Миры Айзека Азимова. Том А

— Техник Харлан, знакомьтесь, это Ученик Купер, — произнес Твиссел.

— Здравствуйте, — равнодушно сказал Харлан.

Внешность посетителя не произвела на него большого впечатления. Купер не вышел ростом, его черные волосики были расчесаны на пробор. Глаза водянистокарие, подбородок слишком узок, уши чересчур велики, ногти обкусаны.

— Вот этого парнишку ты и будешь учить Первобытной истории, — продолжал Твиссел.

— Разрази меня Время! — воскликнул Харлан. И как он мог забыть? В нем сразу проснулся интерес к посетителю.

— Здравствуйте! — повторил он с большим жаром, чем прежде.

— Составь с ним расписание занятий, — сказал Твиссел, — было бы неплохо, если бы ты смог уделить ему два дня в неделю. Учи его сам, как знаешь. В этом я полностью полагаюсь на тебя. Если тебе понадобятся книги, пленки или старинные документы, которые можно найти в Вечности или достижимом для нас Времени, ты только скажи мне, и тебе их доставят. Ну как, справишься?

Как всегда, он вдруг неизвестно откуда выудил зажженную сигарету, и воздух наполнился табачным дымом. Харлан закашлялся и, заметив, как судорожно скривился рот Ученика, понял, что тот охотно сделал бы то же самое, но не смеет.

После ухода Твиссела Харлан заговорил:

— Ну что ж, присаживайся… — он на мгновенье запнулся и затем решительно добавил: — Сынок. Присаживайся, сынок. Мой кабинет невелик, но он в твоем полном распоряжении.

Харлану не терпелось поскорее приступить к занятиям. Подумать только, что он будет работать совершенно самостоятельно! Первобытная история всегда была для него чем-то вроде личной собственности.

Ученик поднял глаза (кажется, впервые за все время) и, заикаясь, спросил:

— Так, значит, вы — Техник?

От доброжелательности и возбуждения, переполнявшего Харлана, не осталось и следа.

— Ну и что с того?

— Нет, ничего, — пробормотал Купер, — просто я…

— Разве вы не слышали, как Вычислитель Твиссел назвал меня Техником?

— Д-да, сэр.

— Решили, что это была обмолвка? Собственным ушам не поверили?

— Н-нет, сэр.

— Что вы там заикаетесь? Разучились говорить? — жестко спросил Харлан и почувствовал в глубине души укол совести.

Купер мучительно покраснел.

— Я не очень хорошо владею Единым межвременным языком, сэр.

— Это еще почему? Сколько времени вы учитесь?

— Меньше года, сэр.

— Меньше года? Сколько же вам лет?

— Двадцать четыре биогода, сэр.

Харлан посмотрел на него широко раскрытыми глазами:

— То есть вы хотите сказать, что вас взяли в Вечность в возрасте двадцати трех лет?

— Да, сэр.

Харлан опустился на стул и сжал руки. Такие вещи попросту не делались. Самым подходящим для вступления в Вечность считался возраст в пятнадцать-шестнадцать лет. Что это значит? Может быть, Твиссел придумал новый способ испытать его?

— Садись и давай приступим. Твое полное имя и номер твоего Столетия?

— Бринсли Шеридан Купер из 78-го, сэр, — заикаясь, ответил Ученик.

Харлан немного смягчился. Это было близко, почти рядом. Всего на семнадцать веков раньше его собственного Столетия. Можно сказать, соседи во Времени.

— Тебя интересует Первобытная история?

— Я почти ничего о ней не знаю. Меня просил ею заняться Вычислитель Твиссел.

— А чем ты еще занимаешься?

— Математикой. Механикой Времени. Пока что я познакомился только с самыми основами. У себя в 78-м я чинил спидиваки.

Харлан даже не поинтересовался, что такое спидиваки. Они могли оказаться чем угодно — от пылесоса до счетной машины. Ему это было безразлично.

— А историю ты никогда не изучал?

— Я проходил историю Европы.

— Ты, наверно, из тех мест?

— Да, я родился в Европе. Нам, конечно, в основном преподавали современную историю. Начиная с революции 54-го, то есть я имел в виду 7554-го года.

— Отлично. Для начала выкинь все это из головы. История, которую учат Времяне, лишена всякого смысла; она меняется с каждым Изменением Реальности. Сами они, разумеется, даже не подозревают об этом. Для каждой Реальности ее история кажется единственной. С Первобытной историей дело обстоит совершенно иначе. Собственно, в этом-то заключается вся ее прелесть. Что бы мы ни делали, Первобытная история всегда остается неизменной. Колумб и Вашингтон, Шекспир и Герефорд — все они существуют.

Купер нерешительно улыбнулся. Он провел мизинцем по верхней губе, и Харлан заметил на ней темную полоску, словно Ученик отращивал усы.

— Скоро год, как я здесь, а все никак не могу… вполне привыкнуть.

— К чему именно?

— К тому, что меня отделяют от дома пятьсот веков.

— Я и сам немногим ближе. Я ведь из 95-го.

— Вот и это тоже. Вы старше меня, но в другом смысле я старше вас на семнадцать веков. Я вполне могу оказаться вашим прапрапрапра- и так далее — дедушкой.

— Какое это имеет значение? Допустим, так оно и есть.

— Ну, уж знаете… с этим еще надо свыкнуться. — В голосе Купера зазвучали мятежные нотки.

— Мы все в одинаковом положении, — сухо заметил Харлан и приступил к уроку.

Три часа занятий истекли, а Харлан все еще растолковывал Куперу, как это получилось, что до 1-го Столетия существовали еще и другие.

— Но разве 1-е Столетие не было действительно первым? — жалобным голосом спросил Купер.

На прощание Харлан вручил Ученику книгу, не самую лучшую, но вполне пригодную для первого знакомства с предметом.

— Позднее я подберу тебе что-нибудь посерьезнее, — пообещал он.

К концу недели темная полоска на губе Купера превратилась в маленькие, хорошо заметные усики, которые подчеркивали узость его подбородка и старили его лет на десять. «Не очень-то они тебя красят», — подумал Харлан.

— Я прочел вашу книгу, — сказал Купер.

— Что ты о ней думаешь?

— Как бы это сказать… — Последовала длительная пауза, после чего Купер начал снова: — Последние Первобытные Столетия немного похожи на 78-е. Я никак не мог отделаться от воспоминаний о доме. Два раза я видел во сне свою жену…

— Жену?! — взорвался Харлан.

— Я был женат, прежде чем попал сюда.

— Разрази меня Время! Неужели твою жену тоже взяли сюда?

Купер отрицательно покачал головой:

— Я даже не знаю, не затронуло ли ее прошлогоднее Изменение? Если так, то возможно, что она уже и не жена мне.

Харлан постепенно собирался с мыслями. Конечно, если Ученика берут в Вечность в возрасте двадцати трех лет, то вполне может оказаться, что он женат. Один беспрецедентный факт влечет за собой другой.

Что творится на свете? Начни только менять законы, не успеешь и оглянуться, как наступит хаос.

— Надеюсь, ты не собираешься прогуляться в 78-е и выяснить, чья она теперь жена? — Он не хотел быть грубым, но слишком уж велико оказалось его беспокойство за судьбу Вечности.

Ученик поднял голову; глаза его были холодны и спокойны.

— Нет.

Харлан смущенно поерзал на стуле.

— Вот и хорошо. У тебя больше нет семьи. Никого нет. Отныне ты Вечный и забудь обо всех, кого ты знал там, во Времени.

Купер поджал губы и быстро проговорил с сильным акцентом:

— Вы рассуждаете как типичный Техник.

Харлан ухватился обеими руками за крышку стола.

Хриплым голосом он произнес:

— На что ты намекаешь? На то, что я — Техник и, следовательно, Изменения — дело моих рук? Поэтому, мол, я защищаю их и требую, чтобы ты им радовался? Послушай, мальчик, ты еще года здесь не провел, даже говорить как следует не научился. Ты еще весь напичкан Временем и Реальностью, но уже вообразил, что все знаешь о Техниках и можешь лягать их как тебе заблагорассудится.

— Простите, — торопливо проговорил Купер, — я не хотел вас обидеть.

— Пустое, разве можно обидеть Техника? Просто ты наслушался разговоров. Говорят же: «Черств, как Техник» или: «Техник зевнул — миллиона людей как не бывало». И еще кое-что в том же духе. Так в чем же дело, Ученик Купер? Решил присоединиться к общему хору? Захотелось стать взрослым? Вообразил себя крупной шишкой в Вечности?

— Я же сказал — простите.

— Ладно. Мне только хотелось сообщить тебе, что я стал Техником месяц назад и что я не совершил еще ни одного Изменения Реальности. А теперь давай займемся делом.

На другой день Старший Вычислитель Твиссел вызвал Эндрю Харлана в свой кабинет.

— Послушай, мой мальчик, как ты посмотришь на то, чтобы прогуляться во Время и произвести МНВ? — спросил он.

Это предложение подвернулось как нельзя более кстати. Все утро Харлан со стыдом вспоминал о своей трусливой попытке отмежеваться от ответственности, о наивном ребячьем выкрике: «Не вините меня, я еще не сделал ничего плохого». Этот выкрик был равносилен признанию, что в работе Техника и в самом деле есть нечто постыдное, а он, Харлан, еще новичок, у которого просто не было времени стать преступником.

Хватит отговорок! Теперь он сможет сказать Куперу: «Да, я сделал нечто такое, из-за чего миллионы людей стали новыми личностями, но это было необходимо, и я горжусь этим поступком».

— Я готов, сэр! — радостно воскликнул Харлан.

— Чудесно, чудесно. Думаю, тебе приятно будет узнать, мой мальчик, — Твиссел выпустил клуб дыма, и кончик его сигареты вспыхнул алой точкой, — что все твои заключения подтвердились с высокой степенью точности.

— Благодарю вас, сэр. («Итак, — подумал Харлан, — теперь это уже заключения, а не «догадочки».)

— У тебя талант, мой мальчик. Рука мастера. Я жду от тебя великих дел. А пока мы займемся вот этим небольшим дельцем из 223-го. Ты был совершенно прав, утверждая, что достаточно заклинить муфту сцепления в двигателе. При этом действительно получается необходимая «вилка» без нежелательных побочных эффектов. Возьмешься заклинить сцепление?

— Слушаюсь, сэр.

Так совершилось подлинное посвящение Харлана в Техники. После этого он уже не был просто человеком с розовой нашивкой на плече. Он изменил Реальность. За несколько минут, выкраденных из 223-го, он испортил двигатель, и в результате некий молодой человек не попал на лекцию по механике. Из-за этого так и не стал заниматься солнечными установками, и очень простое устройство не было изобретено в течение десяти критических лет. А в результате всего этого, как ни странно, война в 224-м была вычеркнута из Реальности.

Разве это не было благом? И так ли уж важно, что какие-то личности изменились? Новые личности были такими же людьми, как и прежние, с таким же правом на жизнь. Чьи-то жизни стали короче, зато у большего числа людей они стали дольше и счастливее. Правда, великое литературное произведение, грандиозное создание человеческого разума и чувств, не было написано в новой Реальности, но разве несколько экземпляров этой книги не сохранились в библиотеке Вечности? И разве в новой Реальности не будут созданы иные великие творения искусства?

И все же в эту ночь Харлан долго и мучительно не мог заснуть, а когда он наконец задремал, с ним произошло то, чего не случалось уже много лет.

Он увидел во сне свою мать.

Несмотря на столь жалкое проявление слабости в самом начале деятельности, не прошло и биогода, как Харлан стал известен по всей Вечности в качестве Техника Твиссела, а также под язвительными прозвищами «чудо-ребенок» и «безошибочный Техник».

Его отношения с Купером стали более спокойными. Подлинной дружбы между ними так и не возникло. (Если бы Купер пересилил себя и предпринял какие-то шаги к сближению, то Харлан, наверно, растерялся бы.) Тем не менее ладили они неплохо, а Первобытной историей Купер интересовался теперь ничуть не меньше, чем его учитель.

— Послушай, Купер, ты не будешь возражать, если мы отложим урок на завтра? — как-то спросил его Харлан. — Мне необходимо на этой неделе попасть в 300-е, чтобы уточнить одно Наблюдение, а человек, с которым я хочу встретиться, свободен как раз сегодня вечером.