В приписке настоятельница даже присовокупила, что здоровье племянницы значительно улучшилось, что она переносит свой плен с поразительным терпением и даже с замечательною легкостью, совершенно непонятною для старой, пожилой монахини.
Вот и все.
Эта приписка повергла маркиза в страшную ярость, граничившую с бешенством, несмотря на все утешения графа де Фаржи, ибо порой ядовитые, насмешливые замечания знакомых и друзей относительно приятного плена дочери доходили до его ушей. И наконец, несмотря на все свои религиозные предрассудки, маркиз был слишком умный человек, чтобы не сознавать в глубине души, что он один-единственный виновник всего происшедшего, что его нетерпимость и надменность наточили тот нож, который теперь волею судеб вонзился в его же сердце.
Тем временем положение бунтовщиков, несмотря на достигнутые успехи, становилось критическим. Король Генрих IV, выведенный из себя нескончаемыми беспорядками, угрожающими междоусобной войной - самой ужасной из всех войн,- твердо решился подавить восстание одним ударом, разбив наголову армию разрушителей, прежде чем они, пользуясь захватом провинции Лимузен, успеют собрать новые банды, усилиться и сплотиться.
Король Генрих IV провел большую часть жизни в храброй борьбе за свой королевский престол. Тем не менее он был скорее политиком, чем воином: дипломатические приемы, предупреждавшие кровопролитие, гораздо больше соответствовали его мягкому характеру, доброму сердцу и симпатии, отеческому отношению к своим подданным; на бунтовщиков он смотрел как на заблудших детей своего семейства и потому прибег к помощи дипломатии.
Не все разрушители были гугеноты; большая часть их была католического вероисповедания. Королю удалось посеять в их среде религиозные смуты, которые вскоре произвели полнейший раскол в их партии. Вся армия бунтовщиков распалась на два войска, и каждое действовало совершенно независимо, ведя войну только в интересах своей партии и нимало не согласуясь с действиями другой: католики поступали сами по себе, гугеноты точно так же. Когда этот результат был достигнут, король поручил генералу Шатеньеру д’Альбэну. своему адъютанту и в то же время губернатору провинции Ламарш, направиться в Лимузен, где в то время был центр восстания, на помощь к губернатору де Шамбаре, который заместил потерпевшего поражение маркиза де Кевра.
Маркиз, жаждавший мщения разрушителям вообще и Стефану де Монбрену в особенности, отказался от должности губернатора и сохранил за собою лишь начальство над самостоятельным отрядом королевских войск. Это давало ему возможность действовать совершенно свободно и по своему личному усмотрению вести военные операции.
Генерал д’Альбэн, старый солдат времен Лиги, был самым подходящим человеком для трудного дела умиротворения страны. Мягкий, благосклонный, энергичный и опытный военачальник, он соединял в себе все качества, необходимые для дела. Приняв самые мудрые и тщательные предосторожности, чтобы предотвратить бунт в собственной провинции, генерал д’Альбэн во главе двух тысяч человек пехоты и одной тысячи кавалерии, в рядах которой было до трехсот дворян, 13 июня, ровно через две недели по получении королевского приказа, выступил по направлению к Лимузену.
Оба губернатора объединили свои войска, и война возобновилась с еще большим ожесточением.
Маленькая королевская армия насчитывала не более семи тысяч человек пехоты и кавалерии, но немногочисленность ее уравновешивалась мужеством солдат и офицеров, строгой дисциплиной, боевою опытностью и, в особенности, пламенным желанием загладить свои недавние неудачи. Каждый желал отличиться и отомстить.
Армия эта двинулась на бунтовщиков спустя неделю после разрыва, совершившегося между разрушителями-католиками и разрушителями-гугенотами.
Армия разрушителей-католиков состояла из тридцати пяти тысяч человек; тем не менее, застигнутая врасплох королевским войском и будучи не подготовленной надлежащим образом для отпора, она отступила в некотором замешательстве и, несмотря на мольбы и даже угрозы вожаков, значительная часть ее, около двадцати тысяч человек, отделилась от товарищей и рассеялась.
Однако же пятнадцать тысяч человек, самых смелых или тех, кому уже нечего было терять, сплотились еще теснее и отступили к Сен-Присту и к замку д’Эскар, где храбро стали ожидать нападения королевской армии.
Генерал д'Альбэн, человек умеренный и кроткий, как уже было замечено нами, желающий всеми силами предотвратить бесполезное кровопролитие, дважды увещевал разрушителей сложить оружие и разойтись, обещая им, если они немедленно повинуются, полное прощение: никто их не будет преследовать, и их участие в бунте будет предано вечному забвению.
Разрушители оба раза встретили посланцев генерала ругательствами и насмешками и решительно отказались от его предложений.
Нужно было положить этому конец.-
Генерал д’Альбэн, несмотря на упорство бунтовщиков, гнушался вступать с ними в открытый бой. Он снарядил несколько эскадронов кавалерии против «заблудших» и поручил разогнать их, не доводя дела до серьезной битвы.
Авангардом королевской армии командовал маркиз де Кевр, под непосредственным начальством которого состоял сын главнокомандующего генерала д’Альбэна.
Маркиз принял это командование в предчувствии легчайшего и скорейшего удовлетворения своей жажды мести.
Авангарду было поручено провести разведку вблизи замка д’Эскар, где, как говорили, сосредоточились и укрепились главные силы разрушителей. Именно этого-то и жаждал старый маркиз уже в самом начале военных действий, ибо знал из достоверных источников, что Стефан де Монбрен, движимый природным великодушием и забывший в минуту серьезной опасности всю черствую неблагодарность к нему разрушителей-католиков, прошедшею ночью с отрядом храбрецов проник именно в замок д’Эскар и поклялся защищать его до последней капли крови.
Авангард королевской армии численностью приблизительно в 1200 кавалеристов, большею частью из дворян, выступил с целью исполнить данный приказ. Генерал д’Альбэн серьезно советовал своему сыну, бесстрашие которого было ему слишком хорошо известно, а также маркизу де Кевру ограничиться только сведениями о местоположении и расстановке неприятельских сил, но отнюдь не вступать в бой. Но совет этот пропал даром. Оба - и молодой д’Альбэн, и старый маркиз де Кевр, руководствуясь совершенно различными побуждениями, твердо решились напасть на замок немедленно и, если можно, разрушить его.
Около девяти часов утра отряд появился в окрестностях замка. Замок был укреплен и окружен траншеями самым тщательным образом. Разрушители были очень предусмотрительны и выставили зоркие аванпосты. О нападении врасплох нечего было и думать.
Маркиз послал в лагерь разрушителей парламентеров, убеждая противников сдаться. Но бунтовщики отправили их назад с бранью и насмешками. Один из вожаков забрался на верхушку самой высокой баррикады и, обратившись к кавалеристам, находившимся неподалеку, снял шляпу, низко поклонился в насмешку и громовым голосом произнес:
- Милости просим к нам, господа роялисты!
Маркиз де Кевр задыхался от злости, сидя верхом на своей лошади. В вожаке, так нагло насмехавшемся над ними, он узнал своего заклятого врага, Стефана де Монбрена. Но, не желая принять на себя ответственность за ослушание приказа главнокомандующего, он повернулся к своему лейтенанту.
- Что вы скажете об этой наглости? - спросил он с притворным хладнокровием.
Молодой д’Альбэн был бледен как полотно. Он кусал свои усы, рука его судорожно сжимала рукоятку шпаги.
- Я думаю,- сказал он дрожащим от подавленного гнева голосом,- что подобная дерзость не должна остаться безнаказанной.
- Да, но известен ли вам приказ вашего отца? - настойчиво спросил де Кевр.
- Известен, маркиз! Но мой отец не предвидел, что подобное оскорбление может быть нанесено королевским войскам презренными бунтовщиками. И наконец, победа нас оправдает.
- Итак, ваш совет?
- Стрелять в этого мерзавца! - воскликнул молодой человек.
Всадники поддержали юного героя аплодисментами.
- Вы этого хотите? - еще раз переспросил маркиз.
На сей раз всадники не дали ответить молодому храбрецу.
- Мы все хотим этого! - закричали они, потрясая своими шпагами, высоко поднятыми над головами.
- В таком случае, я больше не буду сопротивляться вашему благородному требованию, господа! - ответил маркиз.- Пусть будет по-вашему!
С этими словами он обнажил шпагу, привел в порядок ряды и приказал трубачам подать сигнал к атаке.
- Вперед! - скомандовал он.- Да здравствует король!
- Да здравствует король! - раздалось по всем рядам, и кавалерия, подобно потоку, устремилась вперед.
Но разрушители не дремали и приготовились к отчаянной защите.
Стефан де Монбрен, стоя на вершине баррикады, видел все движения роялистов и немедленно сделал необходимые распоряжения. Кавалерия, подобно урагану, устремилась на ретраншементы 5. Стефан позволил ей приблизиться на пистолетный выстрел и вдруг, опустив шпагу, скомандовал громовым голосом:
- Пли!
Раздался ужасный залп, подобный удару грома. Кавалеристы совершенно смешались, закружились на месте и, быстро повернув коней, поскакали назад, преследуемые криками и ругательствами разрушителей.
- Вперед, вперед! - кричал маркиз.- Они в наших руках.
Д’Альбэну удалось снова привести в порядок расстроенную конницу.
- Заряжайте! - скомандовал он.
Но в это время раздался второй залп, еще более страшный, чем первый. Д’Альбэн зашатался в седле, выронил шпагу из рук и свалился на землю. Мушкетная пуля раздробила ему череп.
У маркиза де Кевра оказалась перебита пулей правая рука, и, кроме того, другая пуля засела в его ноге. Его с величайшим трудом держали под руки граф де Фаржи и еще один дворянин.
Вид убитого лейтенанта, тяжело раненного командира и сотни распростертых на земле в предсмертных муках товарищей привел кавалеристов в совершенное исступление.
- Вперед! Спешиться! Да здравствует король! - вопили они, потрясая шпагами.- О, д’Альбэн, д’Альбэн!
- Вперед! Во имя Бога и короля! - скомандовал маркиз, собравшись с последними силами. Он не хотел умереть неотмщенным.
Кавалеристы бросились к ретраншементам.
- Бейте их! - скомандовал Стефан, каждый удар ужасной шпаги которого уносил человеческую жизнь.
Разрушители храбро выдержали первый кавалерийский залп.
Но на сей раз бешеный натиск роялистов был неотразим. Ретраншементы были взяты, и начался рукопашный бой.
Бунтовщики отступали шаг за шагом, сея смерть вокруг себя и словно увеличиваясь в численности.
Перед дверью одной из первых построек замка Стефан де Монбрен вместе с Жаном Ферре, Пастурелем и десятью другими храбрецами задержал приступ кавалеристов на целых двадцать минут.
Его длинная шпага, которую он держал двумя руками, опускалась с ужасающею точностью на головы врагов, и они падали к его ногам, как колосья, подкошенные серпом. Перед этой отчаянной кучкой храбрецов возвышался целый холм трупов; а они все продолжали разносить смерть и отбиваться от королевской конницы с беспримерною храбростью и стойкостью.
И все-таки деревня была занята королевским войском, и разрушители, окруженные со всех сторон, обратились в беспорядочное бегство.
Битва была, впрочем, уже давно проиграна, и замок взят; тем не менее разрушители еще отбивались и причиняли страшный урон королевскому войску, пораженному бешеною храбростью неприятеля.
Но наконец наступил момент, когда всякое сопротивление стало совершенно бесполезным и невозможным. Стефан понял это. Он шепнул несколько слов на ухо Жану Ферре, и вдруг осаждаемые, шагая через трупы, которые их окружали кольцом, бросились с опущенными головами на врагов, не ожидавших подобной отчаянной атаки. Они пробили себе кровавый путь и рассеялись по узким и неправильным улицам деревни, не дав времени опомниться совершенно озадаченным кавалеристам.
Битва окончилась - последние защитники замка были убиты либо бежали. Королевское войско одержало победу. Но победа эта стоила очень дорого: молодой д’Альбэн был убит, командир маркиз де Кевр метался в агонии, и более семисот человек выбыло из строя.
Правда, разрушители потеряли около четырех тысяч человек; они рассеялись в разные стороны, и бунт в Лимузене мог считаться подавленным, но бунтовщики устроили себе пышные похороны и дорого продали свою жизнь.
Маркиза де Кевра несли на руках солдаты; его поддерживал граф де Фаржи. Маркиз тихим предсмертным голосом приказал, чтобы его внесли в тот дом, около которого так отчаянно защищался Стефан де Монбрен со своими товарищами.
Ему повиновались.
Его внесли в довольно обширную залу, где были разбиты все окна и переломана вся мебель; на полу распростерлись несколько трупов,-
Две женщины, чьи лица скрывались под длинными покрывалами, стояли на коленях посреди залы и молились над одним из трупов, совершенно изуродованным огнестрельной раной; судя по костюму, можно было с достоверностью сказать, что это был труп Стефана де Монбрена, судорожно сжатая рука еще сжимала рукоятку огромной шпаги.
Маркиз де Кевр с первого же взгляда узнал в молящихся женщинах дочь и сестру. На его лице, полном страдания, явилась мрачная улыбка. Он жестом приказал носильщикам положить его на валявшийся на земле матрац и оставить наедине о графом де Фаржи.
При виде его обе женщины вскочили и бросились к нему.
Маркиз жестом отстранил сестру и с трудом повернул лицо к дочери.
- Наконец-то я вас нашел! - глухо прошептал он и сделал тщетное усилие приподняться.- Спасена ли честь моей фамилии? - спросил он с ужасным выражением.
- Сударь!…- воскликнула сквозь слезы девушка.
- А!… Так вы даже в момент моей смерти,,, противитесь мне… о дочь моя!…
Граф де Фаржи пристально посмотрел на коленопреклоненную плачущую девушку и взял ее за руку. Она не сопротивлялась, не сознавая, что с ней происходит.
- Маркиз! - сказал граф де Фаржи, также опускаясь на колени перед умирающим старцем,- Благословите нас!
Девушка вскочила и бросила на него негодующий взгляд.
- Я знаю все,- тихо шепнул он ей,- ваш муж убит, и вы никогда больше его не увидите.
Настоятельница стояла безмолвно и умоляющим взором смотрела на племянницу, как бы желая ей дать совет, нисходящий свыше.
- Ну что же, дочь моя? - глухо спросил маркиз.- Ответишь ли ты мне?…
- Смелее, мадемуазель де Кевр, смелее! - нежно шепнул ей граф.- Дайте старику умереть спокойно. О! Клянусь вам, я обеих вас буду любить всей душой, и я уверен, что вы со временем простите мне то, что я навязался к вам в супруги.
Девушка посмотрела на него с благодарностью н, поцеловав руку отца, еле внятно прошептала:
- Ваши дети ждут вашего благословения!
- Бог да благословит вас! - прошептал старец, бледное лицо которого тотчас нее просияло улыбкой.
Он умер.
Тогда граф де Фаржи повернулся к своей невесте и сказал ей с достоинством:
- Поднимите голову, сударыня! У праха этого благородного старца, вашего отца, клянусь вам еще раз, что вы будете счастливы и всеми уважаемы. Теперь вы графиня де Фаржи.
Через неделю граф де Фаржи, согласно своему обещанию, действительно обвенчался с Луизой де Кевр.
Свадьба была скромная по причине недавней смерти маркиза де Кевра и различных политических соображений.
Бунт разрушителей был окончательно подавлен в Лимузене; в других провинциях - Перигоре, Кореи и Аженоа - восстание еще продолжалось с переменчивым успехом. Среди вожаков никогда больше не произносилось имя Стефана де Монбрена.
Был ли он убит при взятии замка? Все по крайней мере были убеждены в этом. Его место заступил какой-то прославившийся в то время среди разрушителей капитан Ватан. Когда произносили это имя, лицо Луизы де Фаржи покрывалось смертельною бледностью. Тогда граф обыкновенно шептал несколько слов на ухо своей жене; она успокаивалась и нежно улыбалась, глядя на мужа.
Спустя семь месяцев после своего замужества графиня де Фаржи разрешилась от бремени девочкой и умерла в родах.
Накануне смерти она сняла со своей шеи образок, освященный самим папою и унаследованный ею от матери, и отдала одной из прислужниц, которой безгранично доверяла, препоручив ей нечто такое, что осталось тайною для всех.
Граф де Фаржи благородно сдержал слово, данное своей жене относительно ребенка. Он воспитал девочку и вырастил ее с тою любовью, какую могут ощущать только отцы или возлюбленные.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
РЫЦАРИ ВЕРЫ