Помоги проекту - поделись книгой:
Адмиралтейство полностью одобрило проект Парри добраться до полюса на лодках-санях по льду и по пространствам чистой воды, которые то и дело встречаются в арктическом море. 3 апреля 1827 года Парри вышел в море на «Хекле», намереваясь пройти по меридиану Шпицбергена. Одним броском «Хекла» достигла высокой широты в 81°5′, где встретила дрейфующие в северном направлении льдины, но не обнаружила ни малейшего признака многолетнего полярного льда. Это случилось 14 апреля. Но Парри на этот раз не стремился идти на судне к полюсу; он хотел только выбрать надежную гавань. Ему удалось найти прекрасную якорную стоянку, которую он назвал бухтой Хекла, на северном берегу Шпицбергена с координатами в 79°55′ северной широты и 16°53′ восточной долготы.
И вот началось крайне любопытное, дерзкое предприятие, которое, несмотря на неудачу, снабдило последующих исследователей драгоценными сведениями и разбудило в них дух благородного соревнования. «Хекла» беспрепятственно стала на якорь в бухте, носившей теперь ее имя, и была оставлена на капитана Крозье[41] — будущего спутника Джона Росса в антарктическом путешествии и адмирала Франклина в великом и трагическом открытии северо-западного прохода. 21 июня, после полудня, при прекрасной погоде и температуре в почти 15° ниже нуля по Цельсию, полностью подготовленные катера на полозьях, «Энтерпрайз» («Смелое предприятие») и «Тентетив» («Пробный»), взяли курс на Северный полюс.
Парри находился вместе с господином Беверли на первом судне, а Джеймс Росс и Эдвард Бэрд — на втором. Экипаж каждого составляли десять солдат морской пехоты и два моряка. Эти плоскодонки имели семь английских футов в ширину и двадцать — в длину; корпуса были изготовлены из твердых пород дерева — американского орешника и ясеня. На форштевне[42] установили обшивку, обеспечивавшую упругость при частых столкновениях со льдинами. Она состояла из нескольких слоев; с внешней стороны — оболочка из непроницаемой просмоленной парусины, затем — тонкий слой сосновых пластин, потом войлочная прослойка и, наконец, доски из дуба; все это было туго скреплено с корпусом стальными болтами. По обе стороны киля выступали мощные металлические полозья, как у саней, с помощью которых шлюп полностью вытаскивался на лед. Передние концы полозьев были связаны кожаными ремнями, к которым крепились ремни из конского волоса.
Каждое суденышко имело по две скамьи для гребцов, небольшие трюмы на носу и корме, вдоль бортов ящики для хранения провианта и сухой одежды, бамбуковую мачту и парус из дубленой холстины, четырнадцать небольших гребных весел и одно рулевое весло на корме. Ясная, тихая погода, а также течения, несшие льдины перед ними, казалось, благоприятствовали прошедшим на веслах мимо Семи островов[43] морякам. Но 23 числа они натолкнулись на ледовый массив; пришлось вытянуть суденышки на лед. Случилось это на широте 81°12′51″.
Тогда-то, собственно, и началось труднейшее путешествие. Чистый вес каждого катера на полозьях составлял 1539 английских фунтов (685 килограммов), плюс провизия — 3753 фунта (1700 килограммов), плюс, предположим, по двести восемь фунтов (94 килограмма) на человека, и кроме того, четверка легких саней по двадцать фунтов (9 килограммов). Ежедневный рацион членов экспедиции состоял из десяти унций[44] сухарей, девяти унций пеммикана[45], одной унции какао и примерно одной четверти пинты[46] рома. Все спали внутри катеров, укрываясь парусом, и продвигались вперед по ночам.
Трудно представить более трудный и обескураживающий поход, чем экспедиция Парри. Он требовал невообразимого мужества и энергии как от офицеров, так и от матросов. К тому же погода того лета выдавала исключительные сюрпризы. Дождей выпало больше, чем за предыдущие семь лет, вместе взятые, а паковый полярный лед, край которого доходит, как правило, до 81° северной широты, и не думал начинать свой обычный прирост на юг. Итак, пришлось продвигаться по разбитому крошеву осколков льдин, размягших и разрушившихся под дождем. Ледяные поля то и дело прерывались нагромождениями «хамек» (торосов); людям по три, а то и по четыре раза подряд приходилось сначала спускать лодки на воду, чтобы пересечь полынью, затем опять переоборудовать лодки в сани. Матросы проваливались по колено в образованные дождями посреди льдин лужи; во многих местах выросли заграждения из «перочинных ножиков», как говорят моряки. Эти «ножики» величиной в восемь — десять дюймов состоят из бесчисленного количества кристаллов и расположены вертикально друг подле друга, острые, как иголки, с обоих концов. Парри пишет, что издалека они смахивают на зеленоватый бархат; он считает, что они образуются под ливневыми дождями, пронизывающими лед насквозь. Только 7 июля путешественники вышли на ровную поверхность пакового льда. 11 числа они обнаружили гораздо более солидную льдину, с торосами высотой в девять — десять метров, с вершины которых они не увидели ничего, кроме бесконечной ледяной пустыни.
Двадцатого июля матросы вытащили шлюпы на льдину длиной примерно с полмили и толщиной в пять — шесть метров, ограниченную со всех сторон огромными торосами, что не исключало сжатия невероятной силы. Во всех свободных промежутках между мощными полями пакового льда образовался за прошедшую зиму молодой лед толщиной всего от восьмидесяти сантиметров до метра, порой залитый поверху водой.
Двадцать второго числа Парри увидел льдины площадью в три квадратных мили и толщиной шесть — семь метров, и здесь наконец, казалось, он приблизился к крепкому массиву полярного льда, который другие экспедиции встречали уже возле северных берегов Шпицбергена.
Но случилось это слишком поздно или слишком рано! Близился август, и ледяные поля дрейфовали все дальше на юг, сводя практически к нулю неимоверные усилия моряков, из последних сил тянувших сани на север. Скорость движения льдов на юг вскоре превысила четыре мили в сутки. Стало очевидным, что самоубийственно продолжать столь трудный, но напрасный путь, и Парри решил возвращаться, хотя это могло не лучшим образом сказаться на его репутации. Наивысшей широты — 82°45′[47] он достиг 23 июля. Здесь над северным горизонтом распростерлось желтоватое отражение льдов. Это говорило о том, что полярные льды простирались очень далеко, возможно, бесконечно далеко на север, так как желтоватый отсвет в небе выдает ледовую поверхность. Путешественники находились в тот момент в ста семидесяти двух милях от «Хеклы» (больше, чем в трехстах километрах)[48], но на самом деле они преодолели двести девяносто две мили, из них двести по воде и девяносто две по льдам. После шестидесятидневного отсутствия шлюпы вернулись в бухту Хекла; через несколько дней Парри вышел в море и 6 октября вошел в устье Темзы.
Парри не обнаружил новых земель во время санного похода, хотя и вытягивал ил из прорубей на 82-й параллели. Но, помимо того что он подошел ближе кого-либо из цивилизованных людей к Северному полюсу, его дерзкая попытка послужила уроком его последователям. Первой причиной неудачи, впрочем весьма относительной, послужила непогода и невообразимое обилие осадков, что невозможно было избежать или предвидеть. С другой стороны, его метод арктического путешествия содержал определенные ошибки, которые вполне поддавались исправлению. Первая состояла в выборе времени года. Если бы он провел зиму в бухте Хекла и отправился в путь с легкими санями и лодками на полозьях в начале февраля, то, прежде чем ополовинить провиант, проделал бы гораздо больший путь до начала летнего дрейфа льдов к югу[49], совершая ежедневные и регулярные переходы прямо на север. Еще один просчет — недостаточный дневной мясной рацион плюс чрезмерный груз, который приходился на каждого участника экспедиции…
Но все познается только опытом; сэр Эдвард Парри заслужил право называться пионером арктических исследований, ибо первым открыл эффективный способ проникновения в приполярные районы, по крайней мере, при современном развитии транспортных средств и коммуникаций.
Сэру Джону Франклину принадлежит важнейшее, можно сказать, исключительное место в истории полярных исследований. Он заслужил его не столько своими собственными изысканиями в унылых заполярных краях, сколько открытиями, последовавшими за его трагическим исчезновением, когда неимоверные усилия по поискам пропавшей экспедиции поставили имя Франклина в ряд тех имен, которыми гордятся моряки всех стран.
Таинственное исчезновение на пути к полюсу Франклина, адмирала британского флота, и двух военных кораблей произвело невыразимо горестное впечатление на весь цивилизованный мир. Многие навигаторы устремились на их поиски, и, хотя после долгих и горьких лет бесстрашного прочесывания негостеприимных арктических берегов никто не обнаружил ни малейшего следа мужественного мореплавателя, они утешали себя тем, что честно исполнили свой долг, а попутно способствовали прогрессу географической науки.
Джон Франклин родился в 1786 году; в сражении под Новым Орлеаном во время англо-американской войны его тяжело ранили, после чего он получил чин капитан-лейтенанта за доблесть. В 1818 году Франклин попытался найти проход на Дальний Восток через район Шпицбергена, и, хотя его плавание потерпело неудачу, он зарекомендовал себя искусным, отважным мореходом и прекрасным наблюдателем. В 1819 году, в то время как капитан Парри отправился на поиски прохода из моря Баффина в Тихий океан, английское адмиралтейство решило организовать сухопутную экспедицию, чтобы определить действительное местонахождение Медного моря и контуры берегов к востоку от реки того же названия[50]. Франклин возглавил экспедицию, в которой приняли участие: выдающийся натуралист доктор Ричардсон, два морских офицера — господа Худ и Бак[51], а также два английских матроса. 30 августа 1819 года они прибыли в факторию Йорк на берегу Гудзонова залива и занялись приготовлениями к походу. Отправившись в путь 9 сентября, они до 22 октября прошли без остановки шестьсот девяносто две мили и, несмотря на наступление холодов, решили добраться до форта Чипевайан на озере Атабаска. Франклин и Бак пошли в авангарде и прибыли в форт 26 марта, совершив в разгар зимы переход почти в девятьсот миль при морозах, достигавших порой 50° ниже нуля по Цельсию. Экспедиция, воссоединившаяся 18 июля, продолжила исследования на пространстве в пятьсот пятьдесят миль; после наступления холодов пришлось зимовать в пункте с координатами в 64°38′ северной широты и 113° западной долготы. Застигнутые врасплох, путешественники оказались перед угрозой голодной смерти, но их выручил самоотверженный Бак, который 18 октября отправился в Чипевайан и вернулся с подмогой, пройдя пешком тысячу сто миль, то есть около двух тысяч километров! 14 июня 1821 года на Медной реке[52] начался ледоход. Франклин спустился по ней до устья, достиг мыса Возвращения на широте 68°30′, открыл залив Коронации Георга IV[53], обследовал обширный и неведомый до тех пор район, не думая возвращаться к месту предыдущей зимовки до наступления первых холодов. В тот год скоротечное приполярное лето кончилось еще быстрее, чем обычно, а потому Франклин и его спутники подверглись суровым испытаниям. Запасы провизии подошли к концу; путникам пришлось питаться сортом лишайника, который они называли «каменной вырезкой»; они вернулись наконец к Медной реке и, за неимением лодки, по очереди переправились через нее в большой корзине, обшитой парусиной. Заключительная часть пути была еще более несчастливой. 4 октября довольно мягкая погода сменилась жестокими холодами. Землю застелило покрывало снега, а до места зимовки, названного Франклином форт Энтерпрайз, оставалось еще сорок миль. Не имея ни крошки съестного, люди, ослабленные трудной дорогой, тревогами и лишениями, отказывались продолжать путь. Бак и трое канадских индейцев ушли вперед. Несколько дней спустя Франклин с семью спутниками отправился за ними, оставив на попечение доктора Ричардсона и лейтенанта Худа всех неспособных идти дальше. Четверо из тех, кого Франклин взял с собой, отстали по дороге. Только один ирокез вернулся к доктору Ричардсону, остальные пропали без вести.
