Прекрасные незнакомки

В тот же миг Мирабо принимает другое решение. Мало того что Дуллан находится у черта на рогах, из тамошней тюрьмы еще и не выберешься: это настоящая крепость, основательно укрепленная и всерьез охраняемая. Теснимый обстоятельствами, Мирабо решает немедленно бежать, и ночью с 25 на 26 мая 1776 года он покидает Дижон. Королевские полицейские пускаются по его следу, и среди них некий Брюгьер, опытная ищейка, который не выпускает беглеца из виду, следуя за ним по пятам в его фантастической одиссее. Сначала они мчатся на юг, где в Лорге, неподалеку от Драгиньяна, Брюгьер едва не хватает Мирабо, но из этой затеи ничего не получается, и вот они уже перешли через Альпы, через перевал Малый Сен-Бернар, оказавшись сначала в Пьемонте, а потом в Швейцарии. Швейцарию они проехали всю: Мирабо стремился к горам Юра и добрался до них. Он обосновался в деревне Верьер, в полутора лье от форта Жу, но по другую сторону границы. А что мог поделать в Швейцарии Брюгьер? Да ничего! И он, чертыхаясь, вернулся во Францию.

Софи тем временем смирилась со своим несчастьем. Она написала мужу, попросила у него прощения и получила разрешение вернуться в Понтарлье. А в Понтарлье она получила тайное письмецо от своего возлюбленного, сообщавшего, что он в Верьере.

И президент был обманут еще раз. В ночь с 24 на 25 августа Софи, переодевшись в мужскую одежду, покинула кров своего супруга, прихватив с собой драгоценности и 20 тысяч ливров золотом. Верхом на лошади тайными тропами, которые она знала не хуже пограничных таможенников, она добралась до границы, перешла через нее и бросилась в объятия Мирабо, который ждал возлюбленную на другой стороне.

Можно себе представить, какой пылкой была встреча двух изголодавшихся по любви влюбленных, живших в разлуке столько месяцев! Однако, как бы ни была хороша уютная деревенька, оставаться там им было нельзя. До Понтарлье и в самом деле было рукой подать.

Беглецы сначала переехали в Невшатель, но долго там тоже не задержались. Они только забрали деньги у издателя Фоша и выправили себе за золото фальшивые паспорта на имя графа и графини де Сен-Матьё, после чего радостно отправились в Голландию, свободную, богатую, счастливую страну, где можно жить как захочется и публиковать все, что вздумается.

Влюбленные поселились в Амстердаме, на улице Калверстрат, в отличие от многих, расположенной в этой северной Венеции на твердой земле. Это и в самом деле очень красивая улица с ярко освещенными домами и магазинами, ломящимися от чудес, которые нидерландские моряки привозят из-за дальних морей. Чего там только не было: изделия из экзотических пород дерева, драгоценные меха, пряности, невиданные фрукты. Софи заворожили всевозможные сокровища, будто бы доставленные из пещеры Али-Бабы.

В Амстердаме, как только они туда приехали, Оноре Габриель повел свою возлюбленную к ювелиру и заказал два золотых кольца с двумя разными девизами. На кольце Софи выгравировали: «Любовь не боится смерти». На кольце Габриеля – «Тобой началась любовь, тобой закончится…»

Обвенчавшись на свой манер, влюбленные начали совместную жизнь, возможно, правда, слишком роскошную и бурную. Мирабо засел писать свое прославленное «Эссе о деспотизме», которое взбудоражит всю Европу, и вступил в масонскую ложу, надеясь с помощью масонов получить голландское гражданство и таким образом защитить себя и свою «супругу», госпожу де Сен-Матьё, от возможных преследований. Он опасался, что во Франции так просто о них не забудут.

И был недалек от истины. Ими занимались, и даже весьма деятельно. Маркиз де Рюфей, отец Софи, счел нужным собрать у себя в дижонском особняке семейный совет, на котором присутствовал не только оставленный муж, что было вполне справедливо, но еще и Мирабо-отец, невероятно ожесточенный против своего буйного отпрыска.

Обсудив положение дел, старцы решили, что президент должен подать жалобу на бесчестного Мирабо, обвинив его в соблазнении и похищении его жены. Отцы обоих любовников настаивали на этой жалобе. Жалоба была подана, и суд Бургундии заочно вынес приговор: Оноре Габриель был приговорен к смертной казни, а Софи – к пожизненному заключению в арестантском доме с бритой головой и клеймом каленым железом на правом плече. Это свидетельствовало о высокой цене, которую приходилось платить за супружескую измену в те времена.

По счастью, никто не знал, где скрываются любящие преступники.

К сожалению, неизвестность продлится не так уж долго. Голод вынудил когда-то Габриеля покинуть спальню Софи, нужда в деньгах обнаружит место, где они укрылись.

Ни Софи, ни Габрель понятия не имели об экономии, они жили так, словно имели в своем распоряжении миллионную ренту. Очень скоро они почувствовали нужду в деньгах, что приводило Мирабо в ярость, потому что «Эссе о деспотизме» принесло немало золота в кассу Фоша, живущего в Швейцарии, но ничего – живущему в Голландии Мирабо, так как издатель не знал, где находится автор.

Мирабо стал подумывать о прямой передаче своих творений голландским издателям, и нашелся голландец, некий Марк-Мишель Рей, живущий на улице Дам и как будто бы известный своими передовыми убеждениями. Мирабо отправился к нему, представился как автор «Эссе», ожидая, что тот примет его в свои объятия и расплачется от радости. Ничего подобного не случилось.

Рей с большим недоверием посмотрел на явившегося к нему графа де Сен-Матьё, который претендовал на авторство знаменитого трактата, тогда как он, издатель и продавец книг, точно знал, что написал его некий Мирабо. Разговор продолжался на все более повышавшихся тонах. В конце концов Мирабо предложил Рею написать письмо Фошу и попросить его описать его автора. К письму он даже приписал своей рукой несколько слов.

Увы! Деловая переписка издателей обернулась настоящей катастрофой. Фош, обрадованный известием, открывшим место пребывания Мирабо, не смог удержаться и болтал о нем направо и налево. А болтовня даже в те отдаленные времена распространялась со скоростью ветра, невзирая на границы. Не прошло и недели, как дижонские старцы уже знали все, что им так хотелось знать.

Им не составило труда получить королевский указ на арест, а городские власти Амстердама должны были выдать преступников-иностранцев. Полицейский, снабженный такими бумагами, отправился в Амстердам. Разумеется, им был тот самый Брюгьер, счастливый в предвкушении того, что наконец-то отпразднует победу, схватив удачливого беглеца.

Майским вечером 1777 года, когда влажный туман окутал Амстердам, будто саваном, любовники были арестованы: он – на улице, она – в их доме на Калверстрат. Их разлучили и отправили в городскую тюрьму.

Софи плакала так, что разжалобила бы даже камни. Она оплакивала не свою будущую судьбу, а разлуку с любимым. Мысль о расставании была для нее невыносима.

Ее слезы вызвали сочувствие Брюгьера, сам по себе он не был злым человеком. Горе молодой женщины не оставило его равнодушным, и в голландской тюрьме, где закончилась счастливая жизнь влюбленных, он устроил им последнее свидание и был настолько деликатен, что даже оставил их наедине.

Сначала они припали друг к другу в страстном поцелуе. Софи обмерла от ужаса при мысли об эшафоте, который ожидал Габриеля. Всей его любви, всего его красноречия недостало, чтобы успокоить ее, убедив, что, как бы ни был суров его отец, он не допустит, чтобы казнь свершилась…

После свидания Софи была в таком отчаянии, что Брюгьер пусть очень неловко, но попытался ее утешить:

– Вы подвергались таким опасностям, мадам… И ради таких пустяков! Разрушить свою жизнь, все бросить – и для чего? Чтобы оказаться в тюрьме и лить слезы в таком цветущем возрасте?

Как ни странно, его слова подействовали. Софи перестала плакать.

– Если любимый подарил тебе великолепный дворец, не стоит горевать, когда в него ударила молния, – ответила Брюгьеру Софи.

Эти горделивые слова не помешали ей попытаться покончить с собой с помощью лауданума[1] в карете, которая везла ее в Париж. Брюгьер ее спас.

Мирабо тоже был немедленно отправлен в Париж, и его посадили в Венсенский замок, в крошечную камеру, которая, по словам самого Мирабо, действовала на него «не хуже мышьяка». Комендант замка господин де Ружмон обращался крайне сурово с заочно приговоренным к казни узником.

Софи поместили в доме мадемуазель Дуэ. Эта дама содержала весьма необычное заведение, к ней помещали женщин из знатных семей, которых считали сумасшедшими. Софи была беременна, поэтому она избежала суровой тюрьмы Сент-Пелажи, клейма каленым железом и стрижки волос. У мадемуазель Дуэ ей жилось, в общем-то, вполне сносно.

7 января 1778 года мадам де Моннье родила девочку, которую назвала Софи Габриель. Но ее лишили радости растить это дитя любви: девочку отвезли в Дёй, неподалеку от Монморанси, где для нее нашли кормилицу. Маленькая Софи умерла в возрасте двух лет, так никогда больше не увидев своей матери.

После рождения ребенка Софи забрали из дома мадемуазель Дуэ, сочтя, что ей там живется слишком хорошо, и отправили в Жьен, в монастырь Сент-Клер, где она жила на положении почти что узницы.

Софи писала возлюбленному страстные письма и всеми силами пыталась смягчить старого президента де Моннье, который не собирался складывать оружия. Пообещав старому скупцу все свое состояние и дав обещание, что не покинет Жьен до тех пор, пока он жив, Софи добилась того, что смертная казнь была отменена.

В это время экономист Дюпон де Немур навещал Мирабо в Венсенском замке в качестве посланника его отца. Подписав согласие на полное подчинение безжалостному родителю, Мирабо получил свободу, но при условии, что будет жить там, где ему укажут.

На этот раз для него выбрали замок Биньон возле Монтаржи. От Монтаржи до Жьена было всего девять с половиной лье, так что новость была не так уж плоха. Мирабо умолил Дюпона, который в каком-то смысле стал его наставником, помочь ему увидеться с возлюбленной. Он по-прежнему любил свою Софи и за время своего заточения написал ей столько писем, что теперь «Письма к Софи» составляют толстенный том.

Дюпон де Немур знал обстоятельства жизни Софи в монастыре и знал доктора Изабо, который лечил ее и чей дом находился рядом с монастырем. Врач сочувствовал молодой женщине, чье здоровье пошатнулось из-за обрушившихся на нее бед, и считал, что ей необходимо вернуть вкус к жизни. Он дал знать Мирабо и Дюпону, что будет ждать их 31 мая 1781 года в трактире Ножан-сюр-Верниссон. Прошло еще несколько часов, и Софи и Оноре, не видевшиеся четыре года, наконец-то встретились и упали друг другу в объятия.

Встреча произошла в покоях Софи, они теперь были довольно обширными и обставлены мебелью, привезенной из Понтарлье. Настоятельница прониклась к Софи дружбой и сочувствием и взяла ее под свое покровительство.

Но увы! Миновали первые минуты, Мирабо смотрел на Софи, и сердце его горестно сжималось. Где та свежая, отважная, полная жизни и веселья женщина, которую он обожал, память о которой жгла его в тюрьме? За эти четыре года она отяжелела, поседела. Ослепительной белизны кожа стала желтой, большие темные глаза потухли, веки обвела красная кайма. Бедная Софи слишком много плакала, она постарела на много лет.

Желая скрыть свое огорчение, Мирабо обвел глазами комнату, и взгляд его остановился на огромном шкафе.

– Неужели это мой шкаф из Понтарлье? – воскликнул он. – Я узнаю его из тысячи!

– Да, это он, – кивнула Софи.

Шкаф вновь стал для них спасением. Воспоминания ожили, отодвинув все перемены, которые стали для Мирабо преградой. Они сели за стол, весело поужинали. В ласковом свете свечей Софи казалась прежней… В спальне их дожидалась постель.

Пять дней они не расставались, как когда-то в Понтарлье. Но прошлое не вернулось. Софи изменилась не только лицом, но и душой. Она стала унылой, плаксивой, беспрестанно горевала о близкой разлуке. А разлука и в самом деле была близка, потому что Мирабо должен был вернуться в замок Биньон. И когда настал час прощанья, Софи снова, в который раз, заплакала:

– Я чувствую, что больше не увижу тебя…

В самом деле, она больше его не увидит. Мирабо станет крупным политическим деятелем, переживет не один час славы. Софи будет коротать дни в монастыре. Она не захочет покидать его, когда на следующий год обретет свободу, потому что президент де Моннье соблаговолит умереть.

Она останется жить в монастыре Сент-Клер, но имя Моннье будет ей так неприятно, что она от него откажется и станет называться маркизой де Маллеруа.

Ее жизнь будет тихо угасать, но ее скрасит еще одна любовная история. В нее влюбится сосед, кавалерийский офицер пятидесяти лет господин де Потера. Он будет умолять ее выйти за него замуж. Софи заставит его ждать ответа восемь лет. И когда наконец ответит согласием, сердце господина де Потера от волнения разорвется и он умрет.

Тогда Софи тоже примет решение распрощаться с жизнью. Она поставит две тлеющих жаровни в гардеробной, крепко-накрепко запрет дверь, сядет в кресло, привяжет себя к нему шнурами от штор и так будет ждать смерти…

Глава 5

Возлюбленная принца и «наставник» короля: госпожа де Жанлис

Оранжерейный цветок

В XVIII веке, в веке Просвещения, среди богатых финансистов и откупщиков стало обычаем и даже хорошим тоном брать на себя заботы о воспитании бедной девочки, если она обещала стать хорошенькой, с тем чтобы насладиться расцветающим бутоном. Милое дитя растили как в оранжерее, и прелестный цветок должен был окупить понесенные затраты. Обычно на такое соглашалась какая-нибудь нищая семья.

И вот летним днем 1756 года финансист Александр-Жозеф Ле Риш[2] де ла Поплиньер (а богат он был несметно) увидел в своем прелестном особняке в Пасси даму, которая была еще очень хороша собой, и маленькую девочку, уже обворожительную. Госпожа Дю Кре де Сент-Обэн с десятилетней дочерью Фелисите, которую уже сделала канониссой, приехали из далекой Бургундии. Их плачевное положение растрогало бы любое чувствительное сердце. Дама была замужем, но ее супруг давным-давно покинул свой так называемый замок Шансери возле Исси-Левек в округе Отюн и отправился на остров Гаити в Сан-Доминго, где и жил, стараясь без всякого успеха восстановить свое так называемое «состояние». Не получая от супруга ни вестей, ни денег и дойдя до крайней степени нищеты, супруга не без ностальгии вспомнила о давнем любовнике, который был щедр и в любви, и в деньгах.

Ла Поплиньер оказался на высоте ностальгических воспоминаний. Прием был необыкновенно теплым, ужин обильным и изысканным, после чего даме были предоставлены средства для достойного образа жизни. Что же касается юной Фелисите, то главный откупщик, очарованный ее грацией, объявил, что для молодой красавицы нужны лучшие учителя и самая нежная забота, и он сам проследит за ее воспитанием, и оно будет лучше, чем у принцессы.

Обещание предполагало довольно долгий срок вложений, что могло повести к безвозвратным потерям, поскольку благодетелю было уже шестьдесят пять, а в те времена такой возраст считался глубокой старостью. Но ла Поплиньер не случайно был хорошим финансистом, по натуре он был настоящим игроком, а девочка и впрямь заслуживала забот и внимания. К тому же мать была готова всячески украшать и облегчать долгое ожидание.

И вот, обучаемая лучшими учителями, Фелисите стала настоящим чудом. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, ее засыпали приглашениями. Дамы старались залучить ее в свои салоны, потому что она пела, танцевала и играла на арфе лучше небесных ангелов. Успех был так велик, что по совету благодетеля, госпожа де Сент-Обэн назначила цену за публичные выступления дочери, луидор за вечер, который не должен был длиться позже полуночи.

Девочка обожала светскую жизнь, любила выступать, все давало пищу ее живому уму, и добрый ла Поплиньер в экстазе от своего оранжерейного цветка мечтал про себя о волшебной ночи, когда он его сорвет.

И вдруг внезапно возвращается тот, кого меньше всего ждали: блудный отец, пресытившись до отвращения Антильскими островами, и Большими, и Малыми, вернулся на родную землю.

Возвращение отца мало бы изменило судьбу дочери, потому что он не привез с собой состояния, но он приехал не один, а вместе с молодым бургундцем из родовитого семейства, богатым и блестящим офицером. Молодой человек влюбился в юную Фелисите самым романтическим образом, увидев миниатюру с ее портретом. Звали его Шарль де Брюлар граф де Жанлис, и поскольку он был недурен собой, Фелисити ответила ему взаимностью.

Удар был таким неожиданным для доброго ла Поплиньера, лишившегося плода своих забот и долгих упований, что он умер в 1762 году. А 8 ноября 1763 года Шарль де Жанлис, выдержав героическую борьбу со своей родней, считавшей этот брак не просто мезальянсом, но фарсом в самом дурном вкусе, повел к алтарю сияющую Фелисите, которой как нельзя лучше подходило сейчас ее имя, означающее «счастливая».

Семейство де Жанлис встретило новую родственницу кислыми минами, но она очень быстро расположила к себе всю родню. Ее хорошенький маленький носик, слегка и так изящно вздернутый, улавливал самые тонкие флюиды. Искусно пользуясь своим обаянием, она очаровала весь родственный клан и среди прочих тетю своего мужа маркизу де Монтессон, официальную любовницу герцога Орлеанского, на которой впоследствии он и женился, заключив морганатический брак.

Мадам де Монтессон, разумеется, бывала и на больших приемах, и запросто в Пале-Рояле, парижской резиденции Орлеанов. Она правила там погодой, когда в 1769 году юный Филипп Шартрский, старший сын герцога Орлеанского, женился на еще более юной Мари-Аделаиде де Бурбон-Пантьевр. Не кому иному, как мадам де Монтессон, было поручено набрать свиту для юной герцогини.

Поручение было великолепной возможностью оказать протекцию своей родне, и в первую очередь маркиза подумала о жене своего племянника, очаровательной Фелисите де Жанлис, чье очарование было равно добродетели, а добродетель маркиза ценила в первую очередь. Фелисите к этому времени уже родила троих детей и стала образцовой матерью. В светском обществе такое встречалось редко, детей обычно отдавали сначала кормилицам, а потом сыновей – наставникам, а дочерей – в монастырские школы.

Обязанности придворной дамы очень соблазняли юную графиню, но она повела себя весьма тонко, сказав, что Филипп Шартрский печально известен своим распутством, что он грубиян и ругается как извозчик, так что вряд ли его дом может стать подходящим местом для молодой женщины, заботящейся о своем добром имени. Словом, она повела себя так, что мадам де Монтессон вынуждена была чуть ли не умолять ее принять сей весьма почетный пост. И она его приняла. И вот в 1770 году госпожа де Жанлис вступает в Пале-Рояль, а в это время ее муж отправляется в Арденны, где в Шарлевиле стоит его полк.

Твердо решив заботиться о своей репутации, Фелисите стала самой необычной из придворных дам. И еще она, очевидно, решила, что сострадательная душа должна позаботиться и помочь семейству Орлеанов выбраться из дебрей беспросветного невежества, в котором оно погрязло, так как никому на свете не было до этого никакого дела. Фелисите задумала стать этой сострадательной душой и принялась накапливать для этого возможности.

Собственное ее образование походило на кружево, в нем было так много воздуха! Ла Поплиньер заботился в первую очередь об искусствах и хороших манерах, теперь Фелисите принялась изучать языки: английский, итальянский, – занялась географией, ботаникой, живописью, физикой, химией – и Бог знает почему – часовым делом.

Она выделила комнату для кабинета с минералами и раковинами, собирала гербарий и своими занятиями увлекла молоденькую герцогиню Шартрскую. Великолепный монастырь Пантемон на улице Гренель, где она воспитывалась, надо сказать прямо, мало чему ее научил. Что касается герцога Филиппа, то он гораздо больше понимал в бургундских винах и нежности женской кожи, чем в орфографии и арифметике. Он был младше Фелисите на два года, но она отличалась умом и женской мудростью, чтобы не дать ему почувствовать его интеллектуальные изъяны. При этом герцог Шартрский, несмотря на необразованность, разгул и грубость, обладал неоспоримым обаянием, и от госпожи де Жанлис не укрылось то, что оно не оставило ее равнодушной.

А герцог Филипп страстно в нее влюбился. Молодая женщина, полная жизни и веселья, которую он постоянно видел рядом со своей женой во всех салонах и парках, притягивала его невероятно.

В скором времени любовь станет взаимной, и госпожа де Жанлис станет любовницей герцога Шартрского, но герцогиня никогда этого не заподозрит.

Добродетель покажется вам вещью обременительной, если обольстительный принц со всем пылом страсти попросит вас отложить ее подальше…

Фелисите – наставник

Любовь Фелисите де Жанлис и герцога Филиппа Шартрского была полна страсти. Признания в любви, слезы счастья, бурные вздохи были в особом изобилии летом 1773 года, когда герцогиня Мари-Аделаида, супруга Филиппа, отправилась на лечение в Форж-лез-О, надеясь забеременеть. Письма, которыми обменивались ее муж, кстати, очень быстро вернувшийся в Париж, и ее придворная дама, весьма красноречивы.

«О, моя любовь, дорогое дитя мое, – пишет герцог. – Нет ничего нежнее и любезнее Вас!..»

Фелисите, владеющая пером более искусно, не устает в ответ выводить пассажи, полные «чувств»:

«Ах, любовь моя! По-настоящему любить я могу только Вас. Только о Вас я думаю беспрестанно, только Вас люблю всеми силами души. Никогда еще друг, дитя или любовник не был так любим, как Вы. Со мной всегда только одна мысль – о Вас, только о Вас, повсюду о Вас!..»

Однако со временем присущая госпоже де Жанлис неистребимая страсть к педагогике, не скроем, весьма активная, побуждает ее к попыткам заняться образованием своего любовника. Она принуждает его прочитать несколько книг – они останутся единственными, которые он прочитал в своей жизни, – и будущий цареубийца Филипп Эгалитэ, читая высокоморальные истории, предложенные ему прелестной возлюбленной, обливался горючими слезами. Фелисите также постаралась приобщить его к живописи, но на этом поприще потерпела полное фиаско.

Филиппа вскоре утомили интеллектуальные потуги. Он был поверхностным, легкомысленным и желал порхать дальше. Очень скоро он вернулся к привычным развлечениям и завел себе новых любовниц.

Страдала ли Фелисите? Без сомнения. Во всяком случае, первое время. Но она была слишком умна, чтобы, ревнуя, выставлять себя на посмешище, или, плача, портить свою красоту. И если уж быть честными до конца, то она не была создана для всепоглощающего чувства, главной ее страстью была все-таки литература.

Мало-помалу из любовницы она превратилась в друга, из наставницы – в писательницу, начав писать романы и новеллы, удивительно талантливые и… совершенно неудобоваримые. В то же время Фелисите продолжает расширять свое образование и копить всевозможные познания.

В 1779 году госпожа де Жанлис становится воспитательницей двух дочерей, которых герцогиня подарила своему супругу. Воды Форжа, безусловно, пошли ей на пользу, потому что к 1779 году в семействе было уже пятеро детей, и пятый только-только родился.

Однако главной датой в жизни Фелисите станет 4 января 1782 года. В этот день Филипп поделится со своей подругой тревогами, связанными со старшими сыновьями: восьмилетним Луи-Филиппом, трусишкой, похожим на девочку, смертельно боящимся собак, и шестилетним Антуаном, который до сих пор ходил за ручку с кем-то из старших. Мальчикам нужно срочно найти опытного наставника. Не может ли она кого-то ему посоветовать?

Фелисите перечислила имена многих достойных людей, но герцог отвергал одного за другим, никто ему не нравился. Утомленная бессмысленной дискуссией, госпожа де Жанлис не без раздражения воскликнула:

– Ну, тогда назначьте меня!

Фелисите пошутила. Действительно, что могло быть смешнее? Но Филипп поймал ее на слове. Такого в истории еще не бывало, это пахло вызовом и скандалом, что очень пришлось по душе Филиппу.

На следующий день под взрывы хохота всего города и двора графиня де Жанлис была объявлена «гувернером» принцев Орлеанских. Ее назначение было подтверждено Людовиком XVI. Король не возражал против того, чтобы ненавистный родственник выставлял себя на смех экстравагантными выходками.

Фелисите принялась за новую работу с невероятным пылом, позабыв даже о существовании мужа, с которым, впрочем, не так давно рассталась. Никогда еще наставник не был столь ответственен и никогда еще результат его усилий не был так успешен.

Начала она с того, что заставила Антуана ходить самостоятельно. Луи-Филиппу, который боялся собак и падал в обморок от запаха уксуса, подарила двух щенков и показала, как делается «ужасная жидкость». А затем наметила такую обширную программу обучения, что Пале-Рояль для нее оказался тесен. Чтобы осуществить ее, она потребовала от бывшего любовника выделить особняк на улице Бельшас, по другую сторону Сены, где намеревалась обосноваться со своими учениками, очевидно вполне справедливо полагая, что дворец их отца не совсем подходящее место для воспитания и обучения детей.

В доме, где расположилась госпожа де Жанлис со своими воспитанниками, в спальнях висели портреты римских императоров, вдоль лестниц – географические карты, на ширмах красовались портреты французских королей. Маленькие Орлеаны изучали кроме трех языков математику, историю, географию, естественные науки, физику, химию, минералогию, механику, литературу и вдобавок еще ремесла: плетение корзин, резьбу по дереву, садоводство, кулинарию, золочение, гончарное ремесло, ткачество, изготовление париков, искусственных цветов и горчицы. Обедали, используя английский язык, гуляли, разговаривая на испанском, а ужин скрашивали беседами на итальянском.

В хорошую погоду все отправлялись в Сен-Лё, где госпожа де Жанлис распорядилась купить ферму, чтобы ее воспитанники научились обращаться с землей, ухаживать за животными, доить коров, сбивать масло, делать сыры, работать на винограднике, печь хлеб и стирать белье. Стараниями госпожи де Жанлис ферма не имела ничего общего с овечками Трианона, у нее работали основательно.

Нет сомнения, что и сейчас подобное обучение вызывает улыбку, а в те времена над ним потешался весь королевский двор. В самом деле, кто видел принцев крови, которые пекут хлеб или стирают? Но вот, поди ж ты…

Однако, когда придут трагические времена революции, когда настанут мрачные дни эмиграции, неожиданные умения юных принцев помогут им остаться в живых. Луи-Филипп, став в 1830 году французским королем, скажет о своем наставнике в юбке:

– Она сделала из меня мужчину.

Так оно и было. К тому же благодаря стараниям госпожи де Жанлис будущий король смог зарабатывать себе на жизнь: живя в Райхенау, он на трех языках преподавал в колледже историю, географию и математику. Не стараясь добиться вершин в науке, принц станет одним из первых европейских профессоров.

И если бы госпожа де Жанлис, которая благополучно переживет революцию, империю и Реставрацию и умрет только 1830 году, когда ее бывший воспитанник взойдет на трон, ограничилась бы одной педагогикой, она запечатлелась бы в памяти потомков как совершенно необыкновенная женщина. Но, к несчастью, она еще писала романы. И романы становились все толще. После нее осталось около ста шестидесяти книг, одна хуже другой, но она считала их настоящими шедеврами.

С годами обворожительный белокурый ангелок с арфой превратился в занудный «синий чулок», выносить характер которого было нелегко.

«“Наставник”, – писала о Фелисите баронесса Оберкиш, которая хорошо ее знала и не отличалась особым злоязычием, – сильно грешит тщеславием. Она педант и придворному платью предпочитает мужской наряд учителя. У нее есть смешной конек: ее арфа. Она повсюду таскает ее за собой и постоянно говорит о ней. Если арфы нет рядом, она играет на корке хлеба и упражняется на шнурках. Посмотришь на нее, и она сразу округлит руки, сделает губы бантиком, примет мечтательный вид и закатит глаза. Господи! Какая же приятная вещь естественность!»

Но кто из нас без недостатков?

Глава 6

Трагедия гордыни: художник Давид и Эмили Шальгрен

Гроза над Лувром

10 августа 1792 года. Дворцом Тюильри завладела чернь и хозяйничает в нем. Король Людовик XVI и все королевское семейство укрылись в Ассамблее. Швейцарцы до последнего защищали дворец, но безуспешно, толпа смела защитников, и в двери ворвались подонки предместий – воры, бездельники, бандиты. Теперь дворец у них в руках, и они его грабят.

Тут и там вспыхивают костры, в воздух поднимается дым, смешиваясь с облаками пуха из вспоротых саблями подушек и диванов. Полы погребов устилают бутылочные осколки, на которых вперемешку валяются вусмерть пьяные победители и побежденные с перерезанным горлом. А во дворе злобные ведьмы, исчадия ада на кострах из королевской мебели поджаривают руки и ноги погибших швейцарцев. Город больше не Париж, сейчас на дворе вовсе не лето, и это не победа народа над королевской властью, это жуткая вакханалия, кровавая баня в одном из кругов ада.

А в нескольких шагах от Тюильри, в одном из помещений старинного луврского дворца, где после королей разместились художники, испуганное семейство, дрожа от ужаса, прислушивается к диким воплям, которые раздаются в опасной близости от них. В испуге семья художника Шарля-Антуана Верне, которого обычно зовут Карлом Верне. Семья состоит из его жены Фанни, двух его детей, племянницы и сестры Эмили, супруги знаменитого архитектора Шальгрена. Художник в полном отчаянии. Он застыл перед огромным незаконченным полотном, изображающим вздыбленных лошадей, смотрит и не видит палитры, которую швырнул на пол в яростном негодовании, услышав от одного из учеников, побелевшего от страха, что в дворцовых кухнях убили поваренка и сварили его в котле.

– Что они делают с революцией?! – возопил художник. – Мыслители остались за порогом своих кабинетов, а оголтелая чернь жжет, грабит и топит в крови знамя свободы!