– Так я в газете читал, будто ученые установили, что смех жизнь продлевает, – поучительным тоном сообщил Степанов, вываливая прямо на землю содержимое трофейных ранцев. – О, гляди, летун, консервы. Отлично! И галеты. А жизнь-то налаживается!
Бросив на товарища очередной укоризненный взгляд, Борисов тяжело вздохнул и присоединился к разбору трофеев…
Проведя инвентаризацию захваченного у байкеров «добра», Леха настолько проникся нежданно-негаданно привалившим счастьем, что расщедрился на разжигание полноценного костра: у одного из фрицев обнаружилась картонка с чаем и сахар. Да и проводить вторую ночь на голой земле он не собирался, поскольку отлично знал, чем подобная дурость заканчивается – как минимум воспалением почек и пожизненным простатитом. Так что землю нужно заранее прогреть. Из провизии в их распоряжении оказалось четыре банки консервов, две с тушенкой и две с какой-то кашей, и упаковка безвкусных пресных галет. Имела место и фляга со шнапсом, что не могло не радовать – можно и раны продезинфицировать, и внутрь принять. Конечно, для двух здоровых мужиков харча не шибко много, но на пару дней без проблем растянут.
Зато с оружием дело обстояло куда лучше: пулемет и четыре круглых короба с лентами на пятьдесят патронов, «маузеровский» карабин «98 К» (боеприпасы можно позаимствовать, распотрошив одну из лент), их собственные пистолеты и последняя граната. Приятным и определенно не лишним бонусом – два перевязочных пакета и непривычного вида аптечка. Всякую хренотень вроде ремнабора к пулемету, полотенец, пары шерстяных носок, «мыльно-рыльных» принадлежностей, безопасных бритв, каких-то тюбиков то ли с зубной пастой, то ли с кремом, швейных наборов и прочей мелочевки Леха в расчет не брал – утром разберется, поскольку уже почти стемнело. О, кстати, идеальный вариант «легализовать» фонарик из будущего: сейчас сделает вид, будто нашел среди фрицевского хабара, и фиг Василий что-то заподозрит!..
А вот притороченные снаружи к ранцам камуфлированные с одной стороны и светлые – с другой плащ-палатки Леху порадовали особенно: будет на чем переночевать да и от дождя укрыться. Поскольку его «гордость десантника» после сегодняшнего дня превратилась в нечто вовсе уж непотребное, дырки одни, а не тельняшка. Кстати, насчет ночевки: нужно Борисова напрячь, пусть лапника наломает, корона с башки не упадет. Ну, в смысле, летный шлем. Застелят прогретое костром место – царское спальное место выйдет.
Пока летун ходил за лапником, Степанов обработал царапины, развел приличных размеров костер, благо дров вокруг имелось в избытке, хоть всю ночь пали, и вскипятил воду в консервных жестянках. Поужинав галетами с тушенкой, товарищи сделали по паре глотков спирта и напились горячего чая. Ощущая почти позабытое чувство сытости и разливающееся по всему телу тепло от алкоголя и чая, Леха лениво осведомился, бездумно глядя в стреляющий искрами огонь:
– Ну, что, товарищ сержант, полевой лагерь нашей истребительно-геологической экспедиции готов, будем спать? Подниму рано, как рассветет, уходим.
Слегка окосевший от еды и выпивки летун вяло пожал плечами:
– Давай… Э, погоди, Леха, а ночью?
– Что ночью? – искренне не понял парень. – Ночью темно, плохо видно и хочется спать. Или ты не об этом?
– Ну… надо бы подежурить, вдруг немцы… – наморщив лоб, не слишком уверенно сообщил Борисов. Судя по выражению лица, особенного желания заступить в караул летун не испытывал. По-крайней мере первым. – Мало ли что…
– В стратегическом смысле мысль здравая, – широко зевнув, одобрил Алексей. – А вот в тактическом, применимо к данной конкретной обстановке, – полное дерьмо. Сам посуди, летун, кого нам ночью бояться? Кто на нас нападет? Немцы? Чушь, они по ночам не воюют, поскольку не по уставу, а уж в лес их по темноте и вовсе не заманишь. Да и от шоссе мы прилично отмахали, километров пять – точно. Вот и прикинь, сколько нужно немцев, чтобы прочесать квадрат со стороной в эти самые пять километров? Как бы не целый полк. Так что не переживай и спокойно вались спать. Только сначала помоги костер метра на два сдвинуть.
– Сдвинуть? – искренне удивился Борисов – аж сонливость прошла. – Это как? В смысле, зачем?
– Ох, ну ты что, в школе в походы не ходил, что ли? Нас пионервожатые регулярно водили, каждое лето.
– Не, я ж городской.
– Так и я не деревенский, – пожал плечами Леха. – Короче, суть в том, что за два часа костер прогрел землю, сейчас мы его в сторону отодвинем, навалим лапник и сверху трофейной плащ-палаткой застелим. А второй накроемся. Вот и тепло будет. Тебе-то в комбезе и так нормально, а мне в этом рванье – сам понимаешь…
– Прости, Леша, – стушевался пилот. – Я как-то не подумал… Слушай, давай я тебе комбинезон отдам, а сам в форме останусь?
– Да не нужно, говорю ж, на кострище всяко тепло будет. А вот завтра, глядишь, и поделимся одежкой. Все, отставить разговоры, готовим лежку – и спать.
Спустя полчаса, уже засыпая, Борисов неожиданно пробормотал донельзя сонным голосом:
– Знаешь, Леха, наверное, зря я в летное поступил. Нужно было, как ты, в разведку идти. Вон вас как, оказывается, учат – и как немца бить, и как в одном исподнем на голой земле ночевать, и как всякие хитрые ловушки устраивать. И стреляешь ты классно. Я бы со ста метров из пистолета ни в жисть в того пулеметчика не попал.
– Так ты видел? – удивился десантник, справедливости ради добавив: – Ну, если уж начистоту, это вообще-то случайно вышло. Просто свезло, так что пробовать повторить не советую.
Однако ответа уже не дождался – пилот крепко спал…
Проснулся Леха около пяти утра, едва только небо начало светлеть, – несмотря на усталость и нервное напряжение крайних дней, внутренний будильник не подвел. Да и выспался он в отличие от вчерашней холодной ночевки. Сбегав к ручью, умылся и простирнул тельняшку, заодно откромсав от нее ножом изодранные рукава – все равно пользы от них никакой, лохмотья одни. И тут же смачно выматерился вполголоса, сообразив, что натворил: дембельская наколка на левом плече стала видна во всей красе. Да уж, для этого времени подобное украшение – определенно перебор. Парашют со звездой в стропах, по сторонам от него – стилизованные десантно-транспортные самолеты. Над куполом – набитая крупными буквами аббревиатура «ВДВ», в самом низу – группа крови и девиз «Никто, кроме нас!». Хорошо хоть, год дембеля не указан… И еще парой сантиметров ниже – уже подзажившая пулевая отметина, привет от вчерашнего байкера. Не царапина даже, а скорее ожог, оставленный чиркнувшей по бицепсу пулей.
С одной стороны, впервые воздушный десант был высажен на маневрах под Воронежем второго августа тридцатого года, которое с тех пор и считается днем рождения «войск дяди Васи», так что сама по себе аббревиатура ничем особо крамольным не являлась. Но вот с другой стороны, Степанов был абсолютно уверен, что советские десантники этих лет никаких татуировок не делали – читал когда-то, что наколки были уделом либо блатных, либо моряков. Ну, а уж группу-резус и вовсе никто не колол – армейский люд просто не знал, что это такое. Зато немцы – те да, те кололи. Причем эсэсовцы, блин! Не на плече, правда, а под мышкой, но сути дела это не меняет: попадется на знающего человека – и все, придется доказывать, что ни разу не верблюд. Жопа, короче… Как теперь объяснять летуну, с какого это бодуна фронтовой разведчик вдруг перекинулся в воздушный десант? И зачем соврал? Нда, хреновый из него «попаданец», неправильный, не умеет ситуацию хоть на пару шагов вперед просчитывать. Впрочем, ладно, проблемы будем решать по мере их возникновения…
Прокравшись мимо дрыхнущего сном младенца Борисова, десантник прихватил один из трофейных перевязочных пакетов, вернулся к ручью и перебинтовал плечо, захватив турами бинта и пулевую царапину, – на первое время сойдет, летун видел, что ему по руке чиркнуло, так что вопросов не возникнет. Главное, чтобы повязка не сползла. Натянув на тело влажный тельник, Степанов потопал обратно. Распалив на остывших углях небольшой костерок, Леха вскипятил воду и разогрел банку консервированной каши – тушняк стоит экономить, всего одна жестянка осталась. Растолкав Борисова, отправил того к ручью, а сам занялся оружием. Разложив на земле немецкое полотенце, выщелкал на него патроны из диска, с мстительным удовольствием закинув надоевшую железяку в заросли и набил все имеющиеся в наличии магазины. Остаток боеприпасов завязал в полотенце и убрал в наружный карман ранца. Так, теперь патроны к карабину. Распотрошить одну из лент? А стоит ли? Выдаст летуну патронов двадцать россыпью, ему с головой хватит, все равно заряжать винтарь без штатной обоймы (в музее видел) – тот еще геморрой. Не, пулемет лучше! Вот только разобраться бы еще с этим самым «машингевером» – кроме знакомого по кинофильмам внешнего вида Леха о нем практически ничего не знал. Ну, единый пулемет, прозванный за скорострельность и убойность «костяной пилой Гитлера», имеет ленточное питание и использует стандартный «маузеровский» патрон калибром 7,92 миллиметра, отличается от отечественных образцов удобством замены перегретого ствола – и все, собственно. Нужно хотя бы ленту научиться менять и с конструкцией разобраться…
Вернувшийся с «водных процедур» пилот остановился в паре метров и с минуту молча наблюдал, как товарищ возится с пулеметом, – после того как Леха нашел защелку крышки ствольной коробки, дело пошло веселее. Не привычный «ПКМ» или «Печенег», конечно, но разберется, никуда не денется. Так, затворная рукоять справа, это понятно, а где же предохранитель? Предохранитель неожиданно обнаружился на правой стороне пистолетной рукоятки, что Леху несколько озадачило. И спусковой крючок какой-то странный, с двумя вырезами под указательный палец, расположенными один над другим. Это еще зачем? Не двумя ж пальцами его нажимать? Впрочем, ладно, без стрельбы все равно не выяснить, а стрелять нельзя из соображений маскировки. Сейчас попробует установить новую ленту и примкнуть патронный короб, а после разберется с прицельными приспособлениями. Заметив товарища, Степанов подмигнул:
– Умылся, летун? Присоединяйся, будем матчасть изучать. А уж после позавтракаем.
Борисов кивнул на забинтованное плечо:
– Что, всерьез вчера зацепило?
– Да нет, – как можно беззаботнее пожал тот плечами, продолжая возиться с пулеметом. – Царапина пустяковая, просто боюсь, как бы грязь не попала. Неохота вместо военкомата в госпиталь загреметь, мне воевать нужно, а не на койке валяться. Промыл спиртом да перевязался на всякий случай.
– Знакомая конструкция? – имея в виду пулемет, осведомился сержант, опускаясь на корточки, – объяснение по поводу повязки его полностью устроило.
– Откуда? Впервые вживую вижу, потому и вожусь так долго. Вроде ничего сложного, но не хочется в бою из-за какой-нибудь мелочи погореть. А тебе?
– Нет, конечно. Все, что знаю, что это их пехотный пулемет, на самолетах другие стоят, только названия не помню.
– Тогда гляди, я почти разобрался. – Степанов довольно уверенно управился с рычагом лентопротяжного механизма. – Вот так он заряжается, патронный короб фиксируется слева, видишь? Теперь закрываем крышку. Все, если передернуть затворную рукоять, можно стрелять. Запомнил? Отлично. Сейчас покажу, как сошки раскрывать и прицел устанавливать, это уж вовсе не сложно.
Позавтракав, товарищи разделили поровну боеприпасы и оружие и двинулись на восток. Пулемет Леха, как и планировал, оставил себе – тяжеловато, конечно, зато и огневая мощь солидная, и скорострельность, не чета Васькиной пятизарядной пукалке. Вот не воспринимал десантник трофейный карабин как серьезное оружие – и все тут! Фигня какая-то: выстрелил и дергай затвор, пока гильзу не выбросишь и новый патрон в ствол не загонишь! То ли дело автомат. Ну, или пулемет.
Борисов же, похоже, был иного мнения: вполне профессионально проверив, заряжено ли оружие – это-то понятно, особой разницы между трехлинейкой и «98 К» нет, – он распихал по карманам запасные патроны и с удовольствием закинул винтарь за спину, судя по воинственному выражению лица, впервые почувствовав себя всерьез вооруженным. Ну, и ладно, чем бы дитя ни тешилось… Жаль, не было времени забрать у мотоциклиста подсумки, летун бы порадовался.
Выступая, Леха всерьез надеялся, что сегодня они точно доберутся до линии фронта – с новой силой зазвучавшая с рассветом канонада усилилась, и по его субъективным ощущениям, до передка было не столь и далеко. Периодически над головой небольшими группами проходили одномоторные немецкие самолеты, которые Борисов однозначно определил как штурмовики. Присмотревшись, Леха и сам узнал характерный излом крыльев пикирующих «Ю-87» с торчащими под плоскостями неубирающимися шасси. Назад «птенцы Геринга» практически всегда возвращались в полном составе, заставляя летуна все больше мрачнеть, каменея лицом и потихоньку замыкаясь в себе. Искоса бросая на товарища короткие взгляды, десантник незаметно вздыхал: он-то прекрасно знал, кто сейчас безнаказанно господствует в небе, но не рассказывать же об этом Борисову? С другой стороны, можно подумать, он и сам не в курсе…
К полудню, отмахав не меньше семи километров, решили сделать короткий привал. К этому времени слитный гул канонады уже распался на четко различимые отдельные выстрелы и взрывы, а если как следует напрячь слух, можно даже различить, пусть и на самом пределе слышимости, приглушенную расстоянием ружейно-пулеметную трескотню. Вот, стало быть, и добрались. К вечеру, если ничего не случится, будут в районе передка, и начнется самое сложное, ведь ближний тыл всегда насыщен войсками и вспомогательными службами, так что шансы напороться на фрицев значительно возрастут. Придется помучиться, подыскивая подходящее «окошко» для перехода на ту сторону. Хотя, может, и нет: устоявшегося фронта сейчас просто физически не существует – слоеный пирог, а не линия фронта. Да и вообще, термин явно неподходящий, не линия, а скорее хитрым образом изломанная кривая, в зависимости от успехов той или иной стороны причудливо выгибающаяся то на восток, то на запад. Особенно учитывая любимую тактику того же Гудериана наносить неожиданные удары мобильными танковыми группами. Любой внезапный прорыв – и все, посыпался фронт, изменил конфигурацию. Но внимание все равно нужно удвоить, если не утроить.
Обрисовав летуну ближайшую перспективу, Леха провел краткий инструктаж, касающийся того, как вести себя во время скрытного продвижения диверсионной группы по вражескому тылу. В смысле, выдерживать дистанцию, почаще глядеть по сторонам, на сухие ветки не наступать и листвой не шуршать, оружие держать на предохранителе, но с патроном в стволе, о любых замеченных странностях срочно сообщать ведущему – и все такое прочее. И самое главное: вдруг что – срочно падать на землю и действовать по обстоятельствам, но с оглядкой на командира отряда, то бишь на него.
Перед выходом Леха тщательно перепаковал содержимое ранцев, чтобы ничего не грюкало при ходьбе или беге. Короба с лентами к пулемету и консервные банки пришлось замотать в полотенца, все остальное с точки зрения скрытности особых проблем не представляло. Попрыгав и заставив сделать то же самое летуна (в результате пришлось заняться патронами к карабину, поскольку распиханные по карманам боеприпасы довольно громко звякали друг о друга), они продолжили движение. До обеда шли без происшествий, выдерживая заданный ритм движения. Остановившись на привал, перекусили всухомятку и продолжили движение, не желая терять времени. Втянувшись в ритм, шли споро, пока ближе к вечеру неожиданно заслышали впереди весьма характерный звук работающих авиадвигателей. Настолько характерный, что даже Леха сразу въехал, что впереди, не более чем в километре – немецкий полевой аэродром. Переглянувшись с Борисовым, бывший десантник сбросил со спины ранец, опускаясь на землю и пристраивая под рукой пулемет. Пилот присел рядом.
– Что думаешь, летун? Аэродром?
– Наверняка! – возбужденно блеснул глазами Василий. – Видимо, аэродром подскока! Кстати, тут где-то одна из наших запасных площадок была, может, это она и есть? Хорошее место, две эскадрильи разместить можно. Эх, карту бы… Леха, что делаем?
– Ты – ценное имущество сторожишь, – хмыкнул десантник. – А я на разведку сбегаю, поскольку мне оно военно-уставной специальностью положено. Только это, Вась, повнимательней, немцы близко. Главное, не шуми. Уяснил?
Пилот кивнул.
– Вот и ладненько. – Степанов проверил пистолет, убедился, что штык находится под рукой и легко выходит из ножен, по уже устоявшейся традиции переложил в карман последнюю гранату. – Тогда запоминай, летун, если не вернусь минут через сорок, но кругом будет тихо, жди еще час, после чего уходи. Бери, что сможешь утащить без потери мобильности, и дуй к передку. Это понятно? – Василий вновь мрачно кивнул, играя желваками. – Ну, а начнется стрельба или какой другой шухер – драпай немедленно и налегке. Спасать меня не нужно, душевно тебя прошу, только погибнешь зря. А так хоть расскажешь нашим, что немцы тут аэродром оборудовали, глядишь, и разбомбят. Ежели живым выберусь, после сам тебя разыщу, нас хорошо учили по следам идти. Тоже понятно? Вот и ладненько. Все, бывай, летун, не поминай лихом…
Не глядя на закаменевшего лицом Борисова, Алексей скрылся в зарослях, двинувшись в сторону аэродрома. Ну, или чего там фрицы намутили?..
Товарищ контр-адмирал, ну получил я писульку от твоего подчиненного, и что дальше? Думаешь, если научил своих орлов всяким заумным словесам, так с легкостью дорогого однокурсника и запутаешь? Так вот что я вам скажу, товарищ контр-адмирал, не выйдет! А посему объясни-ка старому другу, что там у тебя за хрень произошла, как можно было безвозвратно потерять бакен и чем все это теперь грозит? Только так объясни, чтобы я тебя понял, Димыч, договорились? Безо всякого этого технического словоблудия. Сам понимаешь, я в ваших навигационных делах особенно не смыслю, в теххарактеристиках бакенов – тем более. Короче, что там у вас на самом деле произошло?
У вас отличная память, товарищ адмирал! Поскольку мои умственные способности со времен, как вы изволили вспомнить, нашего общего офицерского училища мало изменились, постараюсь объяснить все «без словоблудия». Мои поистине гениальные (от прочих эпитетов воздержусь, все равно их твой дешифратор вымарает) подчиненные действительно ухитрились потерять гипермаяк дальнего действия. Но что интересно, они и на самом деле не виноваты. Вспышка на местном солнце и вправду имела место быть, предсказать ее заранее никто не мог. А вот все остальное? Тут видишь ли какое дело, Володя… Короче говоря, как ты знаешь, каждый ГПП-маяк – это полностью автономный модуль, способный одновременно находиться и в линейном пространстве, и в гиперкосме. И в этом его главная особенность: помнишь ту классическую, «живую-мертвую» кошку Шредингера, которой нас на лекциях по квантовой физике профессор Куруч доставал? Савва Петрович который? Вот и это примерно то же самое. Вся эта высокотехнологичная фигня способна одновременно принадлежать и трехмерному космосу, и n-мерному искривленному пространству. Причем как это может быть, никто из наших шибко умных яйцеголовых так и не сумел объяснить, несмотря на все их научные степени и прочие звания. Нет, с декартовым-то пространством все понятно: три координаты, икс-игрек-зет – и все. А вот с этим самым «эн-мерным» сложнее. Сущности прыжка-то так никто до сих пор ни понять, ни тем более обосновать не сумел. Учитывая, что квадроангуляционное наведение работает, так вроде гиперпространство четырехмерно, а с другой стороны, ученые между собой так ни до чего конкретного и не договорились. Короче, как пилоты говорят, «споры продолжаются, а мы летаем». То есть прыгаем. Все это я к тому, что наши маячки расположены, так уж получается, одновременно и здесь, в наших родных трех декартовых координатах, и там, в хрен знает скольких искривленных. И в момент активации маяк погружается в гиперпространство, оставаясь в то же время в обычном космосе – и в этом его главное достоинство.
Теперь о том, что у нас произошло: для первого погружения в гипер используется стандартная тест-программа, в основу которой заложены так называемые «нулевые координаты». То есть маяк «погружается» и тут же «всплывает» в той же самой точке обычного пространства. Финишные координаты изначально обнулены и соответствуют стартовым до десятого знака после запятой. В нашем же случае электромагнитный всплеск на местном солнце совпал во времени с запуском этой программы. И, естественно, начисто сбил или как минимум серьезно изменил все изначальные настройки. То есть погружаться бакен начал еще в штатном режиме, а вот всплывать? Начал ли он вообще всплывать – это еще большой вопрос! Скорее всего, он благополучно остался в искривленном пространстве, где его, как ты понимаешь, вряд ли уже когда-нибудь найдут. Хотя бы оттого, что средства обнаружения объектов во время прыжка (точнее, внутри прыжка, хоть это и звучит весьма коряво) еще не разрабатывались. За, так сказать, ненадобностью.
То есть теоретически маяк может и выбросить в линейный космос, причем абсолютно где угодно. Когда-нибудь. Через час… или через миллионы лет. Причем выбросить не только в пространстве, но и во времени: я ж не зря сюда теорию четвертого измерения приплел! Кое-кто до сих пор считает, что четвертая координата, суть «измерение», – это само Время и есть. И, значит, гиперпространственный прыжок в определенных условиях может стать своего рода темпоральным каналом, через который материальный объект может перемещаться во времени. Эдакий побочный эффект, так сказать. Но я лично в эту чушь особо не верю и тебе, Володька, не советую! Иначе какая-то «машина времени» получается, а вовсе не феномен гиперпрыжка. А нам с тобой еще во времена оные накрепко вдолбили, что верить можно только «перекрестно-подтвержденным фактам». Впрочем, это было давно и, очень даже может статься, что и неправда.
Вот такие вот вам разъяснения, товарищ адмирал флота! Как говорится, «хочешь – верь, хочешь – измерь». Ну, а чем все это может грозить? Думаю, абсолютно ничем. Единственное, что не слишком приятно, так это то, что маяк пропал уже после активации. Но с другой стороны, ничего страшного я в этом не вижу. Даже если он вдруг появится (в чем я очень сильно сомневаюсь – см. выше) где-нибудь в обычном пространстве, оставшись при этом и в гиперкосме, никакими глобальными пространственными парадоксами и катастрофами это не грозит, поскольку его воздействие в любом случае строго локально. Мои научники, кстати, то же самое в один голос твердят. За сим разрешите откланяться, глубокоуважаемый товарищ самый главный адмирал флота!
P. S. Старик, как же я все-таки безумно рад был тебя слышать! Может, выберешься ко мне как-нибудь? Или хоть служебным положением, что ли, злоупотреби да меня к себе самым что ни на есть наглым образом откомандируй, типа на доклад какой? Да хоть на разбор полетов по этому самому дурацкому маяку, а?
Глава 6
Первым делом самолеты…
Это и на самом деле оказался немецкий полевой аэродром. Подскока ли, подпрыга – неизвестно, в подобных тонкостях Леха ни разу не разбирался, но аэродром. Короче говоря, довольно широкая луговина, с трех сторон ограниченная лесом, под крайними деревьями которого застыло с полтора десятка немецких самолетов, судя по внешнему виду, определенно «лаптежников», вокруг которых суетилась обслуга. По другую сторону импровизированной взлетно-посадочной полосы были разбиты палатки для отдыха и питания личного состава, поодаль от которых высились штабеля ящиков для боеприпасов и деревянных укупорок с авиабомбами, накрытые масксетями на высоких распорках. Еще дальше – топливозаправщики и еще какой-то автотранспорт. Имелось и зенитное прикрытие, несколько стоящих в обложенных мешками с землей капонирах автоматических пушек, тянущих к небу тонкие хоботки стволов, увенчанные раструбами пламегасителей.
Ну, что ж, в принципе понятно: пока немцы к передку летают с какого-то более дальнего аэродрома, а этот только закончили оборудовать, перегнав сюда самолеты. Теперь начнут взлетать отсюда. Потому и боеприпасы продолжают подвозить, вон как раз очередной грузовик подошел, и фрицевские БАОшники сгружают из кузова дощатые цилиндры бомбовых контейнеров, скатывая их по самодельному пандусу, сколоченному из нескольких досок. Между прочим летун, похоже, угадал: это действительно бывший советский запасной аэродром. В стороне от взлетки виднеются искореженные корпуса двух «Ишачков», оттащенные подальше, чтоб не мешали. Видать, совершили аварийную посадку на отмеченную на картах площадку, да на немцев напоролись. Или наоборот – не успели улететь, когда появились фрицы. Кстати, немного дальше еще и третий самолет стоит, допотопного вида двухместный биплан, внешне вроде бы вовсе не поврежденный. Поликарповский «У-2», что ли? Наверное…
Так, с этим более-менее понятно, а вон там у нас что? Определенно же не штурмовик, уж больно махонький. Несколько минут Леха рассматривал, сетуя на отсутствие бинокля, небольшой узконосый самолетик с широкой угловатой кабиной. Расположенные вровень с крышей кабины крылья с V-образными подпорками, высокие, чуть ли не в рост человека, неубирающиеся шасси с мощными амортизаторами, двухлопастный винт. Самолетик казался смутно знакомым, и Степанов наконец вспомнил: ну конечно, это же тот самый знаменитый «Аист», способный взлетать и садиться чуть ли не на любую поверхность длиной в полсотни метров! «Шторьх», если по-ихнему. Универсальный самолет, выполнявший множество функций, от разведчика и авиакурьера до мобильного эвакуатора раненых. Интересно, что он здесь делает? Привез какую-то важную шишку с крутыми погонами? Или, наоборот, должен оную шишку забрать? Вон возле самолетика легковуха какая-то приткнулась, и трое фрицев вокруг, судя по фуражкам – офицеры. Если забрать – он ничего не сможет изменить, а вот если привез… то, скорее всего, тоже. Пока будет за пулеметом бегать, фриц сто раз уедет.
Леха усмехнулся собственным мыслям: ну, допустим, притащит он сюда «МГ» и летуна с его трофейным винтарем в придачу – и что с того? Аэродром, конечно, особо серьезно не охраняется, немчура даже колючкой подходы не обтянула – то ли за неимением таковой, то ли за ненадобностью, фронт-то вот-вот вперед двинется, и спустя несколько дней, максимум неделю, их снова перебазируют. Но парочку часовых он в кустах срисовал. Один метрах в ста, второй поближе, в тридцати. Службу фрицы тянут ни шатко ни валко, один даже перекурить втихаря исхитрился, но когда он стрелять начнет, очухаются быстро. И вовсе не факт, что Васька, несмотря на то что в стрелковый кружок ходил, их вовремя снимет, скорей наоборот, самого пристрелят.
Ну, уж нет, лавры японских камикадзе не для него, ему еще пожить хочется! Да и пользы от той стрельбы? Наземный персонал пострелять да по «лаптежникам» очередью пройтись? Вот, блин, офигенная победа… Ну, перебьет с полдесятка фрицев, повредит пару самолетов – и все. Чем это нашим поможет? У гитлеровцев пока самолетов в достатке, это не сорок третий и уж тем более не сорок пятый. Что еще можно придумать? Долбануть по складу боеприпасов или заправщикам? Вовсе не факт, что все это добро рванет или загорится – чай, не кино снимают, где от одной-единственной попавшей в бензобак пули автомобиль обязательно превращается в огненный шар, а авиабомбы (которые к тому же сейчас еще и без взрывателей, вкручивающихся непосредственно перед вылетом) детонируют от случайного осколка. Так что ну ее на фиг, всю эту отстойную голливудщину! Тем более что взрыв такого количества боеприпасов просто не оставит ни ему, ни Борисову ни единого шанса… Нет, ребята, тут тоньше действовать нужно, аккуратнее. Продуманнее. Зря его, что ли, диверсионной войне обучали? Вот именно, вот о том и речь.
Кстати, одной проблемой меньше: фыркнув сизым бензиновым выхлопом, легковой автомобиль укатил прочь с аэродрома, а офицеры неторопливо потопали в сторону палаток. Пилот «Шторьха» побродил вокруг самолета пару минут, захлопнул дверцу кабины и, зачем-то прокрутив рукой на пол-оборота винт, двинулся в том же направлении. Интересненько, а самолет так и будет стоять? Почему его не оттащили в сторону, на заправку, допустим? Собираются в скором времени летать? Возможно. По-умному полежать бы в зарослях еще с часок, понаблюдать, график смены охраны опять же выяснить. Но ведь если он не уложится в самим же установленный срок, летун уйдет. Еще и пулемет почти наверняка с собой утянет – насколько Леха разобрался в психотипе товарища по несчастью, тот скорее надорвется, чем бросит трофейное оружие. Значит что? Правильно, в темпе вальса забираем Борисова с припасами и оружием да возвращаемся. Ну, а дальше – действуем по обстановке… если эта самая обстановка к тому времени хоть как-то прояснится. Жаль, конечно, что до передка так и не дотопали, еще часик можно было спокойно идти, пока совсем не стемнеет, но не терять же такую шикарную возможность нагадить фрицам по-крупному?! Да и канонада с определенного момента отчего-то стала звучать глуше, будто отдаляясь – то ли свернули не туда, отклонившись с маршрута, то ли, что вернее, произошло очередное трудно предсказуемое изменение линии фронта. Скорее всего, второе – вполне возможно, что на этом участке немцам удалось отбросить наши части, причем отбросить резко, одним ударом, недаром вчера колонны техники весь день по дорогам перли. Видать, наступление планировалось. Успешное, к сожалению.
Зато если здесь все грамотно сделать (знать бы только, что именно, блин, сделать!), немецким летунам с обслугой небо с овчинку покажется! Да и вообще, что-то подсказывает ему, что уходить нельзя – раньше ничего подобного ни разу не было, а сейчас вот прорезалось. Батя, помнится, подобное называл «чуйкой», которой «нужно верить, как самому себе». Что ж, ни малейшего повода не доверять прошедшему Афганистан бывшему командиру разведроты у него нет, потому прислушаемся к совету старшего…
– Ну, и как тебе? – шепнул Степанов, придвинувшись вплотную к лежащему рядом пилоту. – Как предлагаешь поступить? Мимо пройти не проблема, но как-то обидно, такая возможность устроить гадам неплохую бяку.
– Не знаю… – поколебавшись, пробормотал Василий. И торопливо добавил, видимо, решив, что товарищ может заподозрить его в нерешительности, а то и трусости: – Нет, что ты, мимо нам никак нельзя! Уж который день по своей земле идем, от каждой тени шарахаясь! Надоело.
