Академия королевских чародеев

— Кровь бы осталась под каретой.

— Мороз на улице.

— Точно!

— Заморозили на улице, а потом кусками засунули под лавку!

Мутить меня начало неожиданно. И, судя по позеленевшим лицам многих присутствующих, не меня одну.

Чародей долго копался внутри полумрака кареты, а потом стал вылазить, и толпа замерла в ожидании. Коричневая фигура покидала мрачную повозку тем же способом, что и мы до этого с кучером — задом наперед. Потому находку, что держал чародей в руках, видно не было.

Жутковато колыхнулся коричневый плащ на ветру, выхватив фрагменты одежды, и чародей повернулся к любопытным. Толпа дружно ахнула, причем мой голос был вместе со всеми. В руках у чародея были сапоги, получается версия про «порезал на куски» была правильной.

Из одного из голенищ высоких сапог вывалился кусок чего-то красного. Громкий визг нескольких женщин потряс постоялый двор. Кажется двое дам упали на руки ближайших мужчин. Меня стало мутить и я устремилась к забору, подальше от тех жуткостей, на которые добровольно никто не согласиться смотреть.

— Студентка Варас, объясните свой поступок! — рычало на меня из директорского кресла.

Я стояла напротив его стола и любовно прижимала к груди те самые сапоги с квадратной пряжкой. Достались они мне в неравной борьбе с кучером и чародеями.

Как только до моего сознания дошел факт, что красное из сапога, которое выпало — это шейный платок, меня сразу же заинтересовала принадлежность вещей. Если до этого боялась допроса чародеев, то теперь я вцепилась в королевских служащих, требуя у них немедленно разыскать владельца сапог. При этом я старательно игнорировала их вопрос — зачем он мне нужен? Нужен, и все тут!

Кучер держался за сердце и очень не хорошо смотрел на меня, но в наш спор с чародеями не вмешивался, до того момента, как я взяла обещание, что сапоги мне отдадут. У меня мелькнула изумительная идея — разыскать моего первого мужа с помощью этих сапог. Детали пока не продумала. Может, примерять их буду первым встречным мужчинам или еще какая затейливая идея меня посетит. Но вдохновение подсказывало — сапоги надо обязательно забрать!

И тут в нашу такую оживленную беседу, когда я уже выбила себе все права на мужнину вещь, вмешался кучер.

— Сапоги оставил мой пассажир, а значит, они должны остаться у меня! — решительно произнес кучер, отодвинув меня рукой в сторону.

— Это почему еще? — скандальным голосом базарной торговки селедкой осведомилась я у конкурента. При этом уперла руки в боки и покачивалась корпусом, всем своим видом показывая, что просто так от своего уже отвоеванного имущества не откажусь.

— Потому что пассажир придет за своей вещью, и что я ему скажу? Какая-то пигалица забрала ваши сапоги, господин? — сверлил меня взглядом злой кучер.

Вырывая из моих рук уже полученные с таким трудом сапоги, мужчина не подозревал, с кем связался. Магия из ладоней для начала сотрясла воздух, а потом вторым зарядом прошлась ударной волной по земле.

Не хотела я применять магию, но в такой момент, она сама вырвалась и шарахнула со всей силы. Хорошо еще заряд в землю ушел, и снежный вал накрыл кучера вместе со всеми любопытными, подслушивающими наш разговор.

В тот же миг, меня окутала голубая магия чародея, спеленав, как младенца. И вот в таком виде я была доставлена в кабинет к директору с просьбой разобраться со студенткой. Сапоги из рук не выпустила, а потому мой отвоеванный трофей сейчас любовно был прижат к груди. Мужнину вещь я готова была отстаивать и дальше, если вдруг директор будет настаивать отдать сапоги кучеру.

Чародей и мой директор помолчали немного в моем присутствии, а когда королевский служащий вышел, то на меня обрушился рев господина ди Рива. Вздрогнула, осознала, что с помощью магии чародей все рассказал о моем подвиге с каретой и сапогами, но от этого свой шанс получить свободу прижала лишь крепче.

— Я кого спрашиваю?! — рычало дальше из кресла ужасного начальства.

— Элан, что ты так рычишь на всю Академию? — раздался за моей спиной женский голос.

Голос обволакивал, был таким бархатным и тягучим, с какой-то заманчивой ленцой, будто кошачий. Обернулась и увидела совсем девушку, хотя голос был глубокий, грудной. Волосы у госпожи ди Рив вообще были примечательные, полосатые. Одна прядь каштановая, а другая рыжая. Даже те, кто не знал ее, но был наслышан об этой примете, всегда сразу же угадывал ее среди остальных женщин.

— Рея, — проревело снова над кабинетом так, будто само мое имя уже обвинение.

Госпожа ди Рив внимательно меня осмотрела, ненадолго задержав взгляд на сапогах, бережно мной оберегаемые даже от звуковых волн, а потом тем же спокойным, кошачьим, мягким голосом произнесла.

— Хорошая девушка, зря ты так рычишь, — произнесла госпожа ди Рив и присела на один из стульев.

В ее мягкой манере говорить и двигаться сквозило что-то кошачье. Казалось, что не женщина перед тобой, а огромная, ласковая кошка. Только мягкость эта была обманчивой, за ней скрывалась сильная личность с острыми коготками.

По Академии ходили слухи, что госпожа ди Рив, пока здесь училась, заговор против короля раскрыла и главную преступницу арестовала, а потом самолично допрашивала. Вроде с нашим директором тогда познакомилась. Что из этих слухов правда, а что вымысел никто сказать не мог. Только глядя на госпожу ди Рив, не верилось, что эта светская львица могла участвовать в расследовании.

Ее изображения на королевских балах часто изображали в столичных газетах, потому что внешность жены директора была настолько необычной. А так же наши король с королевой благосклонно относились к госпоже ди Рив, что все слухи казались лишь вымыслом. Но про острые коготки я себе напоминала постоянно, чтобы случайно в них не попасть.

Кажется, сегодня это был тот самый случай, когда кошка поймала птичку. Глаза госпожи ди Рив горели огнем и внимательно меня изучали. При этом холодный взгляд был взглядом хищника, оценивающего свою добычу. Инстинкт самосохранения выл об опасности.

— Эта «хорошая девушка», как ты выразилась, вызвала чародеев к сапогам в почтовой карете, посчитав, что в них находиться труп! — снова взревел возмущенный директор.

Я его понимала. Мое привычное место на ковре, кажется, уже истерлось от следов моей обуви. Так как учимся в основном не летом, то с моих ботинок вода и грязь оседала на ковер, а платформа подошвы подминала под себя ворс. В общем, место свое знала с точностью до миллиметра.

— Да? — в тот же миг оживилась госпожа ди Рив, и нотки хищницы стали превалировать в голосе, — А там был труп?

— Только сапоги! — обвинительно вскричал директор.

— Это их мы наблюдаем? — вкрадчиво спросила жена директора.

Вопрос был задан мне, господина директора из нашего разговора каким-то образом госпожа ди Рив выключила. Непонятно, но директор в кабинете больше не ощущался. Были только мы вдвоем и вокруг нас голубая магия, ее я хорошо почувствовала.

— Их, — как-то очень словоохотливо тут же ответила.

— Зачем они тебе? — мягко спросила госпожа ди Рив.

Мысль билась, чтоб не отвечать, сопротивляться, да только почему-то захотелось сказать всю правду. Вон, какие глаза, всю подноготную вытрясут!

— Чтобы мужа найти! — ответила очень откровенно.

— Так замуж хочется? — поразилась госпожа ди Рив, и огонь азарта в ее глазах стал гаснуть.

Видимо решила, что перед ней ретивая провинциалка, страстно желающая заполучить себе в мужья столичного щеголя, чьи модные сапоги прижимала сейчас к груди. Если посмотреть на меня со стороны, то вполне могло и так показаться. В логике мне все же не откажешь, а потому я лишь честно ответила на поставленный вопрос.

— Уже!

— Что уже? — спросила госпожа ди Рив, начиная терять ко мне интерес.

— Уже замуж вышла, только не знаю за кого, — вторую часть предложения едва слышно пробурчала себе под нос.

— Что значит «не знаю за кого»? — невероятно быстрым и скользящим движением жена директора оказалась передо мной и ее глаза смотрели прямо в душу.

Жуткий, проникающий за внутреннюю оболочку взгляд, светился синей магией и заставлял честно отвечать на вопросы.

— Потому что не знаю. И очень хочу мужа своего найти, чтобы развестись! — прижала еще теснее к груди сапоги.

— А вот с этого места поподробнее, — снова обволокло меня мягким кошачьим голосом.

И я, как на духу, или своей сестре Лане, стала рассказывать про замужество мое случайное. Про то, что всех примет о том мужчине — вот эти франтовские сапоги с квадратными пряжками и плащ фиолетовый. А еще про то, что спала в почтовой карете после свадьбы сестры и сапоги по пробуждении под лавкой увидела. В полумраке под лавкой ничего, кроме них видно не было, а потому подумала, что труп там лежит.

Глаза жены директора светились синим и не отпускали, заставляли говорить правду, не увиливая от ответов. Да мне самой так спокойней было, хоть выговорилась. Закончив свой эмоциональный, в ярких красках испытанных эмоций (про «на куски порезал» тоже упомянула), доверчиво уставилась в глаза госпожи ди Рив.

Жена директора еще некоторое время смотрела на меня внимательно, а потом синева вокруг отпустила. Женщина с какой-то необычайной кошачьей грацией вернулась обратно на свое кресло и задумчиво посмотрела на меня, все еще мнущуюся на том же месте ковра и прижимающую единственную улику опознания мужа к груди.

— Надо девочке помочь, — задумчиво произнесла госпожа ди Рив, внушив таким образом надежду на мою скорую свободу.

Я даже немного замечталась, представив, что теперь по-прежнему смогу на занятиях мечтать о поцелуях с вредным блондином. Спустя столько времени и событий, я уже была полностью уверена, что это он подослал мне в тетрадку шарик-липучку и запечатал дверь магией. Только ему по силу было задержать в аудитории меня с куратором. Интересно, чего он добивался? Моего отчисления или чтобы господин Шортан меня съел?

— Сама наворотила, пусть сама разбирается, — буркнул директор в мою сторону.

Это что же он все слышал? Ой, мамочка! Стыд-то, какой! Теперь о моем замужестве будет знать вся Академия.

— Хариш, — выдохнула я с перепугу, и осела на свое уже законное место на ковре.

Мне даже перед чародеями так стыдно не было. В тот момент естественные надобности у забора отвлекали. Сейчас же грозный взгляд директора, которому за время обучения успела дырку в ковре протереть, говорил о том, что это не входит в его компетенцию. Сама накосячила — сама ищи мужа. Господину ди Риву хватало моих подвигов в учебной жизни, чтобы еще с личной разбираться. Ведь не смог же он догадаться, почему Дариса моей магией все время к стенке прикладывает.

— Элан, ты не прав, — в мягком голосе жены директора прозвучала железная стойкость, — Девочка вышла замуж по ошибке сонного мага. Это не она, как ты выразился «наворотила», — слова госпожи ди Рив не произвели впечатления на мужа.

Супруги долго пекировались взглядами, но никто не отступал. Я же с мольбой и надеждой в глазах переводила взгляд с одного на другую.

— Элан, только вспомни, каково это быть под магической печатью и мечтать о другом, — мурлыкнула госпожа ли Рив.

— Надо девочке помочь, — неожиданно для меня произнес бывший чародей королевства.

В тот же миг я воспряла духом. Если эти двое, вхожие в королевский дворец супруги возьмутся за поиски, то у меня есть реальный шанс получить развод и свободу. Ведь мой муж укатил в почтовой карете в столицу, так что это реальный шанс его найти. А если вспомнить о старых связях господина ди Рива с чародеями, то меня такая перспектива вдохновила.

Жена директора с довольным видом удобно устроилась в своем кресле и ободряюще мне улыбнулась.

— Ева, ведь это в твоей компетенции, — мягко проговорил директор и взглядом показал на сапоги.

Неожиданно госпожа ди Рив смутилась и бросила на нас с директором виноватый взгляд.

— Элан, дорогой, я собственно шла к тебе с новостью, — проговорила так жена директора, повернувшись к мужу всем корпусом, что я почувствовала себя очень не уютно, лишней в этом в кабинете, не смотря на законное место на ковре.

После этой фразы я даже глаза прикрыла, стараясь слиться всем своим видом с рисунком напольного покрытия. Люди, приближенные к королю и его супруге обещали помочь в моем вопросе, да я готова сама ковриком стать, чтобы не смущать их при личном разговоре.

— Ева? — чуть насторожено произнес директор.

Вот теперь в его голосе наконец-то расслышала человечность, а не привычный мне с первого семестра обучения возмущенный крик.

— Элан, понимаешь… — растягивала чуть смущенно слова госпожа ди Рив.

Я в этот момент готова была стать штукатуркой на стене, лишь бы не помешать таким людям общаться явно на личные темы.

— Элан, — решительно произнесла жена директора и пульнула в меня взглядом. Значит, не удалось слиться с орнаментом ковра, — я жду ребенка. И он будет человек.

Пауза возникла между нами звенящая. Я даже дыхнуть боялась, а вот глаза мои упрямо уставилась на господина директора. Женское любопытство при такой новости никуда не денешь. Очень уж мне интересно было, как такой жутко строгий господин директор прореагирует. Одним словом, мои глаза выдавали все мое любопытство, и я просто пожирала мужчину глазами.

— Ева? — чуть нерешительно начал господин директор и стал медленно подниматься со своего стула.

— В этот раз человек, — с какой-то немного виноватой улыбкой произнесла жена директора, — Так вот, понимаешь, я теперь абсолютно не чувствую запахов, — закончила свою мысль госпожа ди Рив.

Сообразить хорошо это для меня или нет, просто не успела. Шквал под названием господин директор перепрыгнул через свой рабочий стол и обнял жену. Их страстный поцелуй заставил потупиться и предпринять шаги, точнее ползки к отступлению. Я отползала к двери, понимая, что оказалась тут совершенно лишняя.

Доползя до двери, нажала на ручку, меня никто не остановил. Но оборачиваться и проверять свою догадку, что моя коленопреклоненная персона никого не интересует, не стала. Мой тактический отход на карачках супругами ди Рив не был замечен.

Лишь только я вздохнула спокойно и просунула голову в проем двери, как услышала уже из приемной:

— Студентка Варас, почему вы на четвереньках покидаете кабинет директора?

Поднимать глаза, чтобы удостовериться, что мне задал вопрос куратор Шортан, не было смысла. Я хоть не различала запахов, как госпожа ди Рив, но знакомые голоса вполне соотносила. Отвечать не стала, лишь зло пыхтела проползая дверной проем. Массивная и очень тяжелая дверь и в обычном моем вертикальном положении давалась с трудом, а уж из такого неудобного состояния шире открыть не получилось. Подтянула юбку за собой, оглянулась на дверь и толкнула бедром створку. Дверь-то стала закрываться, а вот я ойкнула, теперь точно синяк будет.

Потирая ушибленное место, села на пол. Почему-то подниматься на ноги не торопилась. Наверное, чтобы не встречаться взглядом с куратором, чей строгий голос услышала над собой. Именно в момент моего удобного расположения на полу коридора, и потирания рукой ушибленного места, до меня дошло — сапоги, моя единственная улика по опознанию мужа, остались в кабинете за тяжелой дверью, где шел очень личный разговор между супругами ди Рив.

— Рея, вставай с каменного пола, заболеешь, — уже не так строго произнес господин Шортан и ухватил меня за плечи, чтобы приподнять.

— Спасибо, я сама, — засмущалась от такой поддержки. Все же боялась этого полуоборотня до дрожи в коленках, — Я тут себе плечо ударила, — проинформировала куратора, скрывая место ушиба.

— Тяжелая дверь, — согласился со мной куратор.

Поставленная вертикально на ноги, опустила глаза вниз и стала тщательно отряхаться, лишь бы только не встречаться с господином Шортаном взглядом. Я с усердием выбивала уже чистую юбку, надеясь, что куратору надоест смотреть на это варварское отношение к одежде, и он покинет мое общество, предоставив мне полную свободу. Моим планам не суждено было сбыться.

— Твоя одежда вполне чистая, — перехватил меня за руки куратор, — Рея, нам нужно серьезно поговорить.

Всё! Вот теперь протертой дыркой на ковре не отделаюсь. Или отчислит, или косточки мои пересчитает, или…. Остальное не додумывалось.

Вырваться было невозможно. Железной хваткой господин Шортан ухватил мой локоть и быстро направился в свой кабинет. Я тоскливым взглядом осматривала так давно известные стены коридора Академии, понимая, что сейчас, скорей всего, вижу их в последний раз.

В кабинете куратора мне бывать приходилось, хотя не так часто, как в директорском. Размерами он был немного меньше и заставлен стеллажами с книгами, которые буквально царили в этом помещении. Книги были не только в шкафах, для этого предназначенных, но и на окне, полу, рабочем столе куратора, даже несколько стульев были под ними. Я еще с удивлением подумала, как они стул самого куратора не заняли?

Но предавалась я таким отвлеченным мыслям недолго.

— Рея, присаживайся, — спокойно произнес господин Шортан и отпустил мой локоть.

Инстинкт самосохранения тут же подсказал, что нужно быть поближе к двери, потому сделала несколько шагов назад и уперлась спиной к косяку. Если что, бежать будет легче, опять же, если магию не удержу, то меньше книг пострадает. В общем, мной завладела одна мысль о спасении всего: меня, книг, опять же меня. Да, себя я хотела спасти даже два раза.

— Я лучше тут постою, — отозвалась у спасительного выхода.

— Нет, присаживайся. Разговор у нас с тобой будет серьезный и непростой, — стал подходить ко мне куратор, намереваясь, если понадобится силой оторвать от косяка и усадить на стул.

От этих слов, про непростой разговор, и того, что господин Шортан стал ко мне приближаться, оторопь взяла, и ужас прокрался в душу. В общем, замерла я на месте столбом и двигаться хоть в какую-нибудь сторону отказывалась. Но куратору мое сопротивление не показалось непреодолимым, он с легкостью отодрал от стены мою перепуганную фигурку и посадил на стул. Сам же не ушел к себе за стол, а принес на такой же стул, аккуратно опустив на пол с него очередную стопку книг, и сел напротив меня.

— А вот теперь поговорим, — начал куратор и почему-то замолчал.

Смотрела я упорно на свои колени, боясь поднять глаза и встретиться взглядом с куратором. Но господин Шортан продолжал молчать. Набравшись храбрости, стала поднимать на него глаза. Мужчина задумчиво потирал подбородок, он явно был в нерешительности, видно было, что не знал, как начать. Это озадачило и встревожило не на шутку.

— Сегодня, во время поездки в почтовой карете, ты спала на моих руках, — начал говорить господин Шортан.

Вот уж чего не ожидала. Точнее не ожидала, что спала в его руках и того, что он именно об этом начнет говорить. Осознав факт, что всю дорогу меня обнимал посторонний мужчина, и это видели все пассажиры в карете, я стала заливаться краской. Тайные поцелуи в темноте, когда никто не видит — это одно. А спать в объятиях мужчины на всеобщем обозрении, совсем другое.