Коллекционер

Или палатки под темно-синим небом разбили гости из другой вселенной?

И то и другое крайне маловероятно…

Залпы следовали один за другим, летели гильзы, мишени покачивались под ударами пуль… Доносились хлопки выстрелов, отрывистые команды, но с такого расстояния Олег не мог разобрать слов…

Нужно подобраться ближе, понять, на каком языке здесь говорят.

Или не связываться и вернуться?

Миров много, и большая их часть лишена такого суетливого и шумного элемента антуража, как люди…

Но если и имелся у Олега большой недостаток, то на эту роль претендовало в первую очередь любопытство. Это оно выталкивало его из сытой, обеспеченной и размеренной жизни бизнес-тренера, заставляло собирать невиданную коллекцию, рисковать не только здоровьем, но и жизнью. Нет, просто так он отсюда не уйдет!

И в тот самый момент, когда принял это решение, краем уха уловил шорох. Развернулся в ту сторону, откуда тот донесся, увидел надвигающуюся тень, блеск металла. Повернул АКСУ, понимая, что не успевает, что опоздал, что его застали врасплох…

Тяжелый удар обрушился на затылок, и перед глазами вспыхнули звезды.

Когда очнулся, понял, что лежит на животе, руки связаны за спиной, а глаза слепит пламя факела.

– Он очухался, – басовито сказали рядом по-цадски.

И то хорошо, что придется иметь дело с уроженцами известного тебе мира, а не с неведомыми аборигенами.

– А я уж думал, что все, ты его слишком сильно приложил, – произнес второй голос, куда более тонкий.

– Вы кто? Я не враг… – сказал Олег, поворачивая голову так, чтобы посмотреть вверх; позвонки жалобно хрустнули.

Так, два человека, один держит факел, другой вертит в руках АКСУ, и рюкзак проводника висит у него на плече. Оба вооружены теми автоматами, которыми снабжается королевская армия Цада, – что-то изготовленное на местных заводах по чертежам то ли бразильским, то ли израильским.

– О, ты знаешь наш язык? – воскликнул тот, что изучал АКСУ.

– Это решать не тебе, видит Священное Око, – сказал второй, с факелом.

Бас принадлежал как раз ему.

– А кому, вам? – Олег поморщился от боли в затылке.

– И не нам, – заключил басистый. – Все, пошли.

Соловьева подняли на ноги одним рывком и, толкнув, повели в сторону лагеря. Продравшись через заросли колючего кустарника, двинулись по склону вниз, туда, где стояли палатки.

Стрельбище, где по-прежнему не жалели патронов, осталось в стороне.

Олег мог открыть «дырку» в любой момент, прыгнуть в нее головой вперед и оказаться в дюнах к югу от Лирмора… Но ему было интересно, где он очутился, что здесь происходит, а кроме того, он категорически не хотел расставаться с вещами, в первую очередь с «компасом».

Вопреки ожиданиям его повели не прямиком в лагерь, а в обход, так, чтобы никто не увидел пленника. Они миновали аккуратную поленницу высотой в рост человека и остановились перед стоявшей на отшибе палаткой, маленькой по сравнению с остальными.

– Заходи, – велел басистый. – И не вздумай глупить. Если что – получишь пулю…

Нет, эти парни не шутили, и речи и вид их говорили, что тут не в «Зарницу» играют, а заняты делом. Осталось понять, каким именно и почему ради него пришлось устроить такую базу не где-нибудь в глухомани поблизости от Лирмора, а аж в параллельном мире.

Или Олег очутился в руках повстанцев, намеренных свергнуть местного короля?

Внутри палатка была обставлена скудно, почти аскетично – раскладная койка с шерстяным одеялом, большой сундук у противоположной стены; рядом с ним стол и кресло с высокой спинкой; на столе лежат толстые папки с документами, в канделябре горит толстая свеча из белого воска, огонек мерцает, по гладким бокам бегут жирные прозрачные «слезы».

Басистый, зашедший внутрь вместе с Олегом, велел ему сесть на пол, второй конвоир улетучился бесследно.

– Может быть, хотя бы попить дашь? – спросил Соловьев.

– Потом дам, – равнодушно ответит цадец. – Если это «потом» у тебя будет.

По спине Олега побежал холодок…

Может быть, рвануть сейчас, голова болит достаточно сильно, чтобы он смог открыть «дырку»… Черт с ним, с «компасом», с новеньким АКСУ и прочим барахлом, жизнь куда дороже…

Но нет, рано, если что, то сумеет удрать перед самой казнью.

Полог палатки распахнулся, и внутрь шагнул сутулый дядечка в черной рясе, блеснула серебром его голова, качнулась кисть на белом, словно только что выпавший снег, кушаке.

Ого, священник из Ордена Взыскующих Истины, местной инквизиции!

– Разрешите доложить, отец Риччи! – гаркнул басистый, встав по стойке «смирно». – Неизвестный задержан у пределов учебного лагеря во время подглядывания! Вооружен! Был! Говорит по-цадски!

Обладатель черной рясы и белого кушака одобрительно кивнул и поглядел на Олега. Глаза у него оказались голубыми и такими холодными, словно отдельно от хозяина хранились в морозильнике.

– Почему же неизвестный? – проговорил священник тихо и облизнул бледные губы. – Сей уроженец Чужемирья хорошо известен нам, кличут его Соловьем, проводник он родом с Земли…

Олег сглотнул. Вот уж никогда не думал, что досье на него имеется в недрах цадской инквизиции… Хотя, по слухам, эта «контора» обладала таким могуществом, что КГБ времен расцвета истек бы слюнями от зависти, содержала тысячи шпионов и собирала информацию обо всех, кто хоть чем-то выделялся из толпы.

Вполне возможно, что и сегодня утром за Олегом ходил человек от Взыскующих Истины.

– Ведь я не ошибся? – спросил отец Риччи с кривой ухмылочкой.

– Нет, но я… – начал Олег, не очень хорошо понимая, что именно хочет сказать, но его прервали.

Священник покачал головой:

– Не болтай попусту, сын мой, ибо вполне возможно, что слова твои подходят к концу. Ибо как сказано в Книге Ересей – «да будет каждый ваш вздох как последний». Понимаешь?

Откуда в его руке возник пистолет, Олег не понял, сообразил лишь, что к его лбу прижалось холодное дуло, что улыбка бесследно исчезла с лица отца Риччи, а глаза смотрят так же пристально, беспощадные, немигающие, точно у готовой к броску змеи…

– Мы не можем допустить, чтобы о нашем лагере узнали те, кому это не нужно, – говорил инквизитор так тихо, что приходилось напрягаться, дабы разобрать слова. – Поэтому у тебя есть выбор… либо я прямо сейчас пущу тебе пулю в лоб, и мы закопаем твой труп в лесу. Если хочешь, то совершим обряды, предписанные Доктриной Цада. Понимаешь?

– Да-да… – Олег понял, что вспотел, несмотря на то, что в палатке не жарко.

– Либо ты остаешься здесь, среди нас, и становишься одним из нас, – продолжил инквизитор. – Ты – проводник, и не из последних, и твое дарование пригодилось бы нам.

– А не боитесь, что я… р-раз, и сбегу, раз я такой крутой? Запросто?

Отец Риччи вновь заулыбался, на этот раз покровительственно:

– Воистину ты недооцениваешь нас, сын мой, ибо хорошо ведомо нам, что ты «пьяный» проводник, и дабы открыть врата из мира в мир, нужна тебе жидкость хмельная… Таковой здесь ты не найдешь.

Инквизитор слегка ошибался, но поправлять его стал бы лишь идиот.

– А-а… – произнес Олег, раздумывая, что же делать.

Удрать прямо сейчас? Ну, нет, пока он так ничего и не узнал, кроме того, что к созданию «учебного лагеря» приложили руки Взыскующие Истины. Но зачем, кого и для чего здесь учат, знает ли об этом король, Пограничная стража, наконец?

– Решай, – сказал отец Риччи, и спусковой крючок слегка подался под его пальцем. – Либо смерть, либо ты остаешься с нами, сын мой, становишься одним из нас… Понимаешь?

– Да, конечно! Я согласен! – воскликнул Олег торопливо.

Не рассчитает инквизитор, нажмет чуть сильнее, и валяйся потом на полу с простреленной головой… А из загробного мира еще никто не возвращался, даже самый лучший из проводников!

– Велика сила Владыки нашего, – произнес нараспев отец Риччи, убирая пистолет, после чего осенил себя знаком Священного Ока; то же самое сделал и басистый конвоир. – Поднимайся, сын мой. Анчело проводит тебя в палатку…

– А мои вещи? Я… – сказал Олег.

Если придется бежать, то хотелось бы иметь при себе хотя бы «компас».

Деньги можно заработать, остальное восстановить, купить новое, но уникальный прибор – нет.

– У того, кто алчет высших духовных откровений, не может быть ничего личного. – Голос инквизитора звучал мягко, но непреклонно. – Все получишь обратно, сын мой, но только после того, как мы убедимся в твоей непреклонной преданности нашим идеалам. Надеюсь, что ты понимаешь, что у тебя лишь два пути – уверовать или остаться тут навсегда. Анчело!

Басистый схватил Олега за плечо и фактически поволок за собой.

Они оказались снаружи, под ночным небом, добрую часть которого занимал вылезший из-за горизонта газовый гигант, в этот момент похожий на исполинский надкусанный персик.

– Не задавай лишних вопросов, – посоветовал Анчело. – Все понемногу узнаешь. Только не забывай, что ты новичок и что на исповеди соседи про тебя все расскажут отцу Риччи… Никаких вредных разговоров, никаких глупых поступков, и все будет хорошо. Усвоил, проводник?

Олег кивнул.

Похоже, что придется провести в компании инквизитора и его подопечных какое-то время, разобраться, что к чему, постараться вернуть «компас», а затем благополучно убраться подальше…

Анчело вывел его на центральную «улицу» лагеря, по обе стороны от которой стояли палатки, а затем остановился у одной из них.

– Дитрих! – позвал он.

Полог колыхнулся, и наружу вышел низкорослый крепыш с бритой головой и квадратной челюстью – нацепить коричневую униформу, и получится типичный головорез из штурмовых отрядов.

– По вашему приказанию прибыл, – доложил он, вскинув подбородок.

– Вот тебе новичок, – сказал Анчело. – Позаботься о нем, посмотри, и все такое.

– Так точно! – отозвался Дитрих.

– Bist du Deutcher?[3] – спросил Олег, когда басистый конвоир отошел, и они остались вдвоем.

– Здесь положено разговаривать на языке благословенного Цада, – отчеканил крепыш, сверкнув глазами. – Мое происхождение значения не имеет, ты должен лишь знать, что меня зовут Дитрих, я староста этой палатки, с этого момента – твой командир.

Ну да, дурацкий вопрос, все и так ясно по внешности и поведению…

Еще Джером Джером писал насчет того, что любой немец в душе военный, и стоит дать ему немного власти, как он превращается в сержанта самого худшего, тиранического пошиба.

– Jawohl![4] – заявил Олег, но тут же перешел на язык «благословенного Цада». – Понимаю, в смысле…

Если Дитрих и сообразил, что его слегка подкололи, то виду не подал.

– Пошли, я укажу тебе твое место, ознакомлю с братьями и сестрами, а также правилами внутреннего распорядка, которые регулируют жизнь нашего учебного лагеря.

Палатка освещалась подвешенной к центральному столбу за крюк масляной лампой. Двумя рядами стояли кровати, одинаково заправленные, рядом с каждой имелась тумбочка с лежащей на ней толстенной книгой в черном переплете и со знаком Священного Ока на обложке.

И еще тут были люди – около десятка, мужчины и женщины, все молодые, не старше тридцати.

– Всем внимание! – объявил Дитрих, хотя обитатели палатки уже и так с любопытством таращились на Соловьева. – Это наш новый брат, звать… Как твое имя?

– Олег.

– С этого момента он – один из нас, – продолжил староста как ни в чем не бывало. – Вот твоя койка и твой экземпляр Доктрины Цада, которую ты должен чтить и знать наизусть…

Главный религиозный труд, порожденный умами святош Центрума, толщиной не уступал Библии, и до сего момента Олег заглядывал в него всего пару раз, да и то именно заглядывал, исключительно из любопытства.

– Это – твои братья и сестры, твоя новая семья, ты обязан их любить и почитать. – Дитрих шпарил как по писаному, и ясно было, что он повторяет заученную инструкцию. – Запоминай, кого как зовут…

Вскоре стало ясно, что выходцев с Земли в палатке больше нет.

Олегу в память запал высоченный смуглый парень, откликавшийся на Арама, и светловолосая девушка по имени Ингера, бросившая на новичка взгляд насмешливый и вместе с тем заинтересованный. Остальных он, честно говоря, запомнил плохо – слишком уж много впечатлений и новой информации получил за последние несколько часов, и мозг начал «перегреваться»…

– Теперь о правилах внутреннего распорядка, которые ты должен выполнять беспрекословно. – Дитрих не останавливался, он говорил размеренно и монотонно. – Первое…

Вскоре стало ясно, что Олег угодил вовсе не на «курорт», а в некую помесь армейской учебки и семинарии: строжайшее расписание, утренний и вечерний молебны, по восемь-десять часов занятий каждый день, беспрекословное подчинение старшим, за проступок – наказание вплоть до битья кнутом и карцера.

– Э… я все усвоил, – сказал он, когда староста закончил.

– Вот и хорошо. – Радости в голосе Дитриха не было. – А теперь всем разойтись. Отбой через пятнадцать минут. И так сегодня задержались…

Кого же и для чего готовит отец Риччи в лагере, что спрятан в мире под фальшивой радугой? Стрельбы, молитвы, а может быть, еще взрывное дело и основы сбора разведывательной информации?

На койке, доставшейся Олегу, обнаружилось махровое полотенце, комплект одежды, начиная от нижнего белья и заканчивая чем-то вроде военной формы без знаков различия, в которой здесь щеголяли все. У одной из ножек стояли тяжелые ботинки.

Занимавшая соседнее место Ингера, не скрывая любопытства, смотрела, как Соловьев меряет призванные лишить его индивидуальности шмотки – все оказалось рассчитано на более крупного мужчину, но в целом подошло, даже ботинки не особенно болтались.

– Красааавец, – протянула она с откровенной издевкой.

Олег промолчал.

– Ну, ты и попал, друг, – продолжила девушка, изучая его синими глазищами. – Понятно, что ты явился сюда не по своей воле… Ведь так?