Зона с нами (сборник)

   Торсион тоже встречается с женщинами, которые иногда приходят с Наемниками. Пахнут они нехорошо, хотя думают об этом совершенно иначе, т.к. естественный запах пытаются заглушить искусственным. Но их настоящий запах легко уловим - нажива, а некоторые просто больны вечным голодом по мужикам. Они и оставались бы здесь, да Наемники их отсюда насильно, согласно предварительному договору, уводят.

   Трезор проводил Торсиона немигающим взглядом. Он должен будет оставаться здесь и охранять этих беспомощных и не имеющих полноценных с его точки зрения органов чувств людей, а некоторые из этих чувств у них и вовсе отсутствуют. Трезор отсюда уйдет, только когда Торсион особым низкочастотным свистком его позовет.

   Вот как случайная, невидимая, но прочнейшая нить связывает воедино судьбы этого Человека и Трезора. ПС это знает и его такая участь вполне устраивает. Он совершенно не чувствует себя в подчинении, он - напарник. Одиночный длинный свист - и Трезор освобождается от обязанности охранять, и может быть на время свободен, два коротких - идти прямо по следу Торсиона, три коротких - бежать со всех ног, напарник в опасности. Только к чему все это? Ведь Трезор прекрасно знает, что думает Торсион, когда собирается свистеть, но Человек пока о его таких способностях не догадывается, а должен именно сам до всего дойти.

   Как все-таки примитивно устроены эти двуногие, ничего не стоят без своих приспособлений и оружия. А он, Трезор, имеет все при себе, он молод и силен, и может оставаться таким, пока его аура без следов повреждений. Он имеет бессчетное количество потомков, которые по его желанию могут моментально сорваться с места и прибежать к нему на помощь, и даже прихватить свои мыслеобразы для нужного количества.

   Трезор постоянно тренируется на разных противниках, но совсем не получает удовлетворения от победы над ними. Все они ему не ровня.

   А когда настанет Время, он должен будет обязательно вступить в схватку со своим самым смертельным врагом. Люди их называют Электро-Химерами. Это самый сильный противник в Зоне, он быстр и ловок, он имеет мощные челюсти, острые когти лап, которыми рвет любую плоть. А его могучим прыжкам можно только позавидовать. На него представители племени ПС бросаются только стаей. Но в последний бой Трезор должен вступить, как любил говорить Стебель, "раз на раз" без тени страха, которого и так никогда не было, а была элементарная рассудительность. Только в этом случае будет снято проклятье со всех ПС: быть врагами всего живого и, в первую очередь, Людей.

   В данном случае уже будет совершенно не важно, останется Трезор жив или нет, если будут соблюдены условия высшего договора. Только тогда это станет триумфом его жизненного пути.

   Трезор должен во время боя как можно сильнее порвать ЭХ, чтобы его соплеменникам досталось от нее как можно меньше смертей и ран, ведь они после окончания боя, в случае гибели Трезора, обязательно должны добить ЭХ. Но он постарается сделать все возможное и даже невозможное, зависящее от него.

   Есть и очень мизерный шанс самому Трезору убить ЭХ. Но еще не один ПС не побеждал ЭХ в таком бою. Уж очень силен и хорошо защищен Враг.

   При любом раскладе бой должен состояться. Другого не дано, иначе его интеллект и жизненный опыт не впишется в колесо Сансара, и всем его потомкам придется сразу вступить в последнюю и бездумную схватку со всем живым, что попадется на их пути. И не будет им, а на самом деле ЕМУ, прощения за эту бессмысленную жертву. Такое уже было, когда некоторые предки Трезора пытались искусственно продлить свое существование, имея уже поврежденную ауру. Но это путь не воина, а труса. Вот и приходилось оставшимся в живых ПС и вновь проявившимся из инкубатора, где щенки становились взрослыми, бездумно идти на обычные убийства. Это необходимо остановить, и Трезор видит в этом свою основную жизненную задачу. Он уже обучился некоторым приемам от Торсиона: уклоняться от броска более сильного противника, а не упрямо в лоб встречать его, и подрезать в этот момент врагу сухожилия и вены, чтобы его ослабить. А оружие у Трезора и свое неплохое, да и реакция лучше, чем у Торсиона.

   Но если не суждено будет устоять в этой битве, после окончательного ухода из этого Мира, находясь в другом измерении, он, Трезор, сможет ощутимо помогать своему наместнику, но только советом. Общаясь на уровне телепатии, он вправе будет иметь связь только с ним. Наместник уже растет, но пока о своей миссии еще не знает. И тогда прекратится вражда между Людьми и ПС. И ему, Трезору, разрешат управлять Временем, а не быть у него только в подчинении, как сейчас. И он сможет почти моментально оказываться в любой части Зоны.

   Первую попытку найти взаимопонимания с людьми Трезор попробовал проделать еще находясь в виде подопытного в бункере Сахарова. Он позволил себя поймать, прикинувшись смирным, и думал, что это самый прямой и быстрый путь... Но те, как их многие называют, Яйцеголовые первым делом взяли кровь на анализ, потом мочу и части тканей. Потом начали его кормить по свистку, а в итоге решили вскрыть череп и уже дали наркоз. Вот тут Трезор, понимая, ЧТО с ним хотят сделать, не выдержал и просто рыкнул на Сахарова. С тех пор тот да-да-кает невпопад, а Трезора напарник Сахарова, качающегося от наркоза, на собачьей петле просто вывел за двери бункера. Они надеялись, что когда Трезор полностью отрубится, продолжить эксперимент. Трезор-то отрубился, а помощника Сахарова проходящий мимо Стебель с перепугу подстрелил, когда увидел как какое-то зеленое чучело ПС на петле тащит. Но позже Стебель вылечил профессора, увидев, что это все-таки человек. Так Трезор со Стеблем и познакомился.

   Но торопиться уйти раньше положенного срока тоже нельзя, еще очень многое надо успеть. Это его напарник Торсион даже не понял, что медная табличка на прикладе его оружия, доставшегося от Стебля, является тем связующим звеном между ними. Торсион еще не понял, что никакая надпись на табличке тоже не несет смысловой нагрузки, а что именно медь имеет силу для него, Трезора. Кто безболезненно владеет медью, кто может спокойно и безопасно для себя к ней прикасаться, тот действительно всесилен. И не зная этого, таскает Торсион всю железку целиком и совершенно ею не пользуется.

   Но Трезор видел, как Люди поклоняются совершенно другому и совершенно бесполезному металлу, они его боготворят, а он в ответ, в лучшем случае, отбирает у них рассудок, и может толкнуть даже на преступления против кровных родственников.

   Но кое-что уже сделано. Торсион уже бездумно не лишает жизни обитателей Зоны. Уже умеет, хотя и слабо, обнюхивать воздух, спать в пол-уха, уже чует запах страха и приближение врага. Торсион ещё многое успеет, ученик он вполне способный.

   Нужно еще как можно большему друг друга научить, друг о друге узнать и помочь сохранить целостность этого очень хрупкого, маленького, но нужного Мира!

   Часть 2

   1.

   - Карамболь, это Торсион, надо встретиться, есть разговор. Рассчитываю быть через пару дней к обеду. Сообщи своим у входа на базу и на АТП, что бы конфликт не возник, когда я буду рядом проходить. Да, и пусть новичков в лагере не трогают, пока мы с тобой конкретно не перебазарим.

   Торсиону ответа ждать пришлось не долго.

   - Хорошо, все оповещены, жду и к разговору готов, только приходи без напарника,- ответил Карамболь.

   Торсион спокойно шел по знакомым местам в сторону Темной долины через АТП. Это он Новичкам для их же успокоения сказал, что лично зайдет туда, но сам этого делать и не собирался. Он решил применить более продуктивный метод бескровного решения вопроса.

   Бандиты, обычно расфасованные по всей территории АТП или его окрестностях, теперь всей кучей собрались у костра и усиленно делали вид, что так всегда только тут и сидят. На самом деле им хотелось вблизи глянуть на этого человека, да и в общей толпе было как-то спокойнее. Оставаться на любом посту одному никому не хотелось, а вдалеке от своего начальства они могли себе это позволить. Торсион идет открыто, но Трезора то рядом с ним из оставшихся в живых, кроме Диггеров и то с их же слов, никто не видел. Ходили упорные слухи, что если этого крупного певдо-пса кто и наблюдал в оптику, то Трезор всегда смотрел в строну наблюдателя, будто заранее знал или чувствовал враждебный взгляд даже на большем расстоянии, чем действует оптика. После этого он моментально скрывался из виду, будто умудрялся растаять, и делал это мастерски. Определённо он и нацеленный на него взгляд через прицел и без линз учует. Да и как не нацелиться в случае внезапного появления такого зверя, если рука сама это сделает?! Проверять лично способности Трезора никто на себе не хотел, тем более, что все думали будто он или заговоренный, или предвидит полет пули и поэтому под них никогда не попадает. Может это были обычные предрассудки, но среди обитателей Зоны и куда более мелкие забабоны считались значимыми, здесь это было вполне распространенное явление.

   Нельзя было бриться перед дорогой, а только накануне. Объяснение простое - ты уже готов, что бы тебя положили в деревянный пенал или просто зарыли и трудиться над бритьем покойника не стоит. Все, даже кто не курил, носили с собой сигареты в нагрудном кармане, защита от внеплановых остановок с размышлениями с перекуром. Одеваться следовало только с правой ноги или руки, это если не левша, а снимать все с точностью до наоборот. Ну и сплевывать через левое плечо на удачу - само собой разумеется. Хорошо котов черных в Зоне не было, а только мутанты, но и их береглись, что бы под полу не шли, т.е. если для мужика слева, то ничего, а если справа, то обязательно надо было пятками вперед их след перейти. Нельзя было тушить костер мочой, а только засыпать землей. Третий от одной спички или зажигалки никогда не прикуривал, т.к. на огонек снайпер стрелял и именно в него, впрочем, это исходило ещё из опыта прошлых войн и не являлось глупой приметой.

   А тут зверь всем известный, да еще с такими задатками. И что этому Трезору после таких рассказов о его полномочиях обычный Бандит при встрече мог предъявить?

   Костер своим размером явно не соответствовал количеству собравшихся вокруг него, но это никого не смущало. Братки только молча наблюдали за променадом Торсиона, а один из них по кличке Комар, даже стоя приветственно махал ему обеими руками, т.к. не забыл, кем недавно был спасен от толпы слепых псов.

   Комар на Большой Земле, не смотря на молодость, был хорошим профессиональным боксером в легком весе, перейдя из наилегчайшего... Еще в самом начале своей карьеры он и получил такую кличку - за легкость перемещения, надоедливое кружение вокруг противника и чувствительные укусы. Очень быстро у парня все сложилось: и деньги, и слава, и хорошая квартира в центре, где он жил с любящей и любимой семьей. Если слегка и выпивал в компаниях, то никогда не показывал свою кулачную удаль, особенно перед более слабыми. Имел Комар один, но очень существенный недостаток - обостренное чувство собственного достоинства и справедливости. И вот в один не очень прекрасный для него день отказал он менеджеру сдать бой. В ответ от менеджера Комар услышал только какие-то намеки о благополучии его семьи и, не рассуждая долго, врезал обидчику несколько раз с правой и с левой. После этого "разговора" у отлежавшегося на больничной койке менеджера один глаз начал косить, а вроде бы нормального сросшаяся челюсть проявила дефект речи. Спасло парня от расправы только то, что хозяин клуба был фанатом Комара. Он моментально "посоветовал" ему отсидеться в этой Зоне хотя бы годик, пока все не уляжется, если тот не хочет попасть в другую "зону", или в могилу. Вместе с тем, родню хозяин обещал от наездов отстоять, руководствуясь жизнью "по понятиям" в предстоящем разговоре с менеджером... Парень немало денег им обоим в боях отхватил, и шеф был уверен, что после его возвращения все сгладится и он еще на Комаре заработает. Так, боксер, непривычный к оружию, оказался здесь и тут же чуть не попал в зубы к слепым псам. Братва его тоже сразу зауважала, особенно после того, как досье парня стало известно всем.

   2.

   Торсион молча ответил поднятой рукой на приветствие, и безостановочно продолжил идти по своему маршруту. Он уже научился чуять страх, злобу и желание стрелять от других Людей, но пока не небольшом расстоянии. Общение с Трезором и жизнь в Зоне раскрывали новые возможности для Человека. Подходя ближе к АТП, Торсион ничего опасного не почувствовал и даже заранее взятое оружие наизготовку перебросил за спину. Зачем своими действиями вызывать лишнюю настороженность Братвы?..

   Торсион поговорил напрямую с Карамболем, зная, что это будет наилучший вариант, чем каждому, или даже группе молодых волков что-то втолковывать.

   После смерти Борова, авторитет Карамболя, как его правой руки и до того огромный, вообще поднялся на небывалую высоту. Совершенно неизвестно, чем бы закончился рейд Меченого на базу Борова, будь в этот момент Карамболь со своими лучшими бойцами на месте, а не отбивая своих пленников у Долга.

   Боров при жизни только с Карамболем и советовался и все самые кардинальные решения и их выполнение шли только через него. Самому Борову иногда было лень что-то доводить до логического завершения, и он готов был бросить любое дело, если терялась прямая выгода. Карамболь же никогда не отступал, поддерживал приемлемую для гордых своим званием Братков дисциплину, и если кого за дело наказывал, то от своего имени, даже предварительно с Боровом не советуясь.

   Некоторые из Бандитов сидящих у костра только прорезались в Зоне с огромным желанием поскорее доказать свою значимость и крутизну. Присутствие Торсиона рядом с АТП было очень подходящим для этого поводом. Но Братки не решались наброситься на Торсиона, как стая шакалов, и захватить ценную добычу. Во-первых, они знали, что в любом случае с Торсионом шутки плохи, попытаться "взять" его можно только толпой, тем более что он проходит буквально рядом, и даже одним удачным выстрелом его вполне реально завалить, или хотя бы ранить и добить, да и визуально его напарника рядом не было видно. Еще они знали, что в случае неудачи Торсион обычно никого не добивает. Но в отличие от Борова, Карамболь никогда не простит ослушания и влепит всем виновным от души из любимых Стечкиных.

   Карамболь и кличку свою получил еще во Вьетнаме по совокупности двух факторов, внешне очень мягкого и несмелого человека, как и аналогичный фрукт. Но вот при необходимости он моментально взрывался и прицельно стрелял с двух рук, и, если надо, по разным целям, как в одноименной игре на бильярде. Карамболь сразу полюбил этот фрукт, как только впервые его попробовал. Именно в юго-восточной Азии его как уже опытного, но еще молодого командира взвода разведчиков посылали в самое пекло. Ему всегда удавалось строго соблюдать условие никогда не оставлять свидетелей присутствия там любых боевых единиц, кроме уже известных всему миру русских советников.

   От старых порядков в среде Бандитов Карамболь оставил всем своим бойцам лишь самостоятельный выбор оружия и амуниции, а все остальное было подчинено дисциплине. Из-за этого он потерял часть личного состава, но именно того, от которого было толку, как от козла молока. Зато к нему стали приходить бывшие Свободовцы, Сталкеры и даже Долговцы. Такой переход из других лагерей у Братвы не считался предательством, и Карамболь ничего не собирался в этом вопросе менять. Был в его действиях и второй смысл: в результате перехода людей из других группировок он многое от них при личной беседе узнавал о потенциальном союзнике и противнике. Своими же мыслями о тактике и стратегии на будущее Карамболь ни с кем не делился. Он только отдавал приказ непосредственно перед выходом на дело, и благодаря временному режиму "последней минуты" операции его людей практически не проваливались. И в результате Карамболь знал о других группировках значительно больше, чем те о Бандитах.

   Полковник Петренко был личным его врагом, от которого у Карамболя оставался шрам и серьезное ограничение в еде. В общем-то, из-за него Карамболь сюда и перебрался, но начинать тотальную бойню не хотел, желал с ним встретиться один на один, да подходящий случай пока не предоставлялся. Имелся и еще один сдерживающий фактор - один из командиров Долга для Карамболя был неприкасаем, а в случае общей заварухи всякое могло случиться.

   Воронин появился в Зоне позже Петренко, но сразу занял место командира. До этого именно полковник был главой Долга, а согласно воинской субординации и звонка с Большой Земли перевод Петренко в замы к Воронину создал между ними некоторое напряжение. Воронин относился к полковнику, равно, как и ко всем, и, хотя и чувствовал неприязнь последнего, мало на это обращал внимания. Предвзятость только помешала бы общему делу, и опытный воин не мог позволить себе такую роскошь, да еще при ограниченном контингенте. Была еще одна особенность в отношении этих высших офицеров - Воронин своей внешностью доставлял полковнику дополнительное, но неясное беспокойство, в котором еще предстояло разобраться. Что-то очень неопределенное напоминало ему его кровного врага. Петренко старался избегать с генералом личных встреч и действовал через подчиненных. Он держался в Долге особняком и никому не доверял; на задания, даже на самые выгодные, не ходил, т.к. прекрасно знал, кто его пасёт. Находясь в импровизированной оружейке, ему хватало и процента за хранение, а дальнейшее свое существование он даже на сутки вперед не планировал. Петренко по сей день не понимал, как этот гад Карамболь, а в действительности полковник Белов, не сдох тогда от его многократно отработанного выстрела? Как он, чудом выжив, и даже после многоходовой операции Петренко по заметанию следов нашел его здесь, в Зоне? Дергаться дальше полковник и не собирался - все кто знал о его "подвиге" от него отвернулись, включая бывших друзей и соратников по оружию. Врагов же полковник приобретал с поразительной легкостью, замечая соринку в глазах других и совершенно не обращая внимания на штабеля своих бревен. Недостатков он даже не стыдился - они мои, мне нравятся, не вам судить и вообще заткнитесь. Тяжелым такой характер назвать было нельзя, скорее он был неподъемный. При таком раскладе он не мог рассчитывать ни на чью помощь, и не даже не пытался незаметно никуда улизнуть. Да и бегать все время не имело особого смысла, а так хотя бы известно местоположение врага, тем более, что в глазах самого себя любимого он не был трусом.

   Петренко только одного не мог понять: почему Карамболь пока не предпринимал никаких коварных действий по его уничтожению, на которые был большой мастер? Уже неоднократно срывалась большая часть бойцов Долга на выполнение разных операций, и Петренко сразу видел в этом отвлекающий маневр Карамболя. Он до зубов вооружался, баррикадировал вход, ставил там самые хитроумные растяжки, но все обходилось. В эти его подставы чуть несколько раз не угодили свои, и к нему без особого приглашения вообще перестали заходить. А если Петренко кого лично и вызывал, то ребята только в шутку спрашивали у идущего, крутя пальцем у виска: опять к этому идешь, может хабар и все лучшее нам оставишь? Покойнику вряд ли что пригодится, а собирать разлетевшиеся, как вороны, арты не очень удобно.

   А Карамболь в какой-то мере специально оттягивал время расплаты над Петренко, прекрасно понимая, как его враг внезапно вскакивает по ночам и оглядывается на каждый шорох.

   3.

   Власть Карамболя среди Братвы в настоящее время была безгранична. Он, конечно же, пользовался услугами и советами своих шестерок всех рангов, но любое, даже самое мелкое решение, окончательно принимал только сам. Его хорошо знали, уважали и боялись бойцы и командиры других группировок. Он всегда отвечал "за базар" и не оставлял забытыми самые ничтожные обиды не только в отношении своих ближайших подручных, но и самых мелких сошек. К нему иногда приходили разные гонцы из враждующих группировок с посланиями и собеседованиями, но сообщение от Торсиона о предстоящих переговорах Карамболя просто ошарашило. Он хорошо был осведомлен о нем и его напарнике, но встречаться у них никогда не было взаимной нужды из-за абсолютно разной сферы интересов. Карамболь учитывал, что Торсион принадлежит к малочисленной, но дружной и практически легальной группировке Диггеров. Он знал, что этот опытный Сталкер - человек вполне самодостаточный и вряд ли станет просить что-то элементарное. Ведь даже самая крутая спутниковая связь ни в Зону, ни из нее не доходила. Общаться с Большой Землей приходилось по старинке, как во времена СССР - по кабелям, находящимся в епархии Диггеров. А, исходя из этого, все оказывали им самую простую услугу, и любой мелкий вопрос решался через ПДА. Правда, несколько ранее, Бандиты могли себе позволить нападение и убийство Диггеров с целью наживы, но Карамболь не только виновных, но даже подозреваемых в этом деле безжалостно жмурил и такое бесчинство быстро прекратил.

   "Значит, - подумал Карамболь, - будет непростой разговор, и к нему следует быть готовым "на все 100". В первую очередь, надо организовать баньку, а в ней, да под тархун и любимый Торсионом коньяк легче говорить о делах праведных и узнать расклад карт у партнера".

   Карамболь в недалеком прошлом по долгу воинской службы имел большой опыт антитеррористической и диверсионной деятельности в разных частях СССР и других стран, он был отличным психологом и хорошо разбирался в людях. По его мимике нельзя было понять, какую реакцию на него производит диалог с собеседником. Он обладал великолепной интуицией, и после разговора с Торсионом сразу почувствовал, что надо быть готовым к самому необычному, представленному этим оригинальным Сталкером, сюжету.

   И чего только стоила его гипертрофированная дружба с Псевдо-собакой? Эти напарники могли, со стороны глядя, почти бесцельно и бродить по одному, но при необходимости были, как не разлей вода, всегда находясь в нужном месте и в нужное время. Они работали как единый и до мелочей слаженный механизм, но старались, из слов очевидцев, обходиться бескровно. Но если выбора не было, действовали молниеносно и любимый нож Торсиона, работал не хуже зубов Трезора.

   Никто не помнит, чтобы Торсион к кому-то обращался за помощью, и Карамболь меньше бы удивился, если бы к нему пришли одновременно представители Долга и Свободы.

   Карамболю интересно было бы пообщаться с Торсионом без всяких на то видимых причин и узнать, что может держать и связывать такого человека с Диггерами. Но Карамболь не привык сам кого-либо приглашать, а все похождения и приключения в Зоне со стороны различных группировок и отдельных личностей хранил в голове. На случай освежения в памяти детальных событий у Карамболя был им так называемый бортовой журнал - laptop, работающий на топливных элементах. В нем он держал и периодически обновлял и перечитывал свои записи.

   Нет, от самого Торсиона он гадостей не ждал, зная его не раз проверенную в Зоне чистоплотность.

   Впервые за все время проведенное в Зоне Карамболь не мог догадаться о теме предстоящего разговора.

   Торсион тоже знал Карамболя только "через третьи руки", т.е. от своего старого друга ГРУшника, который, толком не рассказывая о прошлом Карамболя, только намекнул, что тот был хорошим спецом в органах, да в лихое время остался верен присяге, что его чуть и не погубило.

   Во время печальных событий возле Вильнюсской телевышки, Карамболь нарушил приказ сверху и запретил своему подразделению стрелять в мирных людей. Он никогда не воевал против гражданского населения, а лишь присягал защищать его любой ценой. Карамболь знал только одно: кто бы там наверху что не придумал, а своей основной профессиональной обязанностью он считал защиту любого народа в пределах всей страны под общим названием СССР.

   При серьезном разговоре с глазу на глаз, с одним из коллег по профессии, присланным в качестве специального курьера по особым поручениям, Карамболь не внял повторному приказу. После этого он получил предательскую пулю под бронежилет и был оставлен истекающим кровью, якобы от выстрела вражеского снайпера. Его подчиненным было объявлено, что их командир должен срочно вылететь в Москву за новым назначением, а его подразделение на период отсутствия непосредственного начальника должно быть расформировано и направлено по одному человеку в разные места. Это сообщение, конечно, сильно пахло жареным, но военные люди, привыкшие к подчинению, выполнили приказ. Уже не хватало времени разбираться, что всю вину на себя взял их командир - страна начала разваливаться, и мелкие потери просто списывались со счетов.

   Только этот курьер не знал, что их откровенный "разговор" был записан на видео, накануне установленными там телекамерами. А Карамболя от явной смерти спасла уборщица по этажу, очень молодая женщина, жимантийка, всю суть существования своего видевшая в свободной от России Литве.

   И чего только не встретишь в отношениях людей, а тем более между мужчиной и женщиной...?

   У режиссерского пульта оператор все видел и знал, о том, что произошло. Он был представителем местного населения и по достоинству оценил подвиг Карамболя. Военные, находящиеся за спинами обслуживающего персонала, запретили прямой эфир, а все записи конфисковали. Все это добро было направлено в Москву для скрупулезного изучения.

   Но Военные не знали обо всех возможностях записывающей аппаратуры, и таким образом, дубликат и сохранился.

   В конце концов, члены бывшей группы Карамболя вычислили, а последствии и получили запись с подтверждением попытки убрать их командира. После того, как Карамболь залечил свою рану и казалось мог продолжить службу, он неожиданно для всех ушел в отставку. Карамболь поочередно встретился со всеми своими бывшими членами команды и взял с них слово, что никто из них не тронет его кровника.

   Впоследствии наспех срежиссированное "кино" с места событий появилось на ЦТ СССР. Там журналист, в узких кругах названный Неврозовым, вышибал патриотические чувства из зрителей, указывая на рядом стоящих бойцов, имеющих на касках надпись "Наши", в противовес тыкая пальцем на врагов страны у основания вышки. Все было отлично освещено для съемки, а там внизу были видны только смутные очертания... И после этого он начал смело вещать, находясь, как на сцене, что по ним из темноты стреляют вражеские снайперы. Такие идиотские высказывания годились лишь для "бабок в галошах". Да, если там был хотя бы один снайпер, то лучшего сюжета для стрельбы из темноты по освещенным целям сложнее было бы представить. Народ, прошедший войну, а из молодых ребят - службу в армии, только удивлялся такой наглости, или спектакль был построен в расчете на полную темноту и тупость всего населения страны.

   Конечно, все могло быть совершенно иначе, если бы Карамболь не выжил. В морге военного госпиталя привыкли писать заключения под диктовку, и никто бы не узнал, что воин погиб от выстрела снайпера, произведенного ... ПМ-овской пулей, попавшей снизу, будто от лежащего под ним врага.

   В своем богатом багаже знаний Карамболь сталкивался и с великими специалистками-отравительницами, которые могли сделать свое черное дело, только разрезав фрукт ножом. Это был определенный клан убийц, которые такое черное ремесло называли обычной работой и не брезговали ничем, кроме физического труда. Бойцами становились элитные по красоте и половому воспитанию проститутки. Они с раннего детства отлучались от родни и были подчинены только клану - он был для них всем.

   Для демонстрации того, что разрезанный ими плод совершенно безвреден, они демонстративно съедали одну его половинку, отдавая вторую жертве. Весь фокус был в ноже и даже скорее в ножнах, с помощью которых само лезвие было обработано ядом только с одной стороны. Объект не падал замертво, а мог прожить еще некоторое время, пока не получал вторую составляющую действующую как яд, например из плода обычного ананаса или киви. Вот тогда и срабатывала эта химическая бомба замедленного действия. Одним из существенных достоинств таких заказух было и то, что преступница успевала удалиться от места своей работы, не вызывая подозрений, и след ее деятельности практически не засвечивался.

   После изучения уникальных способностей этого клана убийц в Африке, и в частности в Конго, где они некоторое время работали на Заирского Мобуту, Карамболь никогда не допускал женщин к приготовлению пищи. К тому же он знал, что мужчина как повар как специалист своего дела всегда лучше. По той же причине он никогда не вкушал и никаких даров извне.

   На основании этих непререкаемых доводов Торсион знал, что идти к Карамболю стоит только с пустыми руками, т.к. ничего принесенного тот не ест и не пьет, а на правах гостеприимного хозяина он мог это себе позволить.

   Торсион, как и все в Зоне также знал, что из алкоголя Карамболь употребляет лишь самогон и только определенного приготовления, по Стародорожским рецептам. Это были уникальные произведения настоев на разных травах. В самом любимом Карамболем из них больше всего чувствовался именно тархун, от чего это снадобье и получило свое название.

   Это был чисто хлебный продукт тройной перегонки с различными этапами очистки. Предпочитаемый всем другим, Карамболю он напоминал по вкусу и цвету одноименный напиток, но действовал намного эффективнее, с точки зрения тонуса. Приняв "на дорожку" грамм пятьдесят-сто, не более, можно было целый день идти почти без устали. Основное его достоинство было в том, что тархун легко, что называется, шел, не имел сивушного запаха, не вызывал неприятного послевкусия и действовал постепенно, а не как некоторые крепкие алкогольные напитки: раз - и нос в окурки. Дозировать его было легко, и разговор у адекватных людей не переходил в партер. Тархун хорошо согревал, но не обжигал и от него назавтра практически не было похмельного синдрома и желания "поправиться". Конечно, Карамболь по финансовым соображениям мог себе позволить пить, что угодно, но его желудок, вернее, четверть его части, оставшейся после операции, ничего другого больше не принимал. И главное, никакие крепкие напитки, испробованные за свою карьеру пребывания как в самых разных странах мира, так и на всей территории бывшего СССР, не давали такого ласкающего душу и сохраняющего здравый смысл ума эффекта, как тархун.

   Спеца, готовившего ему эту прелесть, Карамболь "выписал" с Большой Земли. Это был коренастый Митрич, в прошлом многократно привлекавшийся за самогоноварение. В конце своей карьеры в Налибокской пуще Митрич умудрился организовать подвижную самогонную лабораторию на базе автомобиля "Урал" с камазовским двигателем. Топливом Митрич разживался у военных, оплачивая его тем же самогоном, причем в этом бартере всегда довольны были обе стороны.

   4.

   Ранее Карамболь уже не раз вкушал и по достоинству оценил продукцию Митрича, находясь на отдыхе в спецсанатории в том же районе, еще во времена СССР. Поставку туда самогона жаждущему электорату устраивали уборщицы и санитарки. Администрация смотрела на это сквозь пальцы, зная, что тут собираются люди, умеющие правильно злоупотреблять, тем более, что любой, даже мелкий пьяный дебош всегда и для всех участников заканчивался плачевно. В общем, пьющий в этом заведении народ умел держать алкогольный удар и сохранять видимость пристойности.

   Номинально там имелись два отделения - мужское и женское, для чисто формального соблюдения норм морали.

   В том санатории были созданы великолепные условия для проживания настоящих мужчин, всегда готовых доказать свои качества специально отобранным для этого женщинам и девушкам. Те дамы попадали туда под видом отличившихся в трудовых подвигах работниц "почтовых ящиков", беспросветно укрепляющих оборонку страны. Обоюдная секретность трудовой деятельности должна была исключать разговоры о профессии, но чего не сболтнешь под "газом" и в присутствии красавицы? После лишних откровений уличенные в болтовне спецы мужского пола больше за кордон не попадали, ведь их партнерши все поголовно были стукачами различных советских спецслужб. Закрытая территория не позволяла проникать туда посторонним взглядам и выходить оттуда полученным за совершенные подвиги премиальным.

   В Санатории имелся и главврач, должностью отвечавший за всех работниц полового фронта. В его обязанности входило поддержание их в сто процентной готовности к трудовой деятельности. Некоторые особо молодо выглядевшие труженицы нуждались и в восстановлении девственности, что тоже регулярно производилось тут же на специально оборудованном нулевом этаже. Возможно, что именно оттуда и появился анекдот о девственности "на молнии"...

   Дамский персонал туда тщательно подбирался из валютных специалисток в гостиницах, уже заранее завербованных. Для них этот санаторий был последней стадией, или выбором перед тюремным сроком. Они могли его схлопотать за работу, не включенную ни в какие государственные реестры. Большинство из дам имели либо маленьких детей, либо любимых и престарелых родителей, не знающих об пикантных способностях своих ближайших родственников. В общем, терять им было что, т.е. самое дорогое, отступать было некуда, и они отрабатывали всеми органами долг перед Советским государством.

   Ротацией кадров занимался специальный агент, исключая возможность повторных встреч горячо любящих сердец. Любые желания о создании новой семьи с полюбившейся подругой сразу становились известны из аппаратуры прослушивания и видеозаписи. Партнерша, как правило, срочно отзывалась на работу, а партнеру ненавязчиво предлагался новый ассортимент...

   Сразу после завершения удачных операций в санаторий отправляли самых лучших бойцов, причастных к непосредственному устранению врагов народов как враждебных, так и дружественных стран. Им приходилось убирать зарвавшихся вражеских агентов и разнообразных спецов, добывающих научную информацию для разведки противника. Часто проводились и операции по жесткому прикрытию или перенаправлению финансирования в нужном для страны русле. Отрабатывались и посмертные рассекречивания перебежчиков. Работы хватало, и выполнившие ее качественно, получали хорошие премиальные, но все было организовано так, чтобы эти денежные излишки до семьи не доходили.

   В военных городках все знали зарплату каждого офицера со всеми накрутками, и вдруг свалившиеся с неба лишние деньги могли вызывать только опасное подозрение. Засекречено было все и от всех.

   Стоит добавить, что во время операций по ликвидации врага совершенно не учитывались случайные потери среди мирного населения других стран. Все происходило под тщательным прикрытием несчастных случаев.

   Срывы и малейшая возможность раскрытия ни при каких обстоятельствах не прощались, и агент, независимо от звания, или сам, или с помощью других, кончал жизнь самоубийством, исключающим опознание. Только при соблюдении этих условий спецслужбы заботились о семье, как о родне погибшего героя.

   5.

   Когда Митрича взяли за самогон в последний раз, ему уже грозил другой срок, как бизнесмену, подрывающему устои государства. Карамболь, имея обширные связи, помог Митричу с адвокатом, и его спасли "от решетки", "повесив" документы о владении авто-лабораторией на другого человека и, как впоследствии выяснилось, покойника. Митрич оказался под подпиской о невыезде и просто не знал, что делать, и Карамболь пригласил его в Зону.

   Вот тут-то сбылась мечта старого химика-дегустатора, вот где по достоинству смогли оценить его выдающиеся рецепты.

   Митрич всегда держал в своих, как он говорил, джинах, нужный градус, исключая возможность появления в питье свободных радикалов спирта. Этот важнейший процесс описал еще Менделеев, но некоторые ухари алкоголя считали это ограничение откровенной ерундой.

   Если концентрация настоя трав в приготовленном напитке была достаточно высока, то градус крепления мог доходить до сорока восьми. Конечно, это требовало значительно больше хлопот и потраченного на процесс времени, но Митрич в этом вопросе всегда держал марку, отчего только ширились ряды настоящих ценителей его знаний, опыта и золотых рук. Были у Митрича в запасе рецепты, как он называл и "женские", когда питье имело консистенцию, как у жидкой карамели, и вливалось в организм тонкой и тягучей струйкой, но вместе с тем, имело градус, достаточный для упадка рогов на стол. В общем, оказался Митрич на благодатной почве собственного полигона. Удивительно, что свои творения он мог слегка пригубить или вообще только понюхать, чтобы дать точный диагноз дальнейшему процессу. Он сам употреблял крайне редко, но зорко следил за этим процессом других людей, особенно находящихся на начальной стадии пития. А вот когда они с удовольствием и блаженным покрякиванием кивали головой, вот тут-то Митрич и получал настоящий балдеж.

   Его смело можно было назвать художником-авангардистом питейного дела, но таких званий нигде не присваивали.

   Здесь в Зоне, правда, была несколько иная растительность, чем в его родной пуще, но Митрич и её научился пускать в дело, да и тархун рос здесь, так же, как и дома. Сложнее всего для Митрича обстояло дело с выбором воды под приготовление браги, т.к. в Зоне было только пару мест, соответствующих его высоким требованиям. Удачным пополнением питьевой воды оказалось использование чистейшего ключа, случайно найденного на территории Братвы после очередного очень мощного выброса.

   Карамболь же, со своей стороны, никогда не торопил Митрича со сроками изготовления определенных рецептов джина, а только интересовался, когда конкретная партия будет готова, прекрасно понимая, что спешкой можно только испортить конечный результат.

   Примечательна была и реакция местных обитателей Зоны на слив отработки процесса брожения в непригодные для забора питьевой воды водоемы. Местные звери, лишь однократно попробовав данный продукт, в следующий раз, только при проявлении первейших признаков характерного запаха, устремлялись туда толпами, как во время выброса, только бежали на зов живительной влаги, а не от нее. Даже вороны старались побольше отхлебнуть, но зверьё их отгоняло - эти безмозглые птицы залазили в питье с ногами и только баламутили прекрасный коктейль. На всех потребляемая смесь действовала некоторое время как успокаивающее и расслабляющее, кроме Тушканчиков. Те после возлияний носились с возросшей энергией и скоростью, но напрочь теряли агрессивность. Тушканчики пытались включить в свой игривый процесс и другое, мирно отдыхающее после такого водопоя "население" Зоны, но те только незлобиво, как от надоедливых мух, отмахивались от них, даже не пытаясь прихлопнуть.

   6.

   До базы Карамболя был день пути, и Торсион решил по дороге остановиться у Сталкеров. В нормальной компании и заночевать можно, а со свежими силами подрулить к Карамболю, тем более что разговор будет, скорее всего, длинный, поэтапный, с хорошей выпивкой, и надо к нему физически и морально быть готовым. Вместе с тем, эта небольшая задержка требовалась и для наступления нового лунного месяца. Торсион знал еще и то, что Карамболь хорошо знаком с оккультизмом, значит, никогда не будет прилично выпивать на падающей луне, а сейчас как раз было такое время. Да и что за откровенный разговор среди мужчин без достаточной дозы алкоголя? Так можно только недомолвками и намеками отделаться, а потом поди все расшифруй. Нет, здесь необходимо торопиться медленно; с одной стороны, дело не терпело отлагательства, а с другой ... как говорится, в спешке дети горбатые рождаются. Торсион эту доктрину хорошо усвоил, но все же из-за непреднамеренной задержки немного нервничал.

   В лагере Сталкеров Торсион надеялся на встречу с хромым Кальяном, который своими песнями под гитару умел что называется "за душу взять".

   Своеобразным был этот Сталкер Кальян, припер с собой одноименное сооружение прямо в Зону, а до того он числился "куском" в мотострелковой части, находящейся в средней Азии. При развале страны его комиссовали. Хромым же он стал несколько ранее, когда, обкурившись в своей каптерке, залез отдохнуть на третий этаж стеллажа, где хранилась устаревшая амуниция еще с 50-х годов, и там заснул, а когда проснулся, свесил ноги вниз, как с кровати и шагнул...

   Армейские коновалы особо не церемонились - он ведь не генеральского звания был, и успокоили тем, что, мол, радуйся тому, что не башкой вниз.

   Короче, срослась кость у него неправильно и осталась хромота.

   Ну, а какая у Сталкера жизнь - не стоит объяснять, тут даже самое небьющееся, а не только кальян, можно прикончить. Только один вечер всей толпой парни посмоктали это чудо, благо с собой Кальян прихватил, как он считал, на пару месяцев кальянного курительного состава. Он готовился из коры фруктовых деревьев или их сушеных молодых побегов, порезанных и приготовленных определенным способом. Именно такое, не табачное курение, хотя и считается одним из самых экзотических, являлось более всего подходящим для жителей средней полосы из-за избытка дармового материала. А уголь, необходимый для кальяна, тоже возле костра всегда имелся, так что в мечтах у бывшего прапорщика предвиделся спокойный, насыщенный уединенным удовольствием отдых после походов по Зоне.

   Вся эта идиллия разрушилась вместе с самим кальяном на следующее утро, когда по тревоге часового Сталкера, все бросились отбивать атаку большого количества Слепых псов и Плотей. Эти твари начали потасовку между собой с характерным звуковым оформлением. Закимаривший постовой не разобрался, что у зверья свои разборки и им до людей никакого дела нет. Он, не долго думая, начал стрельбу на издаваемый шум в предрассветную темноту. Сталкеры спросонья вскочили и ломанулись прямо на выстрелы, ну и завалили-растоптали по дороге кальян, и даже пробежались по его спящему хозяину. Тот пока был непривычен мгновенно вскакивать даже с импровизированного за каждым углом горшка. Он думал, что его разбудят как в армии: "Вставайте, товарищ старшина, осталось 10 минут до подъема батальона". После этого случая Кальян стал мастерить своего дыхательного друга из подручного материала, а самыми подручными оказались банки из-под тушенки. Мастерил он свой новый кальян недели две, но все же закончил. Правда, с тех пор он своего нового друга стал подвешивать на проволоке под потолком.

   Кальян в ту же ночевку аналогичным образом потерял и свою гитару - она в момент тревоги была зацеплена чьим-то сапогом и под определенный набор слов полетела недалеко, но угодила прямо в костер. Кальян после этого утра готов был плакать еще и от того, что, пока он оделся и доковылял до места предполагаемой бойни, все было закончено, и лучших по вкусу индивидов, из тех, что вызвал эту суматоху, уже частично освежевали. Так и не удалось ему в этот раз отомстить за свои великие потери. С тех пор играл Кальян на чужих гитарах, хотя и недолго. Один Сталкер, считавший себя мастером игры и пения, подарил ему свою, только единожды услышав песни в исполнении Кальяна.

   А спетая им вещь:

   Кто-то смел с пистолетом,

   Кто-то трус с винтарем,

   Кто знаком с арбалетом,

   Кто с кухонным ножом.

   с припевом: