Помоги проекту - поделись книгой:
Можно предположить, что королевский «хаусхолд» и был «ядром», первоосновой «двора». Яков I со слугами и придворными часто путешествовал по стране и на продолжительное время покидал главную резиденцию – Уайтхолл, но при этом не оставался без «двора». Были периоды, когда почти вся придворная знать и другие присутствующие по каким-либо причинам оставляли монарха (например, Яков I остался «один» на новогодние торжества 1606–1607 гг., что вызвало его крайнее недовольство), но и в этом случае нельзя говорить о том, что «двор» на какое-то время прекращал свое существование. И только тогда, когда Яков I с небольшим количеством самых ближних слуг из королевской спальни отправлялся на охоту в один из загородных дворцов, современники сообщали о том, что король оставил свой «двор» (то есть «хаусхолд») и отбыл без остальных слуг и придворных служб.
Вступившему на престол после английской королевы Елизаветы Тюдор, шотландцу Якову I Стюарту пришлось решать несколько непростых задач относительно организации королевского двора. Ему предстояло вновь превратить двор из «женского» в «мужской», из чисто английского по своему составу – в смешанный англо-шотландский, а также укрепить политические позиции и социальный статус своих ближайших шотландских слуг. Благодаря его усилиям, направленным на утверждение персонального правления, в условиях исторически сложившегося и достаточно сложного английского государственно-бюрократического механизма ключевую роль приобрело именно ближайшее придворное окружение нового монарха – королевские слуги.
С восшествием на престол Яков I притягательность двора значительно возросла. После долгих лет елизаветинской экономии и сдержанности в расходах, специфического стиля государственного управления самой Елизаветы ожидалось, что новый король будет более щедр к своим новым подданным. Королевский двор мгновенно наполнился знатью, преуспевающими джентри и амбициозной молодежью, ищущими королевской милости, щедрости и доходных мест. Каждый из претендентов приводил ко двору собственных слуг и клиентов. Сам же Яков I проявил чрезвычайную разборчивость в распределении королевской щедрости, отдавая явное предпочтение приближенным шотландцам и избранным представителям английской знати.
Общая структура английского хаусхолда в основе своей сложилась при Тюдорах. Поэтому некоторые исследователи отвергают значимость нововведений Якова I, считая их формальными и незначительными[370]. В действительности эти новшества привели к существенному смещению акцентов в расстановке политических сил при яковитском дворе.
Выделение новых служб хаусхолда и изменение сферы деятельности старых департаментов, учреждение новых должностей и восстановление прав, а также более четкое определение обязанностей уже существующих должностных лиц, усовершенствование и усложнение церемониала– все это было направлено на то, чтобы вывести короля и его хаусхолд из-под политико-административного и финансового контроля Тайного совета, государственных ведомств и отчасти Парламента.
Политика Якова I повлияла на персональный и социальный состав двора. Ему удалось сохранить в Англии своих ближайших шотландских слуг[371]. Тюдоровская аристократия постепенно была почти полностью вытеснена из ближайшего королевского окружения и смещена с постов, дающих прямой доступ к монарху. Елизаветинцы, сохранившие места в придворной администрации, испытывали постоянное давление[372]. Так, например, Яков I настойчиво требовал от лорда Джона Стенхопа передать свой пост вице-камергера королевской палаты одному из шотландцев. Роберту Сесилу стоило больших усилий уговорить Якова I сохранить за лордом Говардом, графом Суффолком, пост лорд-камергера двора[373]. Обманулись в своих ожиданиях также и те представители английской аристократии, которые находились в опале при Елизавете Тюдор и, поддерживая кандидатуру Якова Стюарта на английский престол, надеялись на продвижение по службе.
Английский хаусхолд в начале XVII в. имел традиционную для европейских дворов трехчастную структуру. Он состоял из придворных департаментов «королевской палаты» (King’s Chamber or Household upper stairs), дворцового хозяйства, или «королевского хаусхолда» (King’s Household or Household below stairs), и «королевской конюшни», или службы шталмейстера двора (King’s Stables or Office of the Master of the Horse). Каждый из департаментов состоял из различных служб, которые выполняли строго определенные функции по обслуживанию лично монарха или двора в целом. Высшими должностными лицами королевского двора были руководители этих трех главных придворных департаментов: лорд-стюард (Lord Steward) возглавлял «королевский хаусхолд», лорд-камергер – «королевскую палату» и шталмейстер – «королевскую конюшню». Лица, занимающие эти должности, относились к числу высших государственных деятелей и входили в состав Тайного совета.
Претенденты на эти должности назначались лично королем и, как правило, из числа пэров Англии. Они были главным управляющими королевского двора, возглавляли так называемый «белый штат» хаусхолда (White staves) – группу высших придворных слуг, наделенных административной властью на территории двора и соответствующими привилегиями.
Слуги королевской палаты (King’s Chamber) – высшего придворного департамента («хаусхолд высших ступеней» – Household upper stairs) были призваны регулировать сложившийся при дворе порядок жизни монарха и церемониал. Именно они обеспечивали выполнение представительских функций монарха как символа государства и нации. Слуги, входившие в состав этого департамента, выполняли важные организационные, церемониальные, повседневные и иные функции и были, безусловно, более приближены к государю, чем слуги других придворных служб. К Службе в королевской палате привлекались лица более высокого положения, чем в других придворных ведомствах. Слуги палаты составляли почетное окружение государя. В силу особой близости к монарху члены королевской палаты могли оказывать влияние на политическую жизнь.
К началу XVII в. внутренняя организация королевской палаты прошла многовековую эволюцию и имела достаточно сложную внутреннюю структуру. Изначально «высший хаусхолд» формировался вокруг архитектурно-пространственного центра двора – собственно королевской палаты (сатera regis), центрального и самого безопасного помещения в резиденции монарха. В период правления Якова I королевская палата состояла из нескольких пространств, имевших статус придворных служб (offices) или субдепартаментов: «королевская спальня» (Bedchamber), «приемная палата» (Presence Chamber), «ближняя или рабочая палата короля» (Privy Chamber) и ряд других. Каждая из них имела свой штат придворных слуг. Существенное внутреннее разделение королевской палаты произошло еще при первых Тюдорах. В ней выделился закрытый для посторонних мир «личных королевских покоев» (privy lodgings) c центром в так называемой «ближней палате» (Privy chamber). Оставшиеся «внешние комнаты» (outer chambers) стали служить лишь для официальных церемоний, выходов короля к подданным. С выделением «личных королевских покоев» внутри двора фактически была проведена граница между публичной и частной жизнью монарха. Однако при Елизавете штат «королевских покоев» был заполнен фрейлинами и служанками, которые не имели какого-либо значительного политико-административного влияния.
В правление Якова I Стюарта конфигурация служб королевской палаты постепенно трансформируется. На ведущее место в придворных и политических кругах выдвигаются слуги «королевской спальни» (King’s bedchamber). Как самостоятельный субдепартамент двора «королевская спальня» получила значительную независимость от высших чинов двора, а обязанности ее слуг постепенно вышли далеко за рамки личного обслуживания короля. Спальня стала центром не только личной, но и политической жизни монарха, церемониальным центром двора. Эта часть пространства двора оказалась как бы «вырезана из остальной палаты[374]».
Как уже отмечалось, главой королевской палаты являлся лорд-камергер королевского двора (Lord Chamberlain). В отечественной литературе конца XIX – начала XX в. он нередко именовался, по аналогии с российским императорским двором, министром двора[375]. Формально это была вторая по своему положению придворная должность после главы «нижнего хаусхолда» – лорд-стюарда. В действительности это был важнейший и влиятельнейший пост в масштабах всего королевства. В качестве главы департамента лорд-камергер выполнял важные административные и церемониальные обязанности. Он осуществлял общее руководство деятельностью служб королевской палаты и контролировал назначение на многие придворные должности. Своим авторитетом лорд-камергер гарантировал права и привилегии королевских слуг. Например, в 1604 г. депутаты сомневались в том, имеют ли они право самостоятельно наказать провинившегося во время церемонии открытия первого стюартовского парламента королевского стражника, или это находится исключительно в полномочии лорд-камергера. Видимо, было признано последнее, поскольку депутаты ограничилась лишь устным внушением незадачливому стражнику[376].
Кроме того, глава королевской палаты выполнял ряд представительских и церемониальных функций. Лорд-камергер отвечал за проведение особо важных государственных церемоний, таких как коронация, крестины, свадьбы, похороны королевских особ. Он руководил торжественными обедами в присутствии монарха, контролировал соблюдение порядка следования (расположения участников церемоний в соответствии с их рангом) и разбирал возникавшие в связи с этим споры[377]. Он также руководил организацией приема иностранных представителей, выдавал предписания (orders) на осуществление соответствующих мероприятий службам двора. Кроме того, он мог потребовать от лондонских горожан предоставления жилья иностранным гостям[378].
При дворе Якова I основным пространством владений лорд-камергера стала так называемая «приемная палата». Именно здесь лорд-камергер как глава королевской палаты встречал иностранных послов или членов королевской семьи во время разнообразных церемоний, в то время как слуги хаусхолда располагались в различных помещениях дворца согласно «их месту службы» (office)[379]. Специальной обязанностью лорд-камергера был контроль над деятельностью лондонских театров, их лицензирование и цензура спектаклей, для чего в его подчинении находился небольшой штат цензоров.
Как правило, на должность лорд-камергера назначался один из фаворитов монарха[380]. В основном это были представители влиятельнейших английских фамилий и придворных фракций (например, Говарды и Хандзоны при Елизавете).
В начале мая 1603 г. Яков I Стюарт, прибыв в дворец Теобальдс, где он принял английский двор и государственное управление, под влиянием Сесила назначил на должность лорд-камергера Томаса Говарда, впоследствии графа Саффолка. Это было одним из ключевых назначений нового двора. Томас Говард был католиком, сыном герцога Норфолка[381]. Говард занимал пост лорд-камергера с 1603 по 1614 гг. В первые годы яковитского правления уже в качестве графа Суффолка он был одним из лидеров происпанской и прокатолической фракции Говардов при дворе. Он принял активное участие в переговорах о заключении мира с Испанией в 1604 г. Являясь руководителем королевской палаты, Саффолк был членом большого количества правительственных комиссий и комитетов, в том числе и по расследованию «Порохового заговора».
В интересах семьи Говардов Саффолк поддержал развод своей дочери с графом Эссексом ради ее брака с шотландским фаворитом Якова I Робертом Карром. В интересах шотландских слуг нового короля Саффолк стал своего рода разменной монетой в отношениях между Яковом I и тюдоровской аристократией. Возглавив королевскую палату, он, тем не менее, был лишен возможности вмешиваться в деятельность шотландских слуг королевской спальни. Ему пришлось играть роль их покровителя при дворе, а позже уступить свою должность тому же Роберту Карру.
Роберт Карр, граф Сомерсет, занимал пост лорд-камергера с 1614 по 1615 гг. Еще в 1603 г. в качестве пажа Карр сопровождал Якова Стюарта в Англию, но быстро потерял место при дворе. Некоторое время Карр находился во Франции, а после возвращения был принят в свиту ведущего тогда королевского фаворита и советника Джорджа Хоума. В 1607 г. Карру удалось обратить на себя внимание короля. Король включил его в состав королевской спальни. В 1609 г. Яков I обеспечил Карра землей, конфисковав имение у Уолтера Рэли. В 1611 г. Карр получил титул виконта Рочестера и кавалера Ордена Подвязки. В 1613 г. он стал графом Сомерсетом и, наконец, в 1614–1615 гг. занимал должность лорд-камергера двора.
Третьим лорд-камергером Якова I – с 1615 по 1625 гг. – был Уильям Герберт, граф Пемброк, лидер «протестантской» фракции при дворе. В первую половину правления Якова I Пемброк активно поддерживал политику государственного секретаря Роберта Сесила. В 1611 г. Герберт был включен в Тайный совет. Таким образом, ему удалось закрепиться при яковитском дворе, где его ярыми соперниками стали члены клана Говардов. Один из Говардов, лорд-адмирал граф Нортгемптон, после смерти Р. Сесила в 1612 г. злорадствовал по поводу того, что кроме Пемброка почти «никто не проронил слезы о смерти Сесила»[382]. Католики Говарды еще при Сесиле видели своих главных оппонентов не в профранцузски настронных шотландцах, а в политическом пуританизме, который олицетворял Пемброк и его союзники. Пемброк пытался установить отношения с лидером шотландцев – королевским фаворитом Робертом Карром, но вскоре они стали соперниками из-за должности шталмейстера. Пемброк рассматривал пост королевского конюшего как возвращение части семейной собственности: ранее пост принадлежал его родственникам графам Лейстеру и Эссексу. К тому же Карр вступил в брак с представительницей католического клана Говардов. Обстановка при дворе накалилась, но Пемброк был весьма прагматичным политиком. Он осознал, что в данный момент (1612–1613) открытая конфронтация была бессмысленна, и решил отойти в тень. Это несколько успокоило Якова I и создало видимость согласия при дворе. Король стал подумывать о том, чтобы передать пост лорд-камергера Пемброку, но его опять обошел Карр. Только после падения фаворита и краха семьи Говардов Пемброк получил долгожданный пост. Это была своеобразная уступка со стороны короля. Яков I никогда не оказывал ему особенного покровительства, но считался с графом и уважал.
Возглавив королевскую палату, Пемброк не изменил политические взгляды. Граф попытался восстановить авторитет поста лорд-камергера. В частности, он старался ограничить внешнеполитическую активность слуг королевской спальни, препятствуя их контактам с иностранными послами[383]. Кстати, по свидетельству герцога Ньюкасла, Пемброк сам всю жизнь стремился «войти в спальню»[384]. Вскоре у него возникли трения с новым королевским фаворитом Джорджем Вилльерсом, герцогом Бэкингемом, из-за прав лорд-камергера на контроль над младшими и средними слугами двора. В последующие годы граф Пемброк вел активную парламентскую деятельность, критикуя внешнюю политику Бэкингема. В последующие годы Пемброк был вынужден примириться с Бэкингемом в интересах своего наследника – племянника Филиппа Герберта, который был женат на дочери фаворита.
Поскольку лорд-камергер принимал активное участие в политической и придворной жизни, он перекладывал значительную часть своих придворных обязанностей на подчиненных, оставляя за собой общее руководство департаментом и церемониальные функции.
Ближайшим помощником лорд-камергера и его заместителем был вице-камергер (vice-chamberlain) хаусхолда. Должность вице-камергера считалась одним из высших постов при дворе. Лица, занимавшие пост вице-камергера, также нередко входили в состав Тайного совета. При Тюдорах вице-камергер осуществлял ревизии штата королевской палаты, чтобы выявлять среди ее слуг тех, кто по болезни, некомпетентности или из-за отсутствия определенных качеств не должен был служить в высшем департаменте двора[385]. Кроме того, вице-камергер был хранителем ключей королевского дворца. На практике когда при дворе находился лорд-камергер, то формально не было необходимости в присутствии вице-камергера. Но в случае длительного отсутствия главы королевской палаты при дворе его заместитель должен был быть призван в хаусхолд. Например, так произошло в 1619 г., когда лорд-камергер хаусхолда граф Пемброк вместе с другими высшими королевскими слугами был послан Яковом I в Шотландию, а вице-камергер Джон Дигби прибыл ко двору, чтобы «заменить [его] и представлять эту должность»[386].
При Якове I Стюарте должность вице-камергера часто совмещалась с постом казначея королевской палаты (Treasurer of the Chamber). Он отвечал за расходы департамента, его казну, рассчитывал годовой бюджет палаты и выплачивал жалование ее слугам. В его распоряжение казначейство передавало средства, предназначенные для содержания всего королевского двора[387].
С вступлением на престол Якова I Стюарта королевская палата стала постоянно испытывать нехватку средств. Суммы, поступавшие из казначейства, с трудом покрывали растущие расходы департамента и его слуг. Большая их часть уходила на устройство придворных церемоний, развлечений (маскарады, спектакли, игры, рыцарские турниры) и выплату жалования слугам. Пытаясь преодолеть первоначальную стесненность в средствах, новый монарх выделил часть поступавших в королевскую палату ассигнований в распоряжение личного королевского казначея (keeper of the privy purse, буквально – хранитель «личного кошелька»). Личный казначей короля хранил наличные деньги для оплаты повседневных расходов монарха.
Должность личного королевского казначея была учреждена Генрихом VII, но до начала XVII в. она объединялась с постом королевского постельничего. При Якове личный казначей – самостоятельная фигура в составе «королевской спальни». Как правило, этот пост занимал один из королевских фаворитов. Личный королевский казначей, единственный из всех финансово-ответственных лиц двора, не отчитывался ни перед кем, кроме самого короля. Отчеты о его расходах прекратили поступать в казначейство именно при Якове I (с 1605 г.), когда пост занял Джордж Хоум – один из ближайших королевских слуг из числа шотландцев[388]. В 1611 г. хранителем «личного кошелька» Якова I также стал один из шотландских королевских слуг Джон Марри[389]. Он сохранил его до конца яковитского правления. Марри, позднее шотландский граф Аннандейл, занимал одно из ключевых мест в системе патронатно-клиентных и политических отношений раннестюартовского двора. Вскоре к нему перешел контроль за личной королевской печатью.
Показательно, что расходы «личного королевского кошелька» за первые пять лет правления Якова I возросли в 5 раз по сравнению расходами за тот же период в последние годы правления Елизаветы. Это один из самых высоких показателей роста королевских расходов[390]. С приходом к власти Якова I роль «личного королевского кошелька» резко изменилась. Теперь это были не только расходы на повседневные нужды монарха. Главное место в расходах личного королевского казначея заняли денежные награды, подарки, пожалования ближайшим слугам Якова I. «Личный кошелек» превратился в своего рода личную финансовую службу монарха по обеспечению важных услуг и неотложных дел в интересах короля[391].
Произошло изменение и источников пополнения личной королевской казны. Казначейство не было способно на регулярной основе обеспечить непостоянные и чрезвычайные по своему объему потребности нового короля. Возросло количество экстраординарных средств, поступавших в обход государственного казначейства[392]. Например, в июле 1614 г. 5400 фунтов поступило от новых барристеров (serjeants-at-law) в качестве их должностных вступительных взносов, а в 1619 г. – 6000 фунтов поступило от города Лондона за подтверждение хартий. В 1620-е годы значительные средства поступали через герцога Бэкингема от продажи титулов и должностей.
Личный королевский казначей числился в составе «королевской спальни» (Bedchamber), которая стала социально-политическим и пространственным центром раннестюартовского двора, ведущей придворной службой с момента восшествия на престол Якова I.
Выделение «спальни» как отдельного субдепартамента королевской палаты началось еще при Генрихе VIII с ограничением доступа в опочивальню короля и выделением так называемой «ближней палаты». При Марии и Елизавете Тюдор это разделение не имело большого значения, поскольку штат личных апартаментов был заполнен фрейлинами и служанками. Политическое влияние елизаветинских фаворитов в большей степени зависело от личного расположения королевы, чем от их места в придворных структурах.
При Якове I слуги «королевской спальни» взяли на себя всю заботу о повседневной деятельности монарха. Они составили его постоянное окружение. Королевская спальня была предметом личной юрисдикции монарха. Яков I сам определял численность и персональный состав ее штата. Ее слуги лишь формально подчинялись лорд-камергеру двора.
В первые годы правления штат спальни был строго ограничен. Там служили только шотландцы, политически и лично преданные королю. Они ограничили влияние на короля английской аристократии и старых елизаветинских придворных слуг. В то же время придворная жизнь Якова I стала более открытой по сравнению с елизаветинской эпохой. Ограничив доступ в спальню, Яков достаточно часто покидал ее пределы, чтобы принять участие в очередном придворном празднестве или ином действии. Более того, отношение короля со своим окружением было гораздо более близким, чем у его предшественников. Выделение «спальни» как обособленного внутри королевской палаты субдепартамента сочеталось с большей открытостью нового монарха перед своими подданными. Таким способом он надеялся завоевать симпатии остального английского придворного сообщества.
Первоначально в состав «королевской спальни» входило четыре камергера-спальника (Gentlemen of the Bedchamber), шесть камер-юнкеров (грумов) (Groom of the Bedchamber), шесть камер-пажей (Page of the Bedchamber). Они участвовали в процессе облачения короля, готовили королевскую постель, сопровождали суверена во время торжественных церемоний и загородных прогулок. Члены спальни всегда были деятельными участниками королевских охот, забав и развлечений.
Действительным руководителем «королевской спальни» стал оберкамергер двора (First Gentleman of the Bedchamber), или «постельничий» (Groom of the Stole). Формально старший камергер – следующая должность после вице-камергера двора, но в действительности она имела гораздо более высокое политическое значение. По одной из версий, название должности произошло от королевской мантии (stole), которую монарх надевал по особо торжественным случаям и за которую оберкамергер нес ответственность. По другой версии, и более реальной, название происходило от королевской ночной вазы (stoole – стул, стульчак), за которую также отвечал «королевский постельничий». Последняя обязанность делала его самым близким слугой короля, что создавало своего рода интимную основу для его влияния.
Обер-камергер должен был прислуживать монарху, куда бы тот ни направлялся и где бы он ни находился. Только обер-камергер сопровождал государя в карете во время поездок. Каждое утро постельничий возглавлял ритуальное облачение короля. Он также наблюдал за качеством королевского белья. Как первый слуга короля он имел право проживать в ближайшей к королевской спальне комнате, а по указанию своего господина – спать на тюфяке в ногах королевской постели. Кроме того, он прислуживал королю во время обеда. Именно постельничий представлял монарху тех, кто получил право на личную аудиенцию в спальне, и, естественно, сам мог устроить подобную встречу. Через обер-камергера двора проходила значительная доля документов и прошений, требовавших персональной подписи короля. В силу особой близости к монарху обер-камергер обладал значительной автономией от лорд-камергера. Постельничий часто выполнял конфиденциальные миссии вне двора, но его административные полномочия никогда не выходили за границы «королевской спальни».
Почти с самого начала и до конца правления на должности обер-камергера двора находился Томас Эрскин, с 1606 г. виконт Фентон, а с 1619 г. граф Келли. Он воспитывался вместе с Яковом в Шотландии. Еще в 1585 г. Эрскин стал камергером королевской спальни. Он пользовался огромным доверием короля после того, как в 1600 г. был ранен при подавлении заговора лидера шотландских ультра-протестантов Джона Рутвена, 3-го графа Гоури, за что получил треть земель заговорщика. За время службы Якову I Эрскин получил от него большое количество земельных пожалований. Должность обер-камергера позволила ему сохранить свое влияние как на короля, так и на политику на протяжении всего правления Якова I. И это несмотря на частую смену фаворитов, которые претендовали на неформальное лидерство при дворе. Особо острым было его противостояние с Бэкингемом в последние годы правления первого Стюарта. Как и многие из шотландцев, Эрскин был настроен профранцузски.
Эрскина вряд ли можно назвать королевским фаворитом в том смысле, в каком фаворитами были Карр или Бэкингем. Его отношения с Яковом I были ровными и доверительными, но не более того. Он не обладал особо выдающимися способностями и не проявлял самостоятельной политической активности, не был инициатором создания политических группировок и союзов. Но должность, которую занимал виконт Фентон, придавала ему общественно-политический вес. Поэтому с ним приходилось считаться всем придворным «партиям». Эрскин был действительно преданным слугой короля, всегда верно исполнял королевскую волю, хотя мог иметь отличное от своего господина мнение. И этим, безусловно, он устраивал Якова I. Не случайно Яков I, очень заботившийся о своей безопасности, назначил Фентона капитаном королевской стражи. Неоднократно именно через своего постельничего Яков I реализовывал те или иные изменения во внешней и внутренней политике. В первые годы Эрскин был связующим звеном между королем и Сесилом. Он сообщал государственному секретарю о намерениях короля и передавал королевские распоряжения, при этом и сам пытался добиться через министра улучшения своего материального положения[393]. Позднее он сблизился с лорд-казначеем Нортгемптоном.
Другая причина политического долголетия Эрскина, возможно, кроется в том, что он напоминал Якову I о его шотландских корнях. Фентон всегда представлял и отстаивал интересы шотландцев при дворе. Он не желал ассимилироваться и превратиться в англичанина, в отличие от других шотландцев. Символом антианглийской позиции стала церемония возведения Фентона в рыцари Ордена Подвязки в 1615 г. Яков I стремился представить парное возведение шотландца Эрскина и англичанина Ноуллза как проявление паритетной придворной политики. На деле церемония вылилась в персонифицированное соперничество между нациями, между старой тюдоровской аристократией и новой яковитской знатью, между королевской спальней и остальным двором. В церемониальную свиту Фентона вошли только шотландцы и только слуги спальни.
Фентон как бы символизировал стабильность яковитской придворной модели, в отличие от часто сменяющих друг друга королевских фаворитов. Он нередко испытывал чувства ревности и зависти по отношению к ним, поскольку и Монтгомери, и Хей, и Хоум, и Карр, и Бэкингем претендовали на неформальное первенство в спальне и получали от Якова I несравнимо большие пожалования. С утверждением в качестве фаворита Роберта Карра Фентон на некоторое время потерял контроль над спальней.
Как уже отмечалось, Эрскин в качестве обер-камергера первоначально способствовал вхождению Бэкингема в состав слуг спальни, но впоследствии, напротив, стал одним из его самых серьезных противников. Так, используя свое служебное положение, в апреле 1624 г. в разгар возглавлявшейся фаворитом и принцем Карлом антииспанской кампании, Фентон устроил в королевской спальне несколько встреч Якова I с испанскими послами. В противовес Бэкингему, Эрскин совместно с другим шотландцем из спальни – лордом Хаддингтоном пытался предотвратить импичмент лорд-казначея Кранфилда. Видимо, Эрскин тяготился ситуацией, когда он постоянно находился подле «фонтана чести», а все самое ценное доставалось другим. Неоднократно Фентон пытался интриговать с возможностью оставления поста оберкамергера[394], но всякий раз менял свое решение.
Для англичан Эрскин являлся типичным шотландцем, воплощением этнического стереотипа: от слепого следования французской моде до бытовой нечистоплотности. По мнению леди Клиффорд, Томас Эрскин, в комнате которого было слишком много вшей, олицетворял новый стиль королевского двора[395].
Постельничий был старшим среди всех камергеров двора. Он руководил штатом слуг королевской спальни. Среди слуг спальни существовало определенное распределение обязанностей. Камергеры-спальники выполняли, в основном, представительские и церемониальные функции, составляя постоянную свиту короля. Они были помощниками обер-камергера, могли замещать его. Камергеры попеременно дежурили в спальне короля, обязательно сопровождали его во время поездок, участвовали в церемониальном облачении государя. Когда король обедал в спальне, камергеры выполняли функции стольников. Обычно они назначались из числа знатной молодежи рыцарского достоинства. Многие из них были друзьями и компаньонами Якова I и получили свои посты за прежние заслуги и (или) ввиду высокого социального положения среди шотландской знати.
В первые годы правления один из камергеров спальни Джордж Хоум, с 1605 г. граф Данбар, был главным «политическим фаворитом» короля, его ведущим советником. Через Хоума, который одновременно был казначеем Шотландии, Яков I контролировал шотландские дела и продвигал программу англо-шотландской унии. В 1607 г. после ее провала в парламенте Хоум возглавил комиссию по управлению пограничными территориями с юрисдикцией в том числе и над английским землями. В 1608 г. он стал кавалером Ордена Подвязки. Хоум внезапно умер в Уайтхолле в начале 1612 г. Позднее распространялись слухи о его отравлении Сесилом, с которым у него были напряженные отношения.
Камер-юнкеры, или грумы «королевской спальни» (Grooms of the Bedchamber), во время дежурства готовили королевскую постель, следили за сохранностью и качеством постельного белья, участвовали в церемонии королевского облачения. Ночью двое из них должны были спать на тюфяке в комнате, соседней с королевской спальней (withdrawing chamber). В знак королевского расположения к гостю и подтверждения его высокого достоинства камер-юнкеры могли сопровождать при дворе знатных персон во время проведения торжественных церемоний, театральных представлений, балов и маскарадов. Несмотря на то что камер– юнкеры по статусу были ниже, чем камергеры, они имели не меньше, а возможно больше возможностей для участия в системе придворного патроната, так как их лакейские обязанности требовали постоянного присутствия при короле, в отличие от старших членов спальни. Камергеры выполняли более значимые и ответственные, но единоразовые королевские задания, а камер-юнкеры – повседневные и рядовые, но более частые и регулярные. Почти все грумы спальни Якова I неоднократно упоминаются в календарях государственных бумаг в качестве посредников в прохождении различных прошений на имя короля и министров. Их близость к монарху позволяла получать хотя и не столь впечатляющие, но многочисленные земельные и денежные пожалования, а также различные привилегии вне двора.
Камер-пажи «королевской спальни» выполняли в основном хозяйственные обязанности, прибирая и обслуживая королевскую опочивальню, поддерживая в ней порядок. Например, они разводили и поддерживали огонь в королевских покоях, отвечали за стирку постельного белья. Кроме того, они обслуживали постельничего и камергеров спальни, нередко спавших в спальне короля или поблизости с ней. Камер-пажи в качестве королевской свиты также участвовали в церемониях и празднествах, сопровождая членов королевской семьи и знатных дам.
Интересно, что грумы и пажи – это не обязательно юноши, некоторые из них служили королю по 10–15 лет и больше. Например, шотландец Джон Карс служил камер-пажом в 1603–1616 гг., притом, что еще в 1591 г. он упоминается как один из слуг королевской палаты Якова в Шотландии[396]. Статус камер-пажа был менее престижным и более неоднозначным, чем положение других членов «спальни». С одной стороны, они выполняли обязанности обыкновенной прислуги, ими могли быть обыкновенные личные слуги высших придворных[397]. С другой стороны, в силу своей близости к монарху они рассматривались как важные придворные персоны. Когда в 1617 г. Александр Фостер получил должность бейлифа в Гламорганшире, король и Совет обратились к местному шерифу с письменным предписанием обеспечить выполнение этого пожалования, поскольку «этот джентльмен являлся настолько близким слугой его величества, одним из пажей спальни, что (он) достоин пользоваться преимуществом от королевского расположения»[398]. Характерен разрыв в жаловании между слугами «спальни»: в 1605–1606 гг. камергеры получали 200 фунтов в год, камер-юнкеры 100 фунтов, а пажи только 13 фунтов, 6 шиллингов и 8 пенсов[399]. Только близость к монарху и право свободного доступа в спальню не давали камер-пажам опуститься до положения рядовых слуг.
Одним из способов контроля слуг спальни над государственными и придворными структурами стала практика совмещения постов. Многие камергеры и камер-юнкеры спальни получали прибыльные должности и нередко руководили другими субдепартаментами. Через своих слуг Яков I получал доступ к различным финансовым источникам и административным рычагам королевства и проводил выгодную ему политику. Например, тот же Джордж Хоум был хранителем личной королевской казны, заместителем лорд-казначея и возглавлял большой и малый королевские гардеробы, то есть контролировал средства, отпускаемые на снаряжение (livery) почти всех придворных слуг и чиновников центральных ведомств.
Таким образом, на штате «королевской спальни» лежала основная часть забот о повседневном обслуживании короля, он составлял его ближайшее окружение и постоянную свиту. Королевские спальники одновременно являлись и слугами, и друзьями, и охранниками, и фаворитами государя. В начале XVII в. им удалось отодвинуть на второй план членов других субдепартаментов королевской палаты, стать личной опорой власти короля.
По сравнению с елизаветинским периодом резко снизилось значение слуг «ближней палаты» (Privy Chamber). В тюдоровский период это была ведущая служба двора. В 1632 г. камергеры «ближней палаты» короля подали Карлу I петицию, в которой жаловались на то, что после 1603 г. их положение сильно изменилось, в то время как до этого момента они имели самый близкий доступ к королеве[400]. При Якове I Стюарте эти слуги были фактически лишены того исключительного положения при дворе и той близости к монарху, которым они обладали при Тюдорах. Они перешли под контроль и юрисдикцию лорд-камергера палаты, а их обязанности по обслуживанию повседневной жизни монарха были переданы слугам «королевской спальни». Естественно, что вместе с этим они потеряли былое политико-административное влияние. За слугами «ближней палаты» остались почти исключительно церемониальные функции[401]. Особенно это стало заметно при Карле I, когда джентри отказывались занимать должности в «ближней палате», мотивируя это тем, что они не обеспечивали доступ к монарху[402]. Нередко слуг «ближней палаты» использовали в качестве дипломатических курьеров, отправляемых на континент[403].
Первоначально слуги «ближней палаты» встретили Якова I с надеждами сохранить то высокое положение, которым они обладали при елизаветинском дворе. Многие из них последовали в Шотландию, чтобы присягнуть Стюарту еще на его пути в Лондон и закрепиться в его свите. Поначалу Яков I поддерживал надежды елизаветинских слуг, благосклонно принимал их клятвы верности и возводил их в рыцарское достоинство[404]. Но вскоре Яков I обнаружил свои истинные намерения в отношении слуг елизаветинской «ближней палаты»: по прибытии в Тауэр 11–13 мая 1603 г. он резко увеличил ее штат и ввел в нее всех исключенных из «спальни» англичан и двадцать маловлиятельных шотландцев.
Реорганизованная яковитская «ближняя палата» была устроена на паритетной основе как символ будущей англо-шотландской унии. В ее состав в качестве камергеров входили 24 шотландца и 24 англичанина. Они дежурили по 12 человек в течение трех месяцев, по шесть человек от каждой нации. Помимо них в штат вошли 4 камергера-привратника и 12 камер-юнкеров. В июне 1610 г., чтобы продемонстрировать Парламенту желание короля сократить расходы двора, штат камергеров «ближней палаты» был сокращен до 32 человек, но вскоре снова увеличен. В 1625 г. на похоронах Якова I присутствовало 70 камергеров «ближней палаты».
Обычно в ближней палате дворца проходили аудиенции с министрами, послами и другими официальными лицами, а также полуофициальные обеды, которые любил устраивать Яков I. Ее пространство стало промежуточным звеном между закрытой королевской спальней и остальным двором, «внешними» палатами, где монарх представал перед подданными.
В штат «ближней палаты» входили камергеры-привратники (gentlemen ushers of the Privy Chamber), камер-юнкеры (grooms of the Privy Chamber) и действительные камергеры, или камердинеры (gentlemens in ordinary). Всего в разное время насчитывалось от 18 до 40 штатных и около 200 внештатных, или экстраординарных, камергеров (extraordinary gentlemen). Все вышеперечисленные слуги выполняли свои обязанности поквартально, то есть в течение трех месяцев в году. Их обязанности не были четко определены и не являлись обременительными. Во время своей смены они должны были присутствовать в палате и прислуживать находящимся в ней персонам. В штат «ближней комнаты» также входил королевский цирюльник (king’s barber).
Камергеры-привратники имели некоторые распорядительные полномочия на территории дворца, поскольку распределяли комнаты среди придворных слуг и присутствующих. Они следили за тем, чтобы имущество, находящееся в этих комнатах, не разворовывалось и не портилось. Судя еще по ордонансу 1526 г., это было серьезной проблемой для двора[405]. Комнаты разрешалось предоставлять только постоянным слугам двора, которые не могли самовольно покинуть двор, прихватив что-либо с собой, а также тем, кто получал придворное содержание, из которого можно было бы возместить нанесенный «материальный ущерб» помещениям королевского дворца. Привратники отвечали за размещение придворных во время королевских путешествий. Они помогали местным властям правильно организовать встречу короля. Им предписывалось исследовать все дома и имения, в которых предполагалось остановиться, известить об этом их хозяев и убедиться, что эти помещения пригодны для приема короля и его свиты. Если намеченные места остановок не соответствовали определенным требованиям, камергеры– привратники даже могли изменить маршрут следования королевского кортежа. О результатах исследования они докладывали лорд-камергеру[406].
Тем не менее, статус камергеров-привратников был недостаточно высок, чтобы осуществлять властные полномочия за пределами двора[407]. Шотландца Джона Драммонда летом 1609 г. во время очередного королевского путешествия послали в Саутгемптон с предписанием набрать 24 человека для охраны короля на несколько дней, пока он будет пребывать в резиденции неподалеку от города. Но горожане засомневались в подлинности этого распоряжения, так как его принес всего лишь «обычный камергер-привратник двора». Только после того как выданное ему предписание подтвердили высшие слуги двора, охрана для короля была выделена[408].
Остальные должности «ближней палаты» носили, скорее всего, почетный и формальный характер, без выполнения каких-либо определенных обязанностей. Единственная привилегия, связанная с этими должностями, – это право присутствовать на территории дворца и участвовать во встречах иностранных послов и придворных развлечениях. Например, об одном из камер-юнкеров, шотландце Аберкромми, современники отзывались как о «dancing courtier»[409]. Лидеры придворных группировок, королевские фавориты (например, Сесил и Бэкингем), хоть и в меньшей степени, чем в «королевскую спальню», но стремились продвинуть в «ближнюю палату» своих клиентов[410].
Таким образом, во время правления Якова I Стюарта субдепартамент «ближней палаты» утратил существенные социальные и политические функции не только как политико-административный, но и как придворный институт. Одним из показателей этого процесса стал рост числа штатных и внештатных слуг. Их деятельность строго ограничивалась пределами ближней палаты дворца.
По сравнению со слугами «ближней палаты» в раннестюартовскую эпоху слуги «приемной палаты» (Present Chamber) или «королевской столовой» (Dyning Chamber или просто Chamber) получили более привилегированное положение.
В штат «приемной палаты» входили виночерпии (cupbearers), разливавшие вино и разносившие кубки. Гостям за столом прислуживали стольники (sewers of the Chamber). Они накрывали на столы, рассаживали присутствующих, ставили и убирали блюда во время трапезы. Обычно каждый стольник заведовал подачей определенных блюд. Среди стольников выделялись форшнейдеры (carvers), которые должны были разделывать мясо (to carve – резать) и подавать его присутствующим. Во время обеда стольниками руководили кравчие, или тафельдеккеры (sewers). Они также следили за приготовлением блюд и сервировкой стола, чтобы предотвратить расхищение продуктов[411]. Как правило, посты стольников занимали выходцы из джентри.
Выгодное положение стольников заключалось в том, что Яков I часто использовал приемную палату для проведения полуофициальных обедов «в шотландско-французском стиле, от которых он получал большое удовольствие»[412]. Более того, Яков I привлекал слуг к застольным беседам, давая им возможность высказать «свое мнение». Неудивительно, что некоторые из стольников и виночерпиев смогли обратить на себя внимание короля, а впоследствии и завоевать его расположение. Из числа слуг «приемной палаты» вышли очень влиятельные придворные и государственные лица. Например, Джордж Вилльерс, будущий герцог Бэкингем, был королевским виночерпием. Королевским форшнейдером начинал свою карьеру Джон Дигби, позднее граф Бристол и вице-камергер двора.
У дверей королевской столовой дежурили камергеры-привратники (gentlemen ushers). Многие из них сохранили свои места при новом дворе и присягнули Якову I еще 17 апреля 1603 г. в Йорке[413]. В обязанности некоторых джентльменов-ашеров входило составление ежедневных отчетов о количестве потребленного во время придворных обедов хлеба, вина, эля. Эти отчеты предоставлялись в счетную палату королевского хаусхолда.
В целом, приемная палата использовалась для проведения официальных придворных обедов и была местом явления монарха своим подданным. Доступ в нее был разрешен практически всем приглашенным ко двору. Толпа придворных заполняла приемный зал в ожидании выхода монарха. Поэтому приемная палата являлась одним из ключевых мест королевской резиденции. Она всегда планировалась при строительстве тюдоровских, а впоследствии стюартовских дворцов. Тем не менее, ее роль была несравненно ниже роли королевской спальни. Для Якова I безусловными центрами придворной жизни были королевская спальня и загородные охотничьи дворцы. В 1605 г. один из придворных заметил, что приемная палата является «просто проходом, который используют в государственных делах немногим более, чем дорогу между двором и Ройстоном» (охотничьей резиденцией короля)[414]. При Якове I ближняя и приемная палаты двора стали своеобразной границей для английской знати. В 1621 г. король заявил английским лордам, что «для них существует [только] приемная и ближняя палата»[415].
Во дворце существовала также «большая палата» (Great Chamber). Она использовалась для проведения театральных представлений, маскарадов и других придворных увеселений. В ее штат входил королевский придворный распорядитель (groom porter). Он руководил организацией игр и других развлечений при дворе. Для этого он носил при себе карты и игральные кости. Придворный распорядитель был авторитетом в разрешении спорных вопросов, возникавших во время игр. Кроме того, он следил за приготовлением большой палаты к подобным мероприятиям и к церемониям[416].
В состав субдепартамента входили камер-юнкеры и камер-пажи «большой палаты» (grooms and pages of the great chamber). Они не имели определенных обязанностей, лишь присутствовали в палате и принимали участие в играх и развлечениях. В дверях большой палаты находились привратники в ранге йоменов, чей статус не позволял прислуживать в более близких к королю апартаментах дворца.
Слуги в ранге йоменов остались в периферийных службах королевской палаты, а также в хозяйственных службах двора. На протяжении XVI в. йомены были постепенно вытеснены из королевского окружения более почетными рангами джентльменов-грумов. Как и в социальной иерархии, йоменом считался человек,
К концу XVI-началу XVII в. требование соответствия наименования должности и социального статуса лица, ее занимавшего, почти исчезло. Должностная номенклатура хаусхолда лишь устанавливала административную иерархию, ранжирование внутри департаментов. В XVII в. на первое место выходит не социальное обозначение, а реальное положение должности в придворной структуре. Выходцы из знати, дворянства, джентри стремились занять «неблагородные» должности йоменов, грумов, и наоборот: джентльменами двора оказывались отнюдь не титулованные дворяне, а представители средних слоев, которые, получив титул, не всегда стремились освободиться от «лакейской» должности.
Традиционно одной из важнейших функций двора являлось обеспечение безопасности монарха. Эта задача актуализировалась во время конфликтов между королем и знатью, приводивших иногда к военным столкновениям, а также во время войн. В эти моменты двор превращался в полувоенную организацию, члены которой были обязаны носить оружие и быть готовыми в любой момент отразить нападение неприятеля и защитить короля. Во время военных кампаний двор становился ядром королевского войска[418]. Военные службы двора прошли длительную эволюцию на протяжении средневековья и раннего Нового времени. В XVI-начале XVII в. функция по обеспечению безопасности двора несколько трансформировалась. Основной задачей его военных служб стало не активное участие в военных действиях и защита короля на поле боя, а охрана короля от возможных посягательств на его жизнь со стороны заговорщиков и ограничение доступа подданных к монарху. Военные слуги двора должны были охранять границы двора и поддерживать мир и порядок внутри него.
Наиболее престижной военной службой двора была королевская гвардия (The Band оf Gentlemen Pensioners). Она была создана Тюдорами по образцу гвардейцев Франциска I. Великолепие последних восхитило в свое время английского короля, который решил создать собственную охрану из знати. Впервые chambellans pensionnares из высшей знати появились при бургундском дворе[419].
В состав английской королевской гвардии входило 50 человек. Ее возглавляли капитан и лейтенант. Особое место занимали знаменосец (standardbearer), секретарь (clerk of the Chequer), который хранил список всех допущенных ко двору (chequer), и квартирмейстер гвардейцев (gentleman harbinger). Многие знатные фамилии стремились получить места гвардейцев для своих отпрысков, так что даже пришлось создать своего рода дополнительную группу из Gentlemenat-Arms[420]. Места в королевской гвардии предоставлялись пожизненными патентами и иногда, по королевскому соизволению, передавались по наследству. При этом королевская гвардия как охранная структура двора едва ли могла реально обеспечить безопасность монарха.
Популярность гвардейской службы среди английской знати объясняется несколькими моментами. Во-первых, королевские гвардейцы входили в постоянный штат (ordinary) королевской палаты и получали таким образом свободный доступ ко двору и лично к монарху. Во-вторых, их служба была необременительна. Они не были обязаны постоянно находиться при дворе, а только по специальным случаям или во время квартального дежурства по 10–12 человек в смену, выполняя при этом чисто церемониальные функции. В основном их использовали в качестве почетного эскорта и торжественной столовой прислуги[421]. В-третьих, гвардейцы получали стабильное жалование, содержание и размещение при дворе. Средства на содержание королевской гвардии всегда выделялись особой строкой в королевских расходах. Наконец, это было чрезвычайно почетное и престижное место, которое давало возможность аристократической молодежи успешно начать или продолжить придворную и государственную карьеру. Последнее обстоятельство особенно подчеркивал лорд Ханздон, капитан королевской гвардии Елизаветы, в своем письме к новому королю. Ханздон просил сохранить за ним руководство гвардейцами и информировал Якова I об этом придворном институте[422].
В письме лорд Хадсон подчеркивает, что все гвардейцы выбирались из самых лучших и древних английских фамилий. Главными основаниями для включения в королевскую гвардию ее капитан называет достоинство, достаток, честь и чистоту крови. Ханздон обращает внимание нового монарха на то, что его предшественники рассматривали гвардейцев не только как охрану, но и как «питомник» для воспитания «наместников Ирландии, послов… военачальников…», поэтому они часто использовались «как в гражданских, так и в военных» делах[423]. В глазах тюдоровской знати королевская гвардия являлась гарантом сохранения и преемственности аристократических традиций и ценностей при королевском дворе, одним из механизмов привлечения выходцев из благородного сословия к государственному управлению.
Пользуясь своими привилегиями, гвардейцы пытались играть достаточно активную роль в политической и придворной борьбе. Гвардия стала тем местом, куда лидеры придворных группировок стремились протолкнуть своих сторонников, родственников и клиентов. В силу этого состав гвардии всегда был неоднороден. Она никогда не выступала как единое целое.
Придворное положение гвардейцев заметно изменилось с восшествием на престол Якова I Стюарта. Возможно, Яков I быстро осознал социальное значение королевской гвардии. Отношение короля к гвардии было тесно связано с его общей политикой по отношению к английской аристократии. Яков I Стюарт стремился ослабить влияние тюдоровской аристократии на государственное управление за счет лишения ее властных привилегий, размывая социальный состав английского дворянства.
Подобным же образом Яков I старался сократить значение королевской гвардии. Гвардия окончательно потеряла контроль над доступом ко двору, когда из ее штата был выведен секретарь, ведущий список всех лиц, допущенных ко двору. Также в состав гвардии были включены представители незнатных английских семей, стремившихся к аноблированию и вряд ли соответствовавших требованиям, которые предъявлял лорд Ханздон[424].
Джон Хоулз, бывший гвардеец и неудачливый претендент на многие придворные посты, сокрушался, что во время правления Якова I королевские гвардейцы потеряли «многое из прежнего достоинства». Прежде всего, по мнению Хоулза, это связано с их имущественным измельчанием. Когда он был гвардейцем Елизаветы, то «считался самым бедным из них, хотя все знали, что он унаследовал 4000 фунтов»[425]. Если при Тюдорах благосостояние большинства гвардейцев не зависело от их придворного жалования, то при Якове I многие из них уже мало чем отличались от слуг, находившихся на придворном содержании и зависевших от финансового благополучия двора[426]. Кроме того, половину штата королевской гвардии постепенно по мере возникновения вакансий стали составлять шотландцы, хотя капитаном гвардии продолжал оставаться англичанин. Скорее всего, это была просто уступка нового короля в соответствии с принципом равного представительства наций, поскольку во главе[427] другой военной службы – королевской стражи был поставлен шотландец.
Несмотря на просьбу Ханздона, Яков I не сохранил за ним поста капитана королевской гвардии. Им был назначен Генри Перси, лорд Нортумберленд, который получил приказ взять у гвардейцев клятву о супрематии[428]. Нортумберленд был католиком и надеялся на смягчение антикатолических законов с приходом к власти Якова I. Первоначально новый король своими действиями подпитывал эти надежды, включив опального при Елизавете Нортумберленда в Тайный совет и назначив его на почетный пост капитана гвардии. Некоторые другие знатные католики также получили придворные и государственные посты. Но, скорее всего, это диктовалось не религиозными предпочтениями нового короля, а политической стратегией, направленной на ослабление влияния елизаветинцев. Надежды католиков на нового короля не сбылись, что вызвало «Пороховой заговор», активным участником которого стал граф Нортумберленд. Одним из пунктов обвинения стал тот факт, что Нортумберленд принял в штат гвардии своего родственника католика Томаса Перси без принесения им присяги о супрематии. Именно его Нортумберленд посылал весной 1603 г. на встречу с Яковом I, чтобы заручиться обещанием короля проявлять толерантность по отношению к католикам. По мнению следствия, Томас Перси еще до включения в королевскую гвардию начал составлять заговор, впоследствии сделав из своего поста прикрытие для заговорщиков, что не могло не сказаться на общем снижении авторитета королевской гвардии.
В 1605 г. должность капитана была передана Томасу Говарду, графу Саффолку, лорд-камергеру палаты (занимал пост до 1614 г.). Поскольку Саффолк возглавлял королевскую палату и вел активную общественно-политическую деятельность, он не уделял руководству гвардии достаточного внимания.
Действительную безопасность двора должна была обеспечивать королевская стража (the king’s guard или the Guard of the Body of our Lord the King’s).
Обычно каждый новый монарх назначал новую охрану из своих сторонников, которые выполняли функции королевских телохранителей. Только при Генрихе VII королевская стража стала постоянной военной службой двора. В момент коронации Генриха VIII в ней насчитывалось 126 стражников, а при Елизавете Тюдор уже 200. При Стюартах сохранилась численность в 200 стражников.
Возглавляли королевскую стражу капитан и несколько лейтенантов. Пост капитана королевской стражи считался одним из ключевых при дворе. При Стюартах пост капитана был совмещен с должностью оберкамергера королевской спальни (постельничего). Как правило, капитаном стражи назначался один из королевских фаворитов. Например, знаменитый Уолтер Рэли был капитаном стражи при дворе Елизаветы, а Томас Эрскин – при Якове I.
В 1617 г. пост капитана стражи стал причиной конфликта между одним из королевских фаворитов Генри Ричем и графом Солсбери, сыном Роберта Сесила. К тому времени внутреннее напряжение при дворе спало. Эрскин хотел перевести должность капитана в денежный капитал. По слухам, Рич предлагал Фентону за данный пост 2500 или 5000 фунтов, а граф Солсбери—6000[429]. Решить спор должен был король. Наблюдатели считали, что должность достанется Солсбери, поскольку на его стороне был Бэкингем, но на стороне Рича была традиция, согласно которой пост капитана стражи принадлежал лицу с достоинством не выше рыцаря. Именно поэтому, как уверял Фентон, он отказывается от должности, так как она «не соответствует его достоинству»[430]. Друзья Солсбери пытались отговорить его от претензий на пост капитана, но желание графа закрепиться при дворе было весьма велико. Яков I все же решил спор в пользу Рича.
Генри Рич был младшим сыном Роберта Рича, первого графа Уорика. Его прекрасные манеры и приятный внешний вид привлекли внимание Якова I. Расположение короля было выражено как в деньгах, так и в организации успешной служебной карьеры Рича. Он был назначен камергером спальни принца Карла, а в ноябре 1617 г. стал капитаном королевской стражи. В 1623 г. Рич получил титул барона Кенсингтона. В 1624 г. он участвовал в переговорах во Франции о браке Карла и Генриетты Марии, а в сентябре 1624 г. при помощи Бэкингема получил титул графа Холленда. В это время функции капитана стражи были вновь переданы шотландцу Эрскину, поскольку обстановка при дворе вновь обострилась.
Стражники имели широкий круг обязанностей. Они постоянно сопровождали короля и должны были обеспечить его безопасность всюду. Главная обязанность королевской стражи – охрана территории двора. Стражники дежурили в воротах при въезде на территорию королевского дворца, в его комнатах, дверях и переходах и вокруг него. После «Порохового заговора» 1605 г. в их обязанности вошел осмотр подвалов парламента во время его заседаний. Они должны были задерживать всех подозрительных и выпроваживать всех непрошеных гостей. Кроме офицеров и стражников, в состав королевской стражи входили знаменосец и хранитель списка всех придворных слуг и допущенных ко двору (clerk of the cheque or chequer roll). Своим присутствием стражники обозначали внешние границы двора, охраняя его ворота и двенадцатимильную зону, а также открывая и замыкая церемониальные шествия, отделяя, таким образом, придворное сообщество и пространство от окружающего мира. Во дворце королевская стража имела свою дежурную комнату (guard chamber).
200 королевских стражников едва ли могли отразить нападение отряда восставших. Их задача состояла в другом – предотвратить возможные индивидуальные акты насилия или действия небольших групп заговорщиков, направленные против государя, и, прежде всего, не допускать проникновения во дворец посторонних. Судя по тому, что в тюдоровских и стюартовских придворных ордонансах и регламентах многократно высказывалось недовольство большим количеством попрошаек, нищих и просто посторонних лиц при дворе, с последней задачей королевская стража справлялась недостаточно хорошо.
Еще одной военной структурой двора являлась небольшая группа королевских жандармов (Sergeant-at-arms). Она включала около 20 человек рыцарского звания. Они составляли старейшую военизированную службу двора. Королевские жандармы упоминаются еще в ордонансе 1279 г. С конца средневековья они выполняли чисто полицейские функции. Королевские жандармы должны присутствовать при дворе во время приемов[431], балов, спектаклей и т. п. для того, чтобы в любой момент быть готовыми арестовать возможных изменников и других благородных преступников, чего не позволял сделать статус королевских стражников. Символом их власти была булава. Они участвовали в арестах и сопровождении обвиняемых ко двору и на Суд Звездной Палаты. Интересно, что они получали плату с арестантов за конвоирование.
Кроме самих военных ведомств, в состав хаусхолда входили специальные службы и мастера по изготовлению, ремонту и хранению вооружения. Например, королевский оружейник (gunmaker) хранил королевские мушкеты. Был также хранитель луков (bowbearer).
Наряду с выделением «королевской спальни» в отдельный субдепартамент, важным структурным новшеством, введенным Яковом I при дворе, стало создание экспедиции церемониальных дел. Ее создание ограничило влияние Сесила на осуществление внешнеполитической деятельности.
Экспедиция церемониальных дел (Ceremonies) была создана для регулирования придворного церемониала, а также для организации контактов английского двора с иностранными представителями и гостями. Начало организации ведомства было положено учреждением 25 мая 1603 г. должности обер-церемониймейстера двора (Master of the Ceremonies), на которую был назначен Льюис Льюкнер. Чуть позже были назначены два помощника (assistant master), которые выполняли поручения главы экспедиции и были его заместителями. Также в штат входил маршал-церемоний двора (marshal of the Ceremonies), который непосредственно отвечал за порядок во время церемоний.
Пост обер-церемониймейстера стал одним из ключевых при стюартовском дворе, о чем в частности свидетельствует его достаточно высокое по придворным меркам жалование в 200 фунтов в год[432]. С этого момента все официальные контакты иностранных представителей с королем, его министрами и Тайным советом должны были осуществляться через обер-церемониймейстера и его помощников.
Должность была заимствована из дипломатической практики континентальной Европы. Пост magistri ceremoniarium впервые появился при папском дворе в XV в. Во Франции должность церемониймейстера двора была введена в 1585 г. Генрихом III, откуда и была заимствована Яковом I. До этого времени при Елизавете для встречи и сопровождения иностранных гостей высокого ранга отряжался один из королевских гвардейцев или кто-то из высших придворных слуг. Яков I оттеснил гвардейцев и советников от участия в приеме дипломатических представителей, оставив за лорд-камергером координационные функции. В добавление к этому Яков I принес с собой некоторые элементы французского церемониала, действовавшего в Шотландии, изменил прохладное отношение к дипломатам, свойственное Елизавете, заметно оживил всю придворную жизнь в целом. Все это и обусловило учреждение особой церемониальной службы двора, которая была призвана своей деятельностью фактически выстраивать «новый», стюартовский церемониал. Решение, принятое церемониймейстерами по каждому спорному случаю, рассматривалось как прецедент, образец для будущего. Отсюда возникла потребность в письменной фиксации действий, совершаемых слугами экспедиции. Один из помощников обер-церемониймейстера двора Джона Финета с практической целью стал вести записи, чтобы зафиксировать складывающуюся церемониальную практику. Видимо он вел их с ведома обер-церемониймейстера, лорд-камергера и самого Якова I, поскольку они не раз просили Финета обратиться к записям, чтобы отыскать обычай или прецедент для разрешения возникшей коллизии[433].
Обер-церемониймейстеру была поручена забота о «посетителях высокого достоинства» (strangers of qualitie), приехавших в Англию, которых надлежало принять «со всеми должными им почестями», развлекать их как во время пребывания в королевском дворце, так и путешествий по стране, «как это происходит во Франции и других странах»[434]. Позднее в более подробном описании обязанностей обер-церемониймейстера говорилось, что он должен «всегда присутствовать при дворе со всеми своими слугами и лошадьми, себя и их надлежащим образом экипируя… чтобы развлекать и принимать тех иностранных послов, которые будут приезжать в королевство…»[435].
Для успешного выполнения своих обязанностей обер-церемониймейстеру надлежало быть всецело осведомленным о «различных рангах, достоинствах и званиях» дипломатов и в целом быть «джентльменом, хорошо владеющим языком и благоразумным»[436]. В качестве символа своей власти обер-церемониймейстер носил золотую цепь с медалью, на которой были начертаны эмблемы и девизы войны и мира. Иностранцев нередко восхищал прием, который им оказывали в Англии, особенно компетентность слуг и их внешность[437].
Среди историков утвердилось ошибочное мнение о яковитском дворе как о беспорядочном и неорганизованном, куда чуть ли не любой мог свободно получить доступ. В действительности доступ ко двору, даже в королевскую палату, не означал доступа лично к королю. Те, кто не был членом «королевской спальни», получали возможность встретиться с королем только на специальной аудиенции. Для иностранцев аудиенции устраивались экспедицией церемониальных дел, а для подданных Якова I – прежде всего при посредничестве слуг «спальни».
Придворные церемонии были способом выражения важных политических и социальных приоритетов и взаимоотношений. Тончайшие детали церемонии имели огромное значение для ее участников, так как они выражали степень почета и королевского расположения среди остро конкурирующей придворной элиты. Церемонии утверждали и демонстрировали социально-административную дифференциацию придворного общества, создавая видимую иерархию социального порядка.
Как уже было сказано, церемониальная служба была призвана поддерживать и регулировать сложившийся при английском дворе порядок следования, который устанавливал строгую иерархию различных титулов, рангов и должностей, а также регулировала взаиморасположение конкретных персон внутри них. Порядок следования закреплял социально-должностной статус отдельных представителей английской аристократии и целых групп. Кроме того, в английский порядок следования при проведении различных приемов и церемоний включались и иностранные представители, что устанавливало своего рода политическую иерархию среди европейских государств и выражало внешнеполитические приоритеты английской монархии. Этот придворный порядок базировался на принципах неравенства в соответствии со степенью доступа к монарху. Огромное значение придавалось порядку следования участников церемоний.
Яков Стюарт активно вмешивался в традиционный порядок следования, своей волей давал преимущества одним и принижал других, что также вызывало недовольство английской аристократии и иностранных послов. Учитывая то, что Яков I рассматривал порядок следования исключительно как объект королевской прерогативы, он стал в его руках эффективным инструментом как внутренней так, и внешней политики. В то же время санкционированный традицией порядок давал возможность придворным отстаивать собственное место в церемониале. Спорам из-за порядка следования посвящены многие страницы в дневнике Дж. Финета[438].
Несмотря на то что внешняя политика оставалась под контролем Сесила, все официальные контакты иностранных представителей с королем и его министрами должны были осуществляться через церемониальную службу. Церемониал санкционировал и ведомственную организацию двора. Именно в церемониях возросший статус слуг «королевской спальни» получил внешнее выражение. Ее слуги во время проведения церемоний, как правило, располагались или шествовали либо непосредственно перед королем, либо сразу после него, оттесняя государственных министров, пэров Англии и слуг других департаментов двора[439]. Каждая комната королевского дворца включалась в церемонию приема посла. Пространство каждой комнаты имело собственный ритуал и процедуру нахождения присутствующих. Когда французский агент и советники не могли договориться, как вести переговоры в палате Тайного совета из-за споров по процедуре заседания, то в конце концов просто решили перейти в другую комнату, где было возможно «обсудить дело путем приватной дискуссии без соблюдения формальностей»[440].
Дневники Джона Финета показывают, что при дворе сложился неофициальный канал для доступа к королю. Этим каналом стали слуги королевской спальни, к которым, по мнению не только Финета, но и лорд– камергера Пемброка, и надлежало обращаться иностранным послам в поисках неофициальных аудиенций[441]. Участие английских лордов и придворных слуг в дипломатическом церемониале нередко отражало их внешнеполитические пристрастия[442]. Большинство шотландских слуг «спальни» придерживались профранцузской ориентации и оказывали определенное давление на Якова I в связи с его планами испанского брака. Накануне креации Карла принцем Уэльским в ответ на просьбу испанского посла присутствовать на церемонии Яков I заявил, что некоторые из «слуг, близких ему», ранее уже попросили его пригласить французского посла[443]. Яков I тяготился частыми спорами между послами из-за порядка следования и расположения во время приемов, поэтому предпочитал приглашать на придворные церемонии тех из них, между которыми не возникало разногласий.
Отклонение от установленного церемониального порядка рассматривалось как политически значимое действие, характеризующее изменение отношения к принимаемой стороне. Если в первые годы правления Якова Стюарта в соответствии с елизаветинской традицией церемониальное преимущество предоставлялось французскому послу, то в последующий период в связи с развитием происпанской ориентации Якова I и его окружения король настаивал на приоритете испанского посла. Испанский посол Гондомар получил почти свободный доступ к Якову I. По мнению Финета, это противоречило уже сложившемуся церемониалу и вело к беспорядку и раздорам при дворе[444].
В вопросе об организации дипломатического и придворного церемониала, как и во многих других, Яков I проявлял присущую ему непоследовательность. Отдавая предпочтение неформальным взаимоотношениям с подданными и послами, Яков I предпочитал действовать в обход им же заведенного порядка, устраивая встречи через слуг «спальни» (например, через слуг спальни Хея, Монтгомери, позже – Бэкингема).
Одним из придворных ведомств был королевский гардероб. К началу XVII в. гардероб разделился на несколько независимых друг от друга служб. «Большой гардероб» (great wardrobe) практически отделился от двора, так как он обеспечивал ливреями и парадными одеждами большую часть государственных служащих. В структуру департамента королевской палаты был включен «малый», или «личный гардероб короля» (privy wardrobe of the robes). Его возглавлял хранитель мантий (gentleman of the robes). Кроме секретаря, йомена и нескольких камер– юнкеров в штат входили портные (tailors) и чистильщики (brashers).
Поделиться книгой: