Помоги проекту - поделись книгой:
Но за овчарней на пригорке, на том месте, где сидел дедушка, нашёлся его посох. Стина Мария подняла его с земли и едва почувствовала в руке гладкое дерево, как сразу перестала бояться. Присела Стина Мария на камушек и снова окинула взглядом поле и луг, лес и усадьбу. Увидала девочка, что в поле стоят скирды, из которых потом намолотят хлеб, увидала, как на лугу, колыхаясь, подымается вечерний туман, как чернеют в лесу деревья, увидала, как светятся в доме окошки, озарённые изнутри приветливым пламенем очага, и всё это – милая, родная Капела, – тут уж все страхи Стины Марии точно рукой сняло.
Даже камень, на котором сидела Стина Мария, был частью Капелы. Лисьим камнем называл его дедушка, потому что под камнем в земле была дыра. Дедушка говорил, что это лисья нора, но никто на хуторе уже не помнил, чтобы тут когда-нибудь водились лисы. Стина Мария подумала про лису, вспомнила про волка, но нисколько не испугалась. Она подняла дедушкин посох и постучала по земле, точно как дедушка. А потом взяла и сказала старинный стих, такой же старый, как хутор Капела:
И вдруг в тот же миг что-то произошло. Откуда ни возьмись, появился перед Стиной Марией маленький человечек, весь сумеречно-серый и смутный, как вечерний туман. И глаза у него были древние-предревние, как земля и камни; и голос был древний, словно журчание воды в реке или шорох ветра. Старичок заговорил так тихо, что Стина Мария еле различала его слова.
– Кончились все овечки, – бормотал он, – кончились овечки, и «стук-постук» кончился. Не будете барабанить у нас над головой. Кончились ваши овечки!
После этих слов Стина Мария поняла, что перед нею стоит один из подземных жителей. И тут ей стало так страшно, так страшно, как никогда ещё не бывало! Она не могла ни слова сказать, ни пальцем пошевелить – так и застыла, сидя на камне, и только слушала шёпот и бормотание.
– Сама говоришь: «Сколько было – столько есть!» И вот и нету у тебя овец, были да сплыли! Мы видали ночью, как их волк всех придушил. Но если ты обещаешь, что не будешь делать «стук-постук», тогда я дам тебе новых овец.
Стина Мария вся дрожала от страха, но, услышав, что ей дадут новых овец, разом перестала дрожать.
– Ты и взаправду дашь мне новых овечек?
– Дам, если сама за ними придёшь, – ответил серый человечек.
Не успела Стина Мария опомниться, как человечек снял её с Лисьего камня, будто пушинку, откатил камень в сторону, а потом подхватил девочку, и они провалились в тёмный подземный лаз, такой длинный, что, казалось, конца не будет этой дороге, она тянулась, точно долгая чёрная ночь, и Стина Мария подумала: «Вот уж никогда не видала таких лисьих нор. Верно, смерть моя пришла!»
И вот она очутилась в подземном царстве. Там, где дремлют окутанные сумраком дремучие леса, где ветер никогда не колышет ветвей, где густой туман неподвижно висит над сумрачными водами, в которые никогда не заглядывают ни солнце, ни луна, ни звёзды – там вечно царит первозданная древняя тьма, и там в глубоких пещерах и гротах живут подземные жители. Но сейчас они все повылезали из своих нор и толпою теней окружили Стину Марию.
Седой старичок, который привёл Стину Марию в подземное царство, сказал подземным жителям:
– Мы дадим ей овец – столько, сколько у неё было. А ну-ка, овцы! Сколько вас волк задрал – все идите сюда!
И тут Стина Мария услыхала, как зазвенели колокольчики. Смотрит она и видит – выходят из лесу друг за дружкой овечки и ягнятки. Только не беленькие, как в Капеле, а серые, и у каждой овцы за ушко подвешен золотой колокольчик.
– Забирай своих овец и возвращайся в Капелу, – сказал серый человечек.
И тут все подземные жители расступились, чтобы пропустить Стину Марию и её овечек. И только одна женщина не сошла с дороги. Стала и стоит перед Стиной Марией – серая, словно тень, и древняя, как земля и камни.
И вот женщина-тень берёт в руку русую косу Стины Марии и шепчет:
– Какая ты беленькая, какая светленькая! Красавица моя, солнышко! Давно я мечтала о такой девочке.
Потом женщина-тень ласково провела незримой рукой по лбу девочки, и в тот же миг Стина Мария позабыла всё, что раньше любила.
Позабыла она про солнце, про луну и звёзды, забыла голос родимой матушки, забыла имя отчее, забыла милых братцев и сестричек, забыла дедушку, который качал её на руках, – никого больше не помнила Стина Мария, вся Капела в один миг изгладилась из её памяти. Одно только и запомнила девочка, что стала она хозяйкой овечек с золотыми колокольчиками. И начала Стина Мария гонять овечек в дремучий лес на пастбище и водить на водопой к сумрачному озеру, а самого маленького ягнёночка она брала на руки и укачивала, напевая песенку:
Эти слова девочка помнила; а когда она пела, ей почему-то казалось, что и сама она маленькая овечка, отбившаяся от дома, и тогда Стине Марии случалось всплакнуть. Но она всё про себя забыла и не знала, кто она такая на самом деле. Ночевать девочка приходила в пещеру, где жила женщина-тень; Стина Мария звала эту женщину мамой. Овечек она тоже приводила на ночь в пещеру и укладывала спать рядом с собой, ей нравилось слушать, как в темноте позвякивают их колокольчики.
Сменялись дни и ночи, проходили месяцы и годы, а Стина Мария всё пасла своих овечек в дремучем лесу, мечтала да пела песенки на берегу сумрачного озера.
А время всё шло. Безмолвная тишина царила в подземном мире. Ни звука не слышала тут Стина Мария, кроме собственного тихого пения да тонкого звона золотых колокольчиков; разве что иногда над сумрачным озером, куда она приводила на водопой своих овечек, нет-нет да вскрикнет в тумане какая-то птица.
И вот однажды сидела она в забытьи на бережку, глядела, как пьют овцы, и задумчиво черпала рукой воду. Как вдруг раздался такой грохот, что всё кругом задрожало, всколыхнулись сумрачные воды; потом послышался голос, да такой громкий, что все деревья в сумрачном лесу приклонились к земле, и на всё подземное царство раскатом прогремели старинные слова, такие же древние, как хутор Капела:
Стина Мария вздрогнула и точно проснулась.
– Слышу, дедушка! Слышу! Я здесь! – закричала она.
Тут же она всё вспомнила. Вспомнила дедушку, вспомнила голос родимой матушки, вспомнила имя отчее, вспомнила, кто она такая, и поняла, что родной дом её на хуторе Капела.
И поняла Стина Мария, что живёт она в плену у подземных жителей в том тёмном царстве, где не светят ни солнце, ни луна, ни звёзды. И вот пустилась Стина Мария бежать со всех ног, а овцы и ягнята за ней: казалось, что серая речка течёт следом за Стиной Марией по сумрачному дремучему лесу.
А подземные жители, услыхав грохот и громкий голос, повылезали из своих пещер и гротов и злобно зашептались, а глаза у них почернели от злости. Все смотрели на Стину Марию, и бормотали всё громче, и показывали пальцем на девочку. И тогда серый старичок, который привёл сюда Стину Марию, кивнул головой.
– Пускай поспит в сумрачном озере, – пробормотал он. – Не будет нам тишины и покоя, покуда её род живёт в Капеле. Пускай она поспит в сумрачном озере.
И сразу же подземные жители, словно тени, обступили Стину Марию, и схватили её, и потащили к озеру, над которым стелился густой туман.
Но тут женщина, которую Стина Мария звала своей мамой, вдруг как закричит во весь голос! Никто ещё не слыхал в подземном царстве такого крика.
– Красавица моя! – кричала женщина-тень. – Солнышко моё!
Она ворвалась в толпу и обхватила Стину Марию своими незримыми руками. Посмотрев на подземных жителей почерневшими от гнева глазами, она крикнула им срывающимся голосом:
– Только я сама, и никто другой, уложу моё дитя спать, когда настанет время!
Она подняла Стину Марию на руки и понесла к озеру, а все подземные жители стояли молча и словно чего-то ждали.
– Пойдём, красавица моя! – бормотала женщина. – Пойдём, спать пора!
Над озером клубился туман. Едва женщина вступила в него, он густою пеленою обвил её и девочку. Но Стина Мария заметила, как внизу под ногами блеснула вода, и с тоской подумала: «Ох ты мой ягнёночек, не видать тебе больше Капелы!»
Но женщина-тень, которую Стина Мария звала мамой, погладила её незримой рукой по головке и шепнула:
– Беги вслед за овечками, красавица моя!
И Стина Мария осталась совсем одна, в густом тумане не видно было ни зги, только впереди звенели золотые колокольчики, и девочка шла за ними. Колокольчики вели её сквозь мрак и туман, она шла и шла, сама не зная куда, и после долгого пути вдруг почувствовала под ногами траву, короткую, общипанную овцами травку, какая бывает на выгоне.
«Вот уж не знаю, куда я попала, – подумала Стина Мария. – Но трава тут растёт такая же, как у нас дома».
В тот же миг туман пал росою, и девочка увидала месяц. Месяц светил над хутором Капела, он как раз выглянул из-за крыши овчарни. А на Лисьем камне сидел дедушка и держал в руках свой посох.
– Где же ты так долго пропадала? – спросил дедушка. – Пойдём скорее домой, пока похлёбка не остыла!
Но тут он замолчал. Потому что увидел овец. Красивые белые овечки паслись на лугу вместе с малыми ягнятами, дедушка ясно разглядел их на лугу в свете месяца и услышал нежный звон колокольчиков.
– Вот уж правда, старость – не радость, – сказал дедушка. – У меня в ушах звенит, и я вижу овец, которых загрыз волк.
– Это не те овцы, которых волк загрыз, – сказала Стина Мария.
Тогда дедушка посмотрел ей в глаза и понял, где побывала Стина Мария. Тот, кто побывал в подземном царстве, на всю жизнь остаётся меченым. Даже если ты пробыл там ровно столько времени, сколько надо, чтобы похлёбка сварилась и месяц успел подняться над овчарней, метка всё равно останется у тебя на всю жизнь.
Дедушка поднял Стину Марию на руки и посадил её к себе на колени.
– Ох ты мой ягнёночек, – сказал дедушка. – Сколько же времени ты пропадала, бедная овечка?
– Много месяцев и много лет, – ответила Стина Мария. – И если бы ты не позвал меня, я бы там и осталась.
Но в старых дедушкиных глазах светилась радость при виде овечек. Он всех пересчитал и убедился, что их столько же, сколько сгубил волк.
– Похоже, что в Капеле всё-таки будут стричь овец, – сказал дедушка Стине Марии. – Похоже, что надо мне с вечера наточить овечьи ножницы. Если, конечно, лунные овечки – твои.
– Мои они, чьи ж ещё! – сказала Стина Мария. – Сейчас они беленькие, а были серые, когда мне их дали…
– Тсс. Молчок! – перебил дедушка.
– …дали их те, кого нельзя называть по имени, – закончила Стина Мария.
Месяц всё выше поднимался над крышей овчарни и озарил своим светом луг, на котором паслись овцы и ягнята хутора Капела. Дедушка взял свой посох и постучал по земле: «Стук-стук-постук…»
– Тсс! Молчок! – остановила его Стина Мария.
И шёпотом, дедушке на ушко, сказала стих, который был такой же древний, как сам хутор Капела:
Рыцарь Нильс из Дубовой Рощи
Давным-давно, в пору бед и нищеты, жил на маленьком хуторе, затерявшемся в глухом лесу, мальчик по имени Нильс. Хутор этот прозывался Дубовой Рощей. Таких маленьких, сереньких, бедных хуторков было в то время много. Одно богатство и было в них – малые ребятишки. Но такие, как Нильс, встречались редко. Случилось так, что он тяжко захворал, мать боялась, что он умрёт, и уложила его в постель в чистой горнице, куда по будням дети и носа сунуть не смели. Впервые в своей жизни Нильс занимал один целую кровать. Его трясло в лихорадке, голова горела, и он едва понимал, что с ним творится, однако знал, что спать одному в постели – большая роскошь. Чистая горница казалась ему настоящим раем. Штора в горнице была опущена, и в ней царили прохлада и полумрак. Стоял июнь, цвели сирень и ракитник, в распахнутое окно из сада, словно сквозь сон, до Нильса доносилось их благоухание, в лесу без устали куковала кукушка. Мать со страхом слушала это кукование, и вечером, когда воротился домой отец, она сказала помертвевшим голосом:
– Нильс покидает нас. Слышишь, кукушка кукует.
Ведь в те времена считали: если кукушка кукует рядом с домом – быть в доме покойнику. Никогда ещё не куковала кукушка прямо на хуторе, да ещё так громко и неистово, как в тот июньский день. Младшие братишки и сестрёнки, стоя у закрытой двери в горницу, печально говорили:
– Слышишь кукушку? Наш братик скоро умрёт.
Но Нильс ничего об этом не знал. Он лежал в жару и с трудом мог открыть глаза. Но иногда, слегка приподнимая веки, он видел сквозь ресницы чудо: перед ним – штора, а за ней – великолепный дворец.
Штора, купленная на аукционе в городской усадьбе, была единственной ценностью на этом бедном хуторе. Эту штору, на радость и удивление детям, повесили на окно в горнице. На шторе был выткан рыцарский замок с зубчатыми стенами и высокими башнями. Ничего прекраснее этого замка хуторские ребятишки в своей жизни не видели. «Кто же может жить в таком замке? – спрашивали они Нильса. – И как он называется?» Ведь Нильс, старший брат, должен был всё знать. Но Нильс этого не знал, а теперь он так сильно захворал, что сёстрам и братьям, верно, не придётся больше его ни о чём спрашивать.
Вечером семнадцатого июня Нильс остался один в доме. Отец ещё не вернулся с работы, мать доила на выгоне корову, братья и сёстры пошли в лес поглядеть, поспевает ли земляника. Нильс лежал один в горнице в полузабытьи. Он не знал, что было семнадцатое июня и что земля вокруг зелёная-презелёная, что на большом дубе возле дома кукует кукушка. Она-то и разбудила его. Нильс открыл глаза, чтобы ещё раз взглянуть на замок на шторе. Замок стоял на зелёном острове посреди синего озера, вздымая свои зубцы и башни к синему небу. От этой синевы в горнице было прохладно и темно, и потому здесь так хорошо спалось. Нильс снова задремал… Ветерок слегка колыхал штору, и замок дрожал…
О, тёмный замок, полный тайн, чьи флаги развеваются под ветром на твоих башнях? Кто живёт в твоих покоях? Кто танцует в твоих залах под звуки скрипки и флейты? Кто этот узник, что сидит в западной башне, которому суждено умереть завтра утром на рассвете?
Смотри-ка, он просунул тонкую королевскую руку сквозь решётку башенной бойницы и машет – зовёт на помощь. Ведь он молод и ему так не хочется покидать белый свет. «Послушай, Нильс из Дубовой Рощи, послушай! Неужто ты, королевский оруженосец, забыл своего господина?»
Нет, рыцарь Нильс ничего не забыл.
Он знает: часы бегут и он должен спасти своего короля. Скоро, ах как скоро будет уже поздно. Ведь сегодня семнадцатое июня, и, прежде чем взойдёт солнце, короля лишат жизни. Кукушка про это знает.
Она сидит на дубе во дворе замка и неистово кукует, она знает, что кому-то там суждено умереть.
Но на берегу синего озера, в камышах, спрятана лодка. Не робей, молодой король, твой оруженосец спешит к тебе. Вот на зелёные берега и тихое озеро опускается лёгкий сумрак июньской ночи. Медленно скользит лодка по зеркальной глади, неслышно опускаются вёсла в воду, чтобы не разбудить стражу. Ночь полна опасностей, а судьба королевства в руках гребца. Ещё медленнее, ещё тише, ещё ближе… О, мрачный замок, ты царишь на зелёном острове и бросаешь такую зловещую тень на воду, но знай же, что к тебе приближается тот, кто не ведает страха: рыцарь Нильс из Дубовой Рощи, запомни это имя, ведь в его руках судьба королевства! Может быть, чьи-то глаза вглядываются в ночной сумрак и видят, как светится копна его белых волос. Если тебе дорога жизнь, рыцарь Нильс, плыви скорее в тень замка, спрячься в темноте, причаль прямо под окном темницы, где сидит король, и жди… Слышишь, вокруг тишина – только волны бьются о нетёсаные каменные стены, а больше не раздаётся ни звука.
Но вот узник бросает из башни письмо. Оно летит белоснежным голубем и падает в лодку. На письме написано кровью:
Мы, Магнус, Божьей милостью законный король сего королевства, лишились по милости родича Нашего герцога мира и покоя. Да будет тебе ведомо, готовит он Нам нынешней ночью страшный конец. И посему спеши немедля Нам на помощь. Как помочь Нам, поразмысли сам, однако не мешкай, ибо Мы пребываем в сильном страхе за Нашу жизнь.
Писано в замке Вильдгавель в ночь июня семнадцатого.
Рыцарь Нильс кинжалом царапает себе руку и пишет алой кровью письмо своему господину. Потом он натягивает тетиву, и стрела его летит молнией к узнику в башне и несёт ему утешительную весть:
«Мужайся, король Магнус! Жизнь моя принадлежит тебе одному, и я с радостью отдам её, чтобы спасти своего короля. Да будет со мной удача».
Поделиться книгой: