Помоги проекту - поделись книгой:
Лев
ГУРСКИЙ
ПРОБУЖДЕНИЕ
ДЕНИСА АНАТОЛЬЕВИЧА
© Leo Gursky, 2009
© Михаил Виноградов, послесловие, 2009.
© Леонид Фишман, послесловие, 2009.
Часть первая
ХМУРОЕ УТРО
Снизу, сверху, справа, слева от меня — везде была темная, плотная, невероятно холодная вода, и когда я уже потерял всякую надежду на спасение, где-то далеко-далеко над моей головой среди уже привычной и даже не злой, а просто равнодушной темноты вдруг образовалась крохотная светлая прогалина. Сперва это было лишь маковое зернышко света, но вскоре оно разрослось до размеров тарелки, потом — спасательного круга. Вот же он, выход, дошло до меня, наконец-то, спасен, ура! Теперь, если повезет, я смогу пробиться на поверхность. Главное — вынырнуть, пока в легких еще осталась пара глотков воздуха… Только бы успеть!
Задыхаясь, я что есть мочи рванулся вверх, к световому кругу, раздвигая локтями, плечами, затылком неподатливые ледяные пласты воды. На поверхности тем временем происходило странное. Я отчаянно боролся с водой и протискивал свое тело наверх, а мне навстречу сверху вниз опускался, заполняя уши, равномерный тяжелый шум: прямо над головой грузно и ритмично ударялся о воду то ли якорь, то ли буй, то ли огромное чугунное стенобитное ядро (хотя откуда здесь, к дьяволу, стенобитное ядро?). Шум в ушах делался все сильнее и за миг до моего всплытия стал вообще нестерпимым. «Эй, вы там, наверху! — испуганно заорал-забулькал я, выныривая из адских глубин на свет Божий. — Поосторожнее! Я ведь уже здесь! Я с вами! Вы там что все, с ума посходи…»
Ядро с хрустом ударило меня прямо по голове. Я умер мгновенно.
Прошла вечность, прежде чем я сумел воскреснуть и приоткрыть глаза. Воды вокруг меня не было — ни холодной, ни горячей. Подушечки пальцев ощутили гладкую ткань: кажется, это была шелковая простыня. Значит, лежал я на кровати. Уже кое-что.
С потолка на меня косился хищным полупрофилем нарисованный мужик в бородке и в высоком стальном шлеме, похожем на половинку яйца с растущей из него антенной. Двумя руками он опирался на здоровенный меч, словно хотел проковырять им в земле дырку.
После мучительного напряжения мозговых клеток я опознал в потолочном мужике князя из школьного учебника истории. Князя… князя… как там его?.. Игорь? Андрей?.. Князь Тьмы? Тьфу, зараза! Ну как же его? Ему еще вроде присудили победу в конкурсе на звание… чего? кого? Вот этого уже не помню совсем. От самой церемонии оглашения результатов конкурса вообще мало что осталось: духота, блицы, телекамеры, попы в белых клобуках, спортсмены в синих футболках, нарумяненные девки в этих… в кокошниках… Ощущение дурацкой детской игры, в которую почему-то должны играть взрослые государственные люди, и я в том числе… А фамилия у князя, кстати, была на «ский». Да, точно, «ский». Пожарский? Домбровский? Дубровский? Нет, покороче, всего в два слога. Ржевский? Курбский? Крупский?..
В погоне за неуловимым князем я попытался получше вглядеться в картину надо мной — и совершил роковую ошибку. Разбудил лихо.
Чугунное стенобитное ядро, оказывается, никуда не думало исчезать. Оно только лишь хитро уменьшилось до размеров сливы, невероятным образом закатилось мне в голову и теперь через равные промежутки времени с упорством сумасшедшего дятла долбило в стенку моего черепа — не снаружи, а изнутри.
О-о-о, бедный Йорик! Едва я напряг зрение, чугунная слива резко сократила амплитуду и прибавила силы удара. Прежде было: стук — долгая пауза — стук. А теперь сделалось: стук! стук! стук!..
Я поспешно прикрыл глаза, чтобы в темноте дурак-дятел с ядром на кончике клюва потерял меня из виду. Ладно, смотреть мне, в принципе, необязательно. Обойдусь другими органами чувств. Доверюсь не зрению, а мышечной памяти, автоматизму уже сотни раз однообразно повторяемых движений. Моторика не подведет.
Вслепую я переместился на край кровати, медленно сполз на пол и на ощупь двинулся на четвереньках, пока плечом не задел за какую-то твердую поверхность. Стул. Рядом стол. Я на месте.
В каждой части тела есть нервные клетки, то есть какая-никакая, но память. Много она не вместит, но мне многого и не надо. Пусть сейчас правая рука вспомнит, где ей надо пошарить по крышке стола… уже, нашла, так… А левая рука автоматически проведет по столу с другой стороны… ну точно, вот она, родимая, ждет, пусть пока немного обождет, еще не пора… Сейчас одна рука придержит бутылку за талию, другая — скрутит с нее крышечку… Затем — вот теперь уже пора, захват, йессс! — поднесет к горлышку край рюмки… Легкий дзынннь, правильно, плеснулась родимая, полилась. Кажется, полилась слегка через край, пальцам мокро, но это неважно. Сосуд скорби наполнен, прочее — детали.
Теперь пускай мое правое плечо вспомнит, на какую высоту ему приподняться, мой подбородок — как ему удобнее задраться вверх, мои губы — как им ловчее захватить край, мое горло — как пропустить первые три глотка без проблем, мой пищевод…
А, ч-ч-ч-черт! Дурак-пищевод, как выяснилось, начисто потерял память, словно красотки из мексиканских сериалов, и потребовал вернуть выпитое обратно — быстро, резко, без объяснений, да еще за компанию со вчерашним ужином. И обедом, кажется, тоже…
Следующую вечность я провел в обнимку с гладким фаянсовым другом, время от времени приподнимая голову, чтобы прижать макушкой встроенную в стену круглую пластину и включить местную ниагару. По этой щелкающей металлической кругляшке я догадался, что нахожусь, скорее всего, в резиденции «Горки-9», а не в Кремле: там бачки не замурованы в стены, ремонт еще впереди. Или наоборот: в Кремле уже внедрили евросортиры, а в Горках еще нет? Не помню. Мир плывет и кружится на карусели вокруг своей оси.
Когда предатель-пищевод, наконец, утихомирился, я в последний раз запустил водопад. Затем отпал от фаянса, развернулся на четвереньках и доверил себя автопилоту коленок: авось они сами приведут меня к окну. Коленки не подвели. И полвечности не прошло, как мое многострадальное темячко произвело легкий металлический шелест над головой. Я зацепился башкой за жалюзи, ага. Значит, где-то здесь должен быть и подоконник. Нужно лишь за него ухватиться… опереться… перенести центр тяжести…
Ох! Встали кое-как. Теперь осторожно (ос-то-рож-но!) приотворим глаз (пока один). Опираясь правой рукой на подоконник, двумя пальцами левой раздвинем жалюзи и глянем наружу. Если в пределах видимости — пафосные сине-зеленые елки, я в Кремле. Если сквозь щель видны обычные корабельные сосны, то я на Рублевке.
Та-а-ак. С унитазом я не промахнулся: в окне — сосны. Стало быть, я — в президентской резиденции «Горки-9». Чугунная слива продолжала перекатываться в куполе головы, однако я был рад, что добился хоть какой-нибудь ясности. Первая моя победа за сегодня.
В комнате между тем произошли перемены. Пока я в сортире запускал-перезапускал маленький водопад, крышка комнатного стола оказалась кем-то протерта, а на поверхности добавилось еще несколько предметов. Початую бутылку «Кремлевского стандарта» и рюмку кто-то сдвинул ближе к краю; в центре стола я нашел расписной жостовский поднос. Кофе дымился в чашке, румянились бока круассанов в корзиночке, рядом лежала пачка газет.
От одного взгляда на водку и еду к горлу снова подступила вязкая тошнота, но уж горячий кофе, решил я, мне придется влить в себя по-любому.
Без него я полный труп. Если сука-пищевод опять заартачится, деваться некуда: буду принимать кофе внутривенно…
По-е-ха-ли! Один глоток пошел, другой глоток пошел, третий виток пошел. Чувствуя себя почти Гагариным, я прислушался к организму: не пойдет ли внутри меня волна вспять? Нет, на кофе реакция как будто положительная. Полет нормальный, все штатно, вулкан внизу не проснулся. Чугунный клювик не перестал терзать мое бедное темя изнутри, но веревочка между глазами и тошнотой уже не натягивалась так, как раньше. Газеты перелистать я могу. Какие у нас тут имеются? Угу. «КоммерсантЪ», «Российская», «Известия», «Новая»… А это еще что? Неужто «Московские новости»? Хм, надо же, они опять выходят! Где-то надыбали капусты. Рисковые ребята.
Первые полосы «Коммерсанта» и «Известий» показались мне откровенно скучными. Ни убийств, ни терактов, ни крупных аварий. Штиль, как при совке. Ввод новой очереди Прибайкальской ГРЭС. Спуск на воду танкера «Петр Великий»… тезка крейсера, что ли? Рядом на полосе — репортаж с открытия фабрики мягкой игрушки на месте бывшего Вольского Военного Училища Тыла. Тыловикам теперь, значит, кошечек и собачек из поролона штамповать, так-так…
В «Российской» на первой странице пресс-служба ФСБ печатала официальное опровержение: задержанный на космодроме Плесецк диверсант «Аль-Каиды» оказался не диверсантом, а обкурившимся в дымину голландским туристом. «…а он искал Луна-парк… а калитка в ограде режимного объекта случайно была открыта… а он думал, что ракеты — это аттракцион… а сотрудники действовали по инструкции…» Ну и ну! Развели соплей немеренно. Всего-то дали приезжему укурку по морде при задержании, но уж слов-то, слов! Будто коронованную особу запихнули в «обезьянник». Пусть лучше скажет спасибо, что его случайно не отправили на Луну…
Аккуратно, чтобы лишний раз не дразнить чугунную дуру в башке, я отхлебнул еще кофе и продолжил знакомство с первыми полосами.
В «Новой газете» глава Государственного Пенсионного Фонда — смутно знакомый очкастый задрот с армянским носом-загогулиной — хвастался, сколько денег ему удалось отжать у ЦБ для своих бабок и дедок. Энтузиазма полные штаны, как будто это его собственные бабки. В «Московских новостях» — интервью с Управделами Кремля Сан Санычем Сдобным. Стало быть, главный кремлевский завхоз все на прежнем месте. Ну-ка, глянем, это интересно… Ух ты, как разговорился. «Слухи о недостаче в коллекции кремлевского столового серебра — вредная брехня. Вы еще скажите, что Сдобный сам ворует вилки… Мы взяли на себя повышенные обязательства… в целях борьбы с мировым финансовым кризисом… в обеспечение плановой экономии госсредств… для выполнения ремонтных работ в московском Кремле… расторгли договора с турками и итальянцами и наняли лучшие бригады из Республики Молдова…» Чугунная слива чувствительно тюкнула в макушку изнутри. Сан Саныч, скупердяй ты хренов, злобно подумал я. На Кремле он, видите ли, намылился сэкономить. Ты бы, гад, на собственной жене лучше сэкономил. И с каких это пор у нас кризиса боятся больше, чем президента?..
Тут я вздрогнул от жуткой мысли, едва не поперхнувшись последним глотком кофе: минуточку, а почему это на первых полосах всех газет нет меня? Или президент вам больше не ньюсмейкер, или… Что, если случился переворот и меня отстранили от власти? И по-тихому изолировали в «Горках-9»? Как Сталин Ленина в «Горках-1»?
Я поспешно разворошил прессу, и от сердца у меня отлегло: слава Богу, пока все в порядке: я, Денис Анатольевич Кораблев, — по-прежнему руководитель великой державы. Просто мои фотографии оказались не на первых газетных страницах, а чуть подальше — на вторых и третьих. Зато уж там их было много.
Для начала я проглядел газетные заметки о моих ближайших планах. Журналюг хлебом не корми, дай им только проявить свою осведомленность. Протокольный отдел и пресс-служба кидают им кость, а уж акробаты пера сами варят из нее обед из трех блюд.
Итак, что у нас на сегодня? Прием нового президента Румынии, здесь же его биография, фото… хотел бы я в шестьдесят пять так выглядеть, как этот Хлебореску… смешная фамилия… Далее встреча с лауреатом Госпремии кинорежиссером Микой Оболенцевым по его просьбе… этому-то я зачем понадобился? А перед румыном и киношником у меня намечен визит в ГК «Новые биотехнологии»… Био-чего-чего? Не въехал. Какие технологии? Ладно, это потом, будущее обождет, заглянем-ка лучше в президентское прошлое…
Моим босым пяткам на полу стало прохладно. Здесь, чувствую, тоже экономят — на электроподогреве. Поскольку шлепанцев и носков поблизости не было, я сел на кровати, сложив ноги по-турецки.
На третьих газетных полосах рассказывалось, чем президент России занимался вчера-позавчера. Па-а-адробнейший отчет. Если верить фотографиям и подписи под ней, весь позавчерашний день я провел в компании двух милых людей. Просто приятного и приятнейшего во всех отношениях. У одного вся физиономия была в мелких шрамах, словно у пахана с дюжиной ходок на зону, да и костюм на нем висел, как тюремная роба. Это, стало быть, мой коллега: президент незалэжной Украины Олесь Тищенко. А вон тот, в пиджаке с люрексом и с ухмылкой дешевого курортного ловеласа, — другой коллега: грузинский национальный лидер Гиви Автандилович Суликошвили. Мы трое взялись за руки и улыбаемся прямо в камеру. На переднем плане, чуть-чуть не в фокусе — банкетные столы уже накрыты. Подпись «Киевский саммит. СНГ возрождается?»
Проклятье. Ни-че-го-шень-ки не помню! Хотя стоп, вру: вон тот, на фотографии, бокал мартини с плавающей оливкой определенно припоминаю. Оливку я съел, косточку выкинул за окно. Еще подумал про себя: вот вырастет потом олива, дерево дружбы. Как правильно сказать — олива или олифа? Мне кажется, ни так, ни эдак. Ладно.
Мой вчерашний день был тоже запечатлен на целой серии фото. Я оттягивался уже в другой компании — на сей раз каких-то сильно потертых пиджаков и траченных молью седых шевелюр. Похоже, я выступал на конференции у этих мухоморов. А тема ее — батюшки! — офигенная: «Права человека в условиях рецессии». Тут же по соседству тезисы президентского доклада. Заголовок еще тот: «Во главу угла — общечеловеческие ценности». Наверное, я им мощно задвинул, раз хлопают… надо же мне было так нагрузиться! А ведь на фотографиях не видно банкетных столов. И фуршетных тоже. Бедные, но честные. Выходит, демократично разлили водяры по пластиковым стаканчикам, занюхали бумажной скатертью со вкусом селедки… И хоть бы одна знакомая морда!
Стоп-стоп, а вон того, который на снимке в самом низу, я знаю. Это, правда, уже не мухоморская конференция. Это уже отдельно взятый эксперт по мою душу — глядя типа из Лондона. Тауэр и Темза позади, на их фоне блестящий череп, ротик куриной гузкой и щечки о-о-о-чень разочарованные. Господин Береза. Враг номер 1 трех президентов России, считая и меня. Даже амнезия на эту кислую рожу не распространяется — предпочитает с ним не связываться. «В интервью нашему специальному… бла-бла-бла… эмигрант-миллиардер Вадим Березин заявил: пока его опасения, что президент Кораблев поведет страну имперским курсом, не оправдались, но пусть Запад не обольщается его либеральной…»
Едва я дочитал до слова «либеральный», как меня стремительно затошнило. Две секунды спустя еле выпитый кофе был унесен бурной сортирной ниагарой. Я чего теперь — либерал? А-хре-неть!
Обнимая края фаянсового зева — уже который раз за это утро, — я пытался собрать разбегающиеся мысли. Значит, так. Сегодня, судя по газетам, понедельник, 3 мая. Хотя с таким же успехом сегодня могло быть 13 или даже 30 мая: пресса могла оказаться недельной или месячной давности. Вдруг я встречался уже и с румыном, и с Биотехнологиями? Сосны — твари вечнозеленые. Если территорию хорошо убирать (а ее тут очень хорошо убирают), май за окном ничем не отличается от сентября. Или даже декабря.
Я крепко зажмурился и попытался вернуть себя в прошлое.
Сама инаугурация вспомнилась легко, но фрагментарно: ее как будто выхватывали из памяти яркие сполохи лампы-стробоскопа. Вспышка — я иду через площадь, вокруг куча народа, гвардейцы в киверах, смокинги, нацеленные на меня дула телекамер… Вспышка — моя рука на красно-золотой папке с гербом… Вспышка — на длинных белых столах осетрина по-монастырски, куропатки в сметанном соусе… Вспышка — много-много водки… коньяка… шампанского… снова водки… Затем надолго темнота, мерцание, какие-то пятна, фейерверки, всплывающие со дна синие рожи… галстуки… еще рожи… пиджаки… шляпы… фуражки…
При желании я мог выхватить что-то еще из тьмы беспамятства, но всякий раз, как я пытался напрягать мозги, чугунный снарядик в моей голове начинал биться, как ненормальный. Эдак башка моя лопнет скорее, чем я сведу мозги в кучку. Ладно. Обождем. Не к спеху. Если нельзя добыть информацию изнутри, получим ее извне. Самым что ни на есть простым, примитивным способом.
На своих двоих я вернулся из сортира, нашел над столом большую сиреневую кнопку (мышечная память опять помогла) и ткнул ее средним пальцем. Из-за двери послышался топот, и в комнату ворвался высоченный бугай, с головы до ног перетянутый золотыми аксельбантами. Эдакий сказочный русский богатырь в экспортном исполнении: косая сажень, льняные кудри, улыбка в полсотни зубов. Ну просто вылитый киноактер… этот, как его там?.. он еще верхом на танке по пересеченной, трах-бах, ура-ура… Как зовут обоих — естественно, не помню. Ни артиста, ни холуя.
— Вова? — наобум спросил я у богатыря.
— Никак нет, господин президент! Василий! — во всю глотку отрапортовал кудрявый дебил, щелкая каблуками.
От этой пронзительности чугунный шарик в башке просто обезумел.
— Да мне по хрену, как тебя… — простонал я, хватаясь за голову. — Ты, Вова, ответь мне на три вопроса… только не ори так больше никогда, первый и последний раз прошу… Во-первых: какой сейчас месяц? Во-вторых: кто у меня премьер-министр? И, в-третьих: где, черт тебя побери, мои носки?..
И какого хрена, спрашивается, Павлика понесло в Дарфур? Именно теперь, когда он мне нужен позарез, премьер-министр России Пэ Пэ Волин вздумал отлететь на африканский континент с однодневным визитом доброй воли. Нет, я бы еще понимал, если бы мы этому Судану под шумок миротворческой миссии впарили пару сотен бэушных бэтээров и ПТУРСов, — в конце концов, чем больше они друг друга намолотят, тем нам для бюджета выгодней. Но он ведь полетел туда на пару с генсеком ООН — мирить чокнутых черных! И потащил им гуманитарной хрени вроде полевых кухонь и одеял.
Христосик, блин! У меня тут башка раскалывается на части, а он там надувает щеки, машет крылышками и притворяется голубем мира. Сотовая связь на этом всемирном складе мертвых негров, похоже, отсутствует в принципе, а связь спутниковая такая дерьмовая, что сквозь помехи я не смог разобрать ни одного Павликова слова: то ли он сказал мне сейчас «Доброе утро!», то ли «Полная жопа!»
Я с досадой бросил трубку, и та сама втянулась в боковую панель. Облом, еще облом — все одно к одному. Внутри моего черепа пульсирует, не отпуская, мелкая чугунная дрянь. Во рту навеки прописан вкус жженой резины. В памяти зияют провалы величиной с Курильскую гряду. А рядом со мной в час суровых испытаний, как назло, — ни премьер-министра, ни даже родной жены: эта ранняя пташка, представьте, еще в 6 утра упорхнула на Валаам. Захотела показать супругам греческого и болгарского президентов наши святыни и в этой компании потрындеть о высоком. Дружба с греками и болгарами, положим, России стратегически выгодна — глядишь, и восстановим когда-нибудь Византию в границах 1025 года. Но неужто обязательно разводить божью бодягу именно сегодня?
О-о-ох. Глубоко вздохнув, я придвинул к себе поближе три папки. Зеленая, в цвет надежды, — выборка из писем трудящихся своему президенту. Синяя — указы и поздравления. Бордовая — визы и согласования. Ни одна минута президентского времени не пропадает даром. Пока мы рассекаем по Рублевке, я обязан просмотреть кучу бесполезных бумажек, да еще на некоторых оставить автограф…
Та-ак, чего нам пишут? «Денис Анатольевич! В нашем селе Марьина Роза Курганской области с 1969 года нет электричества. Мы уже обращались в разные инстанции, но нас везде… Дорогой Денис Анатольевич! В районный центр Алексеево-Пехово, что на правом берегу реки Попер, после прошлогоднего весеннего паводка до сих пор не завезли… Уважаемый господин президент! Мой сосед по лестничной площадке, дважды отсидевший уголовник Чекмаев…»
Тьфу, что за мусорный народец пошел! Везде одно и то же. Умеют только скулить и жаловаться, жаловаться и скулить. Разучились быть благодарными власти просто за то, что небо голубое, что зиму сменяет весна, что их не волокут за шкирку на цугундер. Позитива от этих нытиков не дождешься. Хоть бы кто додумался написать: «Благодаря неустанной заботе партии и правительства у нас в деревне Краснодырово Старопупкинского района досрочно наступил рай на земле. Нивы обильны, стада тучны, жены и дети послушны, а глава местной администрации — живое воплощение бога Вишну…»
Я отодвинул локтем папку со слезами и соплями и взялся за поздравления и поощрения. Хоть здесь-то, надеюсь, душа моя отдохнет и расслабится. Кто у нас на очереди за цацками? Ага, уже вижу… «Академику Сергею Волкову в связи с…» Вроде бы припоминаю такого. Старикан ковал ядерный щит, надо поощрить, подпишем. «Режиссеру Дэвиду Кроненбергу за укрепление российско-канадских…» А-а, помню-помню, в молодости я прямо тащился от его боевиков. Даже странно, что он еще жив… Ладно, пусть получит орден «Дружбы народов», авось не обеднеем… «Композитору Владимиру Шаинскому в ознаменование…» Ну это да, это святое, тут я обеими руками «за». Конечно же, припевать лучше хором. «Писателю Андрею Быхову в связи с…»
Позвольте, а это еще кто? На фото — седой бобрик, седые усики, круглые очечки на довольно упитанной мордахе. Ни малейших ассоциаций, хоть тресни. Я стал внимательно вчитываться в текст, который мне надлежало подписывать: «Дорогой Андрей Львович! Талантливый писатель и публицист, яркий представитель плеяды «семидесятников», Вы достойно продолжаете замечательные традиции русской литературы. С юных лет нам хорошо знакомы ваши прекрасные романы «Пушкинский Пушкин», «ЖП», «Отрыв», «Убегающий реаниматор» и другие произведения, навсегда вошедшие в золотой фонд…»
Тпрру! Стоп! Что за бредни? Ни с юных, ни вообще ни с каких лет я не знаю Быхова и его таких-рассяких романов.
В голове моей чугунная слива злобно отбила чечетку. Я схватил шариковую ручку с президентским вензелем, на мгновение задумался и начал вносить правку в первый же абзац поздравления. «Не известный мне Андрей Львович! — получилось у меня минут через десять. — Уж не знаю, продолжаете ли вы замечательные традиции русской литературы или нет, но только лично я, извините, в упор не знаю ни одного вашего прекрасного романа. Пушкина — знаю, а «Пушкинского Пушкина» — нет. У меня есть подозрение, что не такие они и прекрасные, ваши романы, а значит, и заносить вас, как мумию фараона, в золотой фонд я считаю преждевременным…»
Я азартно приступил к переделке второго абзаца, но вовремя спохватился. А зачем, собственно, мне вообще поздравлять и награждать хрен знает кого и хрен поймет за что? С другой стороны, кого-то я по-любому должен наградить. Не пропадать же, в конце концов, ордену «За заслуги перед Отечеством» VI степени?
Изорвав на мелкие клочки глупые бумажки с Быховым, я задумался. Периодическое постукиванье в башке плохо помогало мыслительному процессу. Из всей русской литературы почему-то вспоминалась единственная строчка. Правда, очень энергичная: «Добро должно быть с кулаками». Вот ее-то автора я и поздравлю, и награжу, и приголублю, внезапно озарило меня. Это будет мой выбор — мой, и точка! Терпеть не могу, когда кто-то решает за меня.
— Э-э, Вова… — обратился я к выездному референту, который примостился на соседнем сиденье в ожидании президентских указаний. Как и холуй в моих горкинских апартаментах, этот был тоже белокур, голубоглаз и кудряв. — Надеюсь, ты-то Вова?
— Валерьян, — смущенно поправил меня референт. — Извините.
Опять я промахнулся. Это уже, однако, становится тенденцией.
— Ничего, не переживай, — великодушно сказал я. — Узнай-ка мне, Вовчик, по-быстрому, кто написал стихи «Добро должно быть с кулаками». И, если он жив, когда у него ближайший юбилей.
— Сию секунду! — обрадовался референт, выхватывая из спинки переднего сиденья планшет ноутбука. — Я его сейчас гуглом отловлю… момент… Готово! Теянов Святослав Юрьевич, Москва. Ему сейчас 72. То есть самый близкий юбилей — через три года.
При нашей экологии может и не дотянуть, прикинул я. С другой стороны, чего я прицепился к круглым датам? Надо мыслить шире.
— Подготовь представление его к ордену, вместо Быхова, — распорядился я. — За большие, так сказать, заслуги и в связи с 72-летием. И не забудь пригласить его в Кремль на церемонию вручения. Если он еще способен передвигаться на своих двоих… Между прочим, в котором часу я их сегодня награждаю?
Референт опять пробежался по клавиатуре ноутбука.
— С половины второго до двух, Денис Анатольевич, — сообщил он. И очень осторожно поинтересовался: — А с Быховым-то что делать? Мы ведь его уже известили насчет ордена и насчет церемонии.
— Перед Быховым пусть извинятся, — немного поразмыслив, ответил я. — Пусть объяснят ему поделикатней, что в наградном отделе произошла ошибка. Дескать, такой большой-большой-большой талант, как он, заслуживает и ордена покрупнее. А с крупными у нас перебои на складе. Но очень скоро мы получим новую партию звезд с бриллиантами, и вот тогда… Хотя нет, это слишком длинно. Сделаем так: от моего имени просто пошлите его на хер.
Вова ошалело захлопал глазами, а я, вполне удовлетворенный его реакцией, пододвинул к себе последнюю из папок.
На мое счастье, в папке лежал только один документ, всего на одном листочке. Флагман российского грибного бизнеса Елисей П. Шкваркин продавал долю акций своей компании профильной американской корпорации Champignon Ltd. И поскольку сделка тянула не меньше чем на полмиллиарда зеленых, требовалась санкция Минфина, а Минфину нужна была, понятно, президентская виза. Простая формальность. Росчерк пера. Ну это просто, сейчас вот подпишу и свобо… Стойте, это какой такой Шкваркин? Пидор?
Из темного глухого колодца памяти поднялась вдруг на поверхность яркая телевизионная картинка: крайне неприятный вертлявый тип в густом макияже, в декоративной тельняшке от Версаче и в голубых педерастических сапожках. Стук-стук-стук! — забилась слива у меня в голове. Оч-чень интересное кино, злобно подумал я. Что такой клоун вообще делает в российском бизнесе? И почему он хочет продать свою долю америкосам? Нет ли тут подвоха? Обычные шампиньоны — продукт не стратегический… но ведь это в мирное время. А если, не дай Господи, третья мировая? Нация пережидает «ядерную зиму» под землей, и чем она может питаться под землей? Шампиньонами! И тут вдруг выясняется, что грибы на корню проданы вероятному противнику! Что это — глупость или измена?
Дырку от бублика он получит, а не визу, решил я и перечеркнул крест-накрест минфиновскую бумажонку. А референту скомандовал:
— Соедини меня с Генпрокурором. И, кстати, — добавил я как можно небрежнее, — напомни-ка мне, дружок, кто у нас сейчас Генпрокурор? То есть я, само собой, знаю кто, просто фамилия его, как назло, из головы вылетела. Склероз. Этот, как его… Ведро?
Поделиться книгой: