Инь vs Янь. Книга 1

Галина Чередий

Инь vs Янь. Книга 1

Представляю на ваш суд мое новое начинание. Предупреждаю: слабонервным, ханжам и любителям всего мимимишного и нежно пушистого тут не понравиться Г герои — грубые, эгоистичные, неуступчивые и плюют на мнение окружающих. А так же ожидается большое количество «тех самых» весьма горячих сцен.

Однозначно 18+

1

Музыка давила на мой уже изрядно одурманенный алкоголем мозг, подстраивая сердцебиение под низкую вибрацию басов. Люблю танцевать, отдаваться ритму, ощущать его всем телом, следовать ему, впитывая и отключаясь от всего извне. Но сегодня ни музыка, ни коктейли, которыми я уже залилась до полного бака, не дают мне расслабления. Я не могу расслабиться, представить хоть на несколько недолгих часов, что моя жизнь не полное дерьмо, которая в ближайшее время станет только хуже.

— Мне надоели твои загулы! — воспоминание об очередном скандале, который закатил мне отец. Очередном, но, похоже, призванном донести до меня, что родитель намерен изменить мою жизнь теперь уже всерьез.

— Сколько можно уже пытаться тебя воспитывать и увещевать! — машет он руками, и его лицо покрывается красными некрасивыми пятнами, а на лбу выступает пот.

Я безразлично пожимаю плечами и шаркаю к своей сумке, валяющейся еще с ночи (или с утра?) на полу, и вытаскиваю пачку сигарет и винтажную зажигалку. Не поздновато ли он вспомнил о моем воспитании? Поворачиваюсь спиной к пышущему гневом отцу и прикуриваю. С наслаждение вдыхаю дым.

— Сколько раз я говорил тебе не курить в доме! — снова орёт он, и я хватаюсь за виски.

— Блин, не вопи так! У меня же башка на хрен взорвется! — огрызаюсь я и делаю новую затяжку.

— Следи за языком, Яна! — еще больше повышает он громкость и, подходя ко мне, выдергивает сигарету и ломает ее. — Элла беременна, и она не выносит запах дыма!

— Какая, мля, жалость! — усмехаюсь я и тянусь за новой сигаретой. — А моя мама не выносила запахи больницы и смерти, которые окружали её в последние месяцы жизни. Но тебя это не волновало, ты просто бросил её там, потому что был слишком увлечен этой шлюшкой. И даже не появлялся там! Когда она умирала, я держала её за руку, а ты с этой дорогостоящей шалавой грел брюхо на пляже.

— Не смей оскорблять мою жену! — отец срывается уже на визг. — Ты обязана уважать её!

— Моя мать была твоей женой тринадцать лет! И ты не соизволил оказать ей достаточно уважения, чтобы дать умереть, не узнав, что мужчина, которого она любила больше всего на свете, оказался просто похотливым мудаком! Разве ты не мог сказать этой своей сучке, чтобы она потерпела хотя бы до того, пока глаза моей матери закроют, прежде чем наложить на тебя свои загребущие ручонки!

— Не смей! Заткнись немедленно! — вопит отец и хватается за сердце.

Жалко мне его? Ни хрена подобного!

— Хватит, — наконец, задыхаясь, говорит он. — Я понимаю, что виноват и совершил ошибку. Но не намерен расплачиваться за нее всю оставшуюся жизнь, терпя твои выкрутасы. У меня новая жизнь, новая семья, и скоро родится второй ребенок! Я хочу жить спокойно и радоваться своему семейному счастью!

— Я за тебя искренне рада. Надеюсь, твои новые 'правильные' детки не будут такими сплошными разочарованиями, как я! — я снова пытаюсь прикурить, но отец выхватывает из моих рук и пачку и зажигалку и швыряет через всю комнату. При этом попадает в одну из столь любимых его сукой-женой понтовых дорогущих статуэток, и та падает со стеллажа, разлетаясь в мелкие кусочки при ударе о каменный пол. Эллочка-людоедка будет в ярости, и от этого мои губы сами собой расползаются в довольной ухмылке.

— Яна! С меня достаточно! — опять переходит на повелительный рык отец. — Ты выходишь замуж, и пусть теперь твой муж справляется с твоими выкрутасами!

Что? Это что-то новенькое!

— Замуж? — я, блин, даже слегка заинтересована. — Ты что, уже начал впадать в старческий маразм?

— Не смей со мной так разговаривать!

— А как мне с тобой разговаривать? Какой, по-твоему, сейчас год, отец? Ты что, всерьез думаешь, что я соглашусь выйти замуж просто потому, что ты топнул ножкой и заорал на меня, и потому что тебе надоело меня терпеть?

— Думаю, что другого выхода у тебя просто нет! Ты привыкла к определенному уровню жизни и не знаешь, что такое быть стесненной в средствах. Так вот, если откажешься, я лишу тебя всего! Пойдешь работать уборщицей или официанткой!

— Чушь! Ты не посмеешь этого сделать!

— Уже посмел! Твои кредитки заморожены! Мне надоело находить подробности твоих похождений в газетах и сети! Выйдешь замуж и будешь сидеть спокойно хотя бы год! Потом получишь свои деньги назад и делай что хочешь! А с меня достаточно!

— Ну, и кто этот камикадзе, пожелавший стать моей жертвой на целый год? — кровожадно ухмыляюсь я.

— Вячеслав Горин.

— Вячик? — если честно, я удивлена.

Андрей Горин — вечный компаньен и деловой партнер моего отца уже черте сколько лет. Вячика я знаю чуть ли не с пеленок, как и он меня. И разумеется для меня никакой не секрет, что этот правильный мальчик ботан пускает по мне слюни, сколько себя помню. А после моего возвращения из закрытой школы он вообще жрёт меня глазами при каждой встрече. Он, конечно, тоже изменился за те годы, что мы не виделись. Из тощего прыщавого заучки превратился в этакого утонченного мертосексуала. Холеного, ухоженного, от которого разит деньгами и властью издалека. Но я чую внутри него все того же заикающегося при мне мальчишку и не могу увидеть в нем мужчину. Не в этой жизни.

— Неужели ты думаешь, папочка, что такому, как Вячик Горин, под силу обуздать меня? — фыркнула я.

— На самом деле я так устал от всего, что ты творишь, что мне плевать! Если он желает повесить себе на шею такой камень, как ты, то так тому и быть! Я умываю руки!

'Камень на шею'. Ну да, ничем иным я для своего отца никогда и не была. Проблема, вечный гемор, чертово бельмо на его идеальном глазу. Я прекрасно знаю и осознаю все это, что не делает дыру у меня в груди меньше. Даже когда кажется, что она давно онемела и не истекает кровью, всегда найдется что-то, чтобы всковырнуть, разбередить её заново.

Я разворачиваюсь и иду к себе в комнату.

— Яна, на этот раз я абсолютно серьезен! Горины послезавтра будут у нас на ужине, и там же мы объявляем о вашей скорой свадьбе! Попробуешь что-то вытворить или не явиться, и тогда узнаешь, насколько ты меня уже достала! — кричит отец. — Мы начинаем с Гориными новый проект, в который вложено масса денег и сил, и только попробуй все испортить!

Я оборачиваюсь и мило улыбаюсь.

— Так вот оно что, отец! Ты решил сразу решить все свои проблемы? И меня сбагрить со своих плеч, и заодно скрепить свой новый контракт семейными узами? А я должна лечь по Вячика в качестве гарантии вашей вечной коммерческой преданности друг другу? Браво! Наконец-то ты нашел достойное применение своей бесполезной и беспутной дочери. А и правда, зря я, что ли, вся из себя такая красавица выросла? Теперь хоть можно в нужный момент под бизнес-партнеров подкладывать! — мой голос журчит, и я не выпускаю наружу все то море желчи и боли, что готово буквально хлынуть из всех моих пор.

— Яна! Как ты смеешь говорить такое! — отец опять хватается за сердце, но мне плевать, и я продолжаю.

— А срок ты установил в один год, потому что будут новые проекты и новые деловые партнеры, и моё умение широко ноги раздвигать может снова пригодиться?

Разворачиваюсь и ухожу, не желая просто больше слышать, что именно он кричит.

2

— Привет, солнышко! — орут в ухо, возвращая меня в мир бахающей музыки и потных танцующих тел.

Поворачиваю голову и вижу своего бывшего одноклассника Артема Малинина. Киваю, растягивая губы в ненастоящую улыбку.

— Пришла расслабиться? — снова наклоняется он к моему уху, и я вижу, как он пялится в низкий вырез моего платья. Насрать. Просто киваю.

— Ну, тогда почему расслабленной ты не выглядишь? — не отстает он.

Я поднимаю свой опустевший бокал.

— Сейчас добавлю и расслаблюсь, — перекрикиваю музыку в ответ.

— У меня есть кое-что получше. Хочешь? — он демонстрирует мне таблетки.

Никогда раньше не пробовали это дерьмо, но почему бы и нет? Как будто моя жизнь может стать еще хреновей от нескольких часов дурного кайфа.

— Хочу!

Проглатываю предложенное, и мы идём танцевать. Постепенно мир вокруг почему-то становится ярче и несуразно отчетливей и при этом как-то лишился мелких портящих все подробностей. Черт его знает как объяснить, да и особой необходимости не вижу. Все дерьмо откатывается от меня, и на какое-то время остаемся только музыка и я, существующая лишь для того, чтобы ловить её своей кожей. Малинин трется об меня, тесно прижимаясь, я отчетливо чувствую, что он сильно возбужден. На меня тоже накатывает приступ похоти, но его я точно не хочу. Скольжу взглядом и натыкаюсь только на мажорчиков разных мастей, вроде самого Артема, и понимаю, что не хочу ни одного из этих прилизанных парнишек с искусственной крутизной. Иду к туалетам, и неожиданно меня словно что-то царапает. Смотрю вперед и вижу мужика, привалившегося к барной стойке и сканирующего толпу прищуренным безразличным взглядом. Говорю 'мужик', потому что назвать его парнем язык не повернется. И дело не в возрасте, не в манере одеваться, а в чистейшей самцовой энергетике, которая щедро, даже навязчиво излучается от него в окружающее пространство. Она во всем. В позе, повороте головы, очертаниях сильного большого тела, во взгляде, который захватывает и обездвиживает. Мужчина у бара — хищник, хозяин, готовый взять и присвоить все, что только пожелает. Такой взгляд бывает только у тех, кто всегда получает желаемое и никогда не считается с желаниями окружающих. Он просто придирчиво выбирает, протягивает руку и берет. Это и притягивает, и бесит одновременно. И при этом вызывает во мне удушливую неодолимую похоть, похожую на стремительный прилив, от которого и хотел бы убежать, но не можешь двигаться достаточно быстро. Ловлю себя на том, что просто стою и пялюсь прямо в глаза этому зверю, отмечая краем одурманенного сознания резкие, агрессивные линии его лица и то, как требовательно трепещут его ноздри. Обычно таких, как он, терпеть не могу, трясет просто от того, как подобные самоуверенные засранцы буквально гнут под себя мир самим фактом своего в нем присутствия. Но, видимо, алкоголь и злость и дурь в моей крови сегодня трансформировались в примитивное желание окунутся в такую энергетику, отдать себя под власть такого наглого самца. Ощутить — каково это. Или все дело в его неотрывном удерживающем мое внимание взгляде. В нем требование подчиниться, некая властная угроза, понуждающая желать меня приблизиться. И все же… хоть мой мозг и затуманен, но я понимаю, что это определенно не моё. Я всегда предпочитаю быть 'сверху' в любых отношениях, сколько бы они ни длились. Разве не достаточно лишь раз даже мельком взглянуть на этого зверя у барной стойки, чтобы понять: наверх он никого не пустит. Никогда. И тут же вступает в игру мое любопытство и неуемная жажда незнакомых ощущений, отпущенная с цепи убойным коктейлем, плещущимся сейчас в моей крови. 'Но ведь один случайный перепих это ни хрена и близко никакие не отношения. Ведь так?' — искушает меня мое подсознание. А может, это не оно, а просто алкоголь и наркота. Как бы там ни было, прямо сейчас зов организма оказывается настойчивей, и я, разорвав силовые линии магнетического взгляда незнакомца, отправляюсь, куда, собственно, и шла. И, возможно, мне чудится, но на бесстрастном до этого лице хищника появляется мимолетное выражение удивления.

Иду в туалет и долго плещу себе в лицо водой, рассматривая собственное бледное лицо с ошалевшими глазами. Могу я просто переспать с этим источающим откровенную животную сексуальность самцом? А то! Я же, типа, еще не продана, так что пока могу делать, что хочу!

Выхожу из уборной, но незнакомца нет у бара. Чувствую легкое разочарование, а потом наваливается апатия. Ну и хрен с ним! Проталкиваюсь через толпу и выхожу из клуба. Закуриваю и приваливаюсь к стене, выпуская дым в городское беззвездное небо.

— Уже напрыгалась? — голос рядом низкий, грубый, словно задевающий внутри какие-то точки, заставляя вздрогнуть даже в таком моем похерестическом состоянии. Поворачиваю голову и вижу. Его. Он опирается плечом о стену рядом со мной, и его здоровенный силуэт заслоняет свет от входа в клуб, будто отрезая от реальности. Такое впечатление, что даже звуки стали глуше. Сквозь запах моей сигареты я улавливаю его аромат. Кожа, парфюм, нотки мускуса и сандала и еще что-то экзотически странное, видимо, свойственное только ему. Поднимаю глаза от широкой груди, обтянутой брендовой футболкой, к крепкой шее. Затем смотрю на его нижнюю челюсть, покрытую, как и скулы, однодневной щетиной, и на жесткие губы. Его рот немного кривится в намеке на улыбку, но даже от неё веет самоуверенностью и властностью, будто ничего, кроме приказов, из этого рта никогда не вылетает. Поднимаюсь взглядом выше и встречаюсь с его глазами. Мужчина стоит от света, их цвет не могу разобрать. Но явно темные. Смотрит пристально, не моргая, опять захватывая, завораживая, четко разграничивая, кто тут хищник, а кто добыча. Причем уже та, которой не спастись, хотя подергаться она может, чтобы позабавить и раздразнить аппетит, запутываясь в ловчей паутине все больше. Но я не готова чувствовать себя настоящей добычей, так что, поиграем? Отворачиваюсь, отказываясь признавать его воздействие и делаю новую затяжку, замечая краем глаза, как незнакомец еле заметно кривится. Не нравится, что курю? Или злит, что не позволяю так сразу одержать победу? Да по фиг!

— Выпьем еще чего-нибудь? — из его уст это даже не предложение, а прямое указание.

— Может, сразу трахнемся? — отвечаю, даже не поворачивая головы.

Он хмыкает и наклоняется ближе, прямо заглядывая мне в глаза. Смотрит несколько секунд, словно желая забраться внутрь, отыметь глазами прямо на месте. Не так быстро, зверюга! Опускаю веки, обламывая его. Буквально в воздухе чую, что его это злит. Да ладно, мужик, я позволю тебе вести… Чуть позже.

— И во сколько мне обойдется удовольствие оттрахать тебя, как я хочу? — раздраженно рычит он и тут же сам себе отвечает. — Хотя по хрену. Поехали!

Он хватает меня за локоть и тащит на стоянку. Я совсем сошла с ума и собираюсь заняться сексом с незнакомцем, который может оказаться маньяком-убийцей или каким-то гребанным извращенцем? Похоже на то, и меня это сейчас ни хрена не тревожит. Только забавляет. Поэтому я не сопротивляюсь, а иду с ним. Приходит мысль, что в нормальном состоянии я за такое обращение ему бы устроила короткое, но весьма запоминающееся свидание с моим шокером, но сейчас мне интересно, что будет дальше.

Он подтаскивает меня к роскошной иномарке и буквально запихивает на переднее сидение. Мы едем по ночному городу. В гостиницу? Как будто мне есть до этого дело.

— У тебя презервативы есть? — спрашиваю, глядя в окно. Меня в нынешнем состоянии просто завораживает это мелькание разноцветных огней. Почти весело.

— Что ты за шлюха, если у тебя их нет, — грубо отвечает он, но мне насрать.

Он думает, что я трахаюсь за деньги? Будь я сейчас в адеквате, наверное, даже оскорбилась бы. А сейчас? Собственный отец собирается меня с выгодой продать сынку бизнес партнера, и я ему это позволяю, так хера ли стесняться? А с этим я по крайней мере по собственному желанию. Прощальная гастроль, твою мать. А что он там обо мне думает… Кого это волнует?

Въезжаем на территорию понтового коттеджного поселка. Узнаю его. Тут поблизости обитают многие знакомые моего папочки. Такие же упакованные, богатые и внешне благопристойные. Те самые, что в девяностых смогли прогрызть себе путь наверх из общей нищеты, частенько проходясь по чужим костям и оставив в прошлых жизнях прежних жен и детей, не подходящих им теперь по статусу. Теперь у них роскошные дома с золотыми унитазами, шикарные машины, на один стопарь для которых не заработать обычному работяге и за год, идеальные, сверкающие Барби в роли жен, такие же в качестве обязательных любовниц и прилизанные вундеркиндеры, которых ждёт великое будущее, желательно не в нашей стране.

Въезжаем в широкий двор и останавливаемся перед большим домом с какой-то причудливой планировкой. Хотя вполне может статься, что таковой она кажется моему сейчас не слишком трезвому мозгу. Этот придурок, считая меня проституткой, привез меня домой? Что не так с жизнью мужчины, который выглядит, как этот самец, и при этом таскает только что снятых шлюх не в гостиничные номера, а домой? Да по хрен!

Незнакомец опять хватает меня за локоть и тащит в дом. Наверное, синяки даже останутся. Что, боится, что передумаю и сбегу? Это он зря. За время пути его странный дразнящий запах, наполнявший салон машины, превратил моё тело в средоточие чистой похоти, и я намерена получить удовлетворение любым доступным образом.

Внутри он не включает свет и просто волочит меня по лестнице, пока я не оказываюсь стоящей перед огромной кроватью, с покрывалом вроде как зеленоватого цвета. Освещения от уличных фонарей, проникающего внутрь, недостаточно для того, чтобы точно определиться с цветом.

— Раздевайся! — приказ жесткий, как удар плети.

Внутри странным образом переплетается сильное желание послать его и уйти и стремление подчиниться. Моя истинная сущность бунтует против подчинения. Но с другой стороны, я ведь сюда для этого и приехала. Чтобы узнать, каково это — быть с таким, как он. С тем, с кем эта игра может быть абсолютно достоверной.

Поворачиваюсь лицом и спокойно снимаю платье, а за ним и бельё, остаюсь в туфлях. Выпрямляюсь и смотрю на моего незнакомца без тени смущения. Да, засранец, я знаю, как выгляжу, и не ты один так в себе уверен. Его взгляд тяжелый, оценивающий, горящий ничем не прикрытой похотью. Он меня хочет и скрывать это не намерен. Никакой маскировки и попытки сделать примитивную жажду плотской близости чем-то другим или как-то приукрасить. И я вынуждена сжать зубы от того, каким тягучим, влажным жаром откликается во мне такая откровенная демонстрация.

Мужчина раздевается, не сводя с меня взгляда, в котором откровенное вожделение постепенно становится лютым, убийственным голодом, и это закручивает внутри меня потоки жидкого, безжалостного пламени. Его обнаженное тело на минуту замирает передо мной. Он дает мне это время, чтобы увидеть, рассмотреть, но об отступлении речь уже явно не идёт. И понимание, что он уже не даст мне повернуть назад, приправляет происходящее еще большей остротой. Незнакомец просто средоточие сухих, рельефных мускулов, длинными жгутами покрывающих его тело, и золотисто-коричневатой кожи. По обоим бокам почти от колен и до подмышек тянутся цепочки из довольно крупных тату, больше всего напоминающих иероглифы. На правой стороне груди тоже какой-то темный рисунок, напоминающий некую печать. Он явно не бреет грудь и не делает эпиляцию в паху, как это сейчас частенько принято у моделей и золоченных мальчиков. Но, черт возьми, даже со всей своей естественностью он даст сто очков вперед любому из позирующих в белье мускулистых, обмазанных маслом парней. Его плечи сейчас кажутся еще шире по контрасту с узкими бедрами. В нем нет ни грамма излишней мышечной массы, как у обыкновенного качка. Это тело зверя, хищника, которому безразлична фальшивая красивость. Он оснащен лишь тем, что ему необходимо для выживания, а на то, как это выглядит в глазах окружающих, ему просто плевать. Я смотрю на его член — уже готовый, потемневший, вздувшийся от открыто демонстрируемого вожделения, и понимаю, что меня ждёт реальный драйв. Мужик оснащен знатно. Усмехаюсь и сталкиваюсь в гневным взглядом звериных глаз.

— На кровать! — рявкает он. — На четвереньки.

А вот это хрен тебе! Ложусь на спину и смотрю, как он прожигая меня гневным взглядом, подходит к прикроватной тумбочке и достает презерватив. Продолжая сверлить дыры глазами в моем теле, незнакомец раскатывает его по своему внушительному стволу. Член подрагивает в его руке, и по огромному телу заметно прокатывается волна дрожи. Я вижу, как мой случайный любовник сжимает челюсти и слышу, как он резко вдыхает, глядя мне прямо между ног. Я понимаю что он просто адски возбужден, настолько, что скрывать это уже просто выше его сил. И это добавляет топлива в моё собственное похотливое пламя.

Незнакомец приближается, и матрас прогибается под его коленями.

— Я велел тебе встать на четвереньки, — рычит он, и в следующую секунду я перевернута, как кукла, и сильная рука устремляемся под живот, вздергивая мою задницу в воздух. Мощные бедра без промедления вклиниваются между моих ног, раскрывая меня полностью. Я рванулась вперед, мгновенно взъярившись от такого обращения. Но рука на животе словно металлический обруч, а вторая неожиданно вцепляется мне в волосы, сильно натягивая их, как поводок, и вынуждая откинуть голову до предела назад.

— Отпусти меня, урод… — успеваю гневно выплюнуть я, и тут его член врывается в меня, и я ору от неожиданного наглого вторжения.

Боль прокатывается по моему телу огненным потоком, проникая в каждый уголок, шокируя и меняя меня. Дергаюсь опять, но хищник уже запустил зубы и когти в податливую плоть своей добычи и отпускать не намерен. Он даже не думает дать мне привыкнуть и начинает бешено вбиваться в меня, буквально натягивая моё тело на свой жесткий, как железный прут, член. Я ору, ругаюсь и угрожаю убить его. Ответом мне только тяжелое дыхание и яростные толчки. Не могу понять, в какой момент во мне словно щелкает тумблер, и моя ярость и боль становятся оглушающим, разрывающим на части удовольствием. Никогда не ощущала ничего подобного. Я уже кричу и стенаю не от злости и боли, а от того, что просто готова рехнуться от каждого этого грубого толчка, что взрывается в моих глубинах запретным наслаждением. Мой любовник явно чувствует изменения, и мои волосы на свободе, а обе руки намертво впились в мои бедра. Его рывки становятся еще мощнее и глубже. А во мне поднимает голову что-то примитивно необузданное, которому нужно еще больше и жестче. И я требую от него это не менее яростно, чем грозилась прикончить до этого. Его пах врезается в мои ягодицы с громкими шлепками, и мой зверь больше не молчит. Он стонет при каждом вторжении и рычит, подаваясь назад, как будто необходимость хоть немного покидать моё естество его бесит. И каждый раз он устремляется в меня еще яростней предыдущего. Моё тело начинает трясти и неудержимо скручивать, и я воплю от подступающей нестерпимой боли рвущегося наружу оргазма. Мои внутренние мышцы просто сходят с ума, утягивая его член как можно глубже при каждом проникновении и не желая отпускать обратно. Хватка на моих бедрах становится просто медвежьим капканом. Рык же моего партнера превращается в действительно устрашающий, нечеловеческий звук, и это сдергивает меня в чистейший экстаз. Физическое тело не хочет умещать все это, и я словно выстреливаю из него, отправляясь в пространство без притяжения. Финал своего партнера я практически не ощущаю, до моего сознания долетают только изощренные гортанные ругательства и долгий грубый стон. Глаза закрываются, и все просто перестает иметь значения. Я хотела оказаться хоть ненадолго по настоящему бесчувственной и сейчас получила это в полной мере. Ну что же вечер удался.

3

Просыпаюсь от жажды и дикого барабанного боя в голове. Открыв глаза, оглядываю чужую спальню и медленно вспоминаю, что вчера вытворила. Наркота — это зло! Ага, теперь проверено лично. Лежу на животе и ощущаю тяжесть мужской руки, обхватившей мою талию, и нечто большое, мерно дышащее сбоку. Преодолевая дурноту и боль глубоко внутри тела, вывинчиваюсь из-под чужой конечности. Пора сваливать пока единственный свидетель и непосредственный участник моей очередной глупости не проснулся. Я, конечно, стерва, лишенная чувства стыда и ответственности за свой поведение, как любит орать мой папочка, но вести задушевные беседы поутру с тем, с кем переспала под действием наркоты, алкоголя и злости, мне реально стремно. Почему этот мужик сам не выставил меня вон, когда мы закончили? Он ведь решил, что я проститутка. Не собираюсь я вникать в смысл чужих поступков, когда голова трещит, и своим собственным действиям я отчета дать не могу.

Поэтому собираю одежду, заглядываю на пару минут в ванную и нахожу свою сумочку. Задерживаюсь на несколько секунд, чтобы получше рассмотреть моего случайного любовника. Во сне он расслаблен и не кажется таким властным и устрашающим хищным зверем. Жесткость линий лица сейчас смягчилась, притягивая мой взгляд. Просто реально красивый мужик, с охренительным телом и черными густыми волосами, к которым у меня в другой обстановке сами бы руки тянулись. К тому же, судя по машине и домику, с деньгами у него тоже проблем не имеется. С таким любая баба, на которую упадет его благосклонный взгляд, не то что в постель пойдет, на пузе поползет. Сейчас женщинам как-то не до жиру. На кой черт ему снимать по клубам шлюх и трахать их за деньги? Не хочет отношений? Или просто эгоистичный засранец по жизни? Нравится именно такой грубый и грязный трах на одну ночь? Хотя наши не гордые женщины с легкостью простили такому любой косяк и стали бы терпеть все закидоны на его условиях. А мне, собственно, нет до этого никакого дела. Его личные проблемы или их отсутствие не моя забота. Со своими бы разобраться.

Ухожу из спальни, выбрасывая из головы и эту ночь, и ощущения, и самого мужчину. В другое время, может, и прошлась бы по дому поглазеть, но сейчас не те обстоятельства. Спасибо этому дому, свалю-ка я к другому, как говорится. С пару секунд стою с туфлями в руках на широком крыльце и с недовольством наблюдаю за накрапывающим мелким дождичком. Через неделю осень. Все наполняющее мою жизнь дерьмо возвращается с прежней отчетливостью, и я обуваюсь и шагаю прочь от берлоги моего случайного любовника, заставившего меня ненадолго забыть обо всем. Спасибо и на этом. К тому времени, как ловлю такси, уже порядком вымокла и входя домой беспрерывно чихаю.

В большой прихожей родительского дома сразу же сталкиваюсь с отцом и Эллочкой-людоедкой. Взгляд отца становится гневным, а его молодая жена складывает ухоженные ручки на округлившемся животике и презрительно и желчно поджимает губки. Лживая, алчная стерва! Они, кажется, куда-то уходят. Черт, ну вот почему бы мне не могло так повезти, и я бы приехала чуть позже? Раздосадованная на судьбу-злодейку смачно чихаю, и Эллочка брезгливо морщится, будто вступила в коровью лепешку своими лабутенами.

— Яна! Ты опять всю ночь шаталась! — шипит на меня отец.

— Ага, — отвечаю я, проходя мимо. — Должна же я нагуляться перед тем, как ты меня выгодно продашь.

— Яна, прекрати! — злится отец.

— Уже, — поднимаюсь по лестнице, мечтая только о том, чтобы захлопнуть за собой двери своей комнаты.

— Ляг выспись и приведи себя в божеский вид. Ужин с Гориными завтра в шесть, и я хочу, чтобы ты произвела максимально приятное впечатление. Будут и другие гости. Так что постарайся не выглядеть так, как сейчас. Словно последняя подзаборная шлюха.

— А что тебе не нравится, папочка? — усмехаюсь через плечо. — Ведь на одной их таких шлюх ты в данный момент женат!

— Паша! — вопит беременная идиотка. — Сколько я должна это терпеть!

— Яна, извинись перед Эллой! — брызжет слюной отец.

— Да пошла эта беременная коровище! — отвечаю я, захлопывая двери, и с удовольствием слышу визги этой сучки.

Ванная и сон. Просыпаюсь уже вечером. Полночи треплюсь с теми, кто имеет статус моих друзей в сети. Обнаруживаю, что Катька, которую всегда считала практически подругой, выложила на своей станице фотки с нашей последней пьяной эскапады, где я, как всегда, отличилась, а еще те, на которых она нежно жмется к тому самому мудаку, которого еще неделю назад считала своим, типа, парнем. Больно ли мне? Да в принципе не очень. Я с самого начала знала, что с Ромочкой я ненадолго. Я, собственно, и появлялась с ним только для того, чтобы лишний раз позлить предка. Ромины многочисленные яркие тату, тоннели в ушах и пирсинг абсолютно во всех возможных местах обладали чудодейственным свойством бесить папочку и забавляли меня. Не долго. Потому как обилие краски и металла в организме не добавляли парню ни ума, ни способностей в постели. Так что Ромочка перестал заводить меня задолго до того, как я его окончательно послала. Таких, как он, повсюду вагон и маленькая тележка. Найду десяток других. Хотя я же вскоре, типа, буду замужней дамой. Фыркаю своим мыслям. Да уж, Вячик, мне тебя искренне жаль. Но если будешь хорошим, обещаю не глумиться нарочно. А там уж как пойдет.

Почти весь следующий день провожу, валяясь в постели, и много пью воды.

Отец стучится за несколько часов до назначенного ужина и требует, чтобы я выглядела безупречно и прекратила курить в комнате. Через час еще раз. Хорошо, папочка, будет сделано.

Принимаю душ, сушу волосы и собираю в высокую прическу. Знаю, у меня длинная, красивая шея, и мне это идёт. Товар будет в лучшем виде. Надеваю платье благородного темно-зеленого цвета, облегающее, как вторая кожа, не предполагающее ношение нижнего белья. Если не присматриваться, я затянута в ткань от шеи и почти до пяток. Но она такая тонкая, что не нужно обладать особо богатым воображением, чтобы увидеть каждый мой изгиб и впадинку в мельчайших подробностях. Все для глаз дорогих покупателей. Встаю на здоровенные шпильки. Вячик одного со мной роста, и я точно буду выше него в этой обуви.

Ни грамма косметики, никаких духов. Выхожу и не спеша направляюсь на голоса в гостиной. Горины уже здесь. Отец и людоедка сама любезность. Шутят и щебечут. Вячик, как всегда, прилипает ко мне взглядом очарованного теленка, а его отец едва заметно морщится. Что, папе не слишком по душе влюбленность единственного и любимого дитяти в такую оторву, но чего же не стерпишь ради его счастья, а самое главное — стабильности в бизнесе. В наше время это весьма ценно, не так ли?

Присутствуют еще парочка гостей, но я их просто не замечаю. Мужик из разряда 'кошелек с ушками', а его то ли жена, то ли подруга почти точная копия Эллочки, только без пуза.

Вячик, изображая уверенную улыбку, подходит ко мне и эффектно целует руку. Пытается выглядеть этаким соблазнителем в дорогущем костюме. Но я то вижу, как подрагивают его пальцы, когда он касается моей кожи, и сбивается дыхание, когда он понимает, что под платьем я голая. То ли еще будет, женишок. Он вручает мне бокал белого вина и что-то начинает вдохновенно рассказывать, но я, хоть убейте, не улавливаю смысла. Просто натягиваю вежливую улыбку и киваю. И плевать, если невпопад. Вячик пялиться на мою грудь, так как под тонкой тканью видны мои отвердевшие от прохладного воздуха соски. Парень часто сглатывает и, видимо, сам не слишком следит за своей мыслью. Интересно, он думает что реакция моего тела имеет к нему хоть какое-то отношение? Очень вероятно. Размышляю о том, на что будет похожа наша совместная жизнь? Ведь я реально не представляю, что могу позволить ему до себя дотронуться. А Вячик с его воспитанием и явным благоговением передо мной вряд ли когда решится настаивать на чем-то. Абсурд какой-то.

Отец со мной так мил, что меня чуть не выворачивает от приторности. Мы не садимся за стол, и я понимаю, что мы ждём еще какого-то офигительно важного гостя.

Звонок в дверь, и Эллочка собственной персоной подрывается и семенит к дверям. Надо же, видать, гость, и правда, важный, если она оторвала свой зад от кресла. Я слышу низкий грубый голос и на самом деле вздрагиваю, отворачиваясь от моего собеседника. В гостиную входит Он. Немая сцена.

4