Франклин, полностью истощенный, добрался до форта Энтерпрайз 11 октября; он ничего не ел целых пять суток! Вообразите его разочарование, когда он нашел место прошлогодней зимовки разоренным и пустым, без малейшего следа живых существ, похороненным под толстым слоем снега! В течение восемнадцати дней он кое-как справлялся с этой гибельной ситуацией, питаясь, чтобы не умереть с голоду, только отвратительным варевом из костей и шкур диких животных, убитых год назад!
Только 29 октября к нему присоединились доктор Ричардсон и один из английских матросов; остальные члены экспедиции остались где-то позади. Увидев друг друга, они были ошеломлены устрашающей бледностью и искаженным голосом товарища, не подозревая, что каждый из них представлял столь же жалкое зрелище! На следующий день после прибытия Ричардсона двое индейцев — спутников Франклина умерли от истощения. Последний индеец, а также сам Франклин, доктор Ричардсон и матрос-англичанин тоже были на пороге смерти, но 7 ноября наконец прибыли на помощь трое индейцев, посланные лейтенантом Баком. Еще немного, и они обнаружили бы только трупы!
Как только Франклин и его товарищи несколько окрепли, они вышли из форта Энтерпрайз в ближайшую факторию Компании Гудзонова залива, где встретили господина Бака. Теперь они были в безопасности! Результаты столь невероятно тяжелого путешествия отважных моряков протяженностью, если включить плавание вдоль берегов, в пять тысяч пятьсот миль (более десяти тысяч километров) представляли исключительную ценность для географической науки и покрыли неувядаемой славой имя Франклина.
В 1825 году заслуги Франклина содействовали его назначению одним из участников новой полярной экспедиции вместе с капитанами Парри и Бичи[54]. В то время как Парри предстояло обследовать проливы Ланкастер и Принс-Риджент, а Бичи — проникнуть в полярные моря со стороны Берингова пролива, Франклин вместе со своими верными старыми товарищами — доктором Ричардсоном и лейтенантом Баком — решил спуститься по реке Маккензи, впадающей в Ледовитый океан, а затем, разделив экспедицию на две группы, исследовать в противоположных направлениях северные берега Америки настолько далеко, насколько представится возможность.
Пушная Компания Гудзонова залива заблаговременно получила распоряжение направить к Большому Медвежьему озеру три шлюпки из красного дерева, гораздо более крепкие и легкие, чем лодки из березовой коры, которыми пользовались индейцы. Поэтому, когда участники похода прибыли 29 июня 1825 года к реке Мети в двенадцати сотнях миль от Гудзонова залива, где находились эти великолепные речные суда, их обуревали радостные чувства. Что касается трудностей, сопутствующих подобным исследованиям, то к ним относились как к неизбежной оборотной стороне тяжелых, но приносящих огромную пользу предприятий.
Первым делом Франклин занялся подготовкой зимних жилищ, поскольку жестокие морозы наступают в этих краях без всякого предупреждения. Шестьдесят человек, входивших в состав экспедиции, построили два убежища, способных разместить по двадцать человек каждое. Одно из них расположилось в четырех, другое — в семи милях от основного жилища, названного форт Франклин. За это время глава экспедиции использовал остававшиеся пять или шесть недель до конца летнего сезона и спустился по реке до ее впадения в море, разведав таким образом дорогу, запланированную на будущий год.
Началась восьмимесячная зимовка. Но как она отличалась от невообразимых мук, перенесенных в форте Энтерпрайз! Искусные рыбаки регулярно забрасывали сети и ежедневно вытягивали из озера от трехсот до восьмисот рыбин — в основном селедку, семгу, форель, карпов и белую рыбу изысканного нежного вкуса, названную листаменгом. Охоту на оленей доверили индейцам, знавшим в ней толк. С другой стороны, Франклин позаботился, чтобы его люди не бездельничали. Он организовал школу, где офицеры обучали грамоте матросов и аборигенов. В середине октября обильные снега устлали окрестности Большого Медвежьего озера. Три зимних месяца стояли жуткие морозы, но благодаря принятым мерам зимовщики пережили их относительно легко.
В 1826 году лед на реке тронулся только в мае; приготовления заняли целый месяц, и 24 июня экспедиция начала свой путь по реке Маккензи. Восемь дней спустя доктор Ричардсон с десятью спутниками отделился от основной группы, направившись по восточной протоке к морю, чтобы исследовать затем берега вплоть до устья Коппермайна. Франклин продолжил путь на запад. 7 июля он вышел к дельте реки Маккензи и чуть было не погиб в стычке с шайкой эскимосов, хотевших ограбить его судно.
Вынужденные ожидать разлома льдов на море, люди неотрывно следили за грандиозным зрелищем ледохода; затем они опять спустили на воду свои суденышки, предусмотрительно вытащенные на сушу до окончания вскрытия льдов, и, приложив немалые усилия, не без риска добрались до острова, которому Франклин дал имя знаменитого ученого Гершеля[55]. Но затем бесконечные мели возле берегов, бесчисленные огромные обломки айсбергов в море и непроглядные туманы, окутывавшие округу, возвели такие препятствия к продвижению вперед, что Франклин начал сомневаться в успешном завершении своей миссии. На 141° западной долготы он обнаружил впадающую в Ледовитый океан широкую реку, которая отделяет английские владения от Русской Америки. Франклин дал ей имя Кларенс. В этом месте оставили шкатулку, в которую поместили медаль с изображением короля; троекратное «ура» приветствовало водружение английского флага. Чуть дальше открылся еще один водный поток, названный Каннинг-Ривер. Но вскоре густые туманы вынудили путешественников вытащить шлюпки на берег и ждать прояснения, чтобы продолжить затем труднейшее и опаснейшее из-за близкого соседства льдин путешествие. Вызванная обстоятельствами задержка разрушила последние надежды на полный успех предприятия, так как 16 августа Франклин находился только на полпути к Ледовому мысу. А ведь за скоротечным северным летом нагрянет жестокая зима!
Глава экспедиции рассудил, что он не имеет права рисковать жизнью своих подчиненных в безнадежном предприятии, и приказал поворачивать обратно. Последнее астрономическое наблюдение недалеко от рифа Возвращения показало 70°26′ северной широты и 140°52′ западной долготы. 30 августа шлюпки подошли к острову Гарри и некоторое время спустя вошли в устье красивой реки, которую моряки посчитали за один из рукавов дельты Маккензи. Вскоре они обнаружили свою ошибку. Эта река, достигавшая значительной ширины, от четверти до половины мили, получила название Пил. Как и на Маккензи, ее берега покрывали заросли ив, берез и тополей. 21 сентября экспедиция вернулась в форт Франклин, проделав путь длиной в две тысячи сорок восемь миль. Она обследовала берега протяженностью в триста семьдесят четыре мили на запад от Маккензи и на всем протяжении побережья не нашла ни одной гавани для надежного укрытия судна. Доктор Ричардсон, в свою очередь, уже 1 сентября вернулся в форт Франклин после успешного похода к мысу Батерст.
Началась вторая зимовка. Несмотря на морозы, достигавшие минус 46°, путешественники, обеспеченные провиантом и укрытые в добротном жилище, находили даже время для слушания лекций доктора Ричардсона по минералогии, зоологии и ботанике.
В 1827 году Франклин вернулся в Англию. Правительство оказало ему самые высокие почести, а публика встретила с неподдельным энтузиазмом. Он получил титул баронета, Оксфордский университет присвоил ему высшее академическое звание, а Французское географическое общество наградило большой золотой медалью.
После суровых и утомительных походов 1819 и 1825 годов последовали восемнадцать лет относительного отдыха. С 1830 по 1834 год Франклин на средиземноморской военно-морской базе командовал фрегатом «Рейнбоу» («Радуга»). В 1836 году его назначили губернатором Земли Ван-Димена (Тасмания), где его правление оставило самые приятные воспоминания.
В 1845 году он оставил тасманийское губернаторство, чтобы принять участие в морских изысканиях, которые вовсе не стояли на месте эти восемнадцать лет.
Английское адмиралтейство организовало очередную экспедицию в Арктику, доверив Франклину командование двумя кораблями, «Эребусом» и «Террором», которые под предводительством Джеймса Росса, племянника сэра Джона Росса, уже побывали в сражении с полярными льдами. 26 мая 1845 года Франклин отправился из Шернесса в свое последнее путешествие, привлекшее всеобщее внимание и сочувствие. Он намеревался пройти через проливы Ланкастер и Барроу к мысу Уолкер — границе последних открытий Парри. При первом же удобном случае он намеревался продвинуться оттуда на юго-запад к Берингову проливу. Если ему не удастся пройти этим путем, то он вернется обратно к проливу Веллингтон, чтобы обогнуть архипелаг Парри с севера и только затем повернуть на юг к устью Маккензи и таким образом достигнуть своей цели. В самом деле, тогда считалось, что между островами Мелвилл и Банкс существует непроходимый ледовый барьер, а потому не стоило лишний раз пытаться проскочить в этом месте.
За ходом экспедиции можно проследить вплоть до июля 1845 года; именно тогда корабли Франклина остановились перед ледовыми полями в море Баффина, ожидая удобного момента, чтобы проникнуть в пролив Ланкастер.
Обуреваемый грустными и странными предчувствиями, в письме полковнику Сабину[56] от 9 июля, Франклин, обращаясь к жене и дочерям, пытается успокоить их на случай задержки возвращения из похода.
Почти тем же числом датируется письмо к старому соратнику и другу — контр-адмиралу Парри, полное оптимизма и задора.
Двумя днями позже Франклин отправил рапорт лордам адмиралтейства, в котором докладывал, что получил и перегрузил провиант с транспортного корабля. Здесь же он самым благоприятным образом отзывался о настроении и самочувствии команды…
Это были последние сведения об экспедиции.
И с тех пор — ни слова, ни весточки! Ничего! Словно два корабля провалились в небытие… Ничего не давшие напрасные поиски… и горестные сожаления…
ГЛАВА 3
До 1847 года не возникало ни малейшего беспокойства о судьбе Франклина. Но полное отсутствие каких-либо сведений начало наконец тревожить Совет адмиралтейства. Поисковые экспедиции направились в арктические моря; немалое вознаграждение обещали тому, кто предоставит какие-либо сведения об участи Франклина. Принц Альберт, Компания Гудзонова залива и частные лица, в особенности коммерсант Гриннел[57], вызвались оказать материальную поддержку самоотверженным морякам. Общественность всего мира присоединилась к трауру Британии и сочувствовала горю героической женщины, которую называли уже не иначе как вдовой Франклина.
Со всех сторон — единодушный порыв, как бы соревнование в отваге, достойное всяческих похвал. Никто не считался с расходами, не жалел ни сил, ни времени.
Леди Франклин делала все для организации поисков, жертвуя состоянием и здоровьем, не зная ни минуты покоя; она провожала моряков до самых дальних пределов английских владений, на свои деньги снаряжала корабли; поведение этой женщины побуждало мореплавателей к подвигам!
Уже пожилой доктор Ричардсон, старый товарищ Джона Франклина, забыл о своих шестидесяти двух годах и с юношеской горячностью обследовал весь север Америки, опрашивал эскимосов и китобоев, разыскивал повсюду друга, не веря, что Франклин погиб. Джон Росс и Джеймс Кларк Росс пустились в не менее бесстрашную и самоотверженную экспедицию, также, к несчастью, безрезультатную. Их эсминцы, «Энтерпрайз» и «Инвестигейтор» («Исследователь»), со смелостью, граничившей с безрассудством, бороздили район, по которому, вероятно, проследовал Франклин. Они палили из пушек, по ночам зажигали бенгальские огни на верхушках мачт, бросали в море бочонки с записками, удерживали корабли на минимальной скорости, поднимая только самое малое количество парусов; марсовые[58] беспрерывно осматривали горизонт… Увы, все было напрасно!
Неудача постигла и капитанов Келлета[59] и Мура на «Геральде» («Вестник») и «Плавере» («Зуек»).
Тревога достигла апогея, поиски продолжались с лихорадочной, почти отчаянной активностью. Зимой 1850–1851 годов в них участвовало более десяти английских и американских судов: ветеран Джон Росс на собственной яхте «Феликс», американцы Хавен[60] и Гриффит на «Эдванс» («Успех») и «Рескью» («Избавление»), зафрахтованных великодушным нью-йоркским коммерсантом Гриннелем; капитаны торгового флота Пенни и Стюарт на «Леди Франклин» и «Софии», капитаны Мак-Клур[61] на «Инвестигейторе», Коллинсон[62] на «Энтерпрайз», а также Остин с четырьмя кораблями: «Резолюшн» («Решительность»), «Эсистенс» («Помощь»), «Интрепид» («Неустрашимый») и «Пайонир» («Пионер»).
Кроме того, леди Франклин снарядила на собственные средства «Принца Альберта» с двумя капитанами на борту, Форсайтом и Кеннеди[63], опытнейшими ветеранами полярных морей. На этом судне вышел в море и французский офицер-доброволец Рене Белло, который в двадцать семь лет погиб, став жертвой своей смелости и самоотверженности.
Этот на редкость энергичный молодой человек, разносторонне образованный, с доблестным сердцем, никогда не занимавший высших постов в каких-либо экспедициях, оказывал на команду сильнейшее влияние, блестяще разбираясь в самых различных областях науки. Белло вписал свое славное имя в драматическую историю путешествий. Его заслуги были исключительны. Он родился в 1826 году в Париже, в юном возрасте его перевезли в Рошфор, который стал его второй родиной. Благодаря необыкновенным способностям Белло получил за счет города солидное образование, соответствующее благородным стремлениям его души. Он поступил в брестское морское училище и полностью, без остатка, посвятил себя морскому делу. Прежде чем принять участие в прославивших его исследованиях, Рене сражался на французском военном корабле «Берсо» («Колыбель») в районе Мадагаскара и в двадцать лет стал кавалером ордена Почетного легиона!
В чине лейтенанта Белло обошел всю Океанию и Южную Америку, а после возвращения в Европу добился от морского министра разрешения на участие в спасательной экспедиции. Отправленный в отпуск с сохранением содержания, он ступил на борт «Принца Альберта» под командованием Кеннеди; вскоре ему доверили функции второго помощника.
Двадцать второго июня 1851 года «Принц Альберт» подошел к берегам Гренландии и обогнул мыс Фарвель. 10 июля он вошел в гавань Упернавика. 16 числа доктор Кейн[64], участник американской экспедиции, нанес визит капитану Кеннеди, пришвартовавшему свой корабль к айсбергу. «Я видел много удивительных вещей в своей жизни, — сказал он Белло, — но чего никак не ожидал, так это встретить французского офицера на британском судне!»
Тридцать первого июля «Принц Альберт» обнаружил на мысе Райли скорбные следы пребывания экспедиции Франклина — три могилы моряков с именами на надгробиях. 5 сентября корабль подошел к Порт-Леопольду у входа в пролив Принс-Риджент.
В октябре «Принц Альберт» вошел в залив Бетти, где вскоре оказался в ледовом плену. Началась зимовка, к которой, впрочем, экипаж заранее подготовился. Несмотря на лютую стужу и нескончаемую полярную ночь, мужественные моряки не сидели без дела. В частности, в январе капитан Кеннеди, Белло и еще несколько человек совершили переход к мысу Фьюри. Они обнаружили склад, оставленный капитаном Парри двадцать шесть лет назад. Провиант полностью промерз, но не потерял своих вкусовых и питательных качеств.
Четвертого марта еще одна экспедиция покинула корабль; люди и несколько собак тянули сани с провиантом и необходимыми вещами. Небольшой отряд направился сначала на юг по проливу Принс-Риджент, а затем взял курс на запад. В глубине залива Брентфорд путешественники открыли пролив, который разделяет остров Сомерсет от полуострова Бутия, и назвали его в честь Белло. Затем они повернули на север, так нигде и не обнаружив — увы! — признаков пребывания экспедиции Франклина.
Провиант подходил к концу; но в первых числах мая Кеннеди и Белло со своими спутниками подошли к заливу Леопольд, где в 1849 году Джеймс Росс оставил продовольственный склад. Они неплохо подкрепились, но только 30 мая добрались, полностью изнуренные, до стоянки «Принца Альберта», где их уже считали погибшими.
Пятнадцатого июля «Принц Альберт» вырвался из ледовой тюрьмы и вернулся в Англию без добрых вестей, впрочем, как и все остальные спасатели.
Опасности и лишения первого путешествия нисколько не смутили Белло. Наоборот, его разум, можно сказать, неотступно преследовала мысль самому отправиться на поиски сэра Джона Франклина по еще не хоженым краям негостеприимной Арктики. Он надеялся, что новое правительство Наполеона III (стоял февраль 1853 года), подобно русским и американцам, проявит великодушие, снарядив экспедицию, в которой он примет участие. Репутация Белло уже так укоренилась в Англии, что леди Франклин предложила ему командование и полное распоряжение пароходом, который она специально готовила для экспедиции в Берингов пролив, а капитан Кеннеди, его прежний командир, опять пригласил Рене вторым помощником в новом походе. Белло отказался, все еще рассчитывая на содействие своей родины благородному делу. Но французское правительство без конца откладывало начало собственной экспедиции, и Белло, не желая пропускать сезон 1853 года, обратился к капитану Инглфилду[65], который с удовольствием принял его на «Феникс», вышедший в море из Вулиджа 11 мая.
Белло не зал, что Арктика уже подготовила ему могилу.
В августе «Феникс» подошел к проливу Веллингтон. Судно везло депеши, предназначенные английским адмиралтейством капитану Белчеру[66], который находился где-то немного севернее. Сознавая важность этих писем, Белло 12 августа отправился на поиски Белчера в сопровождении боцмана и троих матросов.
Первую ночь маленький отряд провел в трех милях от мыса Иннис; вторую — на льдинах, дрейфовавших примерно в трех милях от мыса Боуден. Вечером 14 числа Белло предложил разбить лагерь на берегу; боцман и один из матросов уже спрыгнули на сушу, как вдруг льдину, на которой задержались Белло и два матроса, унесло в море. Пронизывающий холод заставил трех человек вырезать ножами во льду хоть какое-то укрытие. Затем Белло, желая осмотреть ледяной паром, оставил своих товарищей, вооруженный только тростью с острием на конце.
…И все! Пропал! Так что никто позднее не смог в точности сказать, как он погиб. Один из его товарищей по несчастью сделал на этот счет следующее предположение: «Господин Белло отсутствовал уже четыре минуты, и я решил обойти кругом льдину. Но его нигде не было, и я вернулся к нашей норе, где вдруг увидел трость лейтенанта напротив трещины шириной в пять туазов[67], в которой плескались взбаламученные осколки льда. Тогда я начал кричать и звать господина Белло, но не получил никакого ответа. Тут налетел сильнейший шквал! Мы обыскали затем всю льдину, но не нашли и малейшего следа бедного юноши. Думаю, когда он вышел из нашей берлоги, порыв ветра столкнул его в трещину, и намокшая, застегнутая на все пуговицы одежда помешала ему выбраться обратно на поверхность льдины».
Гибель Рене Белло вызвала единодушную скорбь. Леди Франклин, испытавшая еще один жестокий удар судьбы, оплакивала благородного и бескорыстного героя. «Отважный юноша… Я любила его как сына и стольким ему обязана! Истинный французский рыцарь! Наши моряки уважали и любили его как брата, и увы! Его больше нет… Он жил и умер как герой и христианин…» — сказала леди Франклин, получив горестное известие.
…В почетном мемориале морского госпиталя в Гринвиче, прямо на берегу Темзы, можно увидеть сегодня небольшую пирамиду из розового гранита, на цоколе которой начертана фамилия, одна только фамилия: БЕЛЛО.
Так британское адмиралтейство почтило память мужественного французского офицера.
Еще один памятник Белло находится в морском музее Лувра. Его установили англичане, жившие во Франции.
«Геральд» и «Плавер», отправившиеся под командованием капитанов Келлета и Мура на поиски Джона Франклина, застряли на два года у берегов Берингова пролива; в 1850 году к ним присоединился капитан Мак-Клур на «Инвестигейторе». Отважный моряк, подлинный герой, раззадоренный успешным и быстрым переходом, решил воспользоваться благоприятной ледовой обстановкой и не ждать «Энтерпрайз» под командой Коллинсона, который шел за ним вслед и должен был сопровождать «Инвестигейтора». Мак-Клур продолжил плавание к архипелагу Парри под свою ответственность, заявив капитану Келлету, что или он разыщет Франклина, или пройдет великим северо-западным путем.
И он сдержал обещание, правда, только во второй его части.
Пятого августа под свежим попутным ветром «Инвестигейтор» устремился на восток; 11 числа он уже оказался на траверсе острова Джонс, а 30-го — у мыса Батерст. После нескольких дней, проведенных в гостях у эскимосов, капитан Мак-Клур взял курс на север, прямо в гущу льдов; плавание стало чрезвычайно трудным и опасным. Мак-Клур надеялся выйти к Земле Банкса[68], открытой в 1819 году капитаном Парри. К своему глубокому удивлению, 6 сентября 1850 года он натолкнулся на сушу, которой дал имя Земли Бэринга;[69] продолжив затем свой путь на восток, он открыл еще один берег — Землю Принца Альберта. Этот берег образует, по современным представлениям, северное побережье Земли Вулластона и Виктори[70]. Мак-Клур подходил к обоим берегам пролива, который он окрестил проливом Принца Уэльсского.
Но вскоре погода начала ухудшаться, льды преградили дорогу «Инвестигейтору», и капитан решил не откладывать с подготовкой к зимовке. Поход обещал многое, и все участники, учитывая уже достигнутое, надеялись на успешный исход. Мак-Клур ввел свой корабль в расщелину огромной льдины, где он вмерз, словно введенный в сухой док, на весь зимний сезон. Из предосторожности, на случай, если придется покинуть судно, капитан приказал поднять на палубу годовой запас продовольствия, распределил между членами экипажа одежду, обувь и всякие «прочие теплые причиндалы». «Таким образом, — говорил он шутя, — поскольку при таком жутком морозе наша ледовая пристань казалась непоколебимой, мы закончили подготовку к зиме».
Как следует устроившись и обосновавшись в отсеках корабля, путешественники начали пешеходные исследования, убежденные, впрочем, в том, что найдут «Инвестигейтора», поскольку тщательно выверили его координаты. Первым ушел капитан в сопровождении шести человек. Они высадились на Землю Принца Альберта, установили мачту с британским флагом и торжественно объявили этот край владением английской короны. Кроме того, они совершили продолжительную экскурсию в глубь острова, обнаружив там большие озера, бесчисленные протоки и, конечно, полное безлюдье. Затем все вернулись на корабль.
Второй поход, прошедший также без осложнений, принес тем не менее неожиданный результат, который, собственно, и прославил позднее первопроходца Мак-Клура. 21 октября капитан с несколькими матросами отправился на санях, намереваясь дойти до выхода из пролива; и вдруг, 26 числа, он понял, что находится в западной оконечности пролива Барроу.
Итак, северо-западный путь открыт! Но насколько он проходим? Мак-Клур, торжествуя, был весьма далек от мысли, что ему придется ждать еще два года, провести еще две долгие полярные ночи среди враждебных льдов, прежде чем он пересечет Арктику с запада на восток.
В конце апреля 1851 года, как только немного ослабел мороз, Мак-Клур и его товарищи начали подготовку к весенней кампании. Во-первых, на одном из островков посреди пролива поставили на якорь большой китобойный шлюп с запасом провизии на три месяца — на случай, если льды раздавят и пустят ко дну «Инвестигейтор». Во-вторых, еще один шлюп и резиновую лодку вытащили на сушу, чтобы исследовательские или охотничьи отряды добрались до корабля в случае, если льды разойдутся. Приняв все эти меры предосторожности, Мак-Клур благословил три экспедиции под руководством второго помощника Уиннэтта и лейтенантов Хасуэлла и Кресуэлла.
Уиннэтт вернулся после тяжелейшего пятидесятидневного похода. Он продолжил исследование Земли Принца Альберта, оказавшейся частью огромного острова Вулластона, и дальше других углубился на юг от пролива Барроу. Он повернул обратно 24 мая 1851 года, находясь, по необыкновенному стечению обстоятельств, всего в двадцати милях от партии лейтенанта Осборна, также проводившего рекогносцировку Земли Вулластона, но пришедшего со стороны Девисова пролива; Осборн и не подозревал, что совсем недалеко от него — моряки с «Инвестигейтора».
Лейтенант Хасуэлл совершил путешествие по все той же земле Вулластона, до той поры не принимавшей, видимо, столько европейских гостей сразу. Его целью было проверить, является ли она островом или северной оконечностью Американского континента. Поход продолжался сорок два дня. В это же время лейтенант Кресуэлл прошел вдоль земли, которой дали имя Бэринга, и удостоверился, достигнув залива Мелвилл, что на самом деле она является только частью Земли Банкса. Он вернулся раньше намеченного срока, так как двое его людей сильно обморозились.
Тем временем наступившее лето прервало все походы. Лед стал ненадежным. В июле он пришел в движение и вдруг в один прекрасный день на удивление тихо разошелся в стороны, оставив корабль на плаву на узком пространстве воды. Несильный ветерок подтолкнул «Инвестигейтор» к северо-востоку; началось тяжелейшее месячное плавание, порой с помощью парусов, порой с помощью матросов, тянувших судно за канаты. Пролив был уже недалеко, и Мак-Клур, казалось, достиг цели, но внезапное и роковое течение возвело на пути корабля неприступный ледовый барьер. Мак-Клур стал прокладывать путь взрывчаткой, обходя самые большие айсберги. Корабль мало-помалу продвигался вперед по чистой воде сквозь непроглядные туманы. Напрасные усилия! Однажды утром небо прояснилось, и с верхушек мачт все увидели только бесконечные нагромождения торосов.
Надеясь найти другой путь в обход Земли Бэринга, Мак-Клур решил вернуться назад и обойти мыс Банкс. Поначалу он продвигался довольно легко. Но, выйдя на простор Ледовитого океана, «Инвестигейтор» остановился перед ледяными горами, угрожавшими раздавить корабль, как яичную скорлупу. Бесстрашный капитан не захотел признать поражение. Он решил найти хоть тропинку вдоль берегов, но и это ему не удалось, после чего он остановил корабль на зимовку в том месте, где находился.
«Двадцать четвертого сентября 1851 года, — докладывал он, — мы накрепко вмерзли в небольшой гавани, которую назвали бухтой Милосердия[71] в знак благодарности за спасение от всех опасностей, что подарил нам Ледовитый океан».
Здесь закончилась морская часть пути «Инвестигейтора» и его мужественного экипажа; а бухта Милосердия стала вскоре могилой для корабля!
Начиная свое путешествие, Мак-Клур клялся, что пройдет как можно дальше, а если корабль застрянет во льдах, то пойдет пешком. И в самом деле, после зимы, проведенной в бухте Милосердия, как только чуть-чуть отпустили отнюдь не милосердные морозы, он с семью спутниками отправился в путь на санях.
Двадцать восьмого апреля Мак-Клур подошел к острову Мелвилл, где уже побывал ранее Парри. Мак-Клур нашел камень с выгравированной надписью: «Корабли флота Ее Величества “Хекла” и “Грайпер” провели здесь зиму 1819–1820 годов».
В этом месте, уже освященном мужественными предшественниками, капитан Мак-Клур оставил сокращенное изложение своего судового журнала. Он добавил, что намеревается вернуться в Англию через Порт-Леопольд, то есть продолжить свои изыскания; просил оставить провиант на острове Мелвилл, и если он пропадет бесследно, то это будет означать, что его поглотило Ледовитое чудовище. В этом случае он не просил помощи, так как судно, попавшее в эту бездну, имеет минимальные шансы выбраться. Документ заканчивался такими словами: «Это сообщение оставлено 12 апреля 1852 года отрядом капитана Мак-Клура. (Затем следовали подписи его подчиненных.) Нашедшего просим передать сие послание секретарю адмиралтейства Доти от экипажа корабля флота ее величества “Инвестигейтор”, застрявшего во льдах в заливе Милосердия».
Приняв эти меры предосторожности, Мак-Клур вернулся на корабль. Он еще надеялся продолжить летом путь на восток. Но жестокий удар опрокинул его чаяния. Прошла весна, подходило к концу и лето, а лед как был, так и оставался крепким и непоколебимым. В конце августа пришлось решаться на
Убедившись в необходимости еще одной зимовки среди льдов, капитан собрал экипаж и без обиняков изложил свои намерения на будущий год. Весной он предложил отправить половину команды в Англию через море Баффина или по реке Маккензи. Остальные останутся на корабле: а вдруг льды смилостивятся и отпустят с миром дерзкое судно летом 1853 года? В противном случае моряки уйдут на санях в Порт-Леопольд. Оскудевший рацион вынуждал на все эти меры. Паек членов экипажа и так уже был урезан на треть в течение последнего года, а впереди еще по меньшей мере восемнадцать месяцев изоляции!
Команда, без сетований и ворчания переносившая тяготы сурового похода, безоговорочно приняла предложенный капитаном план.
Четыре месяца прошли в бесконечной череде страданий, тяжелой работы и лишений; наконец наступила весна и пришло время намеченного расставания.
Окончательно распределили обязанности. Лейтенант Хасуэлл с частью команды должен был по проливу Барроу дойти до входа в пролив Веллингтон, где, как было известно из послания, полученного прошедшим летом на острове Мелвилл, находился склад с провиантом. В этом пункте лейтенанту предстояло погрузиться на китобойное судно и вернуться на родину через море Баффина. В то же время лейтенант Кресуэлл намеревался дойти до места зимовки 1850 года, а затем по реке Маккензи добраться до Гудзонова залива[72]. Сам же капитан Мак-Клур вместе с добровольцами решил остаться
Тщательные приготовления завершены; для мужественных моряков, так сдружившихся в этой полярной одиссее, настал час прощания — возможно, навсегда!
Но совершенно чрезвычайное событие, словно неожиданная театральная развязка, опрокинуло все планы.
Как было сказано выше, весной 1852 года Мак-Клур совершил экскурсию из бухты Милосердия на остров Мелвилл, оставив там описание своего похода и дальнейших планов. Это послание обнаружил капитан Келлет, принимавший участие в грандиозной экспедиции под командованием Бэлчера, во время санного перехода на остров Мелвилл зимой 1852–1853 годов. Да-да, тот самый капитан Келлет, с которым Мак-Клур распрощался, прежде чем выйти из Берингова пролива. Именно по странности судьбы он и пришел на выручку к шотландцу.
Донесение капитана Келлета об этом драматическом событии крайне интересно… «День 19 апреля 1853 года нужно выделить красными чернилами в нашем отчете; его будут вечно помнить наши последователи и наследники. Утром сигнальщик заметил на западе группу людей. Все выскочили наружу. Тут же увидели еще один отряд. Первым, с кем мне удалось поговорить, был доктор Домвилл. Не могу выразить словами, что я испытал, узнав, что во втором отряде находится и капитан Мак-Клур. Я рванулся к нему, и мы обменялись самыми сердечными рукопожатиями; думаю, никто и никогда не радовался в такой степени нежданной встрече. Мак-Клур выглядел неплохо, хотя был очень истощен и голоден. Его рассказ о встрече с лейтенантом Пимом (подчиненным Келлета) довольно забавен. Прохаживаясь по льдам вместе с первым помощником, они вдруг увидели непонятную личность, летевшую сломя голову прямо на них. Мак-Клур и его спутник решили, что за этим человеком гонится медведь, и бросились ему на выручку. Каково же было их удивление, когда они поняли, сблизившись на сотню шагов, что этот человек вовсе не с “Инвестигейтора”!
Пим орал что-то неразборчивое и размахивал руками. Капитан и его лейтенант были еще довольно далеко, чтобы его расслышать, и остановились, ничего не понимая. В конце концов Пим, совершенно обезумевший от радости, добежал до Мак-Клура и на вопрос последнего: “Кто вы? Откуда свалились?”, четко доложил:
— Лейтенант флота ее величества Пим! Корабль “Геральд” капитана Келлета!»
«Мак-Клур оторопел, — продолжает Келлет, — ведь я был последним, кому он пожал руку перед расставанием в Беринговом проливе. Наконец до него дошло, что перед ним не одинокий дух Арктики, а всамделишный британец — лучезарный ангел, как он умиленно выразился позднее с шутливым пафосом. Их увидели с “Инвестигейтора”; и поскольку только один люк оставался открытым, то все сгрудились у его отверстия, стремясь поскорее вырваться наружу; даже больные сорвались со своих подвесных коек».
Естественно, планы Мак-Клура изменились; люди, которых он собирался отправить двумя отдельными группами, перебрались на корабли капитана Келлета. Лейтенанту Кресуэллу поручили сопровождать их, и 12 мая ослабевшие моряки оказались на борту.
Через несколько дней тот же лейтенант Кресуэлл отправился к острову Бичи, где базировалась «Северная Звезда». Он нес с собой депеши Мак-Клура, который вернулся на свой родной корабль в бухту Милосердия. В июле Кресуэлл на «Фениксе» под командованием капитана Инглфилда направился в Англию, прибыл в Лондон 7 октября 1853 года и первым получил неслыханные почести за совершение перехода через Ледовитый океан северо-западным путем.
Мак-Клур, опасаясь за судьбу подчиненных во время четвертой по счету зимовки в полярных льдах на борту «Инвестигейтора», покинул свое судно в бухте Милосердия и вместе со всей командой перешел на «Геральд» и «Резолюшн», стоявшие на якорях у острова Мелвилл.
Он вернулся в Англию осенью 1854 года.
Величайшее путешествие, совершенное сэром Робертом Мак-Клуром, представляло огромный интерес с точки зрения географической науки. Но оно доказало также, что нет ни малейшей надежды на постоянное использование в коммерческих целях пути через Ледовитый океан, так бесстрашно исследуемого географами. Льды неизбежно возведут неприступные редуты на пути регулярных торговых рейсов.
Нужно отметить между тем, что холода и опасности, возникающие при столкновениях со льдами, и прочие сложности плаваний через Арктику кажутся куда более труднопреодолимыми между 60 и 66° широты, чем севернее, между 71 и 74°. В последней экспедиции обнаружились также резервы, о наличии которых раньше и не подозревали. Так, экипаж «Инвестигейтора» во время трех зимовок, проведенных на юго-западе острова Мелвилл, не без успеха охотился на диких северных оленей и полярных зайцев. Моряки добыли целых четыре тысячи фунтов парного мяса.
Напрашивался вывод, что, возможно, окрестности Северного полюса менее суровы, чем негостеприимное побережье Америки. Дальнейшие исследования вскоре подтвердили это предположение.
Поделиться книгой: