Марк сильно ненавидел Ариогеза и поэтому объявил, что, если кто приведет его живым, тот получит тысячу золотых, и пятьсот тот, кто убьет его и покажет его голову… Однако, когда тот был впоследствии взят в плен, он не сделал ему никакого зла, а сослал его в Александрию.
Гл. 8. [174 год] Маркоманов и язигов он подчинил после долгой и большой борьбы и опасностей. А против так называемых квадов ему пришлось вести большую войну, и ему удалась, вернее, была дарована божеством неожиданная победа, а именно – римлян, подвергавшихся в битве большой опасности, самым неожиданным образом спасла божественная воля. Так как квады окружили их в подходящем для этого месте, то римляне бились решительно, сомкнув щит к щиту. А варвары затянули битву, рассчитывая их легко захватить благодаря усталости и жажде. Они отдельными отрядами заняли все окрестности и, чтобы тем неоткуда было взять воды, оцепили их, так как сами были тут в очень большом числе. Таким образом, римляне оказались в исключительно плохом положении из‐за усталости, ран, солнца и жажды. Они не могли ни сразиться, ни тронуться куда‐нибудь, а стояли в строю на одном месте и изнывали от зноя. Как вдруг набежали большие тучи, и хлынул сильный дождь по воле богов. Есть предание, будто некий египетский маг Арнуфий, бывший при Марке, призвал Гермеса Воздушного и некоторых других богов при помощи самого сильного колдовства, и по их воле низвергся дождь. [Дальше опускаем вставку византийского историка Ксифилина, утверждающего, что чудо произошло по молитве одного легиона, состоявшего из христиан.] Когда ливень хлынул, сначала все поднимали головы и ловили его ртом, а затем одни подставляли под него щиты, другие шлемы и жадно тянули воду сами и давали пить коням. А когда варвары на них напали, они одновременно и пили, и сражались; некоторые, даже уже будучи ранены, глотали воду вместе со стекавшею в шлемы кровью. Они сильно пострадали бы от налегавших на них врагов, так как большинство было занято питьем, если бы сильный град и частые молнии не падали на их врагов. Там можно было видеть, как в одном и том же месте одновременно с неба шли вода и огонь. Одни освежались влагою и пили, а другие загорались и умирали. И огонь не настигал римлян, а если где и попадал на них, то немедленно гас. Дождь не был на пользу варварам, но, как масло, еще больше увеличивал сжигавшее их пламя. Находясь под дождем, они искали воды. Некоторые из них наносили себе раны, стараясь хоть кровью погасить огонь, а некоторые подбегали к римлянам, думая, что только у них есть спасительная вода. Отражал их поэтому даже сам Марк.
Он был седьмой раз провозглашен воинами императором.
Гл. 15 и 16. [175 год] Когда маркоманы прислали послов с сообщением, что все предписанное им, несмотря на все тяготы и трудности, они все‐таки выполнили, он освободил половину их пограничной страны, так что им пришлось отселиться от Истра… ограничил для них пункты и дни торговых сношений (прежде они не были определены) и произвел обмен заложниками.
Язиги, потерпев неудачу, явились для соглашения с Антонием, причем умолял его об этом сам Зантик. Сначала они просили своего второго царя Банадаспа вступить с ним в переговоры. Теперь все знатные явились вместе с Зантиком. Они соглашались на такие же условия, какие были предложены квадам и маркоманам, кроме того условия, по которому они были должны вдвое дальше отселиться от Истра. А император хотел даже их совсем истребить. То, как они и тогда еще были сильны и как много зла они сделали римлянам, тут же обнаружилось в том, что им пришлось возвратить 100 тысяч пленников помимо тех, которые были ими проданы, или умерли, или убежали. Они еще немедленно доставили ему 8 тысяч всадников в качестве военной помощи, из которых 5500 человек он послал в Британию.
Гл. 18. [179 – 180 годы] Язиги прислали послов и попросили снять с них некоторые из договорных условий. Частично он им уступил, с тем чтобы они совсем не отложились от римлян. Однако ни они, ни буры не захотели сражаться в союзе с римлянами, прежде чем не получили от Марка заверения в том, что он будет всегда вести войну [с квадами]. Они боялись, что он, примирившись с квадами, как бывало прежде, оставит в соседстве с ними врагов…
Гл. 20. [179 – 180 годы] У квадов и маркоманов, приславших послов, [случилось следующее]: 20 тысяч воинов, расположенных у тех и других в укреплениях, не давали им ни заниматься скотоводством, ни обрабатывать землю, ни делать спокойно что‐нибудь другое… Квады, будто бы не вынося этого постоя, всем народом снялись с места с целью напасть на семнонов. Антонин, предугадывая их намерение, преградил им дороги и помешал этому. Он не хотел таким путем приобрести их землю, а только наказать людей. [Описание войн Марка Аврелия заканчивается его смертью.]
Гл. 33, 4. И проживи он больше, все живущие там племена были бы покорены.
Книга LXXII[В LXXII книге описывается германская политика императора Коммода.]
Гл. 1, 2. [180 год] Он достиг 19 лет, когда скончался его отец, оставивший ему много очень почтенных попечителей из сенаторов. Коммод заявил, что он пренебрегает их советами и наставлениями, и, заключив с варварами договор, отбыл в Рим: он не любил труда и страстно стремился к легкой городской жизни.
Гл. 2. [180 год] У маркоманов больше не было ни продовольствия, ни достаточно людей, так как множество их погибало и их землям наносился постоянный вред. Они послали к нему для заключения мира только двух послов из знатных лиц, а двух других из более бедных. Он легко мог их истребить, но… заключил с ними договор на тех же самых условиях, на которые соглашался его отец. А именно: они должны были возвратить перебежчиков и пленных… и платить каждое лето хлебом какой‐то условленный налог, который он позднее им простил. Он взял у них разное оружие и, кроме того, у квадов 13 тысяч воинов, а у маркоманов меньше. Вместо того он возложил на них обязанность ежегодно давать сколько‐то человек. Он, впрочем, еще предписал им не собираться часто и в любом месте их области, но раз в месяц в одном и том же месте в присутствии какого‐нибудь римского центуриона. Еще они не должны были воевать с язигами, бурами и вандалами. На таких условиях он с ними вступил в соглашение и очистил все сторожевые пункты, находившиеся в той их области, которая была раньше отрезана в качестве пограничной.
Гл. 3. [180 год] Коммод дал мир бурам, приславшим к нему посольство. Прежде он, несмотря на их частые просьбы, на это не шел, так как они были сильны и хотели получить не мир, а передышку для военных приготовлений. Теперь же, так как они были сильно истощены, он примирился с ними. Он взял у них много заложников, получил обратно много пленников от буров и от остальных племен 15 тысяч и заставил остальных поклясться в том, что они не будут постоянно или временно жить в своей земле, прилегающей к Дакии на 40 стадий321.
Книга LXXVII[От LXXVII книги сохранились фрагменты о германской политике императора Каракаллы.]
Гл. 3. [213 год] …Кельтские народы не принесли ему ни радости, ни возможности прослыть мудрым и мужественным, но изобличили его как большого обманщика, простака и труса…
Гл. 13, 4. [213 год] Антонин322, отправившись походом в страну аламаннов, распоряжался, если только увидит где‐нибудь удобное для поселения место: «Да будет здесь воздвигнуто сторожевое укрепление, да будет здесь основан город». При этом он от себя давал местности какое‐нибудь прозвание, а местные жители его не меняли: одни из них оставались в неведении, а другие думали, что он ребячится. С этих пор он стал их презирать и не только не пощадил их, но с теми, к кому он, по его словам, пришел помочь на войне, поступил, как со злейшими врагами. Он созвал их взрослых мужчин будто бы с целью раздать им жалованье, и всех их по команде (он сам подал знак щитом) окружили и перебили. Остальных он переловил, разослав по окрестностям всадников.
Гл. 13, 7. Некоторых из убитых им знатнейших лиц он велел выбросить без погребения.
Гл. 14. [213 год] Он воевал против каких‐то кеннов323, кельтского племени. Они, по рассказам, напали на римлян очень храбро и даже выдергивали из тела ртом стрелы, которыми их ранили осроэны, чтобы не отнимать у своих рук времени уходом за этими ранами. Впрочем, они сами продали ему славу победы над собой за большие деньги и позволили отступить в Германию. Женщины [кеннов, хаттов и аламаннов], взятые римлянами в плен, на вопрос Антонина, хотят ли они быть проданными или убитыми, выбрали последнее. Когда их после этого продали, они все убили себя, а некоторые и своих детей.
Многие из живущих у самого Океана, при впадении Альбиса, послали к нему послов, прося дружбы, чтобы получить деньги. Так как он уже делал так раньше, многие приступали к нему с этим, угрожая войной; и он согласился со всеми ними. Если им что и говорилось против их желания, то при виде золотых они покорялись, так как он дарил им настоящие золотые. Напротив, римлянам он давал поддельные деньги, и серебряные, и золотые: он приготовлял первые из посеребренного свинца, вторые из золоченой меди.
Гл. 15, 2. [213 год] Антонина исступленным и помешанным еще раньше сделали заклятья врагов. Слыша об этом, некоторые из аламаннов говорили, что они пользовались каким‐то колдовством, чтобы смутить его разум…
Гл. 20, 2. [215 год] Антонин… рассказывал, что он одолел обманом отвагу, ненасытность и вероломство кельтов, чего нельзя было взять силою.
Гл. 20, 3. [215 год] Он же очень кичился тем, что поссорил находившихся в дружбе вандалов и маркоманов… Он казнил по обвинению короля квадов Гайобомара. Когда один из спутников [этого царя] и обвиняемых совместно с ним успел раньше повеситься, он приказал варварам изуродовать его труп, чтобы думали, что он заколот по приговору, а не погиб по собственной воле, что считалось у них славным делом.
Аммиан Марцеллин
Аммиан Марцеллин (Ammianus Marcellinus) – древнеримский историк, по происхождению – грек, родился около 330 года в Антиохии, умер в конце IV века в Риме. В 353 – 363 годах принимал участие в действиях римских войск в Персии, а также в Северной Италии и Галлии; по возвращении из Персии вышел в отставку и жил сначала в Антиохии, а затем в Риме, где основательно изучил римскую литературу и написал на латинском языке римскую историю (собственно «Деяния» – «Res gestae») в 31 книге; его труд должен был составить непосредственное продолжение «Анналов» и «Истории» Тацита, а потому начинался с 96 года – то есть с правления Нервы; однако в дошедших до нас 18 книгах (14 – 31) изложены лишь события, имевшие место в течение 25 лет – с 353 по 378 год.
Труд Аммиана, несмотря на ряд недостатков (вычурность и риторичность стиля; отрицательное влияние греческого синтаксиса на конструкцию латинской фразы; злоупотребление цитатами из античных авторов, непосредственно не относящимися к теме учеными экскурсами, отвлеченными рассуждениями и разными анекдотами), является все же важнейшим литературным источником по истории римско-германских отношений IV века, давая единственный для этой эпохи связный и подробный рассказ о борьбе империи с алеманнами, франками, бургундами, готами и другими германскими племенами. К числу главных достоинств труда Аммиана как исторического источника относятся его сравнительная объективность и значительная достоверность сообщаемых им сведений; последнее объясняется отчасти тем, что Аммиан был непосредственным участником римско-германских войн, а отчасти тем, что он был хорошо осведомлен об их ходе и, кроме того, пользовался надежными источниками. В этом отношении его работу можно сравнить с утерянными «Германскими войнами» Плиния Старшего.
На порядок изложения событий у Аммиана повлиял, вероятно, пример Тацита. Значение труда Аммиана как исторического источника усиливается еще тем, что источники II – начала IV века отличаются исключительной скудостью данных о германцах; эти сведения приходится извлекать из сочинений греческих и византийских историков, из надписей и пр. Нами переведены из Аммиана лишь отрывки, относящиеся к алеманнам и отчасти франкам и бургундам.
ИСТОРИЯ
Книга XIVГл. 10. § 1. …Констанций в свое седьмое консульство и в первое консульство324 Цезаря325 [Юлиана] с наступлением весны покинул Арелат и двинулся в Валентию с целью начать войну с королями алеманнов, братьями Гундомадом и Вадомаром, которые частыми набегами опустошали пограничные области Галлии.
§ 6. Преодолев множество препятствий и двигаясь по дорогам, которые по большей части были завалены снегом, римляне, дойдя до Раурака на берегу Рейна, натолкнулись на сопротивление такого значительного количества алеманнов, что не могли навести мост из кораблей, ибо на них со всех сторон градом сыпались стрелы… § 9. Но варвары, обсудив положение вещей, приняли иное решение326 – может быть, под влиянием неблагоприятного исхода гаданий по жертвенным животным или под давлением авторитета прорицателей, которые были против сражения: их непреклонность, с которой они столь самоуверенно сопротивлялись, смягчилась, и они отправили знатнейших лиц в качестве послов с просьбой о прощении вины и о мире.
§ 10. Римляне задержали посольства обоих королей. [После продолжительных размышлений и обсуждений на собраниях воинов Констанций решил удовлетворить просьбу послов и заключить мир с алеманнами.]
Книга XVГл. 4. § 1. …Была объявлена война жителям алеманнских округов – лентиям, которые часто совершали значительные вторжения в пограничные области империи… [Император прибыл в Рецию, откуда направил начальника конницы Арбеция к берегам Бригантинского озера с поручением тотчас же атаковать неприятеля. Вслед за описанием Бригантинского озера и верхнего течения Рейна Аммиан Марцеллин рассказывает о дальнейшей судьбе отряда Арбеция.] § 7. …Попав в засаду, Арбеций стоял неподвижно, потрясенный внезапной бедою…
§ 8. …А враги выскочили из‐за прикрытий и стали без всякой пощады поражать разного рода метательным оружием всех, кого только могли настигнуть: никто из римлян не мог оказать сопротивления, и нельзя было надеяться спасти себе жизнь иначе, как быстрым отступлением… Многие разбрелись по узким тропинкам и под покровом ночной темноты избавились от опасности, а на рассвете со свежими силами вновь воссоединились со своими отрядами.
Гл. 11. [Перечисляя племена и административные подразделения римской Галлии, Аммиан Марцеллин дает определение географических границ германских провинций империи и перечень важнейших населенных пунктов этих провинций.]
§ 6. С тех пор как после непрерывных войн вся Галлия подчинилась диктатору Юлию Цезарю, она была разделена на четыре части: из них Нарбонская Галлия включала в себя область Виенны и Лугдуна, а другая часть охватывала всю Аквитанию; Верхняя и Нижняя Германия и страна белгов составляли в то время две провинции.
§ 7. А теперь на всем протяжении Галлии насчитывают следующие провинции: Вторую Германию – первая провинция, если считать с запада, – защищенную большими и богатыми городами, [носящими названия] Агриппина и Тунгры.
§ 8. Затем следует Первая Германия, в которой, кроме прочих муниципиев, расположены: Могонциак, Вангионы, Неметы327 и Аргенторат; последний известен поражениями, нанесенными близ него варварам…
Книга XVIГл. 2 – 3. [После того как Юлиан был послан императором Констанцием в качестве цезаря в Галлию для охраны этой провинции от германских вторжений, он решил выступить против алеман– нов, идя через Децемпаги. Ход столкновения Юлиана с алеманнами Аммиан Марцеллин изображает следующим образом.]
Гл. 2, § 10. Так как сырая и пасмурная погода мешала разглядеть даже близлежащие предметы, то германцы, которым благоприятствовало знакомство с местностью, зашли обходными путями в тыл Цезарю, напали на два легиона и уничтожили бы их, если бы поднятый легионерами крик не побудил вспомогательные отряды союзников поспешить на помощь римлянам.
§ 11. Полагая, что теперь нельзя будет ни двигаться вперед, ни переправляться через реки, не встречая засад на своем пути, Юлиан стал действовать предусмотрительно и медлительно…
§ 12. Когда он узнал, что варвары завладели городскими округами Аргентората, Бротомага, Таберна, Салисона, Неметов, Вангионов и Могонциака и поселились на территории [этих округов], – ибо самих городов они избегают, как окруженных решетками гробниц, – то он занял прежде всего город Бротомаг и выступил, готовый к бою, против вскоре прибывшего туда отряда германцев.
§ 13. После того как Юлиан выстроил боевую линию полукругом, противники сошлись лицом к лицу, и начался бой; римляне стали теснить германцев с обеих сторон: одни из них были взяты в плен, другие убиты в пылу сражения, а остальные бежали, спасая свою жизнь быстротою ног.
Гл. 3, § 1. Так как после этого никто не оказывал Юлиану сопротивления, то он двинулся отвоевывать Агриппину, которая была разрушена незадолго перед прибытием Юлиана в Галлию. На всем пути до Агриппины здесь не видно ни одного города и ни одной крепости, кроме города Ригомага возле Конфлюэнса328 – так называется это место, расположенное у слияния Мозеллы и Рейна, – да одной башни возле самой Агриппинской колонии.
§ 2. Вступив в Агриппинскую колонию, Юлиан покинул ее лишь после того, как заключил с королями франков, – воинственный пыл которых утих под воздействием страха, – мир, в данный момент выгодный государству, и вновь обеспечил себе обладание этим хорошо укрепленным городом.
§ 3. Радуясь этому первому успеху, Юлиан двинулся обратно через Треверы, чтобы провести зиму в Сенонах – городе, который в то время был подходящим для зимовки.
Гл. 4. [В Сенонах Юлиан благополучно выдержал 30‐дневную осаду города германцами и отразил их. О дальнейшем ходе борьбы Юлиана с алеманнами до битвы при Аргенторате в 357 году Аммиан Марцеллин рассказывает в главе 11.]
Гл. 11, § 1. Проведя тревожную зиму в Сенонах, Юлиан в год девятого консульства Августа [Констанция] и второго своего, в тот момент когда со всех сторон раздавались угрозы германцев, двинулся в путь при хороших предзнаменованиях и направился в Ремы.
§ 3. Были приняты меры по выполнению тщательно разработанного плана, согласно которому римляне должны были с двух сторон как бы зажать алеманнов в клещи и перебить их; [ведь] они неистовствовали сильнее, чем обычно, и совершали далекие разбойничьи походы.
§§ 4 – 7. [Во время осуществления этого плана лэты329 из числа германцев напали на Лугдун (Лион), но были отбиты.]
§ 8. В это же самое время те варвары, которые поселились по сю сторону Рейна, устрашенные прибытием римского войска, загородили свои и без того трудно проходимые и от природы крутые дороги, весьма остроумно соорудив завалы из деревьев огромной величины. Другие заняли островки, во множестве рассеянные по Рейну, и тревожили оттуда римлян и Цезаря [Юлиана] своими зловещими воплями и бранью. Юлиан, возмущенный их поведением и желая охватить хоть некоторых из них, потребовал от Барбацио семь кораблей из числа тех, которые тот предназначил для наведения моста с целью перехода через реку. Но Барбацио сжег все эти корабли лишь для того, чтобы Юлиан не достиг успеха при его содействии.
§ 9. Наконец, Юлиан узнал из донесений недавно пойманных лазутчиков, что в это уже сухое время лета можно перейти реку вброд, и, убедив легковооруженные вспомогательные отряды [в необходимости этого перехода], послал их под начальством трибуна корнутов Байнобада совершить, если им посчастливится, столь достопамятное деяние. Они то пробирались вброд, то плыли на щитах, которые они подкладывали под себя наподобие челноков, и таким образом добрались до ближайшего острова, где, выйдя на берег, перебили мужчин и женщин без различия возраста, как скот. Захватив пустые лодки, они, несмотря на то, что лодки сильно качались, пустились на них по реке и совершили нападения на множество таких мест330, а затем, пресытившись резней, вернулись совершенно невредимые и отягченные обильной добычей, часть которой, впрочем, была потеряна, так как ее унесло течением реки.
§ 10. Когда остальные германцы узнали об этом, то они покинули ненадежное убежище островов и перевезли внутрь страны [на ту сторону реки] свои семьи, запасы хлеба и земных плодов, а также домашнюю утварь, имеющуюся у варваров.
§ 11. После этого Юлиан приступил к восстановлению Трес Таберне – так называлась крепость, разрушенная незадолго перед этим упорными нападениями неприятеля; он полагал, что восстановление этой крепости помешает германцам производить ставшие для них обычными вторжения во внутренние области Галлии…
§ 14. В то время как быстро воздвигались лагерные укрепления и часть римских воинов несла полевую сторожевую службу, а другая собирала хлеб, – делая это тайно из опасения засады, – толпа варваров с быстротою, предупредившей слухи [об их приближении], неожиданно напала на Барбацио, который, как уже было сказано, стоял со своим войском по ту сторону Галльского вала; [германцы] продолжали преследовать бегущих римлян до Раураков и, насколько они могли, дальше; похитив большую часть поклажи, вьючного скота и обозных погонщиков, они вернулись к своим [на родину].
Гл. 12, § 1. Когда повсюду распространилась весть об этом позорном, трусливом бегстве [воинов Барбацио], алеманнские короли Хонодомар и Вестральп, Урий и Урзицин вместе с Серапием, Суомаром и Хортаром соединили воедино свои боевые силы и расположились вблизи Аргентората, воображая, что Цезарь [Юлиан] из страха перед еще большей опасностью повернул обратно, в то время как он продолжал усердно укреплять свой лагерь [в Таберне], стремясь довести это дело до конца.
§ 2. [Сообщение перебежчика о том, что численность войска Юлиана не превышает 13 тысяч, лишь усилило твердость германцев.]
§ 3. …Они отправили к Цезарю послов и потребовали – скорее в тоне приказания, чем просьбы, – очистить земли, которые они завоевали своей храбростью и оружием. [Юлиан ответил на это требование отказом и задержал послов до окончания работ по постройке укреплений.]
§ 4. Король Хонодомар возбуждал и подстрекал всех без всякой меры; он вмешивался во все и был готов всегда первым решиться на опасные предприятия; частые успехи сделали его непомерно гордым.
§ 5. Ибо он победил Цезаря Деценция, с которым у него произошло столкновение при равных шансах на успех, разрушил и опустошил много богатых городов и, не встречая никакого отпора, с давних пор рыскал по всей Галлии со все возрастающей дерзостью. Его самоуверенность еще усилилась после недавнего бегства римского полководца [Барбацио], на стороне которого было превосходство в численности и силе войска.
[После речи Юлиана, имевшей целью поднять дух войска, решено было принять предложенный им план и дать на следующее утро сражение алеманнам. Настроение римских солдат и обстоятельства, которые могли повлиять на ход сражения, Аммиан Марцеллин изображает в §§ 15 – 17.]
§ 15. Двоякого рода соображения придавали римлянам уверенность: они вспоминали, как в прошлом году во время весьма далекого продвижения римлян в зарейнские области никто [из германцев] не защищал своих очагов и не оказывал римлянам сопротивления и как германцы, соорудив плотные завалы из срубленных деревьев и загородив ими дороги, ушли далеко и влачили жалкое существование в суровое зимнее время года; припоминали также и то, что, когда император вступил на их территорию, германцы не осмелились ни сопротивляться, ни даже предстать перед его очи, а лишь униженно молили о мире331.
§ 16. Но никто не хотел принять во внимание, что с тех пор обстоятельства изменились, ибо тогда германцам [алеманнам] угрожала гибель с трех сторон: в то время как император [Констанций] продвигался со стороны Реции, находившийся вблизи Цезарь [Юлиан] не давал им возможности ускользнуть куда бы то ни было, а соседние [племена], ставшие во враждебные отношения к ним вследствие раздоров, напирали с тыла на окруженных со всех сторон алеманнов. Но вслед за тем император даровал им мир и ушел, распри утихли, и соседние племена стали жить с ними в полном согласии, а позорнейшее отступление римского полководца [Барбацио] лишь усилило их врожденную дикость.
§ 17. К тому же положение римлян ухудшилось и еще в одном отношении в силу следующего обстоятельства. Два брата – короля, связанные миром, которого они добивались у Констанция в прошлом году, не осмеливались ни поднимать восстания, ни вообще предпринимать что бы то ни было [против римлян]. Однако вскоре после этого один из них, Гундомад, более влиятельный [из них обоих] и более нам верный, пал жертвою коварных козней, и весь его народ вошел в соглашение с врагами римлян; тотчас же вслед за тем и народ Вадомара примкнул, – как он утверждал, [против его воли] – к тем варварам, которые начали войну с римлянами.
[Начало битвы при Аргенторате и ее ход Аммиан Марцеллин описывает следующим образом.]
§ 19. …[Римское] войско двинулось вперед и подошло к пологому холму, поросшему уже созревшим хлебом и расположенному недалеко от берегов Рейна; с его вершины соскочили три конных неприятельских разведчика, вспугнутые римлянами; они поспешили к своим, чтобы известить их о приближении римского войска, а один пехотинец, который не мог следовать за ними и был взят в плен благодаря проворству римских солдат, сообщил, что переход германцев через Рейн продолжался три дня и три ночи.
§ 23. Выстроившись таким образом332, германцы к тому же еще подготовили на своем правом фланге скрытые засады и придумали ряд хитроумных козней. Всеми этими воинственными и свирепыми варварскими племенами предводительствовали Хонодомар и Серапий, превосходившие своим могуществом остальных королей.
§ 24. Преступным зачинщиком всей войны был Хонодомар; на его голове торчал пучок огненно-красных волос; полный отваги, полагаясь на огромную силу своих рук, выступил он впереди левого фланга, где ожидался самый горячий бой. Возвышаясь над другими на своем вспененном коне, приготовившись к метанию копья устрашающей величины, он был далеко виден еще и благодаря блеску своего оружия; он превосходил остальных и как храбрый воин, и как замечательный полководец.
§ 25. Правым флангом предводительствовал Серапий, юноша с небольшим пушком на лице, но по своей энергии опередивший свой возраст; он был сыном брата Хонодомара, Медериха, человека, всю жизнь отличавшегося величайшим вероломством [по отношению к Риму]. Его звали так потому, что его отец, долго проживший в Галлии в качестве заложника и познакомившийся там с некоторыми греческими таинствами, дал своему сыну, называвшемуся на его родном языке Агенарихом, новое имя Серапий.
§ 26. За ними следовали пять королей, ближе всего стоявших к ним по своему могуществу; затем десять королевских сыновей, длинный ряд знатных лиц и 35 тысяч воинов, набранных из разных племен и частью нанятых за плату, а частью призванных в силу договора о взаимной военной помощи.
§§ 27 – 34. [В то время как Юлиан, разъезжавший по всему строю и ободрявший солдат, двинул главную часть своей армии против первой линии германцев] …со стороны алеманнской пехоты послышался вдруг полный негодования ропот; кричавшие единодушно требовали, чтобы королевские сыновья сошли с коней и сражались в среде пехотинцев, дабы они в случае несчастного исхода битвы не могли бросить простой народ на произвол судьбы и убежать, обеспечив себе безопасность.
§ 35. Услыхав это, Хонодомар сейчас же соскочил со своего коня, и остальные последовали за ним без всякого промедления: ведь никто из них не сомневался в том, что победа будет на их стороне.
§ 36. И вот, как это принято, был дан трубный сигнал, призывавший к началу боя, и обе стороны с большой силой ринулись друг на друга. Началось дело с метания копий, но затем германцы – с большей быстротой, нежели благоразумием, – накинулись с мечами в руках на отряды нашей конницы; они ужасно скрежетали зубами; их ожесточение было необычайно сильно, их развевающиеся волосы стояли дыбом, а глаза пылали дикой яростью… § 42. После того как алеманны отразили и рассеяли нашу конницу, они набросились на первую линию нашей пехоты, чтобы сломить сопротивление и принудить ее к бегству.
§ 43. Но когда дело дошло до рукопашной, бой долгое время шел с равным успехом у обеих сторон. Корнуты и бракхиаты, закаленные продолжительной боевой жизнью и нагонявшие страх одной своей внешностью, подняли громкий бранный крик: этот крик обычно начинается в самом разгаре боя с тихого бормотанья и постепенно усиливается до звука, напоминающего шум волн, бьющихся о скалы…
§ 45. [Заметив, что алеманны теснят римскую пехоту,] на помощь своим римским товарищам ускоренным маршем поспешили батавы со [своими] королями – устрашающий отряд, готовый, если посчастливится, вырвать окруженных со всех сторон воинов из тисков крайней опасности…
§ 49. [Изображая дальнейший ход битвы, Аммиан Марцеллин рассказывает между прочим о следующем любопытном эпизоде.] Вдруг от германского войска отделилась полная воинственного пыла кучка знатных воинов, среди которых сражались и короли; вместе с последовавшими за ними простыми воинами они проникли дальше других в глубь боевой линии наших войск и пробили себе дорогу вплоть до самого легиона Приманов333…
[Битва при Аргенторате кончилась победой римлян.] § 58. …Королю Хонодомару представилась возможность бежать… [Однако при попытке перейти Рейн он был узнан, и лесистый холм, где он спрятался, был оцеплен римскими солдатами.]
§ 60. Увидев это, Хонодомар, напуганный до последней степени, вышел один и сдался; 200 его дружинников и трое ближайших друзей – считавшие позором пережить короля или не умереть за короля, если бы того потребовали обстоятельства, – тоже добровольно позволили заковать себя в кандалы.
§ 61. И так как варвары по характеру своему склонны унижаться в несчастии, а в случае удачи держат себя совсем иначе, то и Хонодомар, став рабом чужой воли, дал увести себя, бледный от страха и безмолвный от сознания своих преступлений. Как резко отличался он теперь от того Хонодомара, который, совершив столько диких, зловещих и устрашающих деяний, неистовствовал на развалинах [сожженных городов] Галлии и свирепо угрожал [римлянам]!
§ 63. В этой битве со стороны римлян пало 243 солдата и 4 военачальника: трибун корнутов Байнобад, Лаипсо, затем Иннокентий, предводитель латников334, и еще один командир в звании трибуна, имя которого мне неизвестно. На стороне алеманнов наши насчитали 6 тысяч простертых на поле битвы, а кроме того, неисчислимые груды трупов были унесены волнами Рейна.
§ 65. Чтобы еще усилить радость по случаю счастливого исхода [сражения], Юлиан созвал военный совет, распределил награды, благосклонно повелел привести Хонодомара, который, сначала низко склонившись, [вслед за тем] пал перед Юлианом на землю и умолял на языке своего племени о помиловании; его заверили в том, что он может быть спокоен за себя.
§ 66. Через несколько дней после этого его отправили в резиденцию императора, а оттуда в Рим, в лагерь для иноплеменных воинов, где он и умер…
Книга XVIIГл. 1. [После одержанной при Аргенторате победы над алеман– нами Юлиан двинулся в Трес Таберне; он велел транспортировать добычу и пленных в Мец, а сам решил переправиться через Рейн недалеко от Могонциака и напасть на территорию германцев. Узнав о переходе Юлиана через Рейн, германцы сначала стали просить через послов мира, а затем потребовали, чтобы римляне очистили их страну, угрожая в противном случае серьезным сопротивлением. Поведение германцев и дальнейший ход столкновения Аммиан рисует следующим образом:]
§ 6. Устрашенные этим335 варвары покинули тайные засады, которые они устроили в тесных проходах с целью борьбы с нами, и убежали за Мен, чтобы помочь своим.
§ 7. Как это обычно бывает в смутные и неспокойные времена, германцы, устрашенные внезапным нападением нашей конницы, с одной стороны, и привезенных на кораблях воинов – с другой, все же нашли способ ускользнуть благодаря знанию местности, а наши войска после их ухода получили возможность беспрепятственно продвигаться в пределах их территории, производя беспощадное разграбление их богатых скотом и хлебом поселений. Затем римляне подожгли их жилища – построенные по римскому образцу и более тщательно, чем обычно, – предварительно захватив в плен [их обитателей].
§ 8. Когда Юлиан вслед за тем… подошел к лесу, наводившему ужас своей пустынностью и темнотой, он остановился и долго медлил: ибо он узнал от перебежчика, что в потайных подземельях и извилистых переходах спряталось множество врагов, с тем чтобы в благоприятный для них момент выскочить на поверхность земли.
§ 9. Когда римляне, несмотря на это, решились все же смело двинуться вперед, то встретили [на своем пути] лесные тропинки, заваленные срубленными дубами, ясенями и большими еловыми стволами. Поэтому они повернули обратно и шли уже с большей осторожностью: они убедились – без особого неудовольствия – в том, что их дальнейшее продвижение вперед было бы возможно лишь при условии использования весьма трудных и дальних обходных путей.
§ 10. И так как во время сильных холодов такое бесцельное напряжение можно вытерпеть лишь в случае наличия исключительной опасности, – а ведь осеннее равноденствие уже прошло и в данной местности повсюду уже выпал снег, покрывший горы и равнины, – то было начато следующее достопамятное дело.
§ 11. Не встречая никакого сопротивления, римляне вновь заняли крепость, построенную в стране алеманнов по повелению Траяна и названную его именем, а после этого давно уже подвергавшуюся ожесточенному [но безуспешному] штурму [со стороны римлян]…
§ 11 – 12. [Узнав о захвате римлянами этой крепости, алеманны стали просить мира; тогда Юлиан заключил с ними перемирие на 10 месяцев с целью получше укрепить за это время крепость.]
§ 13. По заключении этого договора [к Юлиану] явились три [алеманнских] короля чудовищно-дикого вида; они принадлежали к тем племенам, которые посылали подмогу побежденным при Аргенторате; наконец‐то и они узнали, что такое страх: произнеся принятую у них формулу клятвы, они поклялись в том, что они не станут предпринимать никаких враждебных действий и не будут нарушать договора вплоть до установленного дня, ибо так угодно римлянам; они обещали также не трогать крепость и даже доставлять на собственных плечах провиант, если защитники крепости дадут им знать, что терпят недостаток в нем. И то, и другое они сделали, очевидно, потому, что их коварство обуздал страх.
Гл. 8, § 3. …Юлиан двинулся прежде всего против франков, а именно против тех, которых обычно зовут салическими и которые уже давно проявляли слишком большую дерзость, осмелившись обосноваться со своими жилищами на римской территории, в местности, именуемой Токсандрией. [Юлиан одержал над салиями победу и привел их к покорности.]
§ 6. На хамавов, которые тоже решились на подобное деяние, Юлиан напал с такою же быстротою [как и на салических франков] и часть их перебил, других, оказавших отчаянное сопротивление и попавших в плен, велел заковать в кандалы, а остальным, в страхе бежавшим на родину, он дал возможность пока уйти невредимыми, чтобы не утомлять своих воинов длинными переходами…
Гл. 9, § 1 – 2. [Начав восстановление трех разрушенных крепостей по Мозе, Юлиан оставил в них провианта на семнадцать дней из тех запасов, которые были взяты солдатами с собой в поход], ибо он надеялся, что сможет пополнить из урожая хамавов то, что было отнято у воинов.
§ 3. Но обстоятельства сложились иначе. Ибо хлеб еще не созрел, воины израсходовали взятый с собою провиант и нигде не могли найти себе пропитания…
Гл. 10, § 3. …К Юлиану неожиданно явился король алеманнов Суомар336 со своими [людьми]; он был раньше очень дерзок и причинил своей необузданной свирепостью немало вреда римскому народу; но теперь он полагал, что если ему удастся хотя бы сохранить за собою свои владения, то это уже будет таким успехом, на который трудно было и рассчитывать… [Поэтому], отказавшись от притязаний на власть, он на коленях просил мира.
§ 4. Ему был дарован мир и прощены его прежние проступки при условии возврата пленных и снабжения наших войск съестными припасами в случае необходимости; при этом он должен был, как обыкновенный поставщик, получать при каждой поставке расписки, так что если бы он не предъявил римлянам своевременно расписок, то с него потребовали бы продукты вторично.
§ 5 – 6. [Во владениях337 другого алеманнского короля, Хортара, римские войска произвели ввиду его непокорности жестокие опустошения.] § 6. [При этом] они похищали и увозили с собою скот и людей, а всех сопротивлявшихся убивали без всякой пощады.
§ 7. Потрясенный этой бедою и устрашенный неоднократными опустошительными [вторжениями] римских легионов король [Хортар], видя развалины сожженных деревень, вообразил, что и последние остатки его имущества будут преданы уничтожению, и тоже стал просить пощады. [При этом он дал обещание вернуть пленных, но выполнил его лишь частично.]
