Сновидец оказывается на уединенном острове.

57 Море -это символ коллективного бессознательного, потому что бездонные пучины скрыты под его поверхностью.' То, что находится под ним, теневые персонификации бессознательного, прорывается в terra firma* сознания подобно потоку.

*Твердая земля (лат.) Прим.. пер.

Такие вторжения иногда кажутся сверхъестественными, потому что они иррациональны и непостижимы для человека, который с ними сталкивается. Они приводят к стремительным изменениям личности, поскольку мистическая отчужденность немедленно образовывают мучительную тайну, которая отчуждает и изолирует его от окружения. Это нечто такое, что мы "не можем сказать никому". Мы боимся обвинения в ненормальности - и не без причины, потому что подобное происходит с лунатиками. Вернее, это мольба вызванная интуитивным восприятием такого вторжения в сущность, которое патологически затопляет ее, хотя неспециалисту это трудно понять. Мистическая отчужденность возникает, как правило, для оживления психической атмосферы как заменитель при потере контакта с другими людьми. Это вызывает активизацию бессознательного и, таким образом, производит что-то подобное иллюзиям и галлюцинациям, которые осаждают одиноких странников в пустыне, мореплавателей и святых. Механизм этих феноменов лучше всего объяснять в терминах энергетики*. Наши нормальные отношения с объектами поддерживаются существенными затратами энергии. Если отношение к объекту прерывается, то возникает "задержка" энергии, которая порождает эквивалентный заменитель. Например, когда из отношений, отравленных недоверием, возникает мания преследования, то в качестве заменителя появляется иллюзорная реальность, в которой вместо людей витают таинственные призрачные тени. Поэтому первобытный человек всегда верил, что одинокие пустынные места населены "дьяволами" и подобными им привидениями.

4. СОН:

58 Сновидящий окружен толпой женских, фигур (см. рис.33). Голос внутри него говорит: "Сначала я должен удрать от Отца".

59 Здесь психическая атмосфера оживлена тем, что в средние века называлось суккубами. Напомним о видениях св.Антония в Египте, так эффектно описанных Флобером в "Искушении св. Антония". Элемент галлюцинации проявляется в том, что мысль высказана явно. Слова "сначала я должен удрать" требуют заключающей сентенции, "для того, чтобы". Предположительно это звучало бы как "для того, чтобы идти за бессознательным, т.е. соблазнительными женскими фигурами" (рис. 9). Отец, воплощение традиционного духа, как представляется в религии или философии жизни, встает на его пути. Он заточает сновидящего в мир сознательного разума и его ценностей. Традиционный мужской мир с его интеллектуализмом и рационализмом ощущается как препятствие, из чего мы должны заключить, что бессознательное, приблизившееся к нему, находится в прямом противостоянии к сознанию и что сновидец, несмотря на это противостояние, расположен к бессознательному благоприятно. Поэтому последнее стремится не подчиняться рационалистическим решениям сознания; оно должно быть скорее опытом sui generis.

* Речь идет об энергетической метафоре психики, ее структуре и функции. Предложенная впервые в работах П.Жане, эта метафора, благодаря работам З.Фрейда и других психоаналитиков, стала широко популярной в психологии личности. Прим.. ред.

Естественно, для интеллекта принять это нелегко, потому что вызывает, по меньшей мере частичное, если не всеобщее, sacrificium intellectus* Возникающая проблема слишком сложна, чтобы ее мог усвоить современный человек, потому что в начале он может понимать бессознательное лишь как несущественное и нереальное добавление к сознательному разуму а не как особую форму переживания со своими собственными законами. Во время последующих снов этот конфликт появится снова и снова, пока, наконец, не будет найдена правильная формула для корреляции сознания и бессознательного и индивид найдет правильную позицию между ними. Такой конфликт решается не пониманием, а только переживанием. Каждый этап должен быть пережит. Не существует чудес интерпретации или других приемов для преодоления этой трудности, потому что союз сознания и бессознательного может быть достигнут только постепенно.

60 Сопротивление сознания бессознательному и обесценивание последнего были исторически необходимы в развитии человеческой психики, так как в противном случае сознание не смогло бы дифференцироваться вообще. Но сознание современного человека отстоит от бессознательного слишком далеко.

* Жертвоприношение разума (лат.) Прим.. пер.

Рис. 9. Пробуждение спящего Короля, описанное как суд Париса, и Гермес в качестве проводника душ. - Thomas Aquinas (pseud.), De alchimia. Codex Vossianus 29 (16 век)"

Рис. 10,11,12. Мелюзина; двухголовая Мелюзина; сирена с маской. Eleazar, Uraltes chymisches Werk (1760)

Мы забыли, что психе никоим образом не есть наше сознание,что она по большей части автономна и бессознательна. Поэтому проявление бессознательного вызывает у цивилизованных людей страх, порождая устрашающую аналогию с сумасшествием. Разум не против "анализировать" бессознательное как пассивный объект, наоборот, такая деятельность совпадает с нашими рациональными намерениями. Но позволить бессознательному идти своим собственным путем и переживать это как реальность, - это превосходит смелость и способность среднего европейца. Он предпочитает просто не понимать этой проблемы. Поэтому духовное малодушие - лучший путь, потому что с ним не так опасно.



Поделиться книгой:

На главную
Назад