– А ты считай, что мы – секретная разведывательно-диверсионная группа, если тебе так легче станет, – добродушно хмыкнул Леха, пряча улыбку.
– Которая второй день драпает от немцев по лесам?
– Ну, почему сразу «драпает»? – делано возмутился десантник. – Не драпает, товарищ сержант, а именно что скрытно пробирается, собирая разведданные и нанося противнику урон по временно оккупированной территории с целью соединения с регулярными частями Красной Армии. Сам посуди: мотоциклистов постреляли? Постреляли. Замаскированный аэродром нашли? Нашли. Значит, уже польза от нашей лесной прогулки имеется. А ежели диверсию устроим, еще больше толку от нас будет. Все, хорош трепаться, ты мне другое скажи: если вдруг карта попрет, сможешь немецким самолетом управлять? Вон таким, как под деревьями стоят?
– Какая карта? – не понял Борисов, наморщив лоб.
– Игральная, блин. Это выражение такое, неужто не слышал?
Сержант неопределенно пожал плечами, пропустив вопрос мимо ушей:
– Штурмовиком – однозначно нет, я только «И-16» и «Чайку» пилотировал. А тут все другое – расположение приборов в кабине, конструкция РУД, последовательность действий во время подготовки к взлету. Не, не потяну, извини, скорее всего, даже от земли не оторвусь. В воздухе-то с управлением, наверное, справился бы, но вот как взлетать да приземляться?
– Не за что извиняться, летун, это я так спросил, шоб було. Просто немцы эти самолеты как раз заправили и бомбы навесили. Вот я и подумал, здорово было б один угнать да по аэродрому отбомбиться. Ну да ладно, на нет и суда нет. Тогда второй вопрос: а вон с тем, маленьким, справишься? – Леха указал на «Шторьх».
С минуту Борисов присматривался к крохотному самолетику, затем не слишком уверенно ответил:
– Никогда такого не видал, но, наверное, справлюсь. Самолет явно не боевой, навроде нашего «По-2», думаю, и управление не слишком сложное. Предлагаешь его захватить?
– «По-2», говоришь? Это вон такой, что ли? – десантник кивнул в сторону стоящего в паре сотен метров биплана, который он про себя назвал «кукурузником».
– Ага, – автоматически кивнул тот, внезапно встрепенувшись. – Погоди, Леха, так я ж на таком летать учился! С завязанными глазами заведу и взлечу! И места для разбега хватит, это ж не бомбардировщик! И вообще… – Пилот вдруг замолчал, напряженно глядя в сторону самолета. Спустя несколько секунд он повернулся к Степанову, тихонько пробормотав охрипшим от волнения голосом: – Леша, так это ж наш самолет…
– Так понятно, что не немецкий.
– Ты не понял, я в том смысле, что он к нашей эскадрилье был приписан. И бортномер совпадает, и заплатка вон на киле, что цветом отличается, – я помню, как ее ставили, когда перкаль прохудился. Получается, и те «Ишачки» – тоже наши?
– Ну, ты ж сам говорил, что где-то тут ваша запасная площадка была? Вот мы на нее и наткнулись.
Несколько минут пилот молчал, глядя в землю перед собой. Степанов его не дергал, продолжая наблюдать за фрицами, поскольку прекрасно понимал чувства товарища: пилоты разбитых истребителей и «кукурузника», если и уцелели при вынужденной посадке, наверняка попали в плен. И хорошо, если в плен: рисковать секретностью аэродрома немцам не с руки, так что могли и расстрелять. Что, собственно говоря, почти наверняка и произошло. То-то у летуна лицо такое, что краше в гроб кладут. Нужно его быстренько чем-нибудь занять, чтоб дурные мысли в башку не лезли:
– Добро, летун, я тебя понял. Действуем так: ты остаешься на позиции и ведешь наблюдение. Все, что будет происходить, в памяти фиксируешь. Кстати, у немцев, как я понимаю, скоро смена караула, заступят те, которым до полуночи дежурить, смотри не пропусти. Только из кустов не высовывайся, а лучше вообще особо не двигайся.
– А ты?
– Снова на разведку сползаю. Сначала к «кукурузнику» – я, конечно, в ваших летных делах понимаю чуть больше, чем ничего, но хоть внешне осмотрю, может, у него вообще мотор разбит или еще чего. Ну, а потом? Есть у меня одна задумка относительно склада боеприпасов. К тому времени как раз совсем стемнеет, без проблем доберусь. Жаль только граната всего одна осталась.
– Может, мне с тобой?
– Угу, с пулеметом наперевес, – скептически хмыкнул Степанов. – Нет, Вась, ты меня прикрывать станешь. Где у них секреты сидят, запомнил? Вот и хорошо. Вдруг я спалюсь и поднимется шум, лупи из пулемета сначала по ним, чтобы с фланга не стрельнули, потом по стоянке самолетов, палаткам или заправщикам. Если в ленте хоть десяток трассеров окажется, глядишь, и запалишь чего. А вот по складу с бомбами – ни-ни. Ясно? Отстреляешь ленту-другую – и беги в лес, как я тебе раньше и говорил. Пулемет с собой не тащи, только лишний вес. Ясно?
– Угу, – тяжело вздохнул пилот. – Ты надолго?
– Понятия не имею. В нашем деле вообще зарекаться вредно. Все, давай. Главное, не засни, летун, а то вдруг немцы незаметно подползут и тушенку с кашей стырят, а я точно голодным вернусь. Да шучу я, шучу, не напрягайся. Хреново у тебя с чувством юмора, Вась, тренироваться нужно. Кстати, возвращаться стану вон оттуда, видишь просвет между кустами? Как подползу метров на десять, позову тебя шепотом по имени, смотри, не дернись от неожиданности да не стрельни сдуру, весь аэродром перебудишь. Договорились? Вот и ладненько, тогда я пошел…
Проводив товарища взглядом, Борисов тяжело вздохнул: оставаться в одиночестве отчего-то не хотелось. Нет, страшно ему практически не было, просто не хотелось. Неожиданный попутчик казался… ну, надежным, что ли? От него исходила уверенность, удивительным образом уживавшаяся с какой-то лихой бесшабашностью. Вчера на дороге, когда их обстреляли фашистские мотоциклисты, он действовал так, будто попадать под пулеметный обстрел для него чуть ли не обычное дело. А как он самого пулеметчика из пистолета со ста метров завалил? Или трупы пострелянных немцев заминировал? Нет, скрывает Леха от него что-то, точно скрывает! Конечно, в силу воинской профессии сам он весьма далек от сухопутных войск, но курс молодого бойца-то проходил. Откуда такие познания у сержанта запаса, пусть даже и служившего в разведроте? Может, взять да и спросить прямо? Неужели один советский человек другому советскому человеку не ответит? Тем более по возрасту он наверняка комсомолец, как и сам Василий. Хотя ежели Степанов и на самом деле какой-нибудь осназовец, то, разумеется, не ответит. Краем уха Василий слышал о подобных подразделениях, причем как раз в составе военной разведки. Вот только пересекаться не приходилось. И еще немного напрягали эти его постоянно вставляемые в речь странные словечки-присказки – «мама не горюй», «не бери в голову», «проехали», «карта попрет», «стырят», «шухер», «спалюсь» – вроде и понятно, о чем речь, но в то же время как-то непривычно звучит. А часть слов и вовсе вроде как блатные какие-то… Интересно, откуда он родом? Может, в его родном городе так принято говорить? Упоминал же, что не деревенский. А сейчас еще и «кукурузник» какой-то выдумал – с какой это стати учебно-боевой «По-2» с кукурузным початком сравнивать? Ни разу же не похож, даже формой фюзеляжа… еще бы «пшеничником» назвал или «картофельником».
В этот момент к ближнему часовому пришла смена, и пилот отбросил посторонние мысли, сосредоточившись на наблюдении. Не хватает только что-нибудь важное проглядеть, дав Лехе повод для очередных издевок. Так что, как говорит разведчик, «хорош трепаться» – Борисов не заметил, как впервые назвал товарища именно «разведчиком».
А «разведчик» Степанов, даже не подозревающий о душевных терзаниях летуна, в этот момент как раз подползал к застывшему в десятке метров от крайних деревьев лесной опушки биплану. Убедившись, что в сгустившихся сумерках его никто не заметит, десантник рывком преодолел последние метры, забросив тело на нижнее крыло. Ну, или как там оно у летунов называется? Плоскость? Укрывшись за фюзеляжем, несколько секунд наблюдал за окрестностями, затем забрался в переднюю кабину, выкрашенную изнутри светло-серой краской. Быстро осмотрелся, подсвечивая зажатым в ладони фонариком. Пилот наверняка погиб: фюзеляж зияет сквозными пулевыми отверстиями, на сиденье и полу, перед двумя педалями с ремешками-фиксаторами, – темные пятна засохшей крови. Заляпанная характерными брызгами приборная панель разбита, отблескивая в пробивающемся между пальцами лучике света осколками циферблатов. Кровь есть даже на простреленном в нескольких местах лобовом остеклении. Видимо, летчикам удалось благополучно приземлиться, после чего их хладнокровно расстреляли уже на грунте. Что ж, в целом картина ясна: поднять «кукурузник» в воздух сто пудов не удастся, по крайней мере без серьезного ремонта. Потому фрицы и бросили его тут, не потрудившись оттащить в качестве трофея под деревья. В заднюю кабину Леха заглянул мельком, прекрасно понимая, что особого смысла в этом нет. Так и оказалось: все те же продырявленные пулями борта и кровь на сиденье. Из всех отличий – разве что валяющаяся на полу фуражка с синим околышем и «крылышками» на тулье, видать, кого-то из командиров Васькиного авиаполка, нашедшего здесь свою смерть. Не повезло мужикам. Да и им с Борисовым тоже – придется все же захватывать «Аиста».
Благополучно покинув самолет, Алексей углубился в лес, по широкой дуге обходя зарослями замеченные секреты. Если все получится как задумано, минут через двадцать он выйдет к складу боеприпасов. Дальше придется передвигаться исключительно на брюхе, ну да его подобным ни разу не удивишь. Пока двигался короткими, от куста к кусту, перебежками, а затем полз, подолгу замирая через каждые десять метров, прикидывал, как можно заминировать целый склад одной гранатой. Теоретически детонацию-то вызвать вполне реально, главное, разместить инициирующий заряд в нужном месте. Хотя одной «эфки» может оказаться и маловато. У фрицев несколько гранат затрофеить? Из нескольких «колотушек» можно вполне неплохой заряд соорудить. Вот только как это на практике реализовать? Гранаты, к сожалению, просто так под ногами не валяются.