Самоучитель Игры

– Держи, – он протянул переводчице веер.

– Я так вам благодарна, сэр. Это просто восхитительно, если бы Вы знали…

– Не стоит благодарности. Послушай, Ляо, – тон Кроуза стал деловым, – у меня есть к тебе одна маленькая личная просьба.

Китаянка выразила на лице готовность.

– Видишь ли, в руки полиции попал один странный документ, точнее, вещественное свидетельство. Этот документ, – полицейский поперхнулся и откашлялся, – это свидетельство не должно подлежать огласке. Ты меня понимаешь?

– Да, да, конечно!

– Это рукопись, написанная китайскими иероглифами. Я прошу тебя перевести её, и о содержании этой рукописи, повторю, никто ничего не должен знать, даже в нашем полицейском управлении, – инспектор выразительно посмотрел на китаянку.

– Я всё поняла, господин офицер, я с радостью выполню эту работу! – Ляо даже шагнула ему навстречу.

– Это то, о чём я тебе только что говорил, – он положил на её стол тетрадь Ся-Бо.

– Можно взглянуть? – она нерешительно потянулась к старой бухгалтерской книге.

– Разумеется, – Кроуз опять заходил по комнате, заложив руки за спину.

Пару минут Ляо пробегала страницы глазами, а он искоса наблюдал за ней. Её лицо постепенно менялось, и это зародило в нём тревогу.

– Ну, что скажешь? – даже стальные нервы полицейского не могли долго скрывать нетерпения.

– Сэр, боюсь, что я вам не смогу помочь…

– ???

– Я хотела сказать, что я не смогу перевести эту рукопись полностью, – в её голосе звучало почти отчаяние.

– Но почему? Я не сомневаюсь в твоей…

– Выслушайте меня, пожалуйста! – глаза переводчицы увлажнились.

– Слушаю, говори.

– Сэр, эта рукопись не простая. Она шифровальная!

– Зашифрованная? – переспросил инспектор.

– Да, именно, зашифрованная, – поправилась Ляо, – понимаете, у нас, у китайцев не один, а, как минимум, два письменных языка. Один язык очень древний – вэньянь. На нём были написаны древнейшие книги нашей литературы «Шуцзин» и «Шицзин». Но на сегодняшний день исконные термины этого языка практически не имеют аналогов в современном письменном китайском языке путунхуа, возникшим на основе языка байхуа, а не на основе вэньянь, который, к тому же, теперь совсем не воспринимается на слух. Так вот, сэр, в рукописи фразы перемешаны. Некоторые относятся к древнейшему письменному языку, а некоторые к языку современному. Автор зачем-то смешал вэньянь, байхуа и путунхуа. Наверное, он умышленно хотел запутать того, кто попытается понять смысл текста. Так как при переводе общий смысл фраз неизбежно будет получаться расплывальчатым.

– Расплывчатым, – поправил девушку Кроуз.

А она и вправду не так глупа, как я думал… Ну, Ся-Бо! Мне следовало сразу догадаться, что всё будет непросто, что этот хитрый замухрышка выкинет нечто подобное. Что же делать? Если я буду искать для перевода специалиста по всей этой китайской грамоте, содержимое рукописи, вне всяких сомнений, получит широкую огласку, к тому же, все быстро догадаются, кому она принадлежит.

– Ляо, меня… нас, полицию интересуют не столько подробности, сколько общий смысл данного вещественного свидетельства. К тому же, соображения секретности не позволяют нам… Мне важно знать, сможешь ли ты перевести этот текст хотя бы в общих чертах? – теперь уже откровенные нотки отчаяния невольно просквозили в голосе Кроуза.

– Сэр, я сделаю для управления полиции всё, что в моих силах, но повторяю, если бы текст был разбит просто на разноязыкие фрагменты, то, по крайней мере, те из них, что написаны на байхуа и путунхуа, я смогла бы довольно точно перевести. Но почти каждая смысловая фраза в данной рукописи выражена одновременно на 3-х языках! – девушка с отчаянной мольбой смотрела на Кроуза.

– Ляо, не волнуйся, – он успокаивал не столько её, сколько себя, – мы не требуем от тебя сверхъестественного. Сделай то, что в твоих силах. Общий смысл, в общих чертах.

С этими словами, в растерянной задумчивости и поднятым вверх пальцем Джозеф Кроуз вышел в коридор. Ляо стояла у окна и с грустью смотрела на изящный веер.

«Ничего, ничего, – продолжал утешать себя Кроуз – девчонка обязательно что-нибудь выжмет из этой тетради, об остальном можно догадаться и самому, не такие дела распутывали. Сейчас главное, чтобы не объявился Ся-Бо!» С этими мыслями он спустился к себе на второй этаж.

3

– Умоляю тебя, Рич, только не «Английское начало», там почти невозможно использовать преимущества темпа белых, да к тому же, в миттельшпиле сложные размены, в которых ты, скорее всего, останешься без пешки.

Седовласый господин весело посмеивался над своим новым молодым приятелем.

– Мистер Кроуз, вы всё-таки, наверное, гроссмейстер, просто скрываете это от меня, – отшучивался корреспондент.

– Ну, во-первых, ты, как журналист, должен бы знать всех гроссмейстеров, их не так уж много. А, во-вторых, всё дело в том, что я играю, чтобы выиграть, зная свои сильные и слабые стороны, а ты всё время пытаешься всего лишь не проиграть мне. Чувствуешь разницу?

– Да, чёрт возьми, вы правы! – Ричард только сейчас со всей ясностью понял, что подсознательно во всех сыгранных партиях приписывал себе роль второго номера, действующего от обороны.

– А что же в истории с Самоучителем Игры случилось дальше? Вы, умеете заинтриговать, мистер Кроуз. Это я Вам, как профессионал говорю, – улыбнулся корреспондент.

– Джозеф, просто Джозеф, – ещё раз напомнил Кроуз. – К сожалению, у меня есть некоторые неотложные дела, которыми я не могу пренебречь. Поэтому извини, вынужден оставить тебя в одиночестве. А знаешь что, трахни вон ту китайскую шлюху в апартаментах, – он указал на одну из двух китаянок сидевших за столом. – Рекомендую, она настоящая профессионалка в своём деле, и даже, в отличие от тебя, может назвать всех шахматных гроссмейстеров!

Лицо Ричарда вытянулось от удивления.

– Ха-ха, сынок, шутка! – раскатисто рассмеялся Кроуз. – Захаживай к нам в «Усталый Дракон», рад буду тебя видеть.

С этими словами он вышел из-за стола, крепко, по-медвежьи, пожав на прощание Ричарду руку. Тот остался сидеть совершенно ошеломлённый своим первым днём пребывания в Гонконге. Ну и денёк!

– Один!

Сянь Пин за барной стойкой заспешил приготовить очередную порцию двойного «Джонни Уокера» со льдом.

Глава третья. Толковый парень нужен всем!

1

Всю ночь Ричарду снилось, что в Иокогаме идёт снег. В абсолютной тишине и безветрии крупные снежинки медленно падали на мокрую мостовую. Он стоял у окна своей служебной комнаты и смотрел, как разлёгшиеся на земле шерстистые японские собаки ловили их своими угрожающими пастями, отчего в пустоте время от времени раздавался звук клацанья их крепких зубов. От этого Ричард, слегка вздрагивал, а потом снова успокаивался и опять смотрел в окно на снежинки, убеждаясь всё больше и больше, что снег теперь будет идти в Иокогаме всегда.

Но он ошибся: Иокогама, снег и собаки исчезли мгновенно, как только в его сознание ворвался негромкий, но требовательный стук в дверь. Ричард с трудом разлепил глаза, но на удивление быстро вскочил с кровати. Да, это всё сон, я в Гонконге, с облегчением подумал он. Стучал гостиничный портье, которого американец накануне просил разбудить его ровно в 8 утра. Корреспондент взглянул на часы, они показывали одну минуту девятого. Подходя к двери, он успел сообразить, что пунктуальный портье стучит уже целую минуту.

– Доброе утро, сэр. Вы просили…

– Да, да, спасибо, я уже проснулся.

Он пошёл доставать из кармана брюк мелкую монету, чтобы вознаградить гостиничного служащего за дополнительную услугу, но тут вспомнил, что вчера предварительно выложил ему спьяну на стойку целый доллар, чтобы тот с утра про него не забыл. Да и сам портье уже деликатно растворился в коридоре, мягко прикрыв за собой дверь.

«А китаянка была действительно профи, – вспомнил Ричард блаженное окончание своего первого удивительного дня в Гонконге и, рассматривая теперь своё слегка припухшее лицо в зеркале, – я так набрался, что могло бы вообще ничего не получиться, а вот на тебе, всё вышло наилучшим образом.»

Эта распутная девка несколько раз довела его до животного исступления. И всё же, Ричард поймал себя на мысли, что его весь вечер тянуло к загадочной и сентиментальной Цы Си. С чего бы это? Ведь он совсем её не знал. Может быть, в ней скрывалась для него какая-то загадочная тайна восточной женщины, способной к коварному и хладнокровному убийству и одновременно к величайшей чувственности сердца и абсолютной преданности. Ему даже показалось, что Цы Си тайно его приревновала. Он отчётливо запомнил её напряжённый, сосредоточенный взгляд, сверлящий спину, когда они в обнимку с профессиональной китайской проституткой уходили в мир изумрудного света. «Цы Си, Цы Си», – повторил он вслух.

Нужно было поторапливаться. Что сначала: аспирин или душ? Сначала побриться, а потом душ с аспирином, решил корреспондент и энергично направился в ванную комнату. Гостиница была так себе, дешёвенькая, но всё, что нужно джентльмену поутру здесь, слава богу, имелось. Наскоро ополоснувшись, проглотив таблетку аспирина прямо под прохладными струями освежающего душа и надев запасной костюм, Ричард, даже не позавтракав – его слегка мутило – направился в местное представительство «Associated Press». Да, ещё у выхода из гостиницы мальчишка-чистильщик ваксой надраил до блеска его походные репортёрские ботинки.

2

– Так вот ты какой, Ричард Воскобойникофф.

Оценивающе, даже с подозрением разглядывая вновь прибывшего сотрудника и без малейших признаков дружелюбия в голосе, произнёс Уильям Пикфорд.

Новый босс Ричарда Билл Пикфорд («Бульдог Билл» – так его за глаза называли сотрудники) принадлежал к репортёрам старой школы, можно даже сказать, к динозаврам, ещё к тем ребятам, которые не ленились своими руками грести на вёслах в открытом океане, преодолевая по волнам несколько опасных морских миль, чтобы первыми узнать новости, приходящие с пароходами из Европы. В это трудно было поверить, но Бульдог Билл начал свою журналистскую карьеру в Агентстве ещё до появления беспроводного радиотелеграфа! Наверное, поэтому всех молодых сотрудников он считал неисправимыми лентяями и бездельниками. А о выходках своего нового «работничка» в Японии он уже был изрядно наслышан, благо в гонконгском представительстве «Associated Press» имелся теперь уже не то, что беспроводной радиотелеграф, а настоящий телетайп! Новинка, изобретённая в 1930 году.

В кабинет Пикфорда заглянула миловидная молоденькая сотрудница, она быстро положила какие-то бумаги ему на стол, а на обратном пути, находясь уже спиной к боссу и, встретившись взглядом с Ричардом, скорчила шутливую гримасу, означавшую: «Как я тебя понимаю, парень, нас всех здесь тошнит от бульдога Билла, с его деспотизмом и мужланством. Этот старый пёс скорее сдохнет на своём рабочем месте, чем выйдет на пенсию». Всё это и ещё многое другое можно было прочесть в мимолётной, почти непроизвольной женской гримаске.

– Эсминец «Коннектикут» попал в шторм, поэтому в силу непредвиденных обстоятельств мне пришлось задержаться, сэр.

(Ричард должен был прибыть в Гонконг ещё два дня назад).

Пикфорд отложил бумаги, принесённые девушкой, и мрачно взглянул на молодого сотрудника.

– Эсминец «Коннектикут» пришвартовался в гонконгском порту вчера, ровно в 12 часов 32 минуты, – босс явно был раздражён и даже не пытался срыть этого. – Мальчишка! Я 52 года работаю на лучшее в мире информационное Агентство! И если у французского торгового представителя здесь, в Гонконге, сегодня ночью не встанет, то я узнаю об этом вторым, после его жены!

У Ричарда сильно засосало в желудке. А ещё он подумал о том, что в Иокогаме, если так разобраться, было совсем не так уж плохо. Бульдог Билл умел нагнать тоски на своих подчинённых. Но неожиданно настроение шефа сменилось на более деловитое и миролюбивое, как часто случается у подагриков.

– Ты мне нужен был вчера на митинге профсоюза докеров, – он бросил дорогую перьевую ручку фирмы «Parker» на стол. – Никто не может написать толкового репортажа о манифестациях больших социальных групп. Все воротят свои сопливые носы от выскочек профсоюзных лидеров, неграмотных рабочих агитаторов, одержимых коммунистов с их перекошенными яростью лицами. Мои чистоплюи никак не могут взять в толк, что настоящая жизнь бурлит сегодня именно там, в этом дерьме. И именно эта рабоче-крестьянская шваль определит ближайший ход истории. Все до сих пор наивно полагают, что нужно писать о воскресной игре в теннис шведского короля! Но при этом меня считают сумасшедшим ретроградом, которому давно место на свалке. Слепцы!

По всей видимости, бульдог Билл неплохо чувствовал, что о нём втайне думают и говорят за его спиной подчинённые. А ещё Ричард нашёл в его словах нечто общее с тем, что вчера говорил ему Джозеф Кроуз.

– Ты, я знаю, тоже вертелся в Иокогаме среди дипломатической сволочи и пил дорогой коньяк с самурайскими ублюдками в погонах, – он язвительно усмехнулся.

– Самурайские ублюдки в погонах предпочитают саке, – равнодушно заметил Ричард, – а насчёт дипломатической сволочи Вы абсолютно правы – эти, правда, любят хороший коньяк.

– Ладно, не умничай, – махнул на него рукой Пикфорд. – В Китае всё равно больше нет ни настоящих генералов, ни дипломатов, ни аристократов. Теперь одни только коммунисты и буржуа. Все сюда прибежали, – недовольно ворчал он, – можно подумать, что Гонконг – это какой-то Ноев ковчег. А это – баржа, на которую собирают всех жирных крыс, чтобы не бегать за ними по подвалам! Соберут деньги и предприятия отнимут, а потом благополучно затопят баржу вместе со всеми крысами.

И снова Ричард вспомнил свой разговор с хозяином «Усталого Дракона», который, между прочим, упомянул о том, что в Гонконг активно заманивают евреев из Старого Света.

– Но ведь куда-то всем им нужно бежать от японцев, – не слишком уверенно предположил корреспондент, имея в виду китайских промышленников и банкиров.

– В Америку бежать можно только к нам! – безаппеляционно отрезал Пикфорд. – Именно поэтому, Соединённые Штаты вскоре станут самой великой и богатой страной в Мире. И благодари Бога, что у нас с тобой есть американские паспорта!

– Только этим каждый день и занимаюсь, сэр, – едва заметно сыронизировал Ричард.

– Оно и видно по твоей опухшей роже, – саркастически заметил Пикфорд. – Вот, что я решил! – он внезапно встрепенулся, как старый тетерев на току. – Раз уж ты ничего больше не умеешь, кроме как пьянствовать и приятно проводить время с высокопоставленными япошками, мы используем твои связи в Иокогаме здесь, в Гонконге, – бульдог Билл поставил пальцем на столе воображаемую точку. Так он, видно, давал понять, что его решение окончательное и не подлежит всяким заведомо глупым возражениям.

– Я не очень хорошо расстался с тамошними джентльменами, – напомнил корреспондент.

– А кто тебе сказал, что местные джентльмены в восторге от тех, с которыми ты пьянствовал там? – бульдог Билл опёрся руками о свой стол, словно собирался вскочить и бросится на Ричарда.

– Да, но какую службу тогда могут сослужить мои прежние японские связи?

Пикфорд устало вздохнул и убрал руки со стола: ему приходилось объяснять такие простые вещи.

– Во-первых, ты был вхож в определённые военные и дипломатические круги. Странно, как они вообще подпустили к себе такого оболтуса! Во-вторых, когда о тебе здесь наведут справки, то быстро выяснится, что ты там спьяну болтал о Хирохито. И то, и другое, в некотором смысле, расположит к тебе местных японских представителей. Поверь, почти никто из них не хочет конфликта с Британией, а уж тем более, с Америкой! Они-то наблюдают за всем этим безумием со стороны, и «божественный ветер» их Родины ещё не успел окончательно продуть им мозги. Улавливаешь суть?

Ричарду никак не хотелось снова иметь дело с японцами, но вчерашний случай с чуть не сбившим его «Паккардом» и сегодняшнее решение мистера Пикфорда заставляли его смиряться и уже начать верить в то, что это та самая судьба, от которой никуда не деться.

– Кажется, да, – он ответил вяло и без всякого энтузиазма.

– А теперь иди в редакцию. Спросишь у Мери-Энн все материалы и досье, касающиеся важных японских шишек здесь, в Гонконге. К завтрашнему утру ты должен знать их, как своих родственников. Родственники-то у тебя есть? – зачем-то вдруг поинтересовался Пикфорд. – Надеюсь, ты не сирота?

– Есть, сэр, – так же вяло отреагировал Ричард.

– А у меня никого нет, – развёл руками Пикфорд.

Ричарду даже на секунду стало жалко старого Бульдога Билла.

В редакции оказалось 8 сотрудников: семь мужчин и одна женщина – та самая Мэри-Энн, которая приносила бумаги Пикфорду. Она принимала сообщения с телетайпа и была одновременно секретаршей босса. Остальные занимались непосредственно репортёрской работой, то есть являлись коллегами, ну и в чём-то конкурентами Ричарда.

– Джек Доннован, – подскочил к нему невысокий, вертлявый молодой человек, примерно одного с ним возраста, с аккуратно постриженной шкиперской бородкой, как только Ричард вышел от шефа.

– Ричард Воскобойникофф, – безрадостно отрекомендовался Ричард.

– Что, ещё не начал работать, а уже влетело? – Джек размашисто жевал американскую жевательную резинку и преувеличенно радостно скалил зубы. Он как будто был даже рад тому, что новичку немедленно по прибытии досталось от начальства.

– Опоздал на митинг профсоюза докеров.

– А, не бери в голову. Я там был вчера, ничего интересного: одна глупая, напрасная болтовня, – Джек выдул из жвачки внушительных размеров пузырь и радостно лопнул его, от чего пришёл в полный мальчишеский восторг.

После этого короткого диалога Джек Доннован быстро познакомил Ричарда с четырьмя взлохмаченными мужчинами, что-то сосредоточенно строчившими за своими письменными столами. Остальные трое где-то отсутствовали.

– А это наша красавица Мэри-Энн, – глазки Джека масляно заблестели.

Девушка в небольшой отдельной комнатушке разбирала телетайпную ленту, вытягивая её периодически в своих тонких изящных ручках. Когда Ричард с Джеком вошли, она обернулась и слегка смутилась, вновь встретившись с Ричардом взглядами.

– Ричард. Мы, кажется, почти знакомы, – мягко улыбнулся американец.

Глаза девушки сразу же потеплели.

– Мэри-Энн. Можно просто Мэри.

– «Крошка Мэри, ты разбила моё сердце, что же мне теперь делать?» – пропел ломака Джек из известного сингла.

– Купи себе новое, – равнодушно отозвалась секретарша и отвернулась к своей ленте.

Очевидно, мужским вниманием в редакции она была не обделена, но даже, напротив, давно и безнадёжно им тяготилась.

– Мэри, меня к Вам послал мистер Пикфорд, – поспешил пояснить Ричард, – по одному конфиденциальному вопросу.

Это было сказано специально для прилипалы Джека. Тот презрительно хмыкнул и, выдув ещё один пузырь из жевательной резинки, скрылся в дверном проёме.