Сотворение мира и человека

Вся жизнь человеческая стала скорбной. Даже прекрасное повеление Божие плодиться и размножаться отныне связано с болью и страданиями: Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей (Быт. 3, 16).

…И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их (Быт. 3, 21).

В самом прямом смысле здесь речь идет об одежде, в которую, лишившись первобытной непосредственности и душевной чистоты, стали одеваться прародители.

Библия неспроста замечает после творения Евы: И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились (Быт. 2, 25). Для Библии стыд – состояние позора, нечестия (см. Иез. 23,29; Ис. 47, 1–5). В ряде языческих культур (хананейской, хурритской, вавилонской и т. д.) обнажение было ритуалом. В специальных храмах иеродулы – священные блудницы – совершали религиозные обряды-совокупления, принося богам в жертву свою честь (вернее, то, что от нее осталось).

Для Библии подобные церемонии – «мерзость». Иудейские женщины в присутствии посторонних мужчин закрывали и лицо. Обнажение было позором, именно поэтому казнимых, например, раздевали донага.

Для библейского автора такое положение вещей связано с грехопадением. Грехопадение привнесло в мир страсти и грех, оно красоту богозданного человеческого тела превращает в объект для удовлетворения похоти. Одежда – некий предел, рамки, которые держат человека в границах дозволенного.

Однако в истории церковного толкования Священного Писания эти «кожаные одежды» понимались и иначе, в богословском смысле.

Первозданные люди имели, по учению Церкви, богоподобное достоинство, они были как бы одеты «славой Божией». Прародители легко вступали в общение и с Богом, и с духовными силами – Ангелами, все их существо было мистически восприимчиво. После падения эта «тонкость» природы первых людей исчезает. Мистический мир становится недоступным, человеческая природа приобретает склонность к болезням, разложению и смерти.

Примечательно, что, по мысли святых отцов, «кожаные ризы», в которые одел Господь человека, свидетельствуют, прежде всего, не о гневе, но… о милосердии Божием. Прочитаем, что говорит нам Священное Писание вслед за рассказом о «кожаных ризах»: И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нос, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерево жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно (Быт. 3, 22). Согрешивший Адам может вкусить от древа жизни и жить вечно… Усовершаясь в грехе, достигая немыслимых высот (или, вернее, опускаясь в бездны) развращенности и богоотступнической гордыни. И тогда Бог дает человеку противоядие против греховной жизни – смертность.

Смерть полагает предел процессу удаления от Бога, останавливает человека, который мог бы катиться и катиться вниз.

И, наконец, еще одна деталь. Когда человек согрешил, он поставил себя в тесное общение с богопротивными демоническими силами. Человек может покориться им, а может и противостоять.

Об этом Господь и сообщает словами, обращенными к змею-сатане: и вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту (Быт. 3, 15).

Для нас в этих словах – утверждение конфликта между семенем (потомством) сатаны и семенем (потомством) человеческим. Диавол всегда, сколько существует этот мир, будет догонять человека и хватать его за пятку… Но человек будет также наступать на голову змеев, давить их: се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью (Лк. 10, 19) – вот что завещано христианам.

Но слова Господа о вражде семени жены и семени змея говорят еще об одном. Они говорят нам о победе Богочеловека Иисуса Христа над сатаной. Будем честны, разве мы поражаем сатану в голову? Даже самые высокие подвижники лишь огорчали, смиряли лукавого, не уничтожая его… И лишь один из людей, Человек, в котором человеческое и Божественное были слиты воедино, Иисус из галилейского города Назарет, по-настоящему поразил сатану в голову. Своим Воскресением из мертвых Спаситель нанес змею сокрушительный удар, так что тот теперь издыхает. Но пока еще жив и конвульсивно бьет хвостом. Окончательная победа над сатаной будет совершена в день Второго Пришествия Христова.

…В Сербской Православной Церкви сохранился древний обычай, существующий с незапамятных времен: плач об утерянном прародителями Древе Жизни, бывшем в раю. В праздник Рождества Христова в сербских храмах выносят дерево с листьями – дуб, он символизирует вечность, ибо может жить тысячелетие. Дуб украшают яблоками, поют печальные песнопения, а затем опускают ствол в огонь и листья мгновенно увядают. Эти листья верующие благоговейно берут на память о Древе Жизни. К яблокам же никто не прикасается.

И еще одно. Мы часто ограничиваем рассказ о грехопадении лишь событием ослушания Адама и Евы. Но заметьте: грех, от первых людей начавшись, начинает распространяться в людях по лицу Земли подобно некой заразе. Грех инфицирует всех, кто происходит от Адама и Евы. Можно сказать, что, начавшись от Адама и Евы, грех все умножается, трещина, раскалывающая отношения человека и Бога, все увеличивается.

Сначала Адам и Ева преступают заповедь о послушании. Дело не в том, что они съели какой-то плод. Дело в том, что они попытались строить жизнь свою без Бога! Попытались обрести полноту жизни через воровство, через похищение плода, дарующего совершенное знание секретов мироздания. «Быть как боги» – вот желание древних людей. Но было ли это им обещано? Было. Через доверие Богу и жизнь в согласии с Божественными замыслами они стали бы божественны, обожились, восприняв в себя Божественные энергии. Но для этого нужно было делать усилия. Гораздо проще украсть заветный плод и без всяких усилий обрести могущество и знание.

Бог готов простить людей, лишь бы они сами этого желали. Но они прячутся от Бога, убегают. Было ли раскаяние у них после содеянного? Об этом мы уже говорили. Стыд – да, самооправдание – было, но раскаяния, сожаления о содеянном в священном рассказе мы не замечаем. А через это греховное ослепление и упорство в грехе бессмертные человеческие души отпали от Бога. «В смерти Адама произошло не отделение души от тела, но отдаление Святого Духа от бессмертной души» (св. Исидор Пелусиот). Запрещая вкушать от дерева познания добра и зла, Господь говорил: в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь (Быт. 2, 17). Умер ли Адам, умерла ли Ева в день их преступной трапезы? Физически – нет. Телом Адам жил еще девятьсот тридцать лет. Но «душою Адам умер тотчас, как только вкусил, а после, спустя девятьсот тридцать лет, умер и телом. Ибо как смерть тела есть отделение от него души, так смерть души есть отдаление от нее Святого Духа, Которым осеняему быть человеку благоволил создавший его Бог, чтобы он жил подобно Ангелам Божиим» (прп. Симеон Новый Богослов).

Грех от Адама и Евы начинает распространяться… Как от брошенного в воду камня идут круги – все шире и шире баламутя пространство покойных вод, – так и грех от Адама распространяется в потомках все дальше и дальше.

Уже очень скоро мы читаем о втором акте драмы грехопадения, о братоубийстве.

Бог сотворил человека способным к бессмертию. Человек, живя с Богом в единстве, мог достичь бессмертия, но так же мог, через удаление от Бога, приобрести и смертность.

Адам согрешил, и в человеческую природу, как яд, вошла смертность. Сначала, для первобытных людей, это казалось невозможным. Но, как сообщает нам Священное Писание, Каин убивает Авеля. Человек убит. Первое убийство в истории… и далеко не последнее. Оно как раз выявляет страшную реальность: человек стал смертен.

Душа человеческая разлучилась с Духом Божиим, разорвала связь с Божественной силой, животворной энергией. И постепенно силы человека, призванного к бессмертию, истощились. Несложно проследить, как Библия говорит нам об этом «оскудении» жизненной силы в потомках Адама: Адам прожил 930 лет; Сиф – 912 лет; Енос – 905 лет и т. д. Лишь некоторые отдельные потомки живут дольше, вообще же жизнь идет на убыль. Позже священный автор вздохнет: Мы теряем лета наши, как звук. Дней наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет… проходят быстро, и мы летим (Пс. 89, 9-10). В пятой главе Книги Бытие, где рассказывается о допотопных жителях, этих потомках Адама, оскудевающих жизнью, после упоминания о каждом праотце следует приговор Священного Писания: «И он умер!». «Этими тремя словами, которые богодухновенный текст повторяет восемь раз, подчеркивается, что смерть господствовала над всем человеческим родом!» (Н. Василиадис).

В сочинении, появившемся на рубеже Ветхого и Нового Заветов, автор скорбно вопрошает Адама: О, что сделал ты, Адам? Когда ты согрешил, то совершилось падение не тебя только одного, но и нас, которые от тебя происходим. Что пользы нам, если нам обещано бессмертное время, а мы делали смертные дела?(3 Езд. 7, 48–49).

Следующий этап отпадения человека от Бога – растление жителей Земли:

Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь [Бог]: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками [сими], потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди. И увидел

Господь [Бог], что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем (Быт. 6, 1–6).

Здесь «сыны Божии» – древнее название злых ангелов. Брать себе в жены дочерей человеческих – значит соединяться человеку с демонами в единую плоть, жить с ними одной жизнью. Библейский рассказ подчеркивает: то, что творилось на Земле, превосходило всякие мыслимые пределы греховного растления.

Господь видит: людей ничто не сможет исправить. И Он посылает на Землю потоп.

Спасается лишь одна праведная семья. Рассказ о потопе, отмечают библеисты, построен по тому же принципу, что и рассказ о сотворении мира. Потоп – это словно новое творение, претворение мироздания. Замысел Божий – сохранить для новой безгрешной жизни лучшую и в нравственном отношении чистую семью. Но и семья праведного Ноя оказалась инфицированной грехом.

И далее… постройка Вавилонской башни – памятника человеческой гордыне…

Вот эти четыре этапа развития греха:

– вкушение запретного плода Адамом и Евой;

– братоубийство;

– развращение человека, приведшее к Всемирному потопу;

– Вавилонская башня…

Как смерть вошла в наш мир

И здесь самое время перейти к очень важной богословской теме: грехопадение и смерть.

Почему мы говорим, что после грехопадения человек стал смертен?

Каков механизм проникновения смертности в человеческую природу?

Возможно ли смертность преодолеть и кто способен на это?

Характерно, что история рода человеческого, как ее излагает Богодухновенная книга Библия, начинается… со смерти человека, причем праведника – Авеля.

Вдумайтесь: человек отступил от Бога и изгоняется из рая. И первый человек зачат и рожден вне пределов эдемского сада. Это Каин, имя которого происходит от др. – евр. глагола канб – «приобретать собственность». Древние имена вообще часто указывают на судьбу ребенка. Точно так же глубоко символично и имя первой жертвы смерти, второго ребенка Адама и Евы. Его назвали Авель, что от др. – евр. «дышать». В этих именах – вся сущность обоих братьев. Первый накрепко связан с землей, он стремится к приобретению, к захвату… второй живет небесными ценностями. «Поэтому конфликт между ними и первое братоубийство коренятся уже в самой их природе: человек плотский ненавидит человека духовного, завидует ему и стремится его устранить» (Д. Щедровицкий).

До тех пор смерть не похищала еще никого. Но Каин убивает брата (см. Быт. 4, 8) и бежит[6] от Бога… Лорд Байрон в драматической поэме «Каин», рисуя картину братоубийства, изображает, как Каин смотрит на мертвого Авеля, вглядывается в его лицо, пытается поднять безжизненные холодные руки, которые падают вниз, будто свинцовые, и восклицает: «Смерть пришла в мир!..»

«Это утверждение, – замечает современный греческий богослов Н. Василиадис, – содержит самое, быть может, поразительное открытие, когда-либо сделанное человеком».

Человек прозрел: «смерть пришла в мир!»

А ведь на самом деле смерть пришла еще раньше. Ее впустили в мир Адам и Ева. Впустили грехом, отступлением от Бога. Им Господь говорил, обращаясь к Адаму: возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты и в прах возвратишься (Быт. 3, 19).

Но не верили, а может быть, сомневались, что именно их грех стал причиной их смертности… Но это оказалось правдою. Смерть пришла, и первые люди осознали, что произошло нечто страшное, непоправимое: «Смерть пришла в мир».

Святые отцы замечают, что, не будучи бессмертными по творению, это бессмертие прародители, Адам и Ева и их дети, могли бы приобрести, живя в послушании Богу и в согласии с Божественными замыслами.

Доверять Богу, быть послушными Богу, любить всею крепостию своею Бога… Если бы первые люди так жили, то их воля окрепла бы. Окрепла настолько, что диавол не увлек бы первых людей за собою в бездну богоотступничества. Укрепив волю в добре, идя Божиими путями по жизни, а не сатанинскими, лукавыми, прародители достигли бы обожения, святости: «На своем пути к добродетели они стяжали бы «богоподобие», стали бы «богами» по благодати и жили бы вечно и постоянно вместе с Богом» (Н. Василиадис).

Бог не сотворил человека «ни смертным, – пишет св. Феофил Антиохийский, – ни бессмертным, но способным к тому и другому; чтобы, если устремится он к тому, что ведет к бессмертию, исполняя заповедь Божию, получил от Него награду – бессмертие – и сделался богом (по благодати); если же уклонится к делам смерти, не повинуясь Богу, сам (человек) был бы виновником своей смерти.

Ибо Бог создал человека свободным и самовластным»[7].

«До греха, – пишет блаженный Августин, – человеческое тело можно было называть и смертным в одном отношении, и бессмертным в другом: смертным, ибо оно могло умереть, бессмертным, ибо оно могло не умереть. Одно дело: не мочь умереть, какими Бог сотворил некоторые бессмертные существа; а другое дело: мочь не умереть, в каком смысле создан бессмертным первый человек. Это давалось ему от древа жизни, а не от устройства его естества, вследствие чего, как только он согрешил, был отстранен от древа жизни, чтобы мог умереть; тогда как если бы не согрешил, мог бы не умереть. Итак, он был смертен по свойству своего земного тела, а бессмертен по благодати Творца».

Отметим: человек бессмертен не сам по себе, а как причастник Бога. Разлучится с Богом – и его природа подпадет под воздействие бесовских сил, пытающихся весь мир ввести в хаос и погубить. «Как существо сотворенное человек по естеству был преходящим, ограниченным, конечным; а если бы он остался в божественном добре, он бы благодатью Божией остался бессмертным, непреходящим» (свт. Афанасий Великий).

Но прародители наши отступили от Бога, и в мир вошла смерть. Сначала – как обещание: прах ты и в прах возвратишься (Быт. 3, 19), потом – как жестокая реальность. Жестокая ли?.. Но разве нет, разве не содрогалось сердце Адама, когда он видел лежащее перед ним холодное тело любимого сына?.. Разве мы можем остаться равнодушными к тому, что смерть похищает наших детей и вообще всех сынов и дочерей человеческих?..

И Церковь отвечает: смерть – это катастрофа, это извращение Божественного замысла… Но Бог и зло обращает к добрым последствиям. И смерть явилась… благодатным даром от Бога человеку. Ведь если бы смерти не последовало, первые люди могли вкусить от дерева жизни и обрести бессмертие. Сам Господь говорит про Адама: как бы не простер он руки своей и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно (Быт. 3, 22). Жить вечно – продолжая вечно грешить… Может ли быть худшее зло? А вечно грешить – значит возрастать во зле, уподобляться бессмертному сатане.

Следовательно, заключают отцы Церкви, смерть согрешивших прародителей явилась благом: «Бог называет смерть “благодеянием”, а ты сетуешь», – убеждает христиан Иоанн Златоуст.

Если б кто и должен был плакать, то только диавол. Он – бессмертен, и его грех не имеет предела. Мы же благодаря смерти избавляемся от вечного греха, для нас смерть – «покой и тихое пристанище». «О мудрость и милосердие Божие! – восклицает свт. Григорий Богослов – Грех порождает смерть, а смерть убивает грех».

Более того, смерть – очень сильное педагогическое средство. Видя смерть, разложение, конец и тщету всех земных стремлений, человек таким образом избавляется от гордыни. Человек понимает свою ограниченность и слабость, а понять это – значит уже почти обратиться к Богу, потому что лишь с Ним, Его силой и Его достоинством мы сильны. Богомудрый святой отец размышляет от имени Бога: «Я тебя призывал к большей чести, ты же, проявивший себя недостойным дара, изгоняешься из Рая. Несмотря на это Я тебя не презрю, но буду исправлять твой грех и возведу тебя на Небо. Поэтому Я попускаю тебе умереть; Я оставляю твое тело гниению и тлению. Ты же, видя все это, поймешь свое бессилие, свое земное начало, свою малость и не будешь воображать о себе и мечтать более надлежащего о себе» (свт. Иоанн Златоуст).

Остановимся на минуту и подумаем: не тратим ли мы время жизни впустую в праздности, развлечениях, а часто и в греховных делах? И это – зная, наверняка зная, что еще ну тридцать, ну пятьдесят максимум лет проживем. А представьте, если бы мы знали, что будем жить всю тысячу лет… Уверен, что не многие бы решили встать на путь исправления, имея впереди такой «запас» жизни. Так что и в ограничении срока жизни есть своя богоданная мудрость. С одной стороны – свобода в выборе пути (грешить или исправляться), с другой стороны – все-таки достаточно определенный и скромный рубеж.

…Запрещая вкушать от дерева познания добра и зла, Господь неложно обещал: в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь (Быт. 2, 17). «Душою Адам умер тотчас, как только вкусил, а после, спустя девятьсот тридцать лет, умер и телом. Ибо как смерть тела есть отделение от него души, так смерть души есть отдаление от нее Святого Духа…» (прп. Симеон Новый Богослов).

Адам согрешил, и в человеческую природу, как яд, вошла смертность. Душа человеческая разлучилась с Духом Божиим, разорвала связь с Божественной силой, животворной энергией. Постепенно силы человека, призванного к бессмертию, иссякли.

Поражающее воображение долголетие библейских праотцев, постепенно оскудевающее, сходящее на нет, – знак того, что человек все более удалялся от Бога, все более разлучался с Господом, Который есть Сама Жизнь.

Смирился ли человек со смертью? Безусловно, нет. Даже видя, что все усилия победить, заклясть смерть камланиями и религиозными мистериями бесполезны, человек чувствовал протест. Смерти не должно быть, это неправильно!

Неандертальцы еще сто тысяч лет назад хоронили своих умерших в позе эмбриона, как бы показывая этим, что смерть – лишь рождение в иную жизнь. Голова наклонена к груди, спина согнута, согнутые в коленях ноги прижаты к животу, руки покоятся на груди. Такие костные останки находят по всему миру. Часто в могилу помещали рог животного, который символизировал торжество, мощь жизни. Иногда тела посыпали цветами и лекарственными травами. Возле захоронений почти всегда обнаруживали следы древних костров: покойных поминали на трапезе, а может быть, языки пламени мыслились той дорогой, по которой уходили души умерших на небо.

Тысячелетия спустя, с возникновением великих культур древности, появляются иные ответы на вопрос, существует ли жизнь после смерти. Почти всегда этот ответ – да, причем часто древний верующий доходит в своем размышлении о посмертном бытии даже до отрицания какой бы то ни было ценности этой нашей, земной, жизни. Об этом говорят нам религии Востока. Индуизм и буддизм провозглашают, что смерть – это освобождение от страдания, в котором пребывают люди на этой земле. Смерть – блаженное погружение в нирвану, в абсолютный, ничем не колеблемый покой. В греческой религии, например в орфическом мифе, говорится, что душа при рождении сходит в вещественный и грешный мир как чужестранец. Тело – гробница души, и человек должен стремиться к освобождению души от тела. К рукам почивших орфики прикрепляли маленькие золотые таблички, на которых было написано: «Я тоже небесного рода». Мертвым, которые достигали врат иного мира, эти таблички были нужны как пропуска, как свидетельство, что умерший жил интересами потустороннего, ждал смерти.

Геродот свидетельствует, что фракийские племена встречали новорожденных младенцев плачем и рыданиями, тогда как мертвых провожали в могилу криками и возгласами ликования.

Смерть, таким образом, мыслится как неизбежный удел всякого живого существа. Удел неизбежный и трагичный. Древний человек, веря в загробную жизнь, конструируя модели посмертного бытия, очень остро чувствует эту боль, боль оттого, что смерть вторгается в жизнь нашу как незваный гость. Часто древний человек лишь устало разводит руками: не под силу человеку понять, что скрывается за гробовой доской. Может быть, и нет ничего за гробом. Эта жизнь – мираж, суета… На стенах одной древнеегипетской гробницы (жреца Неферхотепа) высечены слова:

Тела проходят неудержимо со времен Ра, И новые образования вступают на их место. Солнце показывается каждое утро, а на западе заходит, Мужчины производят семя, женщины зачинают. Ноздри всех живущих вдыхают утреннее благовоние. Но те, что были рождены, — Все они отправляются к месту, которое им назначено. Поэтому с радостью справляй свой день, о жрец! Я слыхал обо всем, что совершено предками, Но теперь их стены распадаются, их места более нет… Подумаешь, будто их никогда и не было.

Смерти подвластно все. Не только человек, но и все творение, вся Вселенная идет к концу. Мы видим рост, одряхление и гибель всего видимого – от мелких мошек, трав и деревьев до могущественных и славных властителей царств… «Но что говорить о них, есть и еще большие! – восклицает автор одной из Упанишад. – Мы видим гибель божеств, чандкарвов, асуров, якшей и иных. Да не их одних. Высыхают великие моря, разрушаются горы, передвигается Полярная звезда, обрываются тетивы ветров, затопляется земля, и сами высшие боги низвергаются из обителей своих».

Все проходит, все кончается. Какой смысл тогда у жизни на Земле, у самой этой Земли, если все равно все обратится в прах?.. Вспомним, как Гераклит, восхваляя красоту и гармонию мира, вдруг в отчаянии восклицает: «Куче мусора, наудачу высыпанного, подобен самый прекрасный космос!»

Действительно, какой смысл в красоте мира, его гармоничности и логичности, если все это обречено на смерть и разложение? В вопле Гераклита прекрасно выражена эта извечная тоска человечества по спасению мира, по преодолению смерти и для мира, и для человека.

Пытаясь найти какой-то выход, возможность жить после смерти, древние мыслители создают учение о перевоплощении душ. Тела истлевают в земле, души же на новом витке выходят в жизнь, получают новое тело…

Как о смерти говорит Библия?

Итак, смерть – общий удел людей, путь всей земли (3 Цар. 2, 2). Перед лицом неотвратимой смерти жизнь – лишь краткий миг, хрупкое и мимолетное благо. Она лишь тень, дуновение, ничто… (см. Пс. 38, 5; 88, 48; 89; Иов 14,1–2; Прем. 2, 2). Библейский мудрец называет жизнь суетой, тщетой.

Но откуда такой пессимизм, если Библия верит в загробную жизнь? Дело в том, что вера в полноценное и каким-то образом активное существование после смерти начинается лишь с поздним иудаизмом.

Даже еще во времена псалмопевца и царя Давида, то есть за тысячу лет до Рождества Христова, считалось, что смерть – это сон, душевная бездеятельность. Что мертвый человек погружен в такое состояние, в котором он не может ни слышать, ни видеть, ни думать… Лишь по воскресении, когда кости начнут обрастать мышцами, кожей, люди вновь будут жить полноценно. Пока же все после смерти отправляются в шеол, место темное, безвидное. Души существуют в этом шеоле, или, как в нашем переводе, в преисподней, как тени. Это место забвения и печали. Все преданы праху и тлену…

В разных ветхозаветных книгах эта мысль звучит вновь и вновь: никто из умерших не вспоминает о Тебе, а в аду кто исповедует Тебя ? – восклицает псалмопевец (Пс. 6, 6). В 87-м псалме, автор которого Еман, современник и соратник Давида, мы читаем: Я сравнялся с нисходящими в могилу, я стал, как человек безпомощный. К мертвым причтенный, как убитые, лежащие во гробе, о коих Ты более не вспоминаешь и которые от руки Твоей отринуты. Положили меня в ров преисподний, во мрак и тень смертную. На мне отяготела ярость Твоя и все волны Твои навел Ты на меня. Ты удалил знаемых моих от меня: сочли меня отвратительным для себя, я предан и не имею выхода. Глаза мои изнемогли от страдания: взывал я к Тебе, Господи, весь день, воздевал к Тебе руки мои. Ужели для мертвых творишь чудеса? Или врачи воскресят (их), и они будут исповедовать Тебя? Ужели кто во гробе будет возвещать о милости Твоей и истине Твоей в (месте) погибели? Разве во мраке узнаны будут чудеса Твои и правда Твоя в земле забытой? (Пс. 87, 5-13).

Особенно много такой безотрадности в Книге Экклесиаста и в Книге Иова, книгах очень древнего происхождения. Так, отчаявшийся Иов восклицает: …преисподняя – дом мой; во тьме постелю я постель мою; гробу скажу: ты отец мой, червю: ты мать моя и сестра моя. Где же после этого надежда моя? и ожидаемое мною кто увидит? В преисподнюю сойдет она и будет покоиться со мною в прахе (Иов 17, 13–16).

Отчаявшись и плача, Иов просит Бога посмотреть на него, не отворачиваться. Иов молится: взгляни на меня, мой Создатель, прежде нежели отойду, – и уже не возвращусь, – в страну тьмы и сени смертной, в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма (Иов 10,21–22). Можно умножать примеры, однако и так становится ясно, что для древних иудеев была характерна идея существования душ после смерти в особом темном месте – шеоле.

Лишь в более позднее время появляется учение, что некие избранники, лучшие из израильтян, могут пребывать в потустороннем мире на некоем пиру вместе с Авраамом. Причастность жизни Авраама, покров и защиту великого праотца Авраама называли «лоном Аврамовым».

Но даже в самые безотрадные времена человек не мог смириться с тем, что смерть – это конец, что это навсегда\ Описывая грядущее преображение мира, пророк Исаия радостно восклицает: Поглощена будет смерть навеки, и отрет Господь Бог слезы со всех лиц (Ис. 25, 8). Да и как может быть иначе, ведь Бог создал человека для нетления… но завистью диавола вошла в мир смерть (Прем. 2, 23–24).

Сначала древний псалмопевец плачет: Обратись, Господи: избавь душу мою, спаси меня по милости Твоей. Ибо никто из умерших не вспоминает о Тебе, а в аду кто исповедует Тебя? (Пс. 6, 5–6), от страха смерти сотрясается все его существо: Призри, услышь меня, Господи, Боже Мой, просвети очи мои, да не усну смертно (Пс. 12, 4). Потом его голос крепчает, в нем появляется уверенность, что на все воля Божия и что любящих Его Бог не оставит: Сохрани меня, Господи, ибо на Тебя я уповал. И далее гимн: Посему возвесилилось сердце мое и возрадовался язык мой, а также и плоть моя вселится с надеждою, что не оставишь Ты души моей в аде и не дашь преподобному Твоему видеть тление. Ты показал мне пути жизни, наполнишь меня веселием пред лицем Твоим, блаженство в деснице Твоей во век (Пс. 15, 1, 9-11).

Можно ли победить распад и гибель творения?

И Господь открывает пророкам и вдохновенным библейским мыслителям, что это возможно! Как? Прежде всего, Библия утверждает, что есть некая вечная и неизменная точка опоры.

Это Бог. В начале Ты, Господи, землю основал и дела рук Твоих – небеса. Они погибнут, Ты же пребудешь, и все, как одежда, обветшают, и как одежду совьешь их, и изменятся, а Ты тот же и лета Твои не кончатся. Сыны рабов Твоих поселятся и потомство их во век утвердится (Пс. 101, 26–28).

Бог – вот точка опоры для мира. Если быть с Богом, соединить свою жизнь с Божественным бытием, то возможно спасти жизнь от гибели.

И древние ветхозаветные мужи со всей силой свидетельствовали об этом. О том, что было для них лишь теорией, а не реальностью, что было от них сокрыто, потому что они не видели, как мы, настоящее, подлинное воскресение из мертвых – Воскресение Иисуса Христа.

Восхищение на Небеса живыми Еноха и Илии (см. Быт. 5, 24; 4 Цар. 2, 11–12) – что это, как не знак от Бога, что есть какая-то иная перспектива для человека, нежели прозябание в мрачном шеоле?.. Надежду воскресения вселяли и другие события: воскрешение сына сарептской вдовы пророком Илией, воскрешение сына суннамитянки пророком Елисеем; воскрешение умершего, которого израильтяне из страха перед грабителями поспешно бросили в могилу пророка Елисея. Как только мертвец коснулся костей пророка Божия, он ожил и встал на ноги, что повергло моавитян в страх и трепет (см. 3 Цар. 17, 17–24; 4 Цар. 4, 32–37; 4 Цар. 13, 21).

На грядущее воскресение из мертвых указывает и пророк Иезекииль. Это знаменитая 37 глава его Богодухновенной Книги. И ты, дорогой читатель, несомненно, знаешь эти слова, если бывал в православном храме вечером в Великую Пятницу. На середине храма лежит Плащаница – пелена с изображенным на ней почившим Господом. Сначала совершается каждение Плащаницы. Оно обозначает, что, несмотря на смерть, Дух Божественный не разлучился с телом Христовым. Перед нами лежит не тело человека, но Тело Богочеловека, Животворящее, имеющее силу победить тление.

Затем с пением торжественного и печального ангельского славословия «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный» Плащаницу обносят вокруг храма (или проносят внутри храма). Затем драгоценную пелену полагают в центре храма, диакон или чтец возглашает специальный стих-тропарь: «Держащий все концы Вселенной позволил Себя удержать гробу. От адского поглощения избавляешь человечество и воскресением Своим оживляешь нас, ибо Ты – Бог бессмертный» (рус. пер.). И далее диакон (или чтец) так, как только и нужно молить Бога о восставлении умерших, – громогласно, возглашает: «Воскресни Господи, помози нам и избави нас имени ради Твоего!» И далее – Господи – это не мы придумали, это Ты нам открыл! – «Боже, ушима нашима услышахом, и отцы наши возвестиша нам».

И наконец, читается со всею силою и властью отрывок из Книги пророка Иезекииля.

Мы словно вместе с пророком. Мы, как и он, восхищены Духом, мы чувствуем на себе тяжелую длань Божию, приклонившую нам голову. Мы видим поле, усеянное человеческими костями. Господь спрашивает нас: оживут ли кости сии?.. Господь повелевает: от Имени Моего возвести костям пробуждение… Мы трепещем, но не можем ослушаться и обращаемся к костям с Божиими словами.

И далее пророк Иезекииль свидетельствует: Я изрек пророчество, как поведено было мне; и когда я пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею. И видел я: и вот, жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху, а духа не было в них. Тогда сказал Он мне: изреки пророчество духу, изреки пророчество, сын человеческий, и скажи духу: так говорит Господь Бог: от четырех ветров приди, дух, и дохни на этих убитых, и они оживут. И я изрек пророчество, как Он повелел мне, и вошел в них дух, и они ожили, и стали на ноги свои – весьма, весьма великое полчище (Иез. 37, 7-10). И после этой потрясающей душу до основания картины Бог Сам обращается к нам: Вот, Я открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших… И узнаете, что Я Господь… И вложу в вас дух Мой, и оживете, и помещу вас на земле вашей… (Иез. 37,12–14).

В прямом смысле этот текст относится к восстановлению находящегося в изгнании Израиля, но если мы вспомним, что Священное Писание обращено к людям любой культуры и любой эпохи, мы поймем, что это и для нас. И нам возвещает пророк Иезекииль славное восстание из праха; восстание к новой жизни.

Еще более ясно, чем Иезекииль, о воскресении из мертвых свидетельствует пророк Исаия: Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе… земля извергнет мертвецов (Ис. 26, 19).

А пророк Даниил уточняет, для чего восстанут люди: Многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление (Дан. 12, 2).

Незадолго до Пришествия Христова это ожидание, чаяние воскресения становится несомненным. Во второй Маккавейской Книге рассказывается, как один из Маккавеев, протягивая, руки, палачу говорит: От неба я получил их и за законы Его не жалею их, и от Него надеюсь опять получить их (2Мак. 7,11).

Итак, еще до Пришествия Христова человек уже знал, что Бог не оставит его, не бросит в могиле и тлении. Что произойдет некое действие Божие, как катастрофа, как огненный смерч, который переплавит землю и выведет из нее всех умерших. Выведет к новой жизни.