Неделя на жизнь

Еще в детстве папа-врач часто говорил Инне, что когда люди находятся в состоянии истерики и растерянности, на них лучше всего действует четкое и твердое руководство. Надо спокойно и жестко отдавать понятные приказы, чтобы люди могли в этой привычной рутине вновь найти себя и перестать чувствовать себя беспомощными. Наталия Ивановна мгновенно ретировалась и уже через минуту вернулась, неся на подносе два стакана и капли. Инна отметила, что взгляд у нее стал более осмысленным.

— Лизок! Бабушка права, мы сейчас у тебя ничего спрашивать не будем, тебе надо поспать, отдохнуть, а мы будем здесь, никуда не уйдем! Согласна? Может быть чаю выпьешь? Ты вся дрожишь! Между прочим, я сегодня тоже жутко замерзла, а у меня еще дома Дашка не кормленая! — Инна тихонько гладила Лизины подрагивающие, ледяные пальчики. Девочка невидящими глазами посмотрела на нее. И вот тут Инна испугалась по-настоящему — столько боли, столько страха и ужаса застыло в этом детском взгляде!..

— Выпей, доченька, — Наталья Ивановна протянула чашку с валерьянкой. Вторую порцию получила Анна Петровна. Лиза послушно выпила лекарство.

— Наташенька, достань-ка нам с Лизанькой две подушки, мы, пожалуй, прикорнем часочек, да, моя хорошая? — попросила Анна Ивановна, приобнимая внучку и укладывая ее рядом с собой. Лиза уткнулась в бабушкину шею и моментально провалилась в какое-то глубокое, вязкое, как болотная трясина, небытие.

— Так что же все-таки происходит? Вы мне хоть что-нибудь можете объяснить, Наталья Ивановна? — спросила Инна, тихонько прикрыв за собой дверь в маленькую комнату.

— Если бы мы знали, Инна Викторовна! Да и Коля так некстати уехал в эту свою командировку! Я даже дозвониться ему не могу, на этом его Дальнем Востоке вечные проблемы со связью, — беспомощно развела руками мама Лизы. Она промокнула набежавшие слезы, — Да вы раздевайтесь, проходите, я кофе сварила. Но он, наверное, уже остыл, ничего, сейчас подогрею.

Инна пристроила пальто на вешалку, и они прошли на маленькую пятиметровую кухню, которую все семейство Гориных старалось как-то облагородить и зрительно увеличить — повесить веселенькие шторы, приладить милые полочки, подвесить уютную лампу, расставить на подоконнике цветущие фиалки… Надо сказать, что усилия были тщетными — кухня никак не хотела расширяться и увеличиваться в размерах, но несмотря на это, именно здесь, под горячий чай и малиновое варенье, велись неспешные вечерние разговоры и решались все насущные проблемы; всем находилось место и почему-то одному было теснее, чем всем вместе. Инна присела на стул возле двери, а Наталья Ивановна, включив под остывшей туркой газ, примостилась на табуретке напротив.

— Понимаете, Инна Викторовна, с нашей Лизой случилось что-то ужасное, и случилось это или в школе или по дороге домой, — Наталья Ивановна нервно теребила край полотенца, — Я вам сейчас налью кофе и расскажу, что знаю, может быть, вы сможете что-нибудь прояснить. Мы просто уже не знаем, что и думать!

Она встала и дрожащими руками разлила в чашки настоящий черный кофе, успевший подняться в турке вкусной ароматной пенкой.

— Не могу отказать себе в удовольствии, — кофе всегда выбираю самый лучший, без него с утра совершенно не могу проснуться, — Наталья Ивановна поставила на стол маленькую изящную фарфоровую сахарницу и достала две чайные ложки.

— В общем так. Сегодня около пяти мне позвонила мама, когда я была на работе и сообщила, что Лиза не пришла домой, хотя Катя Долгова, с которой она связалась за час до звонка мне, утверждала, что она расстались уже давно, приблизительно около четырех часов, и Лиза никуда больше не собиралась. Конечно же, я сразу ушла с работы. Когда я приехала, дочка была уже дома. Она в жутком состоянии, напугана до смерти, ничего не рассказывает и даже заплакала только что… Нам так и не удалось разговорить ее. Мы совершенно не знали к кому обратиться, кто сможет нам помочь. В милицию бежать? А что мы сможем им сообщить, если и сами толком ничего не знаем? Поэтому позвонили вам. Вы уж не сердитесь, если мы не вовремя. Просто мы в полной растерянности… — она беспомощно развела руками.

— Да о чем вы говорите? Вы поступили абсолютно правильно. А у вас есть хоть какие-нибудь подозрения, догадки по поводу произошедшего?

Наталья Ивановна немного помолчала, а потом неуверенно продолжила:

— Такое впечатление, что ее кто-то очень сильно обидел. Может быть вы знаете о каких-нибудь конфликтах в классе или со старшими ребятами? Я звонила Кате, но ее бабушка сказала, что та куда-то ушла и даже не сказала куда… Что происходит-то?! — Наталья Ивановна невольно сорвалась на крик, взмахнула зажатым в руке полотенцем, и чайная ложка выпрыгнула из чашки, обдав Инну градом мелких коричневых капель.

— Наталья Ивановна, прошу вас, успокойтесь! — Инна взяла со стола салфетку, незаметно промокнула свитер и твердо взяла ее за руку. — Мы обязательно узнаем, что случилось, слышите? Сейчас Лизе лучше всего отдохнуть. Единственное могу сказать, — в школе у нее никаких конфликтов, о которых бы я знала, нет и не было. Она всегда умеет найти общий язык со всеми ребятами, а дружит только с Катей Долговой, девчонки, как говорят, не разлей вода. Скорее всего это произошло уже после того как они расстались сегодня. Я сейчас постараюсь разыскать Катерину, может быть, она все-таки что-нибудь знает или видела, а потом снова приду, и мы вместе попытаемся разговорить Лизу. Хорошо?

— Спасибо, вам, большое! Я пойду с вами! — Наталья Ивановна ринулась в прихожую и начала наматывать на себя шарф.

— Нет, Наталья Ивановна! — Инна взяла ее за плечи и повернула к себе. Она понимала. что нервы у женщины на пределе, еще немного и всех троих — и бабушку и внучку и маму — можно будет смело оформлять в Кащенко.

— С Катериной лучше поговорить мне самой. А вы оставайтесь дома, вы что-то неважно выглядите, может вам тоже капель принять?

В ответ Наталья Ивановна молча покачала головой.

— Господи, что же это творится-то? — воскликнула она в отчаянии. — Если бы только Коля был здесь! Я все-таки попробую ему дозвониться, пусть поскорее приезжает, — Наталья Ивановна схватила телефонную трубку и присела на маленькую табуреточку рядом с вешалкой и вдруг как-то странно обмякла, будто тонкий стерженек, поддерживавший ее, поломался, не выдержав напряжения последних часов.

— Я скоро буду! — Инна влезла в «заграничную красу», по пути прихватив задником свежую мозоль, накинула пальто и выскочила на лестничную площадку.

* * *

Мама позвонила, когда Катька нехотя села за уроки. Поначалу они жили все вместе, а потом маме на работе выделили новую служебную квартиру, от которой Тамаре Евгеньевне до работы нужно было добираться не два часа, а всего-навсего пятнадцать минут. Но Катька наотрез отказалась переселяться на Ленинский проспект. Менять школу в начале третьего класса ей казалось ужасным, она уперлась рогом и осталась жить с бабушкой и котом Тимофеем. Никакие уговоры не помогли, и вот уже почти два с половиной года к маме она ездила только по субботам-воскресеньям. Сказать по правде, по маме она очень скучала, но честно говоря, по выходным предпочла бы, чтобы Тамара Евгеньевна приезжала к ним. Ведь целых два дня опять будет упущено, а ведь можно было бы мотануть с Лизкой в кино или просто пойти пошляться где-нибудь, потрепаться, посмеяться, в общем, провести день не на диване, под мерное постукивание клавиш маминого компьютера, а по-настоящему весело.

— Ку-ку, солнце! — услышала Катька в трубке мамин голос, — Чем заниматься изволите?

— Привет, ма! Да вот домашку надо бы сделать, но что-то как-то необычно ленивски…

— Необычного ничего не вижу, детка моя. Когда это приготовление уроков было для тебя «неленивски»? — Тамара Евгеньевна звонко рассмеялась.

— Ну, ма, ты что, я же у тебя почти отличница? — обиделась дочь-лентяйка.

— Ладно, не дуйся, ты у меня самая отличная отличница! Кстати, Катюш, ты уже собралась? Когда тебя завтра ждать? Я, скорее всего, не смогу вырваться за тобой, как всегда уйма дел. Нужно подготовить пару отчетов. Если сделаю вовремя, то в воскресенье мы сможем сходить с тобой куда-нибудь, например в театр. Ну, или просто погуляем. Доберешься сама? А здесь у метро я тебя встречу. Давай, приезжай сразу после школы, а?

— Ма-а-ам! — включила Катька зануду, — А может, ты сама приедешь к нам? Мы с бабушкой очень соскучились, да и Тимка будет рад тебя видеть! Помнишь, как он в прошлый раз обволосил твое новое пальтишко? Это ж он с тоски горюет!

— Кать, ну что за разговоры опять! Ты же знаешь, мне надо работать, а у вас компьютера нет. Так что собирайся и завтра я буду тебя ждать. А может Лиза согласится поехать с тобой? И тебе не так скучно будет!

— Я ей говорила, но ее, скорее всего, Наталья Ивановна не пустит, — буркнула в трубку Катя, — Ма, может все-таки завтра ты к нам? Я ведь уже месяц Лизку с выходными динамлю, а мы хотели в кино сходить. На прошлой неделе какой-то новый мультик вышел. У нас полкласса уже посмотрело, а мы все никак не выберемся!

— Ладно, Кать, не гунди, обещаю, что подумаю. Позвоню вечером. А бабушка далеко?

— Да нет, недалеко, пошла с соседками на лавочке возле дома пыль вытирать, и подружкам косточки перемывать.

— Катька, прекрати. В общем, ладно, ты давай делай уроки, а я вечером перезвоню! Целую, бабушке привет!

Катька обрадованно положила трубку, Уж если мама обещала, что подумает, это почти что согласилась! Надо бы обрадовать подругу. Интересно, где же она до сих пор шляется? Наверное, уже дома, надо бы сходить к ней, да и домашку вместе делать веселей! Катя быстро засунула в маленький рюкзачок тетради и учебник, потом, подумав немного, выложила книгу — зачем им два одинаковых учебника? — и положила в боковой кармашек несколько шоколадных конфет, так сказать подсластить нелегкий труд. Катя уже застегивала молнию на сапожках, когда в дверь вошла вернувшаяся с променада бабушка.

— Ух, ну и холодрыга на улице! Пришлось нам с Семеновной раз пять наш дом обойти, а то бы точно попами к лавочке приледнилися!

— Ба, не «приледнилися», а примерзли, учу тебя, учу — не в коня корм!

— О! Кем-кем, а конем меня еще никто не величал! А куда это ваше высочество намылилось? Или все уже сделала? Мама звонила?

— Звонила, звонила! Обещалась еще и к вечеру нас проконтролировать! Ба, закрой за мной, я быстро! — и Катька ужом выскользнула на лестничную клетку.

— Эй, коза, ты куда побегла-то?

— Не побегла, а побежала! — крикнула Катька, отстукивая ступеньки уже на втором этаже.

* * *

Инна вышла из дверей Горинской квартиры, и рука машинально нащупала в кармане пачку сигарет. На лестничной площадке было приоткрыта одна створка, и стояла старая консервная банка, заботливо поставленная здесь местными курильщиками, наполовину наполненная бычками. «Успокоиться!» — мысленно приказала себе Инна, спускаясь к окну, из которого сквозило промозглым ноябрьским ветром. Она плотнее запахнула ворот пальто и достала зажигалку.

— Инна Викторовна, это вы? — услышала она вдруг сверху тихий знакомый голос. Инна сделала пару шагов назад и подняла глаза. Пролетом выше стояла Катя Долгова, та самая Катя, искать которую она сейчас собиралась.

— Катюша, а что ты тут делаешь? — удивилась Инна, — Твоя бабушка тебя уже потеряла! — она незаметно убрала сигарету обратно в пачку. Она старалась не курить при своих подопечных, — негативный пример и все такое… Тем временем Катя спустилась с лестницы и подошла к ней.

— А что там такое произошло? Я к Лизе пришла и только собиралась в дверь позвонить, как услышала Лизкин крик и ваш разговор… — Катя поняла, что проговорилась. Вот теперь ей непременно попадет за то, что подслушала, и она затараторила:

— Но я не специально, честно! Вы просто разговаривали громко, а в этих наших домах слышно даже, как кот за стенкой умывается!

— Да верю я тебе, Катюш! — произнесла Инна и пару секунд молчала, раздумывая над тем, как лучше построить разговор. Катя стояла напротив и смотрела на нее широко открытыми растерянными глазами, в которых застыл немой вопрос.

— Знаешь, а я ведь шла тебя искать. Мне очень нужно поговорить с тобой. Давай пойдем куда-нибудь. Ты не знаешь, есть здесь поблизости какое-нибудь теплое место, где можно выпить горячего чаю? А то того гляди снег пойдет, вон, какие тучи набежали…

— Да знаю, конечно! — с готовностью откликнулась Катя. Такая перспектива ее очень увлекла, тем более, что она узнает из первых рук, что случилось с Лизкой. Ведь и тех коротких обрывков разговора Инны с Натальей Ивановной было вполне достаточно, чтобы понять — случилось нечто очень нехорошее. Ну а Гориным сейчас уж точно не до разговоров с ней, Катей Долговой.

— Здесь за углом есть неплохое кафе, там классные пирожные продаются, мы с Лизкой иногда туда ходим, когда от завтраков деньги остаются. И чай там есть, и кофе! — говорила Катя, увлекая Инну за собой вниз по лестнице.

Заведение, куда Катерина притащила Инну, оказалось довольно приличным — аккуратные столики, чистые незатейливые скатерочки и по маленькому вазончику с искусственными тюльпанчиками по центру.

— Да, цветочки, конечно, не по сезону, но это сейчас не важно! — прокомментировала Инна, присаживаясь на шатком стульчике напротив девочки. Из кармана пальто, пристроенного на спинку, выпала пачка сигарет. Инна машинально подняла ее и положила рядом с собой на стол.

— Ну, что будешь, Катюш? Может твою любимую ром-бабу?

— Я бы съела, но у меня скорее всего не хватит на нее сольди, я ведь не знала, что приду сюда — с сожалением сказала Катя, обшаривая свои карманчики и украдкой поглядывая на витрину, где были расставлены подносы со всевозможной выпечкой.

— Не переживай, ведь это я предложила посетить этот центр общепита, поэтому и сольди мои, — улыбнулась Инна.

Катерина несмело улыбнулась ей в ответ:

— Ну раз так, то я буду мою любимую бабу, которая ром, тем более, что в буфете нам с Лизкой сегодня показали только пустой противень, а все из-за той мымры, которая нам сегодня мозг вместо вас выносила…

— Что за выраженсы, Катрин! — доставая кошелек, покачала головой Инна и невольно улыбнулась, — Придется мне вплотную заняться твоим воспитанием!

— Если воспитывать будете вы, то я не возражаю! — легко согласилась девочка.

Они сделали заказ, который был доставлен очень оперативно. Милая предупредительная официантка, видимо заметив на столе пачку сигарет, вместе с чаем и пирожными принесла пепельницу. Инна смутилась.

— Да вы курите, Инна Викторовна, я привыкла, У меня мама тоже курит, пыталась ее отучить — но все бесполезно! — махнула рукой Долгова.

— Кать, послушай, а что вы с Лизой делали сегодня после школы? — спросила Инна, отогревая замерзшие руки о чашку с чаем. Собираясь впопыхах, она оставила перчатки и шапку дома.

— Да все как всегда. Потрепались немного и расстались на перекрестке. Договорились, что созвонимся. Я звала ее к себе, но Лизка сказала, что вряд ли сможет прийти, потому что уже поздно, — Катерина откусила изрядный кусок от пирожного и закрыв от наслаждения глаза тихонько почмокала: — Кла-асс! Свежие, не то что в столовке!

— Значит, она больше никуда не собиралась? Ну, например, может она хотела к кому-нибудь еще зайти в гости?

— Нет, точно нет, я бы знала. Лизка говорила, что ей еще нужно к маминому приходу картошку почистить.

— А у Лизы было хорошее настроение или может быть ее что-то тревожило, может быть она чего-нибудь боялась?

— Да вроде, все, как всегда! Ну, конечно, она расстроилась из-за тройки, которую ей Олеся — ой, простите, Олеся Витольдовна — влепила. Просто, не хотела бабушку расстраивать, но это ведь мелочи, — с досадой произнесла Катька. — А что все-таки случилось?

— Понимаешь, Лиза сегодня пришла домой очень поздно, перепуганная и в разорванной одежде. Мы пытались у нее узнать. что произошло, но она даже говорить не могла, настолько была перепугана… Может быть у нее были какие-нибудь конфликты со старшеклассниками? Катя, пойми, это все очень серьезно, и если ты что-то знаешь, лучше расскажи мне сейчас!

Катерина отложила пирожное на блюдечко и подняла глаза на Инну.

— Ничего себе! Вот это новости! — Катя немного помолчала, а затем продолжила: — Инна Викторовна, я правда не знаю ни о каких разборках. Да Лизка мне-то уж точно все бы рассказала! В классе у нас со всеми нормальные отношения — особо ни с кем не дружим, но и врагов у нас нет никаких. А со старшеклассниками мы вообще не пересекаемся — они нас не трогают, а мы к ним не лезем. Короче, как говорит Раиса Андреевна, — полный симбиоз!

— Кать, вспомни, может быть, ты что-нибудь видела сегодня, когда Лиза пошла домой? За ней никто не шел? — Инна старалась говорить спокойно.

— Да вроде бы никого не было. Один раз я обернулась и увидела, что Лизка остановилась с каким-то мужиком, простите Инна Викторовна, с мужчиной, — снова поправилась Катя. — Но я была уже далеко, а мужик этот с коляской, наверное, спрашивал, где молочная кухня. У нас эта кухня расположена в домах. Ее с полпинка не найдешь, и вот такие незадачливые папашки частенько теряются и спрашивают, как туда пройти. Вот и этот, скорее всего, заплутал в наших хрущобах.

— Катя, а вот сейчас внимательно, припомни, пожалуйста, как он выглядел? Может быть, ты его уже видела где-нибудь? Постарайся вспомнить, девочка!

Катерина задумчиво жевала пирожное, уставившись на поблекшие тюльпанчики. На ее личике отразилась крайняя степень сосредоточенности.

— Да вроде бы нет, хотя в последнее время трется рядом со школой один такой, тоже с коляской. Вроде похож… Но описать, наверное, не смогу, только одежду… Хотя, если я его еще раз увижу, то, может быть, и узнаю.

— Ладно, Катюш, доедай, допивай, и пойдем, я провожу тебя домой. А мне еще нужно вернуться к Гориным, — сказала Инна и решительно затушила сигарету.

— Инна Викторовна, а можно мне с вами? — просительно воскликнула Катя. — Вы же знаете, я ее лучшая подруга, мне тоже небезразлично, что там с Лизкой!

— Знаешь что, лучшая подруга? Твоя бабушка, наверное, с ума сходит от беспокойства за тебя: ведь ты ушла, а у Гориных так и не появилась. У тебя же есть телефон, позвони домой!

— Я его не захватила, к Лизке торопилась, думала от нее бабуле звякнуть, — виновато сказала Катька.

— Тем более, нечего тебе со мной идти! А завтра я тебе все расскажу.

— А можно вечером? Я все равно рано спать не лягу, я же за Лизку переживаю! Плиз, Инна Викторовна, позвоните мне!

— Ладно, уговорила. Если вернусь домой не очень поздно, то расскажу, а теперь нам действительно пора.

Когда они вышли на улицу, уже совсем стемнело и существенно похолодало. С неба сыпало непонятным то ли дождем, то ли снегом, под ногами похрустывали застывшие лужи, а ветер, поистратив силы днем, словно устал и заснул до поры до времени где-то в верхушках старых тополей тревожным зыбким сном, готовым прерваться в одно мгновение. Инна без приключений доставила домой Катерину и повернула в сторону Горинской пятиэтажки. Она осталась совсем одна, и даже теплая Катина ручка уже не цеплялась за ее ладонь. Темнота окружала со всех сторон, и даже фонари, исправно горевшие над дорогой, не рассеивали тот мрак, который бывает только поздней осенней ночью. Внезапный порыв ветра заставил ее вздрогнуть от страха, — что-то зашуршало прямо за ее спиной. Инна резко обернулась и перевела дух: за кусты зацепился белый полиэтиленовый пакет, который надувался над Инниной головой облезлым рваным парусом. «Мне страшно, очень страшно!» — пронеслось у Инны в голове и она, не помня себя, припустилась бежать.

* * *

— Господи, ну неужели я все-таки его посеяла! Это не сумка, а какой-то бермудский треугольник, честное слово! — в сердцах пробормотала Инна, стоя на лестничной клетке и в третий раз безуспешно выворачивая сумку — бермудский треугольник — в поисках ключа. Из-за закрытой двери доносились бешеные неумолкающие телефонные трели. Перспектива вновь возвращаться на улицу с тем, чтобы ехать к родителям за запасным комплектом повергала в тоску. Неужели этот бесконечный день никогда не кончится?! Она в отчаянии опустилась на ступеньку и тут, потерявшийся в сумке ключ, выскочил из кармана пальто на пол с характерным «дзынь».

— Слава Богу!

Инна вошла в квартиру и машинально гладанула подоспевшую Дашку по ушастой теплой голове.

— Что, потеряла хозяйку, чудовище? Судя по всему не только ты. — Инна, не разуваясь, взяла трубку.

— Привет! Ты где шляешься, уже ночь на дворе! Это я, узнала? Послушай, у меня к тебе разговор серьезный, надо бы пересечься.

Звонил тот самый единственный и неповторимый, для которого, как оказалось, Инна была посредственной серой мышью. Тот самый, который растоптал и ограбил ее. Тот самый, который в последнее время вспоминался все реже и эти воспоминания вызывали в ней только горькое презрение к самой себе: ну неужели она была настолько слепа и глуха, что могла терпеть рядом с собой этого человека и даже собиралась за него замуж?.. Сил уже почти не осталось.

— Что тебе нужно, Никита? Честно говоря, у меня нет времени на долгие разговоры, а встречаться с тобой нет никакого желания, — устало сказала Инна.

— Да ладно тебе, что я такого сделал-то? — расслабленно проговорил он, — Подумаешь, бабкины побрякушки забрал, ты же знаешь, мне деньги просто позарез нужны были: выставка и все такое. Пойми, аренда помещения, инсталляции, фуршет — дела затратные. И потом, дело-то прошлое, кто старое помянет, тому сама знаешь…

— Я повторяю, Никита, или ты мне сейчас же говоришь в чем дело, или я кладу трубку.

— А почему ты со мной так разговариваешь? — он начал распаляться, старательно накручивая себя сам, — Кто тебе позволил мне грубить? Скажи спасибо, что я первый позвонил. Короче, мы можем завтра встретиться? Повторяю, это важно.

— Для кого важно? Для тебя? — уточнила Инна, с трудом пересиливая желание, просто нажать на клавишу и прекратить этот пустой разговор.

— Ну можно сказать, что для нас обоих. Я расстался с Мариной и подумал, что, пожалуй, смог бы вернуться к тебе. Нам ведь было хорошо вместе, помнишь?

Инне стало смешно. Этот человек действительно считал себя неповторимым и единственным, так сказать — желанный сувенир для любой женщины. Он, видите ли, снизошел до звонка ей, Инне. По логике она должна была зарыдать и умыться счастливыми слезами.

— Вот что, Никита, — Инна присела на обувную полку и расстегнула сапоги. Ноги гудели, а свежая мозоль саднила и кровоточила. — Разговаривать нам не о чем, и впредь учти: ни видеть, ни слышать я тебя больше не хочу. А еще вот что я тебе скажу: ты бездарность, Никитушка! Художник из тебя никакой, да и на мужика ты не тянешь. А если ты будешь названивать сюда, то мне придется обратиться к Максу. Ты ведь помнишь Макса? До сих пор жалею, что не рассказала ему сразу же обо всех твоих подвигах, художник недоделанный! Ты меня хорошо понял, солнце мое незаходящее?

— Дура! — в ухо Инне ударили короткие гудки.