Помоги проекту - поделись книгой:
Лот совершил неслыханное — отбыл к себе, забрав с собой жену, но оставив в Камелоте сына. Кадор, к счастью, на подобный шаг не решился, и с Константином мы расстались без всякого сожаления. С Моргейзой же был разговор особый…
Через пару минут после того, как я швырнул янтарную подвеску в дальний угол, она ворвалась в мою спальню не слушая протестов Бедвира и не обращая внимания на Кабала, с восторгом пытающегося заняться перетягиванием ее лилового шлейфа, соблазнительно стелющегося по полу. Одеться полностью я еще не успел, но ее это явно ничуть не смутило, так что я тоже решил не обращать внимания на такие мелочи, подумав только, что вовремя проснулся, и она не застала меня врасплох еще в постели. Так и не дотянувшись до лежавшей на сундуке мягкой и потертой охотничьей куртки — после вчерашних приключений ни на что более солидное меня совершенно не тянуло, я повернулся и с легким удивлением приподнял брови.
— Моргейза?
Впервые вышло так, что она не призывала меня к себе через посредника, а явилась самолично. Вошедший за ней Бедвир молча ухватил Кабала за ошейник, а возможно и за загривок, оторвал извивающуюся и бестолково размахивающую лапами псину от пола, и унес обратно в переднюю комнату.
Моргейза остановилась, едва заметно переводя дух. Воздух вокруг нее, казалось, слегка потрескивал невидимыми разрядами в струящихся прядях черных волос и в шорохе лилово-серебряного платья. На губах ее играла слабая улыбка, а в сапфирно-синих глазах горел странный безумный огонь. И сказать, что в этот миг она была неотразима, значило бы не сказать ничего. На несколько мгновений я забыл о чем бы то ни было, глядя на нее.
Совершенно неожиданно, Моргейза замурлыкала, склоняясь в плавном поклоне:
— Благодарю тебя, брат, за заботу о моем сыне…
— Что с тобой?.. — невольно вопросил я.
— И впрямь, что это я? — прошипела Моргейза, поднимая взгляд. — Итак, ты отнимаешь у меня сына, как некогда твой трижды проклятый отец отнял у меня мать? И я благодарю тебя за это?!
— Я вовсе не отнимаю у тебя сына, — сказал я и, не удержавшись, прибавил: — Кстати, у него есть имя — его зовут Гарет.
Моргейза резким движением повернулась и взбешенно прошлась по комнате, в одну сторону, потом в другую. Много времени это не заняло. Больше двух шагов здесь было не сделать.
— Конечно! — воскликнула она, негромко и яростно, будто говорила сама с собой, но это было явно не так. — Это же просто змеиное логово! Вся наша родня! Но ты должен понимать, что Гарет не представляет для тебя никакой угрозы! Он еще слишком молод и его устремления…
— Моргейза! — воскликнул я также негромко и ничуть не менее яростно. — Остановись! Ни один из нас в это не верит!!!
Она застыла как вкопанная, в полной тишине, даже не повернувшись ко мне лицом. Повисла зловещая пауза.
Кажется, я сказал что-то не то. Вернее, она услышала совсем не то.
— Ты что же, действительно думаешь, что я желаю ему зла? — изумленно проговорил я.
Она, не отвечая, продолжала пристально смотреть в сторону окна. Я шагнул к ней и едва удержался, чтобы не взять ее за плечи, но в последний момент передумал и сел на постель. Не знаю, успокоил бы ее этот жест, но вот меня, пожалуй, что нет.
— Вот уж не думал, что ты в это веришь, — сказал я после некоторого молчания. — Да и сейчас не думаю. Если бы ты в это верила, то никогда не сказала бы мне вслух того, что сказала. Может, постаралась бы убить. Но не сказала бы.
— Ты так думаешь? — переспросила она. — Тогда почему же я это сказала?
Я пожал плечами, хотя она этого видеть не могла.
— Может быть, чтобы не сглазить.
Она резко повернулась и прожгла меня пристальным взглядом.
— Это Мерлин? — спросила она.
— Что — Мерлин? — переспросил я, приподняв бровь. Кажется, мы оба уже начали приходить в себя.
— Это он надоумил тебя так поступить?
— Нет.
— Я не верю.
— Может быть, ты не поверишь и в то, что сама втайне этого хотела?
— Что?..
Я не дал ей опомниться.
— А разве нет? Разве не этого ты хотела, постоянно сводя нас с Гаретом? Просто ты боишься, что ветер переменится, боишься всего на свете, особенно того, что наш брат Кадор может случайно заподозрить, что именно Гарета ты прочишь мне в наследники. Не так ли?
Повисла пауза. А может, не повисла, а упала или ударила. Примерно такая же, какая бывает после выстрела — когда закладывает уши. Моргейза издала сдавленный невразумительный звук, уставившись на меня совершенно как на сумасшедшего. Может быть, она была права.
— А я не против, Моргейза, — сказал я мягко. — Гарет мне куда больше по душе чем Константин, хоть Кадор при каждом удобном случае дает всем понять, кто будет следующим. Уже даже пущен слух, что в первый же день я назначил Кадора своим преемником, если у меня не будет других наследников. А уж об этом можно и позаботиться, верно? Как и о том, чтобы я не засиделся на этом свете слишком долго. Но как ты думаешь, теперь у Гарета все-таки больше шансов против Константина, чем прежде? В конце концов, есть отвлекающий момент. Быть может, пора ему получить хотя бы шанс вступить когда-нибудь в игру, не будучи претендентом, задушенным в зародыше из-за излишней предосторожности?
Моргейза фыркнула как рассерженная кошка.
— Ты безумец! В этом нет никакого смысла! Я знаю пророчество — Константин станет королем!
Ну а я знаю «историю», которая говорит то же самое…
— Пророчество! — фыркнул я в ответ. — Чьего же изготовления?! Быть может, Маэгона? Он уже пытался напророчить мне смерть. Не далее чем на вчерашний день. И что же? Как я вообще вписываюсь в ваши пророчества, Моргейза? Ничего не предопределено, пока мы живы!
— Ты сумасшедший, — повторила Моргейза с ненавистью, хотя мне показалось, что ненависть эта была направлена уже не на меня. — Такой же сумасшедший как твой отец. Или даже хуже. Я ничего не хочу для Гарета кроме долгой спокойной жизни. Но в вашем драконьем огне сгорает все. Что ж, если ты искренне веришь в то, что сказал — пусть. Если твое безумие сможет вопреки всему защитить Гарета лучше благоразумия — пусть. Но если с ним случится хоть что-то, по чьей угодно вине, то — поверь моему слову! Константин очень скоро станет королем! А ты узнаешь, что значит настоящее проклятие! Запомни это!
— Запомню, — ответил я.
Она еще немного постояла молча. Мы просто смотрели друг другу в глаза, и я разрывался от желания сказать ей то, чего говорить никак не стоило… А потом она отвела взгляд, отвернулась и, как ветер, быстро вышла из комнаты.
Когда дверь передней захлопнулась за ней, я вздохнул с облегчением. По крайней мере, тогда я решил считать, что это было облегчение, а не сожаление.
Кажется, она тоже не сказала многого из того, что хотела сказать.
Камулдунум пустел. Время праздников проходило, и наступало другое.
Мерлин и я стояли на верхней площадке осыпающейся старой башни. Мерлин мрачновато заглядывал за парапет, а я поглядывал на Мерлина, отрешенно отколупывающего от полуразрушенного парапета мелкие кусочки.
— Ты уже знаешь.
— Знаю, и тоже понятия не имею, стоит ли говорить об этом сейчас остальным. Может, все пройдет раньше, чем кто-то успеет всерьез испугаться. Но есть и настоящий риск, что не пройдет. И теперь все это уже гораздо меньше похоже на игру. — Я тоже отколупнул кусочек от парапета и сбросил вниз. Помолчав немного, я продолжил. — Конечно, при таком раскладе, хотелось бы знать мнение всех, как далеко мы намерены зайти… И стоит ли заходить вообще, — добавил я после короткой паузы.
Мерлин пожал плечами.
— А мне-то казалось, что тебя не так уж интересует общее мнение. — В его голосе прозвучала легкая насмешка. И не без грусти.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я небрежно. — Разве то, что я узурпировал трон? Пустяки какие!
Он усмехнулся.
— Да, похоже, ты здесь как рыба в воде.
— Не знаю. Не так уж давно мы здесь плаваем. Просто ясно ведь, чем все это продолжится. А войны могут здорово отвлечь нас от основной проблемы. Тем более что теперь это действительно проблема, а не отпуск и развлечение экспериментами на досуге, в поисках чего-то нового в давно забытом старом, но, по крайней мере, действующем настолько, насколько нам было необходимо, в известных нам пределах. Так что…
— Теперь уже поздно переигрывать, — сказал Мерлин. — Что случилось, случилось. Пусть мы и не собирались использовать машину по назначению в ближайшее время, все-таки, есть большая разница между тем, чтобы не использовать возможность, и вовсе не иметь возможности ее использовать. Конечно, случилось непредвиденное, но и здесь все бросать нельзя. После твоей маленькой выходки с разгадыванием древних головоломок и доставанием мечей откуда не следует, нам в этом мире уже сложно будет затеряться.
— Знаю.
— Конечно, знаешь. Скажи лучше, чего ты не знаешь. Но, как я уже говорил, в этом могут быть и свои плюсы, — продолжил он. — И дополнительные возможности. В конце концов, научным экспериментам иногда бывает просто не обойтись без поддержки самой обычной власти. Королевской или какой-то другой. Для масштабности действий или привлечения каких бы то ни было средств.
— Смеешься? — усмехнулся я.
— И это тоже, но только отчасти.
— Значит, без войн нам все-таки не обойтись. Но стоит ли нам всем этим заниматься, вот в чем вопрос.
Мерлин немного помолчал.
— Конечно. И все-таки, мне немного жаль.
— Чего именно?
— Твоего самоустранения. Ведь все, что здесь случилось, в сущности, не так уж случайно. Именно к этому ты с самого начала и стремился.
Я понаблюдал за чертящими небо стрижами.
— Может быть.
Мерлин меланхолично отломил от парапета еще кусок камня.
— В конце концов, невелика потеря, — сказал я.
Мерлин вздохнул.
— Иногда мне бывает печально оттого, что ты сознательно уходишь все дальше, к одиночеству, с открытыми глазами, и не желаешь свернуть.
— Может быть, — вновь пробормотал я задумчиво, — Может быть… Но что поделаешь. Возможно, иногда это единственный способ спасти мир.
Мерлин недовольно усмехнулся.
— А вот это уже мания величия.
— Или просто шутка, — сказал я. — А может, и нет. Но это уже неважно.
— Значит, войны так войны, — проговорил Мерлин. — Здравствуй, железный век.
— А когда он не железный? — поинтересовался я.
— Жуть просто, верно? Лучше не продолжать, порву и выброшу все к чертям. Сделаю доброе дело…
Отец рассмеялся.
— Помнится, был еще один король-трубадур. Любопытно, когда ты был Ричардом Львиное Сердце, ты действительно откопал Экскалибур?
Я рассмеялся в ответ, поглядел на свой меч и покачал головой.
— Если этот романтик и правда откопал Экскалибур, то выглядел он совсем иначе, чем этот. Впрочем, чем черт не шутит?
А черт шутил бы тем, что Экскалибур пришлось бы доставать из могилы Артура. Но об этом мы вслух говорить не стали.
К вечеру Камелот опустел наполовину. Гарета временно взял под крылышко Кей. Мне же, собственно, было пока не до него. Ближе к закату настало время для откровений.
Мы все собрались в покоях колдунов — раньше их занимали граф Эктор с супругой и, комнату по соседству, принцесса Гвенивер — ныне давно уже любезно отбывшие. Мерлин занял место принцессы Гвенивер, а наши феи поселились в двух смежных комнатках графской четы, где мы сейчас и разместились.
И вот, настигла всех дурная весть…
Что случай тяжелый, можно было заподозрить с самого начала. Но вот насколько сильно и кого что-то ударит, всегда сложно предсказать. Поэтому назвать воцарившуюся паузу тягостной значило не сказать почти ничего. И для кого эта пауза была более тягостной — для тех, для кого новость действительно оказалась новостью, или для тех, кто ждал теперь, не случится ли с кем истерики? Сидя на краешке тяжелого сундука рядом с Линор, я держал ее ладонь в своей, чувствуя застывшее в ней напряжение, отзывавшееся ледяным холодом в пальцах. Я добросовестно служил грелкой, а заодно наблюдал за теми и за другими. Для меня все новости были уже в прошлом, да и случилось все не при мне, так что невольно продолжать гадать по тысячному кругу, что же именно произошло и как это можно было предотвратить, тоже не приходилось.
Все молчали. Возгласы: «Что за чепуха?», «Как это возможно?» и «Это что, на самом деле?..» остались уже позади. Так что пока все молчали. Пока.
Олаф сидел с оглушенным видом на краю постели, неподвижным взором буравя одну точку где-то на противоположной стене. Фризиан утомленно привалился на застилавшие постель оленьи шкуры, опираясь на здоровый локоть и с отрешенной мрачностью созерцал потолок. Гамлет, крепко вцепившись напряженными пальцами в край стола, на котором сидел, широко распахнутыми глазами уставился в пол.
Антея беспокойно поглядывала на всех троих по очереди и не забывала посматривать и в нашу с Линор сторону. Я ей ободряюще подмигнул. Кажется, это ее слегка изумило, но и немного уверенности тоже добавило.
Отец, восседавший на единственном предмете мебели действительно напоминающем кресло, обозревал всех с совершенно непроницаемым выражением лица и подобравшейся неподвижностью сфинкса.
— Трагедия, — угрюмо проговорил Олаф, наконец зашевелившись и яростно потерев ладонями лицо, будто ожесточенно пытаясь проснуться. — Песнь козлов, да и только…
Гамлет тяжело соскочил со стола, медленно прошел к окну, постоял мгновение и резко высунулся в него, будто пытался выброситься, впрочем, для этого ему пришлось бы сильно потрудиться. Первый же вдох, заставивший его ребра впиться в края оконного проема, наверняка отрезвил его не меньше, чем свежий воздух. Гамлет замер и пробормотал по ту сторону окна что-то яростное. Никто не разобрал его слов. Должно быть, к лучшему.
Фризиан продолжал молчать, не двигаясь, только окинул взглядом комнату и, как обычно, взгляд его был абсолютно спокоен. Как тихий омут.
Я без труда подавил желание сказать вслух, что случившегося вполне можно было ожидать. Когда-то я уже наговорил достаточно гадостей, до того как это случилось. А реальность отбивала всякую охоту к таким словам. По крайней мере, с моей стороны. Так что я промолчал. Это следовало сказать кому-то другому, кто действительно узнал об этом несколько минут назад, а не знал заранее.
— Что ж, — очень негромко проговорил Фризиан. — это был риск, с которым мы согласились. Никто не знал, как может сказаться такой перенос. — Олаф нехотя молча кивнул, не отрывая ото лба прижатого к нему кулака.
Гамлет повторил за окном какое-то проклятье, потом так же, рывком, вернулся в комнату и повернулся к нам, все еще опираясь рукой об оконный проем. Губы его были сжаты, будто он еле сдерживал все еще рвущиеся с языка ругательства. Мы встретились с ним взглядами. Шумно выдохнув несколько раз, он наконец заговорил. Голос его слегка дрожал от переполнявших его эмоций.
— Я знаю. И слышал это уже сто раз. Все кажется вполне естественным, не правда ли?..
Прозвучавшая в его голосе злость заставила Олафа удивленно поднять голову и посмотреть вверх.
— Естественным? Что это ты имеешь в виду?
Поделиться книгой: