«Я плачу, потому что мне нечего есть», сказал парень.
«Я так и думал, что до этого дойдет», сказал человек.
VII. ЖЕЛТАЯ КРАСКА
В некотором городе жил врач, который продавал желтую краску.
У нее было одно удивительное достоинство: тот, кто натирался ею с головы до пят, навсегда освобождался от опасностей жизни, уз греха и страха смерти. Так врач писал в своих проспектах; так говорили все жители города; не было для тех людей ничего более важного, чем должным образом окраситься, и ничто не вызывало у них большего восхищения, чем зрелище чужой окраски.
Жил в том же самом городе молодой человек из очень хорошей семьи, который вел не совсем скромную жизнь; он достиг возраста мужественности и не слишком торопился покрывать себя краской. «Подождем до завтра», говорил он; а когда наступал следующий день, он снова откладывал решительный шаг. Он мог продолжать так до самой смерти; однако у него был друг почти такого же возраста и сходного нрава. И этот молодой человек, прогуливаясь по центральной улице без единого пятнышка краски на теле, попал под телегу водовоза и погиб в расцвете наготы. Это потрясло второго юношу: я никогда не видел человека, который бы так серьезно намеревался окраситься; и в тот же вечер, в присутствии всего семейства, с подобающей музыкой и с громким плачем, он был окрашен три раза и еще слегка отлакирован. Врач (который и сам был тронут до слез) говорил, что никогда не трудился так тщательно.
Примерно два месяца спустя молодого человека принесли на носилках к дому врача.
«В чем же дело?» — закричал он, как только дверь отворили. «Меня должны были освободить от всех опасностей жизни; и вот я здесь, я попал под ту же самую телегу и сломал ногу».
«Вот это да!» — сказал врач. «Это очень грустно. Но я чувствую, что должен объяснить вам действие моей краски. Сломанная кость — ужасное мелкое происшествие; но она принадлежит к разряду несчастных случаев, в которых моя краска совершенно бессильна. Грех, мой дорогой юный друг, грех - единственное бедствие, которое должен предчувствовать мудрый человек; именно от греха я помог вам уберечься; и когда вы испытаете соблазн, вы расскажете мне новости про мою краску».
«Ах!» — сказал молодой человек. «Я этого не понимал, и это кажется не слишком утешительным. Но я не сомневаюсь, что все делается к лучшему; а пока я буду вам крайне обязан, если вы поправите мою ногу».
«Это не по моей части», сказал врач. «Но если ваши носильщики доставят вас за угол к хирургу, я уверен, что он сможет помочь».
Примерно три года спустя молодой человек явился снова. Он примчался в дом врача в крайнем волнении. «Что же это?» — кричал он. «Я должен быть свободен от бремени греха; а я только что совершил подделку документов, поджог и убийство».
«Вот это да!» — сказал врач. «Это очень серьезно. Снимите одежду немедленно». И как только молодой человек разделся, врач осмотрел его с головы до пят. «Нет!» — воскликнул он с немалым облегчением. «Ни один слой не поврежден. Не стоит унывать, мой молодой друг, ваша краска так же хороша, как новая».
«Боже всемогущий!» — закричал молодой человек. «Но какая же тогда может быть от нее польза?»
«Ну», сказал врач, «я полагаю, что нужно объяснить вам характер действия моей краски. Она не совсем предотвращает грех; она вместо этого уничтожает болезненные последствия. Это имеет значение не столько для нашего мира, сколько для следующего. Действие ее не касается жизни; короче говоря, я вас подготовил к смерти. И когда вы соберетесь умирать, то расскажете мне много нового про мою краску».
«Ах!» вскричал молодой человек. «Я этого не понимал, и это кажется не слишком утешительным. Но я не сомневаюсь, что все делается к лучшему; а пока я буду крайне обязан, если вы поможете мне загладить зло, которое я принес невинным людям».
«Это не по моей части», сказал врач. «Но если вы отправитесь за угол в полицейский участок, я уверен, что это поможет вам справиться с проблемой».
Шесть недель спустя врача вызвали в городскую тюрьму.
«Что же это такое?» — кричал молодой человек. «Я буквально пропитан вашей краской; я сломал ногу и совершил все мыслимые преступления, и меня должны завтра повесить; а пока страх настолько велик, что я даже не нахожу слов для его описания».
«Вот это да!» — сказал врач. «Это и впрямь удивительно. Хорошо, хорошо; возможно, если б вы не были окрашены, вы были бы напуганы еще сильнее».
VIII. СТАРЫЙ ДОМ
Как только ребенок начинал говорить, на него надевали кандалы; мальчики и девочки, играя в свои игры, двигались как осужденные преступники.
Несомненно, это выглядело еще более жалко и переносилось куда более болезненно в юности. Даже взрослые люди передвигались крайне неловко и часто страдали от язв на ногах.
Когда Джеку исполнилось десять лет, в той стране появилось великое множество чужеземцев. Мальчик видел, как легко они преодолевают огромные расстояния, и это поразило его. «Интересно, как это получается», спросил он, «все эти чужеземцы так быстро передвигаются, а мы должны медленно ползать в наших оковах?»
«Мой милый мальчик», сказал его дядя, вероучитель, «не плачь о своих оковах, поскольку они — единственное, ради чего стоит жить. Несчастны, нехороши, недостойны все те люди, которые не скованы так, как мы. Кроме того, хочу тебе сказать, что это очень опасный разговор. Если ты будешь проклинать свои кандалы, тебе ни в чем не будет удачи; если ты когда-нибудь снимешь их, ты будешь тотчас поражен ударом молнии».
«А почему не ударяет молния в этих чужестранцев?» спросил Джек.
«Юпитер долготерпелив к отсталым», объяснил вероучитель.
«Честное слово, мне хотелось бы оказаться не столь удачливым», сказал Джек. «Ведь если б я был рожден отсталым, я мог бы теперь свободно ходить; ведь нельзя отрицать, что носить железные оковы неудобно и что язвы сильно болят».
«Ах!» — вскричал его дядя. «Не завидуй язычникам! Печальна их судьба!
Ах, бедные души, если б они только познали радости оков! Бедные души, мое сердце тоскует о них. Но истина в том, что они отвратительные, глупые, наглые, жестокие, вонючие скоты, а не люди — ибо что такое человек без оков?
— и тебе не следует касаться их или говорить с ними».
После этого разговора ребенок, встретив на дороге свободных людей, всегда плевал в их сторону и называл их разными словами, которые были в ходу у детей в тех краях.
Но однажды, когда ему исполнилось пятнадцать, он вошел в лес, и язва причинила ему боль. Это был чудесный день, небо было чистым; птицы вокруг пели; а Джек лечил свою ногу. Тут зазвучала другая песня; она казалась куда более веселой, чем обычные песни; в то же самое время послышался звук шагов.
Джек отбросил целебные листья; а потом в зеленой лощине появился парень из его собственной деревни, он прыгал, танцевал и что-то пел; и на траве рядом с ним валялись оковы танцора.
«О!» — закричал Джек. «Ты сбросил свои оковы!»
«Ради Бога, не говори своему дяде!» заплакал парень.
«Если ты боишься моего дяди», ответил Джек, «отчего ты не боишься удара молнии?»
«Это всего лишь старые сказки», ответил юноша. «Их просто рассказывают детям. Многие из нас приходят сюда, в лес, и по ночам танцуют вместе, и ни с кем ничего не случается».
Это навело Джека на множество новых мыслей. Он был серьезным парнем; он не хотел танцевать; он носил свои оковы и терпел свои язвы без единой жалобы. Но ему не нравилось, когда обманывали его или кого-то еще. Он начал прятаться в укромных уголках дороги, поджидая путешествующих язычников, чтобы в сумерках, оставаясь невидимым, беседовать с ними; и они были очень рады побеседовать с любопытным юношей и поведали ему немало интересного.
Ношение оков (сказали они) не было повелением Юпитера. Это было приказание бледнолицего существа, волшебника, он обитал в той стране в Древнем лесу. Он был подобен Главкусу, который мог принимать любой облик, но все-таки его всегда можно было узнать; ибо когда его собирались убить, он кулдыкал как индюк. У него было три жизни; но лишение третьей будет его погибелью; в тот миг его колдовской дом исчезнет, оковы падут и деревенские жители возьмутся за руки и станут танцевать как дети.
«А в вашей стране?» — спрашивал Джек.
Но при этом путешественники единодушно прерывали его; так случалось, пока Джек не начал подозревать, что на земле не было ни единого счастливого уголка. А если он существовал, то его обитатели оставались дома; и это было вполне понятно.
Но случай с оковами повлиял на него. Образы хромающих детей постоянно являлись ему; их стоны и боль от язв часто ему мерещились. И наконец он решил, что рожден освободить всех узников.
Был в той деревне небесный меч, сотворенный на наковальне Вулкана. Им никогда не пользовались, только в храме, да и то лишь тупой стороной. Меч висел на гвозде у дымохода вероучителя.
Однажды после наступления темноты Джек встал, взял меч и в темноте ушел из дома и из деревни.
Всю ночь он шел без передышки; а когда настал день, он встретил незнакомцев, собиравшихся на поля. У них он справился о Древнем лесе и колдовском доме; и одни говорили, что это место находится на севере, а другие — что на юге; так продолжалось, пока Джек не понял, что они обманывают его. Теперь, спрашивая у кого-нибудь дорогу, он обнажал свой сверкающий меч; при этом оковы на лодыжке человека звенели и отвечали на вопрос; и ответ всегда был один: ПРЯМО. Но один человек, когда его оковы заговорили, плюнул, ударил Джека и начал бросать в него камни; Джек был сильно ранен в голову.
В конце концов он достиг леса, и вошел в него, и обнаружил дом в низине, где росли грибы, сплетались ветви деревьев и поднимался огромными клубами пар от болот. Это был прекрасный дом, но очень хаотичный; некоторые части его были древними, как сами холмы, а некоторые как будто вчера построены, но ни одна часть не была завершена; и дом оставался открытым со всех сторон, так что войти в него можно было откуда угодно.
Однако дом находился в хорошем состоянии, и из всех труб шел дым.
Джек вошел через фронтон; и внутри оказались комнаты, все пустые, но частично обставленные, чтобы человек мог там жить; и в каждой был пылающий очаг, возле которого человек мог согреться, и стоял накрытый стол, где он мог поесть. Но Джек нигде не видел ни единого живого существа; только останки чьей-то трапезы.
«Это дом для странников», сказал Джек. «Но земля здесь, должно быть, слишком болотистая, поскольку при каждом шаге здание трясется».
Он провел в доме некоторое время, а потом ощутил голод.
Тогда он взглянул на еду и поначалу испугался; но он обнажил меч и в сиянии меча стало ясно, что продукты хороши. Тут он набрался храбрости, чтобы сесть и перекусить, после чего окреп телом и душой.
«До чего странно», подумал он, «в колдовском доме оказалось столько вкусной еды».
Пока он ел, в ту комнату вошел его дядя, и Джек до того испугался, что выхватил меч. Но дядя был необычайно добр, присел с ним за стол и похвалил его за то, что он взял меч. Никогда прежде им не было так хорошо вместе, и Джек был полон любовью к этому человеку.
«Это было очень хорошо», сказал ему дядя, «взять меч и прийти в Старый дом; мудрая мысль и храбрый поступок. Но теперь ты счастлив; и мы можем вместе вернуться домой к обеду».
«Нет, дядюшка, нет!» сказал Джек. «Я еще не счастлив».
«Как!» воскликнул дядя. «Ты не согрелся у огня? Тебе не понравилась эта еда?»
«Я вижу, что пища очень недурна», сказал Джек; «но все это не доказывает, что люди должны носить оковы на правой ноге».
И тогда призрак его дядюшки закулдыкал, как индюк.
«О Юпитер!» воскликнул Джек, «неужели он и есть волшебник?»
Его руки опустились и сердце замерло в груди, поскольку он любил дядюшку; но он поднял меч и ударил призрака в голову; и призрак громко закричал голосом дяди и упал на землю; и маленькая бескровная белая тварь выбежала из комнаты.
В ушах у Джека звенело, и коленки его дрожали, и совесть его была неспокойна; но он все равно не терял присутствия духа, и оттого пробудилась в душе его жажда крови того чародея. «Если оковы должны пасть», сказал он, «мне нужно пройти через все это, а когда я вернусь домой, то увижу своего дядю танцующим и поющим».
И он отправился в погоню за бескровной тварью. В пути он встретил призрак своего отца; и отец сердился, и кричал на него, и напоминал о сыновнем долге, и предлагал ему вернуться домой, пока еще есть время. «Ведь ты еще можешь», сказал он, «прийти домой к закату. И тогда все будет прощено».
«Видит Бог», сказал Джек, «я боюсь твоего гнева; но все же твой гнев не доказывает, что люди должны носить оковы на правой ноге».
И тогда призрак его отца закулдыкал как индюк.
«Святые небеса!» вскричал Джек. «Это опять волшебник!»
Кровь, казалось, застыла в теле, и руки его предали, поскольку Джек любил своего отца; но он все же поднял меч и вонзил его в сердце призрака; и призрак громко закричал голосом его отца и упал на землю; и маленькая бескровная белая тварь бросилась прочь.
В ушах у Джека звучал этот крик, и душа его затмилась; но теперь в ней пробудилась ярость. «Я сделал то, о чем не осмеливался и подумать», сказал он. «Теперь я пойду до конца или погибну. И когда я вернусь домой, молю Бога, чтобы это оказалось сном. И тогда увижу своего отца танцующим и поющим».
Так он продолжал гнаться за бескровной тварью; и в пути он встретил призрак своей матери, и она плакала. «Что ты наделал?» — кричала она. «Что же ты наделал? О, вернись домой (ты будешь там к часу сна), пока ты не принес мне еще больших горестей; ибо достаточно того, что ты сразил моего брата и своего отца».
«Дорогая мать, это не их я сразил», сказал Джек. «Это был всего лишь чародей, принявший их облик. И даже если ты и права, это все равно не доказывает, что человек должен носить оковы на правой ноге».
И в то мгновение призрак закулдыкал как индюк.
Он так и не понял, как сделал это; но он взмахнул мечом и разрубил призрак надвое; и тот громко закричал голосом его матери; и пал на землю; и когда он упал, дом над головой Джека исчез, и он стоял один в лесу, и кандалы с его ноги упали.
«Что ж», сказал он, «чародей теперь мертв, и оковы исчезли». Но крики все еще звучали в его ушах, и день казался ему ночью.
«Это было страшное дело», сказал он. «Мне нужно выбраться из леса, и посмотреть, сколько добра я сделал другим людям».
Он хотел оставить оковы там, где они лежали, но когда собрался в обратный путь, то передумал. Он наклонился и повесил оковы на грудь; и грубое железо ранило его, и на груди появилась кровь.
И когда он вышел из леса на дорогу, он повстречал людей, которые возвращались с работы; и те, которых он встречал, не носили оков на правой ноге, но увы! — они носили оковы на левой. Джек спросил их, что это значит; и они ответили: «Это новое облачение, ибо старое теперь считают суеверием».
Тогда он присмотрелся к ним повнимательнее и обнаружил, что на левых лодыжках появились новые язвы, а старые справа еще не зажили.
«Помилуй меня Боже!» — закричал Джек. «Мне лучше пойти домой».
А когда он вернулся домой, там лежал его дядя, пораженный в голову, и его отец, пронзенный в сердце, и мать, рассеченная надвое. И он сел в пустом доме возле распростертых тел и заплакал.
МОРАЛЬ
Дерево старо и плод хорош,
Древний лес особенно пригож.
Дровосек, душою крепок ты?
Берегись, ведь корни непросты:
Матери любовь, душа отца
Исчезают, коли рубишь до конца.
IX. ЧЕТЫРЕ РЕФОРМАТОРА
Четыре реформатора встретились под кустом ежевики. Все они согласились, что мир следует изменить. «Мы должны отменить собственность», сказал один.
«Мы должны отменить брак», сказал второй.
«Мы должны отменить Бога», сказал третий.
«Я хочу, чтобы мы отменили труд», сказал четвертый.
«Давайте не будем удаляться от практической политики», сказал первый.
«Прежде всего нужно сократить население до среднего уровня».
«Прежде всего», сказал второй, «нужно дать свободу полам».
«Прежде всего», сказал третий, «нужно выяснить, как это сделать».