Антон Первушин
Последний космический шанс
Памяти Ани Горелышевой и ее несбывшейся мечте – посвящается
Предисловие
Зачем России космос?
Один из самых популярных вопросов, который мне как человеку, причастному к космическим делам, задают в ходе интервью и публичных лекций, формулируется очень просто: что ждет мировую космонавтику в ближайшем будущем? О том же самом всегда спрашивают и космонавтов, и сотрудников ракетно-космической отрасли. Похоже, это самый важный вопрос сегодня. И будущее космонавтики тревожит не только специалистов и энтузиастов, но и далеких от этой сферы людей, которые все еще надеются, что когда-нибудь она вновь обретет значимость и предъявит обществу замечательный прорыв, который будет вписан в историю наравне с орбитальным полетом Юрия Гагарина и лунным шагом Нейла Армстронга.
Беспокойство сочувствующих понять можно. Все первое десятилетие нового века и нового тысячелетия пилотируемая космонавтика только сдавала позиции. Катастрофа космического корабля многоразового использования «Колумбия» поставила крест на всей программе «Спейс Шаттл» (“Space Shuttle”), а замены ей не видно. Космические технологии, доставшиеся России в наследство от Советского Союза, быстро устаревают, а создание новых тормозится из-за вечных экономических проблем. Ветераны стареют и уходят, а достойной смены им пока нет – в ракетно-космической отрасли начинается кадровый голод. Совместная эксплуатация Международной космической станции (МКС) сопровождается конфликтами и скандалами, которые очень любят раздувать журналисты. За сообщениями о скандалах совершенно теряется информация о том, что происходит на станции, какие исследования на ней ведутся, а главное – зачем она вообще нужна. На этом унылом фоне все громче звучат голоса «антикосмистов».
На основе всевозможных умозрительных концепций (от религиозных до псевдонаучных) они пытаются доказать, что космос не нужен, что человек создан для жизни на Земле и чуть ли не обязан разделить с ней неизбежную «гибель мира», что необходимо прежде решить накопившиеся земные проблемы, а потом уже думать о полетах к иным мирам. Создается впечатление, будто бы космонавтика и впрямь зашла в тупик, а любые разговоры о перспективах ее развития – лукавство или мошенничество.
И все же будущее у космонавтики есть. О нем можно и нужно говорить. Но прежде и впрямь стоит разобраться, зачем космонавтика человечеству, а главное – зачем она России.
Самый первый ответ прост. Стремление в космос присуще человечеству как биологическому виду. Луций Анней Сенека однажды сказал:
История биологической эволюции содержит множество мрачных примеров массового вымирания, но я приведу только один – сравнительно недавний и очень значимый для человечества. Когда около 40 тысяч лет назад наши чернокожие предки-кроманьонцы пришли в Европу из Африки, они встретились с иным видом человека – светлокожими коренастыми неандертальцами. Неандертальцев к тому времени можно было смело назвать старожилами Европы – их предки переселились из Африки 300 тысяч лет назад. Неандертальцы обладали более развитой культурой: изготавливали сложные орудия из кремня и костей, строили шалаши, имели зачатки религии, организовывали пещерные храмы, хоронили своих мертвецов, посыпая могилы цветами. А потом они очень быстро вымерли… Ученые до хрипоты спорили, почему это произошло. Может быть, неандертальцы стали скрещиваться с кроманьонцами и растворились в них?.. Может быть, наши предки пошли войной на конкурентов и истребили более мудрых существ до последнего?.. Разгадка оказалась куда прозаичнее. Неандертальцы вымерли, потому что за 300 тысяч лет почти идеально вписались в среду обитания покрытой ледником Европы, сделались
Существуют и другие обоснования необходимости продолжения космической экспансии. Например, экономическая. «Антикосмисты» часто апеллируют к тому, что космические программы чрезвычайно затратны и не приносят сколько-нибудь значимой прибыли. Реальность опровергает это мнение. Экономическая «отдача» от космонавтики, в том числе пилотируемой, очень высока – каждый доллар, потраченный на американскую лунную программу «Аполлон» (“Apollo”), принес за минувшие сорок лет четырнадцать долларов чистой прибыли. Проблема здесь не в окупаемости космических программ, а в том, насколько налажены экономические механизмы в том или ином государстве. В США научились извлекать прибыль из развития космических технологий (например, за счет методики “spinoff”, когда новейшие технологии внедряются в обиход через частный бизнес), в России – пока нет, в этом и разница.
Но, допустим, вы так и не сумели добиться окупаемости высоких космических технологий. Что ж, с космонавтики можно получать политические дивиденды. Развивая национальную космонавтику, вы «рекламируете» свою страну, свою культуру и свой образ жизни. Наличие ракет и космических кораблей заставляет другие державы считаться с вами, звать вас за стол переговоров, обсуждать «взрослые» вопросы, – все прекрасно понимают, что эти технологии имеют двойное назначение и могут быть легко использованы в военном деле: метеоспутник становится разведывательным аппаратом, маневрирующий космический корабль превращается в космический истребитель, ракета-носитель может доставить боеголовку в любую точку земного шара. Развивая космонавтику, государство приобретает
Современная Россия с учетом низкой эффективности ее экономики вряд ли была бы способна развить и поддерживать национальную космонавтику. Но нашей стране повезло – в наследство от Советского Союза она получила не только долги и международные обязательства, но и готовую космическую инфраструктуру: ракеты-носители и корабли, конструкторские бюро и заводы, полигоны и космодромы, центры подготовки космонавтов и управления полетами. То есть по факту осталась сверхдержавой. Но мало иметь статус сверхдержавы – этот статус необходимо поддерживать и укреплять. И вот тут Россия проявила неспособность сохранить и преумножить космическое наследство. Оно и понятно – экономические трудности переходного периода не позволяли развивать наукоемкие отрасли, началось разрушение производственных связей и технологических цепочек, деградация всего и вся. О положении дел в современной российской космонавтике ярче всего говорит один маленький факт: с 1991 года ни один межпланетный аппарат с российским гербом не покинул околоземное пространство. Советские гербы есть на Луне, на Венере и на Марсе, на гелиоцентрических орбитах – Россия не может похвастаться хоть чем-то сопоставимым. За минувшие двадцать лет наша космическая отрасль не жила, а выживала, используя исключительно советский задел, и результат уже сказывается – шумный скандал с потерей межпланетного аппарата «Фобос-Грунт» служит отличным наглядным примером. И если бы это был только один пример!
Поскольку причин для сворачивания космической деятельности в России более чем достаточно, и аналитикам они хорошо известны, уже не первый год ведутся разговоры, будто бы этот процесс неизбежен. Российская Федерация в ее современном состоянии может претендовать в лучшем случае на статус развивающегося государства, но никак не сверхдержавы. Делается вывод: не надо прыгать выше головы, космонавтика – игрушка для богатых и благополучных стран, следует смириться и прекратить расходовать средства на неумелые попытки сравняться по мощи с Советским Союзом.
И в самом деле – зачем России космонавтика? Ответ лежит в неожиданной области. Мы привыкли гордиться великой русской культурой, которая давно оказывает влияние на культуру мировую. Пушкин и Гоголь, Достоевский и Чехов, Бунин и Толстой, Набоков и Шолохов, Глинка и Римский-Корсаков, Чайковский и Мусоргский, Рахманинов и Стравинский, Шостакович и Шнитке,
Айвазовский и Шишкин, Врубель и Репин, Петров-Водкин и Филонов, Малевич и Кандинский. И многие-многие другие. Шедевры, созданные перечисленными авторами, вненациональные но при этом тесно связаны к русской традицией и русским языком. Они вызывают и будут вызывать интерес ровно до тех пор, пока существует Россия. Отказ от статуса сверхдержавы девальвирует, а в отдельных случаях обнулит достижения наших предков. А за ними сотрутся из памяти и наши собственные достижения. Мы привычно восхищаемся текстами Гомера, Аристофана, Аристотеля, Платона, античными статуями и живописными руинами, но мало кто возьмется изучать древнегреческий язык, чтобы прикоснуться к древней и уже хорошо подзабытой культуре. То же самое произойдет и с русской культурой, с русским языком. XXI век обещает быть жестоким к цивилизационным конкурентам – слабых и маленьких ожидают ассимиляция и забвение. Существование развитой российской космонавтики остается чуть ли не единственной гарантией сохранения нашей культуры в веках. Величественность космической экспансии затмевает и оправдывает многое. Звезды греют звезд. Благодаря Юрию Гагарину мы стали первыми – нелепо и самоубийственно отдавать право первенства другим. В космосе будущего должны говорить по-русски!..
Если вас по каким-то причинам не убедили мои аргументы в пользу развития космонавтики, то, наверное, вам не стоит читать эту книгу дальше. Тем, кто остается со мной, я обещаю в подробностях рассказать, что ожидает Россию и все человечество на пути к иным мирам, какие трудности предстоит преодолеть, какие проблемы решить, какие технологии освоить. Я докажу, что современная государственная стратегия развития космонавтики устарела и нуждается в кардинальном пересмотре. Я представлю на ваш суд новый план освоения космоса, который отвечает вызовам XXI века и который, надеюсь, поможет тем, кто мечтает о полетах к звездам, укрепиться в своем намерении и довести непростое дело до триумфа. Нас всех ждет большое космическое путешествие. Поехали!
Глава 1
Космический «тупик»
Разговор о будущем имеет смысл начать с обобщения предшествующего опыта. Ведь будущее не возникает само по себе – оно формируется в многообразном процессе деятельности людей, которые опираются на представления, полученные из прошлого. И при анализе накопленного опыта всегда следует помнить, что эти представления, скорее всего, были ошибочны – как была ошибочна геоцентрическая картина мира. Современное научное мировоззрение рождалось в муках, зачастую процесс познания заводил в тупик, и мало кто из тех, кого мы чтим сегодня как первооткрывателей «новых горизонтов», дожил до торжества своих революционных идей.
Не является исключением и космонавтика. Ее здание было возведено на иллюзиях, заблуждениях и даже мифологии. В этом нет ничего страшного, ведь космонавтика как теория существует чуть больше ста лет, а как практическая деятельность – чуть больше полувека. Астрономия и космология избавлялись от заблуждений куда дольше – тысячелетиями. Но есть одна серьезная опасность. Некоторые иллюзии и мифы, связанные с космонавтикой, оказались живучи, и уже в XXI веке продолжают оказывать влияние на принятие стратегических решений. Вот почему в первую очередь нам необходимо разобраться с мифологией космонавтики, раз и навсегда отделив визионерство от объективной реальности.
1.1. Мифология космонавтики
Если бы я был учителем физики в средней школе, то любой свой рассказ о законах Ньютона, Кеплера, о силе тяготения или инерции начинал бы с показа голливудских фильмов, которые значатся как «научно-фантастические», но к науке имеют весьма отдаленное отношение. Подростков хлебом не корми, дай что-нибудь покритиковать, а тут – широкое поле для самой язвительной критики!
Действительно, при просмотре фильмов типа «Армагеддон» (“Armageddon”, 1998), «Миссия на Марс» (“Mission to Mars”, 2000), «Земное ядро» (“The Core”, 2003) и «Интерстеллар» (“Interstellar”, 2014) возникает вопрос: а какая оценка по физике была у авторов сценария, режиссера и многочисленных консультантов, когда они еще учились в школе? Может стоит аннулировать их дипломы и отправить этих деятелей назад, за парту?
Что самое интересное, в глубоко ошибочных представлениях создателей голливудских фильмов об устройстве Вселенной проглядывается даже некая система – следовательно, они выработали общее видение на окружающий мир и пытаются навязать его потребителям массовой культуры. К примеру, если вы внимательно посмотрите такие киноленты, как «В плену у космоса» (“Black Horizon”, 2001) и «Фантастическая четверка» (“Fantastic Four”, 2005), то, наверняка, заметите, что в них космическое пространство представлено довольно своеобразно. На орбитальной станции (без объяснения причин) действует искусственная гравитация, но стоит астронавту покинуть космический дом (например, оттолкнувшись ногами от края люка), как чудесным образом он оказывается… Нет, не в невесомости и космической пустоте – у этого необычного пространства есть верх и низ, оно способно поглощать импульс движения, при разгерметизации костюма в нем можно задержать дыхание на минуту-другую. Да это же Мировой океан команды Кусто!
Причина, очевидно, в том, что океан благодаря прекрасным популяризаторским фильмам Жака-Ива Кусто и подводным экскурсиям, которые становятся все более доступными и модными, сделался частью жизненного опыта многих людей; он больше не вызывает какого-то особого удивления, неприятия или непонимания. Недостаток опыта в космической сфере замещается экстремальным опытом дайвинга и приводит к закономерному результату: на экраны проникает не космос, а мифы о космосе.
Впрочем, создатели голливудских фильмов неоригинальны. Вселенная всегда была полем для мифотворчества. Мы слишком мало знаем о ней, чтобы претендовать на всеобъемлющее понимание хотя бы тех процессов, которые происходят в Солнечной системе. Мы даже не способны ответить на жизненно важный для нас вопрос: как в долгосрочной перспективе изменится климат планеты Земля. С другой стороны, человеческое воображение устроено таким образом, что не терпит пустоты, населяя ее богами и демонами. Помните старинную карту, на которой неведомые земли были охарактеризованы просто и красноречиво: «Здесь обитают драконы» (“Hic sunt dracones”)? Именно способность к вымыслу породила мифологию, перенеся наш повседневный опыт в темные зоны пространства. Ведь кто такие в сущности боги, демоны, инопланетяне – как не мы сами, возвеличенные до размеров звезд и галактик?..
Однако прежде чем говорить о «космических» мифах, необходимо зафиксировать, что есть разница между Вселенной и Небом. Вселенная – это огромное пространство, которое окружает наш маленький мирок и которое еще требует изучения. Небо – всего лишь отражение Вселенной в земной атмосфере и в наших глазах; отражение это в значительной степени искажено и не может считаться объективной картиной окружающего пространства. Вселенная меняется по одним законам, Небо – по другим.
Вся классическая мифология связана прежде всего с Небом, а не со Вселенной. Сыны Неба спускаются не из космоса и приходят не с других планет – они родились и выросли в райских кущах летающих островов. Примитивное воображение переносило в зенит текущую реку или бушующий океан, усматривая аналогию в движении лодок и светил. В то же время на Небо можно было запросто попасть, построив примитивный летательный аппарат, оседлав пару птиц или оказавшись в центре урагана. Поскольку Небо было и остается обиталищем духов (Верхний Мир), его мифология усложнена многочисленными и часто взаимоисключающими мотивами взаимодействия с незримыми сущностями, воплощающимися в людях и животных: на Небо «ходят» собака и медведь, а шаман при поддержке «помощника» носится по Небу в поисках враждебных или дружественных химер. Небо в классической мифологии практически не отличается от океана, но океана запредельного, находящегося по ту сторону бытия.
Мифология, связанная не с Небом, а со Вселенной, возникла позже – когда от геоцентрической системы мира человечество перешло к гелиоцентрической, и наши взгляды на космос стали приближаться к объективной реальности.
Первым современным мифом из этого ряда стало представление о возрасте планет. Произрастал миф из старинной гипотезы о возникновении Солнечной системы, принадлежавшей шведскому ученому Эммануэлю Сведенборгу и развитой немецким философом Иммануилом Кантом в очерке «Всеобщая естественная история и теория неба» (“Allgemeine Naturgeschichte und Theorie des Himmels”, 1755). Следуя идеям Сведенборга, Кант предположил, что до возникновения Солнца существовала огромная рассеянная туманность (по терминологии астрономов, «диффузная туманность»), из которой возникло большое центральное тело и малые планеты. Через сорок лет после выхода в свет очерка Канта французский математик Пьер Лаплас в дополнении к своей работе «Изложение системы мира» (“Exposition du système du monde”, 1796) сформулировал гипотезу о том, что первичная туманность вращалась и была горячей. По мере охлаждения она сжималась, а скорость ее вращения росла. С увеличением скорости вращения возрастали центробежные силы, что привело к удалению части туманности от центрального тела к периферии и к ее расслоению на кольца. Из этих колец впоследствии образовались планеты и спутники.
Предложенная математиком схема хорошо объясняла, почему планеты Солнечной планеты лежат в плоскости эклиптики и движутся в одном общем направлении. Кроме того, теория Канта-Лапласа позволяла определить сравнительный возраст планет. Считалось, что более удаленные от Солнца планеты имеют более почтенный возраст, поскольку за счет центробежной силы удалились и сформировались раньше тех, которые ныне находятся ближе к Солнцу. Таким образом, если брать современную Землю за точку отсчета, то Венера должна быть горячим молодым миром, планетой хвощей и динозавров, а Марс – холодным высушенным старым миром, обиталищем древней и мудрой цивилизации.
Именно так целых полтора столетия земляне представляли себе устройство Солнечной системы. Гипотетическая схема стала частью мировой культуры и вплоть до конца 1970-х годов воспринималась образованными людьми как нечто само собой разумеющееся. Почти весь ХХ век теория Канта-Лапласа подпитывала фантастику и по сей день продолжает подпитывать уфологию и палеокосмонавтику.
Однако великие ученые ошиблись. Если сама идея о формировании Солнечной системы из туманности (сегодня ее называют «протопланетным облаком» или «протооблаком») была в общем верна, то с определением возраста планет вышла промашка. С помощью методики радиоактивного датирования удалось определить возраст Земли – он составляет 4,54 млрд лет. А Марс является или сверстником нашей планеты, или чуть моложе нее – есть основания утверждать, что малые планеты формируются в протооблаке позднее крупных.
Второй сюжетообразующий миф о Вселенной просуществовал сравнительно недолго и опирался на неспособность человека представить себе нечто совершенно пустое. Долгое время господствовала теория, согласно которой разряженный воздух распространен до границ Солнечной системы и сгущается у планет. Этой теорией пытались, в частности, объяснить отклонения в траектории кометы Энке и различные эффекты, наблюдаемые астрономами при прохождении планет на фоне Солнца. Подобная гипотеза значительно расширяла рамки применимости аппаратов легче воздуха и, как следствие, направляла творческую фантазию писателей, ученых и инженеров в русло выработки проектов космических кораблей, которые сегодня вызывают лишь усмешку. Поскольку наличие воздушной среды подразумевало и ее нагрев под воздействием солнечного тепла, межпланетное пространство становилось весьма комфортабельным местом, в котором вполне можно жить – в экстремальных условиях, на грани выживания, но можно!
Мифологическому восприятию Вселенной поддался даже «отец» научной фантастики Жюль Верн. Если вы откроете его дилогию о полете на Луну – романы «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут» (“De la Terre à la Lune, Trajet direct en 97 heures 20 minutes”, 1865) и «Вокруг Луны» (“Autour de la Lune”, 1869), – то обнаружите там почти все наиболее распространенные ошибки, господствовавшие во второй половине XIX века и выдававшиеся за наиболее научное описание Вселенной. Достаточно вспомнить эпизод, когда путешественники, летящие к Луне в пушечном снаряде, выбрасывают за борт издохшую собаку по кличке Сателлит:
Вот так вот. Просто и наглядно, «
Не обошел писатель вниманием и другие мифы той эпохи, которые благодаря невероятной популярности книг Жюля Верна проникли в XXI век, частенько встречаясь в романах молодых авторов или в голливудских поделках. Например, едва покинув Землю, снаряд чуть не столкнулся с «болидом» – по мнению ряда астрономов, Солнечная система буквально кишит огромными каменюками, и миф о высокой метеоритной опасности больше столетия подпитывает воображение фантастов и популяризаторов. Например, гибель американского космического корабля «Колумбия» пытались сначала объяснить столкновением с неопознанным объектом в верхних слоях атмосферы. Тем не менее метеоритная опасность была и остается мифом – плотность метеоритного вещества в Солнечной системе так низка, что должны пройти сотни лет и должны быть совершены тысячи межпланетных перелетов, прежде чем вероятность столкновения достаточно крупного космического булыжника с пилотируемым кораблем возрастет до такой величины, чтобы ее начали учитывать в расчетах. Соответствующие вычисления по этому вопросу были проведены американским инженером Робертом Годдардом еще в 1919 году, и дальнейшая эволюция мифа о «метеоритной опасности» продолжалась чисто по инерции.
Кстати, об инерции. Особенности движения космического корабля в пустоте аналогичны (с определенной поправкой, разумеется) особенностям движения лодки в стоячей воде, а потому не вызывали внутреннего протеста. Зато вызывало отторжение условие равнозначности инерционных систем, напрямую вытекавшее из законов Ньютона, но не находившее подтверждения в быту: скоростные лифты и пикирующие бомбардировщики стали частью нашей жизни гораздо позднее. Чтобы объяснить эффекты, вытекавшие из собственной теории, Исаак Ньютон придумал даже специальную иллюстрацию – «пушку Ньютона», описанную в монографии «Математические начала натуральной философии» (“Philosophiæ Naturalis Principia Mathematical 1687). Представьте себе высочайшую гору, пик которой находится за пределами атмосферы. Вообразите пушку, установленную на самой ее вершине и стреляющую горизонтально. Чем мощнее заряд используется при выстреле, тем дальше от горы будет улетать снаряд. Наконец при достижении некоторой мощности заряда снаряд разовьет такую скорость (первая космическая скорость), что не упадет на землю вообще, выйдя на орбиту. Снаряд, выпущенный из «пушки Ньютона» и обращающийся вокруг планеты наподобие спутника, находится в состоянии непрерывного свободного падения и внутри него, будь он полым, все предметы пребывали бы в невесомости.
Невесомость и в самом деле является непременным атрибутом современных орбитальных полетов, однако до наступления космической эры мало кто понимал и правильно описывал ее природу. Невесомость «свободного падения» настолько противоречила повседневному опыту, что ее незаметно подменили невесомостью «равновесия сил». Вот как пишет об этом Жюль Верн:
Вот тебе, Ардан, и законы физики! Есть чему удивляться.
Однако ложный посыл о том, что невесомость наступает вследствие уравновешивания сил притяжения Земли и Луны, легко воспринимался дилетантами, а потому переходил из книги в книгу, от автора к автору.
Взять хотя бы рассказ народовольца Николая Морозова «Путешествие в мировом пространстве» (1882). Современные литературоведы утверждают, что Морозов чуть ли не первым на русском языке правильно описал состояние невесомости. Но это тоже миф! Обратимся к первоисточнику:
«
Заметьте, корабль Морозова постоянно ускоряется, но в нем наступает невесомость сразу после того, как он выходит за «пределы» земного притяжения. В двух абзацах рассказа русского народовольца фактических ошибок куда больше, чем в двух романах французского прозаика – впрочем, и объем рассказа не сопоставим с объемом увесистой дилогии.
Вы мне, наверное, не поверите, но рассказы с описанием именно такой невесомости (как результата равновесия гравитационных сил или удаления за пределы земного притяжения) можно встретить в советской литературе вплоть до начала 1960-х годов. А ведь писателям, даже если они поленились разыскивать и изучать специальную литературу, достаточно было прочитать любую из книг Якова Перельмана, посвященную физике или космонавтике (они переиздавались в Советском Союзе практически ежегодно), или повесть Константина Циолковского «Вне Земли» (первое издание 1918 года), или романы Александра Беляева «Прыжок в ничто» (1933) и «Звезда КЭЦ» (1936) – все названные авторы прекрасно понимали природу и характер космической невесомости, достаточно внятно и достоверно описывали возникающие при этом эффекты.
Вот и получалось, что раз уж писателям и редакторам было лень выверять свои вымыслы, согласовывая их с физиками и астрономами, то и читатели вслед за ними оказывались в плену иллюзий и неверных толкований, сложившихся в целую мифологию.
1.2. Под знаком Марса
Однажды мой десятилетний сын поспорил со своим одноклассником по сакраментальному вопросу: есть ли жизнь на Марсе? При этом, что примечательно, оба полагали, что жизнь на Марсе есть, однако каждый в своем воображении видел ее по-своему. Сын утверждал, что там обитают микробы (от папы, разумеется, нахватался). Его приятель с пеной у рта доказывал, что на самом деле марсиане – это известные чудища из фильма Джеймса Кэмерона «Чужие» (“Aliens”, 1986): когда земляне прилетели на красную планету, чудища выбрались из коконов и поселились в телах отважных космонавтов. Обосновывая столь необычное утверждение, приятель уверенно говорил: но ведь по телевизору показывали, а микробов твоих не показывали!..
В таком итоге детского спора нет ничего удивительного и даже нет ничего смешного. В этом возрасте подростки еще не очень понимают разницу между вымыслом и действительностью. Для них сказочные персонажи и существа из фантастических фильмов столь же реальны, как папа с мамой. Пройдет всего пара лет, и они начнут свободно понимать разницу – в этом им помогут накопленный опыт и средняя школа. Но, к сожалению, понимать начнут далеко не все.
В молодости я тоже увлекался фантастикой и горячо верил, что где-то существует Великое Кольцо, объединяющее сотни разумных рас, а наступление коммунистической утопии неизбежно. И многие мои юные друзья по клубам любителей фантастики в это верили. Сегодня, перечитывая старые книги, я удивляюсь, каким наивным был. Даже наиболее тщательно прописанные миры Ивана Ефремова, Аркадия и Бориса Стругацких, Станислава Лема, Сергея Павлова кажутся наивными конструкциями, построенными из заведомо вымышленных образов в заведомо вымышленных обстоятельствах. Это не отменяет других достоинств прозы названных авторов – настоящая литература, что и говорить! Но воспринимать всерьез гипотетические построения о грядущей утопии или о жизни на Марсе могут сегодня только очень инфантильные люди. И ведь такие, что характерно, есть – их много, они пытаются оказывать влияние на умы.
К сожалению, так было всегда, – процентное соотношение людей, предпочитающих пленительную утопию суровой реальности, вряд ли меняется с течением времени. Однако в XXI веке благодаря мощным масс-медиа и расцвету информационных сетей, стимулирующих «образованщину», поверхностные иллюзорные концепции имеют куда больше шансов обрести поклонников, чем веком раньше. В утопию начинают верить те, от кого напрямую зависит принятие стратегических решений.
Лучший пример – тема Марса. Не раз и не два нам говорили с телеэкранов и напоминали в газетах, что только красная планета может быть целью космической экспансии. Американский президент Джордж Буш-младший, провозглашая 14 января 2004 года «новые горизонты» американской космической программы, объявил экспедицию на Марс главным приоритетом и пообещал, что американец ступит на рыжий грунт этой планеты чуть ли не в 2018 году. Поддержал идею пилотируемого полета на Марс и российский президент Дмитрий Медведев, назвав его «интересной и фундаментальной задачей». Бывший глава Федерального космического агентства (Роскосмоса) Анатолий Перминов даже осмелился назвать предполагаемую дату такого полета – «на рубеже 40-х годов». Чем же так привлекает высших политических деятелей далекий мир? Почему Марс, а не, скажем, Венера? Дело в том, что за Марсом стоит вековая традиция, основанная на ряде маргинальных гипотез, и отказаться от этой традиции, преодолев устаревшие стереотипы, не способны даже политики новейшего времени. Давайте посмотрим, как формировалась и закреплялась эта традиция, и, надеюсь, вы убедитесь, что нельзя недооценивать влияние утопических иллюзий, навязываемых обществу фантастами.
На рубеже XVIII и XIX веков стало складываться вполне определенное отношение к Марсу. Английский астроном Уильям Гершель показал, что Марс очень похож на Землю. Немецкий философ Иммануил Кант на основе теории Лапласа показал, что Марс древнее Земли. Обе идеи обрели новое звучание после того, как в 1877 году итальянский астроном Джованни Скиапарелли открыл на Марсе «каналы». Авторитет Скиапарелли в научных кругах был столь высок, что со временем те астрономы, которые сомневались в адекватности наблюдений итальянца, стали различать сеть прямых тонких линий, пересекающих марсианские «материки».
Понятно, что научный мир не сразу признал идею искусственного происхождения каналов. Тем более что сам Скиапарелли считал их очень широкими и неглубокими реками. Зато журналисты немедленно ухватились за самую фантастическую из всех возможных гипотез. Кстати, первым идею каналов как искусственных сооружений древней цивилизации марсиан озвучил автор статьи-передовицы «Нью-Йорк Таймс» от 12 августа 1877 года, которая так и называлась: «Неужели Марс населен?» (“Is Mars inhabited?”).
Мнение о том, что на Марсе процветает древняя высокоразвитая цивилизация, стало общепризнанным благодаря активной деятельности американского астронома-любителя Персиваля Лоуэлла. Аристократ и блестящий дипломат Лоуэлл мог когда-нибудь стать президентом США, но отказался от политической карьеры во имя изучения других планет. В 1894 году в Аризоне на деньги Лоуэлла была построена обсерватория в городе Флагстафф. Многомесячные наблюдения за Марсом в период Великого противостояния позволили Лоуэллу сделать два важных вывода. Во-первых, он показал, что каналы пересекают и темные области Марса, которые раньше считались «морями». Во-вторых, он предположил, что сеть каналов может иметь искусственное происхождение.
Однако самым удивительным из открытий Лоуэлла стало другое. Если Скиапарелли отмечал, что видимость каналов Марса в разные сезоны различна, то американцу удалось обнаружить закономерность в изменениях каналов. С наступлением зимы в одном из полушарий Марса они блекнут настолько, что заметить их не удается. Зато в другом полушарии, где лето в разгаре, каналы видны отчетливо. Но, допустим, пришло время, и в том полушарии Марса, где царила зимняя стужа, наступает весна. Полярная шапка начинает быстро таять, уменьшаясь в размерах. И тогда становятся видны каналы, прилегающие к тающей полярной шапке планеты. Затем – будто бы темная волна расползается по планете от полюсов к экватору Марса. В этот период становятся видимыми все каналы, расположенные в экваториальном поясе Марса. Проходит половина марсианского года, и все явления повторяются в обратном порядке. Теперь начинает таять другая полярная шапка Марса, и от нее к экватору расползается по каналам загадочная темная волна.
Для объяснения наблюдаемых эффектов Лоуэлл выдвинул увлекательную гипотезу, которой нельзя отказать в логичности.
У теории Лоуэлла было много противников среди профессиональных астрономов, но публика приняла ее с восторгом. Книги астронома-любителя расходились огромными тиражами, его лекции пользовались неизменным успехом. Ясно, что и фантасты не преминули использовать ее для художественного осмысления. В 1897 году вышли сразу два значимых романа о марсианах: «На двух планетах» (“Auf zwei Planeten”) немецкого писателя Курта Лассвица и роман «Война миров» (“The War of the Worlds”) английского фантаста Герберта Уэллса. Оба автора приняли в качестве основы концепцию «умирающего» Марса, и оба сходились во мнении, что неизбежно межпланетное противостояние. Будучи более развитыми существами, марсиане прилетают на Землю – только в варианте Лассвица они занимаются здесь «прогрессорской» деятельностью, а в варианте Уэллса – используют людей в качестве еды.
Не обошли вниманием марсианскую тему и отечественные авторы. Перечислю только наиболее известные тексты, оказавшие влияние на формирование образа Марса как населенного мира: «На другой планете» Порфирия Инфантьева (1901), «Красная звезда» Александра Богданова (1908), «Аэлита» Алексея Толстого (1923), «Пылающие бездны» Николая Муханова (1924).
Романтическая вера в старших «братьев по разуму» придавала космической экспансии особый смысл. Действительно, изучение пустых миров может многое дать науке, но контакт с инопланетной цивилизацией изменит жизнь всего человечества, обогатит культуру, откроет совершенно фантастические перспективы. С верой в марсиан жил и работал Фридрих Цандер – рижский инженер, создавший Группу изучения реактивного движения (ГИРД), в которой начал свою карьеру ракетчика Сергей Королёв. С верой в марсиан пришел в ракетостроение амбициозный барон Вернер фон Браун, спроектировавший первые тяжелые баллистические ракеты на жидком топливе. Кстати, именно он выступил в 1952 году с технически проработанным «Марс-проектом» (“Das MarsProject”), предусматривавшим отправку к красной планете трех огромных кораблей с экипажем из 70 астронавтов.
Вера в марсиан была столь сильна, что когда в конце 1950-х годов инициативная группа под эгидой ВВС США приступила к проработке грядущей пилотируемой экспедиции на красную планету, военные инженеры заказали астрономам новую подробную карту каналов, основанную на десятках тысяч фотоснимков Марса, полученных начиная с 1905 года обсерваторией Лоуэлла.
Впрочем, астрономические методы наблюдений совершенствовались. И еще до Второй мировой войны большинство ученых сошлись во мнении, что хотя отрицать существование каналов нельзя, вряд ли эти тонкие линии на поверхности Марса имеют искусственное происхождение. Выдвигались разные гипотезы, объясняющие природу каналов: отдельные цепи гор или озер, из-за удаленности воспринимаемые как прямые линии (Маундер, Черулли, Антониади), трещины в коре планеты (Аррениус), трещины в ледяном панцире, сковывающем Марс (Бауман), обширные полосы болот (Пикеринг). Научный мир отказался от теории Персиваля Лоуэлла, но отказаться от идеи обитаемости Марса оказалось не так-то просто. Два десятилетия ушло на попытки установить размеры, состав и давление атмосферы Марса. Причем изначально по умолчанию предполагалось, что она сопоставима с земной. В 1951 году астрофизик Жерар де Вокулёр опубликовал результаты своих исследований по этой теме, в которых зафиксировал, что давление атмосферы у поверхности Марса соответствует давлению земной атмосферы на высоте 18 км. Вода в таких условиях закипает при температуре +40 °C, но теоретически она может находиться на поверхности Марса в жидком состоянии. А где есть вода, там может быть жизнь.
Образ Марса поменялся, – там уже не рассчитывали найти цивилизацию (даже фантасты поголовно переключились с описания населенных городов, оазисов и каналов на описание древних руин и занесенных песком памятников). Но при этом красная планета все равно оставалась привлекательной целью, ведь на ней, скорее всего, существует развитая биосфера, а значит, Марс может быть колонизирован в обозримые сроки. Появился даже крупнейший авторитет по марсианской флоре – советский астроном Гавриил Тихов. Подобно Лоуэллу, реконструировавшему жизнь несуществующей марсианской цивилизации по наблюдаемой сети каналов, Тихов взялся реконструировать несуществующую марсианскую растительность по поглощению инфракрасных лучей. Более того, Тихов искал и, что ожидаемо, находил «аналоги» марсианской растительности среди земных высокогорных растений.
Последнюю точку в дискуссии поставил американский астроном Уильям Синтон, обнаруживший в спектре Марса три полосы поглощения, характерные для углеводов – простейших органических соединений. Его открытие, сделанное в 1956–1958 годах, вызвало шумиху в прессе, и еще раз укрепило мнение конструкторов космической техники в том, что соседняя планета – весьма перспективная цель для космической экспансии.
На дилетантский уровень гипотеза обитаемости Марса транслировалась как доказанный факт. Возьмите, к примеру, январский выпуск популярного журнала «Техника – молодежи» за 1960 год. В нем вы найдете подборку материалов под заголовком «Жизнь вокруг Солнца». Разумеется, упоминается открытие Уильяма Синтона, а затем приводятся высказывания авторитетных специалистов. В частности, лектор Московского планетария Виктор Комаров говорит о том, что поскольку атмосфера Марса разрежена и не защищает ее обитателей от космических лучей, то эволюция там должна идти интенсивнее: некогда марсиане поднялись до высот цивилизации, но потом по каким-то причинам их культура угасла. Астроном Дмитрий Мартынов, возглавляющий Астрономический институт имени Павла Штернберга, высказывает «осторожное» мнение, что если на Марсе есть разумные существа, то они сильно отличаются от людей. Пулковский астроном Николай Козырев подтверждает, что спектрометрические измерения Марса не оставляют сомнений: там есть растительность и какие-то формы жизни.
В этой подборке вы найдете и ссылку на гипотезу Иосифа Шкловского, который в 1959 году на основе измерений движения Фобоса предположил, что этот естественный спутник Марса является полым, а, следовательно, может иметь только искусственное происхождение. Получалось, что марсиане и впрямь некогда осваивали Солнечную систему, построили рядом со своей планетой орбитальный космопорт и, возможно, прилетали на Землю, повлияв на становление нашей цивилизации.