Помоги проекту - поделись книгой:
— Совсем недавно. Я посылал конюха, которого вы вылечили, к местной… э-э-э… Некоторые называют ее колдуньей, но она никогда никому не причинила вреда, живет уединенно, сама по себе…
— Это неважно. Вы не католик, а я не инквизитор. К тому же вы — друг королевы. Это остановит от доносов и наветов любого церковника.
Граф глубоко вздохнул.
— Наверное, вы правы, но «покровитель ведьм» — не самая лучшая репутация.
— Не беспокойтесь. Распускание сплетен не входит в число моих недостатков. Вернемся к коту.
— А причем тут кот? Мы морили мышей.
— И ваш конюх тоже?
Тень пробежала по лицу графа.
— Эй, кто-нибудь!
Служанка тотчас появилась в дверях и испуганно поклонилась.
— Позовите конюха, которого лечил их сиятельство.
Девушка еще раз поклонилась и мигом выскользнула из помещения. Не прошло и десяти минут, как малый появился. Граф сердито нахмурил брови и жестко задал вопрос:
— Их сиятельство желает знать, морил ли ты только мышей или еще и кота?
Конюх съежился.
— Я же не знал, что это сам дьявол!!! Он сожрал отравленное мясо, но и не подумал сдохнуть!!!.. Но вы же защитите меня, правда, магистр? Я не хуже других. Все охотились на кота! Кто как мог. У меня был яд. В чем я провинился?
Парня уже била мелкая дрожь. К нему возвращался животный страх. Тот самый страх, который и породил жестокость. Мог ли я оттолкнуть этого человека? Конечно нет. Это оказалось бы еще большей жестокостью. И гнусностью. Издевательством над тем, для кого стал чуть ли не Богом. Конюх боролся за свой дом, свою семью. И я не Бог, чтобы судить парня.
— Постарайся быть более милосердным. И милосердие не оставит тебя.
— Да хранит вас Господь, сэр! — Малый бросился целовать мне руки.
— Да хранит он нас всех, — ответил я, поднимая конюха с колен.
Последующие дни потекли в томительном ожидании. Общая череда практических событий была предельно ясна. Кот мучительно умирал. Его вой по ночам звучал полной тоски песней о высшей предопределенности, которой мы все подчиняемся зримо и незримо. Пару раз я вскакивал с постели и отправлялся в лабиринт, но кот прятался, не желая общения. Наверное, он был мудрее меня и понимал бессмысленность встречи. К чему умирающему беспомощный свидетель его мучений? Всему свое время.
Обитатели замка уже успели успокоиться, и мой призыв к милосердию нашел отклик в их душах. Графский повар, обнаруживая по утру испорченные котом продукты, лишь грустно качал головой и наливал в маленькую мисочку, стоящую на полу, свежего молока. Конюх клял себя за то, что заставил живое существо столь долго мучиться. Даже мальчишки, заметив однажды выползшего на дневной свет облезлого и похудевшего кота, только пошушукались между собой и осторожно, чтобы не потревожить, обошли его стороной.
И если у остальных были дела вернувшейся в привычную колею жизни, то мне приходилось придумывать себе занятия, чтобы хоть как-то скоротать то время, на которое все мы превратились в незначимый фон событий, текущим по высшим законам. Ничего более умного не придумалось, как продолжить изучать тайные ходы лабиринта. Одна из попавшихся лестниц вывела в восточную башню замка.
Я долго вдыхал запах ветра, прибежавшего с Северного моря, размышляя о своем месте в опутавшей всех высшей паутине, а Джон терпеливо стоял рядом. Сколько тайн прошлого хранил лабиринт! Золото, серебро и драгоценные камни, когда-то брошенные моими предками, так и лежали нетронутыми в покрывшихся пылью сундуках.
— Возьми себе, сколько хочешь.
Слуга отрицательно покачал головой.
— Вы хорошо мне платите, чтобы я зарился на вещи покойников.
— Хорошо. Пусть все остается на своих местах.
Я вынул лишь фамильный рубиновый крест, который несколько лет спустя передал брату-священнику, и свиток — послание предка своим потомкам.
С каждым днем посещения лабиринта становились мучительнее. Я уже физически ощущал боль кота, чья аура заполнила подземелье, но не отступал, понимая, что только так смогу проникнуть в паутины высших сил, сплетенные для животных. Только через собственную боль и сострадание есть шанс влиться в чуждые человеку картины. Знания не даются без усилий. А этих знаний я жаждал. Жаждал не из праздного любопытства, а из стремления к гармонии с миром, в котором живет не только человек. И всем своим существом чувствовал, что должен найти этого кота, посмотреть ему в глаза и не позволить умереть в холодном одиночестве. Боже! Как я обрадовался, когда однажды ночью явственно услышал зов умирающего животного. Вместе с Джоном мы отправились в лабиринт к тому самому деревянному ящику, где впервые увидели клок шерсти. Там и обнаружили на издыхании того черного пирата, который держал в страхе весь замок.
Я смотрел в затухающие бездонные кошачьи глаза, пытаясь понять смысл открывшейся паутины судеб, которую сплели для нас высшие силы. Боже… Маленький черный котенок, когда-то опрокинувший бокал с ядом на Екатерину Медичи, по воле рока пересек Ла-Манш. Теперь, годы спустя, в каменной утробе моего фамильного замка он умирал от другого яда. И предсмертный упрек убийце развеян тем, кто менее всего имел на это право. Но так было предопределено, и никто не в состоянии изменить записанное в Книге Судеб.
Для чего и почему так все переплелось? Почему мне дано только раз побывать в Англии? И для чего? Чтобы по приглашению потомка старинного врага через годы снова встретиться со своим питомцем-спасителем? Какой во всем этом высший смысл? Возможно, кот и понимал его, а я мог только расписаться в собственном невежестве.
Моя рука сама потянулась к задвижке, освобождая ее от пут, и в главном зале каменный лев в последний раз начал изливать свою бесконечную слюну проклятия. Черный проказник расслабленно потянулся, умиротворенный журчащим реквиемом, и навсегда закрыл глаза.
До утра мы с Джоном просидели рядом в полной темноте, сберегая последний факел на обратный путь. Когда тревожные звуки колокола слабыми отголосками проникли в лабиринт, я взял на руки бездыханное когда-то пушистое тело, а Джон осветил дорогу. Уже у самого выхода наружу слуга прервал царящее молчание.
— Сэр…
Перед нами сидел маленький черный котенок.
— Четырнадцатый, сэр.
До сих пор я не знаю, действительно ли это был уцелевший от людских преследований малыш или… Или умерший кот вернулся ко мне в новом обличье. Эта загадка так и осталась неразгаданной, несмотря на все мои многолетние усилия. Вместо ответа звучало лишь насмешливое мурлыканье. Но это много позже. А тогда я лишь присел, и котенок по-хозяйски залез в мой широкий карман.
В доме нас встретили мечущиеся в панике слуги и взбудораженный граф.
— Хвала Всевышнему, вы появились! — Напряжение спало. — Я не знал, что и подумать! Вы исчезли, а каменный лев снова стал изрыгать пену…
— Все кончено, граф. Кот мертв. Не судите строго за тот реквием, который я позволил сыграть каменному льву.
— Не смею судить. Наверняка, так было необходимо. Слава Богу, что все позади.
При виде своего мертвого врага обитатели замка крестились и облегченно вздыхали. Но лица не светились радостью. Хвала тебе, Господи! Жестокость и враждебность уступили место жалости и состраданию. Люди виновато обступили Джона, заботам которого я оставил мертвое животное, и робко шептались о том, чтобы предать тело земле.
Черный котенок, смело выглядывавший из моего кармана, внес некоторую сумятицу в человеческие души. То ли это четырнадцатый котенок, развевающий мистику цифр, то ли прежний враг, демоническим способом принявший новое обличье. Спокойствие восстановилось лишь после того, как я пообещал забрать черныша с собой. Увы, людское милосердие слишком обманчиво. Оно быстро исчезает, стоит в душе поселиться хоть капельке страха.
— Что ж, сэр… Вы с честью справились со всеми нашими невзгодами, за что позвольте еще раз выразить свою искреннюю признательность. Пришло время герою наконец-то получить заслуженную награду, — граф улыбнулся. — Дальше буду рад принимать вас в своем замке, сколько вы пожелаете, в качестве гостя.
— Я не возьму денег.
У графа округлились глаза.
— У меня нет слов… Даже не смею спрашивать, «почему»… Но хотя бы какие-то пожелания у вас есть? С радостью выполню любое.
Какие пожелания могли быть? Страх и жестокость уже покинули людей. Хотя бы на время. Пережив много тревожных дней, они стали милосерднее. Возможно, ненадолго, но и это немало. Возможно, душевное прозрение закроется пеленой повседневной жизни, и в человеческой памяти наверх всплывут боль и невзгоды. О коте снова начнут говорить как о враге… А для меня он не был врагом. Лишь маленькая ниточка в общей ткани, частью которой являюсь я сам.
— Пусть похоронят кота. И чтобы никто никогда не смел осквернять его могилы. Считайте это своей платой за мои труды.
Граф пожал плечами.
— Я ничего не понимаю. Вы загадочный человек, магистр. Но все будет исполнено, как вы пожелали. Какую надпись сделать на надгробном камне?
— «Здесь лежит тот, кто понимал мир лучше меня».
— Подпись «магистр де ля Роз»?
— Нет, поставьте мое родовое имя.
— Простите, магистр, оно мне не известно.
— Его носил ваш замок сто лет назад.
— Вы…???!!!.. Но почему вы тогда помогли мне???
— Граф, прошлое нужно помнить только для того, чтобы его забыть. Это одна из тех истин, которые я увезу с собой из Англии. Поверьте, они стоят больше 20-ти тысяч соверенов.
— Вы удивительный человек, граф!
На следующий после похорон кота день, несмотря на протесты графа и бурные уговоры погостить у него замке, я оставил Йоркшир. Вернувшись в Лондон, задержался там до лета 1574 года. Часто навещал королеву Елизавету, зная, что позже уже никогда не смогу поговорить с этой удивительной женщиной. Но служение науке не терпит власти чувств, и корабль увез меня от последней Тюдор к последнему Валуа, взошедшему на французский трон.
С тех пор я ни разу не был в Англии, как и предсказывали звезды. О бурных событиях 1575 года, связанных с очередным заговором против королевы Елизаветы, мне в письмах поведал граф, снова нырнувший в гущу политических баталий. Спустя двенадцать лет он гордо сообщил о казни в Нортхемптоне Марии Шотландской, а я, читая послание, удивлялся, как затейливо все переплелось. В замке, где родился последний Йорк, свергнутый первым Тюдором, последней Тюдор казнена последняя шотландская королева, сын которой навеки объединит титулы королей Англии и Шотландии… А замок графа разделит участь Фотерингея, который скоро снесут по приказу Якова I, и в седьмом поколении графской семье доведется владеть лишь руинами. Таков finis давнего проклятия.
Как хитро ложатся друг на друга паутины судеб людей, замков, животных… И никому не дано понять это бесконечное кружево. Мы слишком ничтожны, чтобы видеть дальше маленьких фрагментов.
В один из мартовских дней 1603 года я долго смотрел в хмурое небо, провожая душу великой королевы и размышляя о своем завершающемся пути. Холодный мокрый снег падал на мое лицо. Вязкие хлопья вплетались в седые волосы. Я вспоминал прошлое, чтобы забыть его.
Старый Джон уже покоился с миром, и некому было ворчать о моей непокрытой голове. В тот день мне особенно отчетливо стала видна вся суетность бытия, его ничтожность по сравнению с высшими вечными законами, по которым нам отвечать перед Господом.
Я прожил почти семьдесят лет, как и последняя Тюдор, и завершаю свой путь в тот же год, что и первый Бурбон. Таковы хитросплетения законов вечного, которые мы далеко не всегда можем понять.
Соленые брызги Ла-Манша летят мне в лицо, ветер ломает мачты… Последние записи разложены по сундукам. Умиротворенно улыбаюсь. В реве стихии мне слышится реквием, когда-то исполненный каменным львом. Я готов окунуться в эту музыку вечности.
Поделиться книгой: